Антрацит

ЧАРЛИ: Во дворе уже ждал тот парень из BMW, он отвел нас в большой пустой гараж, где можно было оставить машины. Когда мы слезли с мотоциклов, он приобнял нас за плечи, сказал, что его зовут Игорь, и направился к дому. Остановившись перед большим грязным участком с перекопанной землей, который, очевидно, собирались обустроить под сад, он принял позу генерала, обозревающего свои войска на поле перед битвой. «Мой дом, – сказал Игорь, – ваш дом».

Большие стальные ворота, выходящие на дорогу, закрылись. Игорь представил нам жену Галу, дочь‑подростка и еще несколько человек, стоящих рядом, а потом начал рассказывать о себе.

«Так вы плавали на кораблях? – спросил я. – По всему миру? Вы моряк?»

«Перу… Аргентина. Три года на подводной лодке и двенадцать лет на рыболовных судах».

«На подводной лодке?! Ух ты!» «Ага. В Атлантике. Советский атлантический патруль», – рассказывал он, поднимаясь по мраморным ступенькам к входу в дом. Гала хихикала, прикрывая рот рукой, пока мы снимали свои грязные ботинки. Нас одолевало смущение, ведь приходилось демонстрировать совершенно незнакомым людям то, что воняло, как вымоченная в уксусе тухлая рыба. Игорь провел нас на второй этаж, а потом мы поднялись по спиральной лестнице в большое мансардное помещение. Там был Владимир (наш первый друг‑полицейский), который все объяснил: ему пришлось обратиться к Игорю, потому что его жена не разрешила оставить нас на ночь.

«Будете спать здесь. Вся комната ваша», – сказал Игорь. Комната оказалась очень просторным помещением, занимающим весь третий этаж, с деревянным полом и потолком. Мебели было немного, но достаточно: пара кресел, комод, да в углу на ремне висел автомат.

«Большая война, – гордо сказал Игорь, показывая на автомат. – Большая война… вторая!» Он дернул затвор и нажал на курок. Раздался щелчок. Мы с Эваном облегченно вздохнули. Не заряжен.

Игорь улыбнулся и одобрительно покачал головой. «Партизаны, – сказал он. – Русские борцы за свободу».

ЭВАН: Мы сняли пропотевшие дорожные костюмы, сходили в душ и спустились вниз, где на большой белой кухне Игорь раздавал руководящие указания. Со своими черными, гладко зачесанными назад волосами, густыми усами и смуглой кожей он мог сойти за итальянца. Игорь стоял в черной рубашке и брюках с отутюженными стрелками, облокотившись на кухонный шкаф, и был ужасно похож на молодого Роберта де Ниро в «Крестном отце‑II». Мне кажется, он это знал и даже пытался подчеркнуть сходство.

«Садитесь», – сказал Игорь, указав на большой стол, покрытый бело‑зеленой клетчатой скатертью. Нам налили вина, кофе, воды и раздали фотографии, а Игорь начал рассказывать о своей службе на советской подводной лодке. Английский он знал плохо, поэтому на помощь призвал дочь и друга. «Я на подлодке, – сказал он, протягивая мне одну фотографию. – С Калашниковым». На всех фотографиях был Игорь. И везде он был с оружием. На одной, например, Игорь стоял на верхней палубе с винтовкой за спиной и со шлангом, зажатым между ног, из которого била струя воды. «Наша подлодка, – сказал он, со смехом глядя на эту фотографию. – Называлась „Эпсон“.

Пока Гала что‑то готовила у него за спиной, Игорь рассказывал о своем прошлом. Он работал турбинным механиком на подлодке в атлантических подводных патрулях с 1981 по 1984 годы. Они по три месяца безвылазно находились в атомных субмаринах, оснащенных сверхсекретной гидроакустикой, и несли службу в водах Атлантики в самый разгар «холодной войны». Потом Игорь перешел в торговый флот и проработал еще 15 лет на советских рыболовецких судах. Еще после возвращения на сушу он успел поработать шахтером и год просидеть без работы.

На следующей фотографии Игорь стоял с музыкантами. Они все были одеты в морскую форму: синие рубашки с широким воротом, обрамленным двумя белыми полосками. «Пьяные сильно», – засмеялся Игорь, качнувшись на каблуках. «Советские люди…», – добавил он, как будто бы это все объясняло.

