Третий камень

Шато под Амьеном, к северу от Парижа. Стены поскрипывают в темноте. Дом принадлежит старику‑палеонтологу, и у фон Румпеля есть все основания полагать, что именно сюда три года назад в суматохе первых дней оккупации бежал начальник охраны парижского музея. Уединенное место среди полей, за живыми изгородями. Фон Румпель по лестнице поднимается в библиотеку. Книжный шкаф отодвинут от стены, за ним – сейф. Гестаповский специалист молодец – на шее стетоскоп, даже фонарика не включил. Через несколько минут сейф уже вскрыт.

Старый револьвер, коробка сертификатов, столбик почерневших серебряных монет. И в обитой бархатом коробочке – голубой алмаз грушевидной огранки.

Алое нутро камня вспыхивает на мгновение и тут же гаснет. У фон Румпеля надежда туго сплетена с нетерпением: он почти у цели. Вероятность – одна вторая, ведь это же много? Однако, еще не поднеся камень к лампе, он понимает: это тоже работа Дюпона.

Все три подделки найдены, все везение истрачено. Врачи говорят, что опухоль снова растет. Война вошла в пике: немцы отступают из России, через Украину, по щиколотке Италии. Очень скоро всем в штабе рейхсляйтера Розенберга – всем, кто прочесывает библиотеки, ищет древние свитки, спрятанные полотна импрессионистов, – раздадут винтовки и отправят их на передовую. В том числе фон Румпеля.

Владелец камня, покуда алмаз у него, будет жить вечно.

Нельзя сдаваться. И все же голова как чугун, руки налились тяжестью.

Один камень в музее, другой у мецената, третий отправили с начальником службы охраны. Кого должны были выбрать третьим гонцом? Гестаповец, держась левой рукой за дверцу сейфа, внимательно смотрит на фон Румпеля, и тот не в первый раз вспоминает удивительный деревянный ящик в музее. Вроде коробочки‑головоломки. Во всех своих разъездах он не видел ничего подобного. Кто мог такое придумать?

Мост

Во французской деревушке, далеко к югу от Сен‑Мало, на мосту взорвался немецкий грузовик. Погибли шесть солдат‑немцев. Оккупационные власти винят террористов. «„Ночь и туман“[37], – шепчут старухи, пришедшие навестить Мари‑Лору. – За каждого убитого боша будут расстреливать десять наших». Полиция ходит от дома к дому, требуя, чтобы все трудоспособные мужчины выходили на принудительные работы. Копать окопы, разгружать вагоны, возить тачки с цементом, строить заграждения против американцев и англичан. Каждый, у кого есть силы, обязан укреплять Атлантический вал[38]. Этьен стоит в дверях, с медицинской справкой в кармане. Холодный ветер дует ему в лицо, унося страхи в прихожую.

Мадам Рюэль шепчет, что немцы убеждены: взрыв связан с передачами подпольной радиостанции. Сейчас они перекрывают берег – растягивают колючую проволоку, ставят деревянные «рогатки». Доступ на укрепления уже ограничен.

Она отдает батон, и Мари‑Лора спешит домой. Там Этьен разламывает хлеб и находит внутри очередную полоску бумаги. Еще девять чисел.

– Я думал, они сделают перерыв.

Мари‑Лора думает об отце.

– Может быть, дядюшка, сейчас это даже важнее, чем было раньше?

Он ждет до темноты. Мари‑Лора сидит в шкафу, фальшивая задняя стенка отодвинута. Слышно, как включаются микрофон и передатчик. Тихий дядин голос читает числа. Затем звучит мелодия – сегодня все больше виолончели – и обрывается на середине музыкальной фразы.

– Дядя?

Он медленно, неуклюже спускается по лестнице и берет Мари‑Лору за руки:

– Та война, на которой погиб твой дедушка, забрала шестнадцать миллионов человек. Полтора миллиона одних только французских ребят, из которых почти все были младше меня. Два миллиона немцев. Если выстроить их в цепочку, она бы шла мимо наших дверей одиннадцать суток. То, что мы делаем, Мари, – это не дорожные указатели поворачивать. И не письма на почте путать. Эти числа – больше чем числа. Понимаешь?

– Но мы же хорошие, правда, дядя?

– Да. Надеюсь, что да.

Date: 2015-07-23; view: 352; Нарушение авторских прав