ГЛАВА 14. Один Бог знает — как, почему собираются люди под од­ну крышу?

Один Бог знает — как, почему собираются люди под од­ну крышу? Как собираются люди в одну палату? С таких отдалённых концов огромной страны мы собраны сюда — зачем, для чего?

Ужин пролетел, медсестры нас накормили и сами пош­ли чай пить. Наташка лежала с закрытыми глазами на сво­ей кровати. Наташка ждала, сама не понимая, чего ждёт больше — ответа «да», или ответа «нет».

А Наденька уже ответила — «да». Серёжка нравился ей, и чувствовала она примерно то же, что и он. Дверь на ве­ранду была чуть-чуть приоткрыта, и слышно было, как Стёп­ка выкатывает чью-то кровать.

Стёпка заглянул со стороны веранды, постучал в стекло:

— Наденька! Вывезти тебя?

— Я вывезу! — отозвалась Наташка. — Ей очень хоте­лось выйти на веранду. «Зачем я написала эту записку, за­чем, зачем! Просто так обидно стало, что я всё одна да од­на. А Славик симпатичный такой, и самый порядочный из всех, не то, что эти... Но я же не хотела!» Наташка подо­шла к зеркалу, посмотрела на себя.

«Я — ничем не хуже этой Аськи!» — подумала она и взя­лась за спинку Наденькиной кровати.

В таких вот растрёпанных чувствах она и выбралась на балкон, изрядно встряхнув Наденьку на пороге веранды.

В одном углу веранды стояла кровать Серёжки, в другом — кровать Славика. Наташка подвезла Наденьку к Се­рёжке, а сама пошла к сторону Славика, пошла медленно, неуверенно, сама не понимая — зачем это она идёт. И всё же шла, шла, как заворожённая, повинуясь неведомым силам своего сердца.

— Наташка... извини... ты такая девчонка хорошая... умная такая... извини, Наташка... — мямлил Славик, не в силах поднять на неё глаз.

«Дурак я, — думал он. — Надо было подружить с На­ташкой сначала, потом видно бы было. Поссорились бы, как все. Светка бы не делась от меня никуда. Теперь сижу здесь, как дурак, оправдываюсь. Эх!»

В это время стукнула дверь на веранду, и Стёпка с Саш­кой выкатили кровать, на которой, во всей своей красе, вос­седала десятиклассница Светка, вся в завитых белых локо­нах, с подкрашенными глазами и губами.

Наташка поняла всё. Сказать по правде, была она даже как бы рада такому ходу событий. Она не расплакалась, а поджала губы и, ни слова не говоря, пошла с веранды.

«Значит, я права! Некого мне тут любить, не с кем дру­жить!»

Наташка вошла в палату, и молча наела босоножки вместо тапочек.

— Наташка, ты в самоволку? — Нинка аж приплясывает на кровати. — Купи банку килек в томате, а то трубы горят!

Хорошо нас кормили, но у Нинки — аппетит, как у мужика здорового. Весь ужин умнёт, и через пол часа у неё уже горят трубы, и просят килек в томате. И обязательно — чтоб с чёрным хлебом, а ещё лучше — с бородинским, ко­торый Нинка всем нянечкам заказывает, но получает ред­ко, так как нет его в окрестных магазинах.

— Иди и сама покупай, я тебе не слуга! — отвечает Наташка. Разве может она сказать кому-то — как тяжело ей сейчас, как обидно и как тоскливо. Какие тут кильки в томате?

Наташка частенько ходит в самоволку. А что? По ней не видно ничего — не хромая, не на костылях. Денег у неё много. Пойдёт, купит пирожных пару штук, да съест. Или колбаски докторской — вообщем, того, чего в санато­рии не дают. Бывает, что накупит конфет, и всех угощает — под настроение.

— Наташка, купи! — просит Нинка.

Хочешь, пошли вместе — тут близко! — вдруг пред­лагает Наташка. — По палате же бегаешь!

«Нет, пусть хоть кто-то будет рядом, хоть Нинка!» — по­думала Наташка. — «Не могу я быть одна сейчас!»

— А что — точно, пошли! — Нинка как будто ждала, как будто поняла Наташку, откликнулась сразу. — Всё, я с тобой иду!

— Нинка, не ходи!

— Не ходи, Нинка! — все девчонки пытаются удержать Нинку, даже Светик.

Но Нинку уже понесло, её уже не уговорить. У неё есть припрятанный резиновый бинт, она плотно перематывает больное колено. Ещё минута, и Нинка готова.

Две лёгкие тени выпархивают из палаты на лестницу. Че­рез минуту Нинка возвращается. Она просовывает в дверь свою шуструю смугловатую физиономию, убирает со лба темные, ровно и коротко подстриженные волосы. Она по­хожа издали на мальчика— цыганёнка. Она шипит:

— Машка, сделай куклу!

— Чего?

— Сделай куклу на кровати моей, как будто бы я сплю!

— Да кто поверит, что ты спишь, в восемь-то часов! Лад­но, иди, сделаем!

Улетела Нинка, как лёгкий ветерок. Всё стихает на минуту, только слышно, как бренчит на гитаре Костик, выводя, сбиваясь, и снова выводя: Мерно шагая вдали, Объят предрассветною мглой, Караван большого Али Возвращается домой...

— Эх, забыли опять Любе батарейки заказать! Так мой «Меридиан» уже неделю молчит. — Аська скучает. Уроки делать неохота, а по телевизору нету ничего. Телевизора в палате нет, есть только в холле. Да и то скрипит весь.

«На телевизор» выезжают редко, если только фильм ка­кой-нибудь, или в выходной. Выезжают сразу по нескольку человек. А кому охота сидеть одному в пустом холле?

Чего? А? — Маша с трудом отрывается от книги. Вот уж книгочейка! Библиотека в санатории хорошая, и библиотекарша приходит два раза в неделю. Можно ей книги заказывать, она ищет и приносит. А как заказывать, когда не знаешь, чего заказывать? Поэтому, как книга хорошая попадётся, так Машу не оторвать. Аська тоже лежит с книгой на пузе, но толку от этого нет.

То, что Славик и Светка из десятого выехали сегодня на веранду, затронуло и Аську. Аська давно поглядывала в сто­рону Славика, хотя бы по той причине, что только трое из обоих классов — подходили ей по росту.

Джем сердца Аськи не трогал совершенно, а вот Славик, и Витька, были предметами её мечтаний, причём попере­менно. И всё-таки Славик волновал её больше, чем Вить­ка. И вот...

— Маша! Славик-то со Светкой, ты поняла?

— А? Да, я поняла. Аська, прекрати расстраиваться!

— Маша, ну почему так? Кто-то влюбляется, целуется, а мы с тобой никак! И никто нам дружить не предлагает. Мы что, какие-то не такие, что ли?

— Мы — такие, как надо! Наша любовь — впереди.

— Ага! Как в песне поётся: «Кто ты, тебя я не знаю, но наша любовь впереди...» Сколько ждать ещё? А, Маша? Сколько ждать?

— А что сделаешь? Подождём! — определённо, Маша философ.

— Подождём. У моря погоды... — Аська откинулась на подушку, и попробовала снова взглянуть в книгу. Буквы смешались в её глазах, поплыли. Нет, не плакала Аська. Просто лежала с закрытыми глазами. «Подождём», — по­вторила она про себя ещё раз.

Хорошее это время — после ужина. Мариэта пишет письмо, старательно выводя армянские буквы. «Здравствуй, дорогая мамочка!»

Date: 2015-07-23; view: 370; Нарушение авторских прав