Потом Игорь показал фотографию, где он был снят на фоне советского агитационного плаката. На плакате красовался гориллоподобный американский солдат: он тыкал перед собой винтовкой со штыком и скрежетал зубами, попирая ногами в тяжелых ботинках земной шар. Враг, борющийся за мировое господство, – явно говорил этот плакат.

«Безумное время, – пожал плечами Игорь. – Есть будете?»

«Э‑э… а вы будете? – переспросили мы, не зная точно, как себя вести. – Вы тоже будете есть? Мы будем все вместе?..»

«Все очень просто, – сказал Игорь. – Вы голодны?»

«Да», – хором воскликнули мы с Чарли.

«Тогда ешьте».

И тут в дверь позвонили. Я сидел спиной к входу, потом развернулся и увидел крупного, сурового вида мужчину. У него были прищуренные глаза и большие руки боксера‑профессионала, одну из которых он протянул мне. Мы обменялись рукопожатием.

«Владимир», – произнес он низким густым голосом.

«Эван», – назвался я, стараясь не сглотнуть. Я повернулся к остальным. Чарли сидел напротив, глядя через мое плечо, и тут глаза его стали расширятся. «Он снимает кобуру», – прошептал он. «Что?»

«Он… снимает… кобуру», – прошипел Чарли.

Стало страшно. Я перестал понимать, что мы делаем на этой кухне и где она вообще находится. В моей голове крутилось только одно: в этом доме уже есть один автомат. И теперь в том же доме быкоподобный бугай вынимает пушку и кладет ее у меня за спиной. Я замер, изо всех сил стараясь усидеть на месте, не развернуться и не начать глазеть в открытую. Надо было дождаться подходящего момента, чтобы подсмотреть украдкой.

Потом прибыли еще какие‑то личности, и у всех под куртками или свитерами имелась характерная выпуклость. Эти люди казались очень опасными и при других обстоятельствах выглядели бы еще более устрашающими, но в доме Игоря вели себя примерно. Вот вошел невысокий парень с бритой головой. Крутой пацан, однозначно. Когда он с тонкой полуулыбкой наклонился ко мне, чтобы пожать руку, я увидел выглядывающую из‑под свитера рукоятку пистолета. Когда парень повернулся к Чарли, я перехватил взгляд своего друга. Мы посмотрели сначала на пистолет, потом друг на друга, понимая, какие мысли проносятся сейчас в наших головах. Всего несколько часов назад мы были на дороге и направлялись к российской границе. И вот теперь сидим в комнате в окружении вооруженных до зубов людей, а на заднем плане жена их главаря готовит для нас еду. Мне стало не по себе.

Владимир сел за стол и стал распечатывать бутылку водки, которая казалась крошечной в его огромных руках. Разливая выпивку, он заговорил.

«Завтра покажем вам, как у нас тут, – говорил Владимир. – Можем на охоту съездить. Любите охоту? Или можем вас в угольную шахту сводить. Я там работаю…»

«Точно, поживите здесь пару дней, – вмешался Игорь. – Вы обязательно должны увидеть шахту».

Я чувствовал: Чарли сейчас не лучше, чем мне. А мне хотелось поскорее убраться из этого дома.

«Нам нужно сначала с продюсерами посоветоваться, – сказал я. – Они сейчас сюда едут. Мы завтра должны пересечь границу и без них решать не можем».

В голове вертелось множество трудных вопросов. У всех этих людей есть оружие, а они говорят, что работают на шахте. Но зачем шахтеру пистолет? Не сходилось. И почему у Игоря такой большой дом, когда вокруг одни развалюхи и дома, гораздо меньшие по размеру? Что, черт возьми, происходит?

«Выпьем за знакомство», – сказал один из крепышей, подняв рюмку. Пока все пили, я улучил момент и оглянулся назад. Там, на табуретке, лежали кобура и 9‑миллиметровый пистолет Владимира. Он сказал, что работает на шахте.

«Значит, Игорь, раньше вы были моряком, – начал Чарли. – А сейчас чем занимаетесь?»

«Я вас встретил у своего магазина, – ответил Игорь. – Бытовую технику продаю. Чайники, холодильники».

