Жан Одран

Еще чуть-чуть, и Жан Одран, поглаживающий большим и указательным пальцем свои тонкие джентельменские усики, выглядел бы впечатляюще – в своем блейзере цвета морской волны, с золотыми пуговицами, и своих брюках из белого альпака. Еще чуть-чуть, и он сошел бы за светского человека – будь у него яхта, сочетающаяся с его блейзером, не будь альпака потерта на ягодицах, и будь он сам помоложе лет на двадцать. Но что поделать – Жану Одрану семьдесят один год, он трепач, и над ним посмеиваются опытные физиономисты из казино в Аяччо. Но несмотря ни на что, Жан Одран продолжает верить, что наконец-то дорвался до киношной жизни, о которой всегда мечтал. Сорок лет он заведовал бухгалтерской отчетностью в крупной морской кампании Круизы Балло и, теперь, выйдя на пенсию, всецело посвящает себя порочной своей страсти. Когда он оказывается перед рулеткой, его охватывает ощущение полноты жизни, за столом, где играют в блекджек, он обретает желанный накал эмоций, даже глядя на вращающийся барабан игрального автомата, он дрожит от волнения. Прежде он довольствовался тем, что провожал взглядом уходящие в море пассажирские суда своей кампании, теперь же настал его черед тешить себя иллюзией собственного богатства.

Воплощение его мечты длилось ровно столько, сколько потребовалось для того, чтобы растратить все его сбережения за сорок лет, наследство жены, два банковских кредита и скромную ссуду, наивно предоставленную ему одним из двоих его сыновей. Хорошо еще, что его горгона-жена Ивонна присматривает за домом в Аяччо, иначе давным-давно бы уже запылилось зеленое сукно! Сегодня Жан Одран проигрался в пух и прах – он разгромлен и обобран подчистую. Сухая чистка! Только что последний свой жетон он отдал одному из одноруких бандитов в холле казино. Это ужасно, последний жетон… Охранник, провожая его взглядом на выходе, не в силах сдержать хохота. Он смешон и жалок, как старый промокший пудель.

Он шатается по порту, гордо выпячивая грудь, при виде какой-нибудь неопытной простушки. И еще этот сынок, выпендрежник Лоран, отказывает ему в поручительстве по ссуде. Хотя прилично зарабатывает: его отели в Порто-Веккьо и Бонифачо вечно переполнены. Мало того, за пятнадцать лет – ни одной бомбы: да он просто обязан раскошелиться и уплатить «корсиканский налог», а как же! Во каковы детки, неблагодарные, несговорчивые, бессовестные обманщики, да еще читают тебе нравоучения! Будто так уж много он просит… Скромное денежное обеспечение. Думаешь, ему есть дело до благополучия старого отца? Подонок! А невестка и того хуже! Расстарался найти точное подобие своей мамочки, только помоложе – паршивец! Тощая и узловатая, как оливковое дерево, милая и грациозная, как ночной горшок! И такая же заскорузлая, как Ивонна. Ах, чтоб она сдохла, эта старуха. И проклятый домишко стоит сейчас раз в двадцать дороже, чем он за него уплатил тридцать лет назад. А может, и того больше! Она цепляется за него, как мидия за камень, держась с таким упорством, как род Гримальди за скалу по прозвищу Монако! Старая подошва! За цену, которую дали бы за эту развалюху, он смог бы играть по-крупному лет десять, достаточно времени, чтобы умереть красиво!

Сидя на швартовой тумбе, он смотрит на мерцающие отблески воды в порту. И мурлычет:

«Видишь, как танцует море

Вдоль заливов ясных…»

Заливы-то ясные, но горизонты пасмурные. При мысли о том, что ему оставаться навеки в своей развалюхе со своей горгоной… Отчего бы не сыграть в рами, раз уж он здесь! Тяжело вздыхая, он поворачивает в сторону террасы кафе, где хорошенькие девушки выставляют напоказ свою анатомию, провоцируя мужчин на развратные действия. В моду вошел пирсинг, ему это не очень по вкусу. То, что в носу, на языке, еще куда ни шло, гм… Но если представить, как это выглядит на соске, на большой губе, это должно быть…

Внезапно он застывает от неожиданности. И спешно укрывается за большой зонт. Сесть он не может, иначе придется заказывать напиток. Как перейти, чтобы он его не заметил?

Этот паршивец здесь! Вдали от бюро и от администрации своих гостиниц на южном берегу. Лоран, его сынок, рассиживается на террасе кафе в порту Аяччо! Черт подери! На кой он здесь торчит в разгар июля! Вместо того, чтобы в самый высокий сезон вкалывать на своих туристических фабриках! Присутствие его объясняется просто: напротив него сидит девица. Лет двадцати пяти – тридцати. Видная, на недотрогу не похожа, на ней маленькое красное болеро, так и просится, чтобы его раскрыли. Ах, надо видеть, как она на него уставилась своими огромными светлыми глазами…

Жан Одран возвращается под тень табачного киоска, делает вид, что листает прессу и мельком поглядывает на террасу, где нежно воркует Лоран. Факт налицо! Он обманывает свой ночной горшок! Но вы только посмотрите! Как он ее чмокает… Ах, ты, засранец, попробуй-ка теперь почитать мне мораль!

Гениальная идея! Черт, ведь у него должно оставаться в кармане еще два или три евро! Да! Вот красивая чистенькая бумажка в пять евро! Они еще хрустят, эти новенькие твари! А с ним, с паршивцем, стоит поиграть. Он поставит на эту лошадку, расчет верен. И еще сыграет на первые три места!

– Добрый вечер, мадам. Будьте так любезны, дайте мне аппарат одноразового пользования. Да, вон тот, голубой. Он подходит для натурной съемки?

Date: 2015-07-22; view: 437; Нарушение авторских прав