Судя по дому и бассейну, это здесь страшно выгодный бизнес. Игоря все присутствующие явно очень уважали. Чем больше прибывало людей, тем легче было распознать в нем главного. Местный заправила. Может, совсем не случайно поиски места для ночевки привели нас именно в его дом.

«Вы знаете Мадонну?» – спросила Гала.

«Жаль вас разочаровывать, – ответил я, – но нет, не знаю».

Ни слова по‑украински мы не понимали, зато атмосферу чувствовали хорошо. Голливуд упоминался несколько раз, как и «Мулен Руж», поэтому я начал понимать, что заблуждался насчет грозящей опасности. Наш приезд стал для этих людей большим событием, и все‑таки совсем избавиться от чувства дискомфорта я не мог. Мне было не до конца понятно, в какой ситуации мы оказались. Хотя происходящее казалось очень интересным, не покидало некоторое беспокойство.

Игорь сел за стол. «Зачем вы отправились в это путешествие? – спросил он. – Ради чего? Ради кого?»

«Чтобы посмотреть мир, – ответил я. – Увидеть что‑то новое. Познакомиться с новыми людьми. С вами, например».

«Вам нравится путешествовать?» Игорь был озадачен.

«Да, очень нравится. Каждый день мы встречаем новых людей. Сегодня вот встретили вас. И гостим теперь в вашем доме. Это все очень интересно».

«А мне путешествовать не нравится. Я уже достаточно по свету помотался».

«Наверное, в конце пути мы тоже так будем думать. Поближе к Магадану, пожалуй, так оно и случится», – сказал я.

«Вы едете в Магадан? – удивленно поднял брови Игорь. – Не слабо».

«Почему? Потому что это так далеко? Или потому что слабаку туда не добраться?» «Нет. Магадан – это очень серьезно». «Что вы имеете в виду?»

«Погода серьезная. Земля серьезная. Магадан – очень серьезное место».

Все люди, которым мы называли этот пункт путешествия, ахали и охали. На Украине говорили, что в России очень опасно. В России – что опасно в Казахстане. Казахи предупреждали об опасностях, подстерегающих в Монголии. А в Монголии, по традиции, все советовали не соваться в Сибирь.

«Поедем завтра на шахту», – опять позвал Владимир, с каждой рюмкой водки становившийся все более настойчивым, и снова заставил нас почувствовать себя неловко. Нам не хотелось слишком рано покидать гостеприимный дом, но такое количество оружия заставляло нервничать.

«Мы поговорим с продюсерами», – сказал Чарли.

«Вы не вдвоем?» – поинтересовался еще один бугай, присоединившись к разговору.

«А как они вас найдут?» – спросил крутой пацан с бритой головой.

«Когда приедут ваши друзья?» – спросил кто‑то еще.

«Вы им звонили? Как они найдут дом?» – спросил Владимир.

«Им полицейский дорогу покажет, – ответил Чарли. – Ну, тот, который нас сюда привел».

«Как давно вы его знаете?» – спросил я Игоря.

«Полицейского? Да я его вообще не знаю», – пожал плечами тот.

Ответ показался странным. Как полицейский мог привезти нас к его дому, если они друг друга вообще не знали?

«Как это так, вы ведь должны его знать, – сказал Чарли. – Я думал, вы друзья».

«Да не знаю я его. Честное слово, – невозмутимо ответил Игорь. – Город у нас маленький, все друг друга и так знают». Он повернулся к остальным, что‑то сказал по‑русски, и все засмеялись.

«Что Игорь сказал?» – спросил Чарли у парня, который весь вечер выступал в качестве переводчика.

«Он пошутил, что дом они найдут без проблем, так как этот дом здесь все знают», – ответил он.

Снова вмешался Игорь. «Это место все знают, – сказал он, ослепительно улыбнувшись. – Это мафиозный центр. В городе все знают, как найти дом мафии».

В комнате мгновенно повисла тишина, а потом все снова хрипло засмеялись, пока мы с Чарли смотрели друг на друга, пытались сохранять самообладание.

«Шутка, – сказал Игорь. – Я пошутил». «А он, – добавил Игорь, указав на крутого пацана с бритой головой и торчащим из‑под свитера пистолетом, – боец украинского антитеррористического отряда».

Все перестали смеяться.

И снова я не знал, что думать. Чем дальше, тем сильнее хотелось куда‑нибудь уйти. Когда напряжение стало совсем невыносимым, раздался стук в дверь и вошел Дэвид. Прибыла наша команда. Мы с Чарли так рады были снова видеть Сергея, Василия, Джима и Дэвида, что повскакивали с мест и бросились их обнимать. Потом все вместе пошли на улицу, где на подъездной дорожке стояли наши фургоны. Они выглядели очень надежными, и к нам снова вернулась уверенность. Помогая разгружать фургоны, мы посвятили остальных в события этого вечера.

«Вы не поверите, – сказал Чарли Дэвиду. – Игорь – поразительный мужик. И там везде пушки». Дэвид ничего не сказал, только пристально посмотрел на него, будто бы говоря: «И во что вы опять вляпались?»

Потом мы пошли обратно в дом, готовясь представить команду своим новым друзьям и радуясь, что наша компания в сборе. К тому моменту жена Игоря уже накрыла огромный обеденный стол, который ломился от бутылок водки, мисок с рисом, курицей и бараниной. Там же стояло большое блюдо с сырной запеканкой.

Немалую часть ужина мы провели на ногах, потому что он постоянно прерывался речами и тостами. Все вставали, чокались и опрокидывали в себя водку или, в моем случае, воду. Владимиру было поручено следить, чтобы выпивки всем хватало, причем сам он пил больше всех, и у него начала подергиваться губа. Игорь тем временем произнес целую серию приветственных речей. Гостеприимство оказалось поразительным, особенно если учесть недолгий срок знакомства. Странно было думать, насколько случайно это все получилось. Нас остановили за превышение скорости и вот теперь уже чествуют в этом доме в каких‑то украинских дебрях, как давно потерянных и вновь обретенных членов семьи. Они нас совершенно не знали, но все равно накормили шикарным ужином и устроили ночлег для шестерых человек. Если бы в мой лондонский дом кто‑то точно так же заявился, он не получил бы ничего подобного.

Постоянно прибывали новые люди, в основном мужчины, и все они хотели пожать нам руку и посмотреть мотоциклы в гараже. После ужина Игорь, который почти все это время принимал телефонные звонки или что‑то выговаривал на кухне кривоносому человеку в двубортном костюме, повел нас на улицу.

«Когда я служил на флоте, я все время мечтал построить свой дом, – сказал он, когда мы курили в саду. – Я десять лет мечтал, что люди будут приезжать в мой дом издалека. И вот вы здесь». Он замолчал. «Мой дом – ваш дом. Не мой дом. Ваш дом. Гость здесь я».

Когда сигареты догорели, мы вернулись в дом, где Игорь показал гардеробную своей жены. Целую стену там занимали восемь полок с одной только обувью. Потом Владимир указал на висящую на стене кабанью голову и рассказал, как ее добывал. «Три дня на дереве ждал, – говорил он. – Застрелил из беретты». «Это был момент наивысшей охотничьей доблести», – сказал Владимир, подняв очередную рюмку водки и хлопнув ее одним махом. Повернувшись к Чарли, он сказал: «Смотри» – и поставил пустую рюмку себе на подбородок. Но его голова дернулась, и рюмка упала. Владимир попытался ее поймать, но неудачно. Рюмка упала на пол и разбилась. Все замолчали. Владимир смутился и начал медленно покачиваться из стороны в сторону, пока полдесятка его друзей бегали вокруг, заметая осколки. «Пойдем на улицу», – сказал он Чарли медленно и невразумительно. Чарли последовал за ним через дверь кухни, и еще кто‑то потянулся следом.

Ужин закончился, и на кухне осталось всего несколько людей, которые пили и разговаривали. Чарли, Владимир, наш доктор Василий и еще некоторые парни ушли на улицу. Игорь куда‑то пропал. Вдруг я услышал за спиной шаги и обернулся. Я вздрогнул: по лестнице спускался Игорь, он бешено хохотал, держа в левой руке гитару, а в правой – автомат Калашникова. Дэвид замер на полуслове с открытым ртом. Я знал, о чем он думает: что Игорь сейчас нас всех тут замочит.

Игорь взмахнул автоматом и снял магазин с громким металлическим щелчком. Металлическое «клац» эхом разнеслось по комнате, когда рукоятка снова встала на место – этот звук я никогда не забуду. С дикой гримасой на лице Игорь взвел затвор, закричал: «Пожалуйста!» – и нажал на курок. У меня внутри все оборвалось. Автомат щелкнул. Но патронник, судя по всему, был пуст. Или у автомата все так и должно быть? Может, выстрел последует после второго щелчка?

«Добро пожаловать!» – прорычал Игорь. Мы нервно засмеялись, чтобы его не разочаровывать: он явно считал спектакль удачным. «На!»

И автомат оказался у меня в руках. Сергей, сидевший справа, осторожно забрал его, заглянул в магазин, в ствол и, убедившись, что они пусты, вернул его мне.

«О да… да… Сделано в России… Хорошая… хорошая пушка», – сказал я, с трудом подбирая слова. Да и как говорить с человеком, который только что вошел в комнату, размахивая перед собой Калашниковым?

Паф! Паф! Паф! Паф! Меньше минуты назад Чарли вышел из кухни и оказался в гараже, а теперь оттуда раздалось четыре выстрела. «О господи!» – прошептал я и посмотрел на Дэвида. Он был белее простыни. Не хотелось думать о чем‑то ужасном, и я попытался найти какое‑то невинное объяснение. Стараясь не потерять самообладание на публике и ничем не выдать свое беспокойство, повторяя про себя, что с Чарли все хорошо, я пошел в гараж.

ЧАРЛИ: Размахивая Калашниковым, из кухни выскочил Эван, и сразу за ним выбежал Дэвид. В какой‑то момент я подумал о грозящей катастрофе: парни решат, что Эван услышал выстрелы, подумал о моей смерти, схватил заряженный автомат и собрался с боем вырваться из этого дома. Вокруг было полно оружия, и ненароком могла начаться большая кровавая резня, если бы мы неправильно друг друга поняли.

Эван осмотрел территорию, увидел меня, живого‑здорового и вовсе не лежащего на земле в луже крови, улыбнулся и тут же успокоился. Но вот про Дэвида этого сказать было нельзя. У него был вид загнанного зверя, напряженно решающего – драть или драпать. «Чарли, у меня просто сердце остановилось, – сказал он, кинувшись обниматься. – Я уж решил, что тебя тут грохнули».

Мы стояли с ребятами у гаража – это сразу за дверью кухни. Владимир и другие парни хвастались пистолетами. «Да разве это пушка», – высказался Владимир об оружии одного из приятелей и достал из кобуры свой пистолет. Бах! Бах! Бах! Бах! – сделал он четыре выстрела в воздух. Они так обычно развлекаются, но для нас это стало самым ярким впечатлением за вечер. Игорь и его друзья явно не стеснялись палить из огнестрельного оружия посреди города. Никто здесь не думал: «А что скажут соседи» или: «Вот черт, сейчас копы приедут». Ничего подобного. Для них это обычная шутка.

Перед отъездом я немного беспокоился, что в пути ничего интересного может и не случиться. Ну, уедем мы из Лондона, сделаем крюк вокруг света и прибудем в Нью‑Йорк – вот и все. Но с самого отъезда с нами постоянно что‑нибудь происходило. Каждый божий день. Пересечение границы в течение 14 часов. Теперь вот дом, набитый пушками и гитарами. «С ума сойти, парень, – сказал Эван, широко улыбаясь. – После ужина обычно приносят кофе, а Игорь принес автомат».

ЭВАН: Мы вернулись в дом и увидели Игоря, поджидающего нас на середине лестницы. Он стоял, слегка наклонившись, поставив одну ногу на ступеньку выше, прижав к груди гитару. И тут Игорь запел какую‑то невероятно трагичную народную песню, щелкая пальцами и эффектно подвывая, то нежно, то неистово дергая струны гитары. Эта страстная крестьянская песня пелась со всеми возможными чувствами и энергией.

У Игоря был потрясающий, явно природой данный тенор. Пел он изумительно. Но, наблюдая за ним, я испытывал множество эмоций одновременно. Меня восхищали его смелость, жизнелюбие и гостеприимство. Но в то же время он пугал меня до смерти. Игорь пел красивую песню, а меня мучили какие‑то странные ощущения. Было неловко, хотя опасности я и не чувствовал. Не было страшно, но мне не хотелось думать о том, чем он занимается на самом деле. Я против своей воли задавался вопросом, зачем всем этим людям столько оружия. Джейми Лоутер‑Пинкертон предупреждал, что во время путешествия мы встретим немало людей с АК‑47, но Украина – это как‑то уж слишком близко от дома, чтобы все тут ходили вооруженными до зубов.

Когда песня закончилась, мы захлопали, одобрительно закричали и засмеялись. Игорь тут же запел другую песню, теперь уже очень грустную. Хотя слов мы и не понимали, страстность исполнения и фантастический голос Игоря трогали до глубины души. Он пел то мощно и страстно, то вдруг нежно и ласково – было настолько здорово, что мы потом даже забыли похлопать, когда песня закончилась. Вместо этого Игорь зааплодировал сам и передал гитару мне.

Я застеснялся. «Кажется, у меня сегодня голоса нет», – сказал я. Вот бы мне такую смелость, как у Игоря. Причем заметьте, гитару он сверху принес вместе с Калашниковым. Потом смущение прошло, и я тоже спел пару песен, 'Running to Stand Still' группы U2 и 'Famous Blue Raincoat' Леонарда Коэна. Потом мы с Чарли пошли на улицу покурить. Было слышно, как Игорь в доме снова начал петь.

«Мне так хорошо, – сказал я. – С одной стороны, есть здесь элемент неизвестности и непонимания – что, черт возьми, происходит – но, с другой, я и сам не знаю, во мне все дело или в них».

«Классные ребята, – сказал Чарли. – Мне кажется, они совершенно искренне предлагают устроить нам завтра экскурсию по здешним местам, нельзя упускать такую возможность».

Мы играли в настоящую английскую вежливость. Типа «Мы не хотим никому причинять неудобства» и «Будем кофе, только если он уже варится». Но я видел, с каким уважением здесь относятся к Игорю. Он был главным и стоял во главе чего‑то, мы только не знали, чего именно. Но перед лицом такой невероятной щедрости я все еще не мог избавиться от смутных сомнений, надо ли ему от меня что‑нибудь или нет. Опять эта дурацкая лондонская подозрительность, которая лишает стольких возможностей получать от жизни новые впечатления.

Мы с Чарли стояли и смотрели, как выдыхаемый нами воздух холодной ночью превращается в пар.

«Похолодало не на шутку, – сказал Чарли. – Смотри, у меня гусиная кожа».

«У моей мамы инфаркт бы случился, если ей сейчас нас показать. На улице, ночью, в одних футболках, во дворе дома, под завязку набитого оружием, – сказал я. – Она спать перестанет, если узнает. „Ты был в доме, где есть оружие!“ – „Да нет, мам… Нормально там все было… Честное слово… К тому же, я был с Чарли“. Но все‑таки, каков диалог, а?..»

Мы очень устали и хотели спать. Все‑таки весь вечер как на иголках просидели, и напряжение начинало сказываться. Словно по сигналу, к нам тут же вышел обладатель великолепного дома и голоса.

«Это ваш дом, – сказал Игорь. – Ложитесь спать, когда сами решите».

Утром, за завтраком на кухне у Игоря, мы с Чарли начали обсуждать дальнейший путь и предложение Игоря посетить угольную шахту. Нам очень хотелось там побывать, но в то же время уже тянуло ехать дальше. В холодном утреннем свете витало чувство какой‑то недосказанности и неловкости, может, из‑за соседства с компанией вооруженных и мучающихся похмельем людей. Мне хотелось ехать дальше, но Чарли считал идею с шахтой очень удачной, тем более что прохождение границы у нас было запланировано только на завтра.

«В полдень мы должны уехать, – сказал Чарли Игорю. – Если до этого успеем съездить на шахту и двинуться дальше, то мы согласны».

«Тогда поехали, – ответил Игорь. – В моей машине».

Я сел на переднее сиденье рядом с Игорем, но тут же захотел на заднее к Чарли. Игорь вел машину с таким же наплевательским отношением к законам и правилам, с каким его друзья ночью палили из оружия.

«Помедленнее!» – закричал Чарли, а ехать на переднем сиденье было еще страшнее. Судя по поведению Игоря, он совершенно не боялся, что его остановят. Мы проносились через многолюдные районы города, где по улицам ходили женщины и дети. Кульминацией этого высокомерного проявления силы и безнаказанности стало мгновение, когда мы приблизились к переходящему дорогу старичку. Он уже дошел до другой стороны дороги, и тут Игорь резко свернул в его сторону. Я даже подумал, что сейчас он собьет дедушку. Не знаю, был ли этот старик его знакомым или Игорь специально хотел его напугать, но у меня тогда душа в пятки ушла. За всю дорогу, что мы неслись на бешеной скорости, не было сказано ни слова. Такая манера езды в гробовой тишине казалась еще страшнее. Но, как и прежде, я не чувствовал никакой настоящей угрозы. Мне было просто сильно не по себе.

Шахта оказалась гораздо больше, чем я ожидал. Она состояла из десятков зданий, нескольких шахтных стволов, и весь комплекс был опутан сетью конвейеров. Владимир, «водочный король» с прищуренными глазами и боксерскими кулаками, нас уже ждал. Сначала мы зашли на грузовой двор, где с оглушительным грохотом наполняли углем вагоны. Потом Владимир отвел нас внутрь. Мы вошли в большой кабинет, длинный и узкий, где стоял пустой стол, а на стене висел большой портрет какого‑то политика.

Не впустив в кабинет никого, кроме меня и Чарли, Владимир запер за нами дверь. «Чем они здесь, черт возьми, обычно занимаются?» – подумал я. Владимир сел за стол и откинулся на спинку стула, широко улыбаясь. Мы не знали, что делать. Потом до нас дошло: он хотел, чтобы мы его сфотографировали. Это был его кабинет, и он хотел, чтобы мы увидели его за рабочим столом.

ЧАРЛИ: Потом Владимир отвел нас в облицованную кафелем раздевалку и вручил по комплекту шахтерской спецодежды: длинные белые хлопковые кальсоны и сорочка, темная габардиновая куртка и штаны, высокие сапоги и каска. «Это чтобы нашу одежду кровью не запачкать, когда нас там внизу мочить будут», – пошутил Эван. А я решил, что мы стали похожи на официантов в индийском ресторане.

«Неловко как‑то, когда все эти шахтеры смотрят, – сказал Эван. – Для них мы праздные туристы, которые таким образом развлекаются, пока они здесь работают шесть дней в неделю. Вот так двадцать лет, плюс‑минус год, пашешь, а потом тебе дают пенсию, которой не хватит даже за телефон заплатить».

Эван и Клаудио на рыбацкой лодке в Каспийском море. Клаудио, наш оператор – невоспетый герой этого путешествия.

Ловец икры.

Чарли и любопытный верблюд.

Поющие дюны Казахстана; Эван наверху, вдалеке.

Передышка на хорошем отрезке дороги, который является тут большой редкостью.

Эван в Чарынском каньоне под Алма‑Атой. На тот момент мы путешествуем уже четыре недели.

Чарли в Казахстане, подъезжает к российскому коридору, который связывает Казахстан и Монголию.

Под Горно‑Алтайском, в России. Впервые все члены команды ночевали в одном лагере – это помогало развеять напряжение предыдущих недель. Слева направо: Василий, Чарли, Дэвид, наш русский «связной» Сергей, Расс, Эван, второй оператор Джим и Клаудио.

Та же ночь, отдых у костра.

Эван на российской границе.

Когда мы добрались до монгольской границы, все уже совсем выбились из сил.

Во что превратились мотоциклы.

В Монголии многие семьи все еще ведут кочевую жизнь и живут в юртах.

Когда этот фургон два раза перевернулся, в нем были Расс и Василий. Как ни странно, серьезно никто не пострадал.

Еще одна авария. Большую часть пути Клаудио проехал на BMW, но в Монголии ему пришлось пересесть на один очень темпераментный байк, который мы прозвали «Красным дьяволом».

Эван подъезжает к Белому озеру. Мы ехали до него 10 дней, по сложной пересеченной местности. Иногда в Монголии нам казалось, что дальше уже не проехать, но эти участки пути потом оказывались самыми интересными.

«Да‑а, страшно иногда увидеть, чем люди себе на жизнь зарабатывают», – сказал я.

«Ну как, мне идут эти брюки?» – спросил Эван, улыбаясь.

«А эта каска делает глаза более выразительными?» – переспросил я.

Шуточки прекратились с появлением бригадира. Изобразив, будто пишет на ладони, он сказал что‑то по‑русски. Сергей перевел. «Он спрашивает ваши имена», – сказал он. «Чтобы на кресте правильно написать, когда хоронить будут», – с серьезным видом пошутил Сергей.

«Какая прелесть», – нервно сказал Эван.

«Веселый у тебя юмор», – добавил я.

Ботинки с железными вставками на подошве громко стучали по каменному полу, и этот звук эхом отскакивал от кафельных стен, пока мы топали к подъемнику. Эвану была знакома такая процедура по фильму «Дело – труба», в котором он сыграл йоркширского шахтера. «Заходишь в лифт, дверь закрывается, и ты начинаешь падать – необычное ощущение, – рассказывал он. – Может даже клаустрофобия начаться. Надеюсь, я не ударюсь в панику. Не очень‑то красиво будет, да? Прямо на виду у всех. „Помогите! Выпустите меня отсюда!“

Вместо лифта на этой шахте оказалась такая клетка на рельсах, которая почти милю опускалась в забой по очень крутому склону. «Не высовывайте руки из кабины! Только не высовывайте руки!» – прокричал Сергей, когда дверь захлопнулась.

«Представляю себе мою агентшу, – прокричал Эван, когда управляющий подъемником отпустил тормоза. – Видела бы она меня сейчас…» Клетка понеслась вглубь земли, ревя как реактивный истребитель. Прижавшись к передней стенке шаткой кабинки, уставившись во тьму и чувствуя, как закладывает уши от нарастающей скорости, мы взмолились: пусть все закончится хорошо! Спуск стал круче, клетка наклонилась, и через шесть минут спуска с грохотом замерла.

Нам рассказали, что в свое время шахта славилась на весь Советский Союз качеством угля. Советские чиновники переименовали город в Антрацит в честь здешних огромных запасов этого самого ценного сорта угля. Но под землей все было до ужаса примитивно. Группы по двенадцать человек толкали десятитонные вагонетки с углем по рельсам. Освещения не было – только фонари на касках шахтеров. Стенки тоннеля везде осыпались, а крыши периодически падали. В Западной Европе такую шахту немедленно бы закрыли, но на Украине она функционировала как обычно. Шахтеры с черными лицами были одеты так же, как и мы, только у тех, кто толкал вагонетки, на плечах и локтях имелись еще кожаные накладки. Вентиляция отсутствовала, и мы начали страдать от нехватки кислорода уже минут через сорок, а шахтеры в таких условиях проводили по шесть часов в день. Вернувшись наверх, мы сходили в душевую с грязным черным каменным полом, протекающими душевыми шлангами и потрескавшимся кафелем. Везде были видны следы упадка. Как и во время езды через сельскохозяйственные районы Западной Украины, мы словно опять очутились в девятнадцатом веке. Невероятный, ошеломляющий визит в совершенно другой мир – и так близко от дома.

ЭВАН: Мы вернулись обратно в дом Игоря, где Гала приготовила обед. Стол в очередной раз ломился от еды. Снова вокруг болтались вооруженные ребята. И опять – бесконечные тосты и водка. «Я всегда буду вспоминать Украину с большим теплом, – сказал я, высоко подняв стакан с водой. – Мы благодарим вас и пьем за вас».

Игорь встал и произнес длинную речь, которая закончилась тостом. «Они выражают благодарность за возможность познакомиться с вами», – перевел Сергей.

Я узнал молодого парня с выразительным лицом и в черном костюме в тонкую полоску: он появился накануне нашей встречи с полицейским Владимиром. Парень тогда был в рабочей спецовке и за рулем старого ржавого фургона. И вот теперь он безупречно одет и стоит на кухне у Игоря. Он рассказал, что во время нашей прошлой встречи ехал в больницу. Той ночью, когда мы присутствовали на огнестрельно‑водочной оргии, у него родился сын. «Я вас никогда не забуду, потому что мы встретились в тот день, когда я впервые увидел сына», – сказал он. Все снова выпили. Позднее, когда мы укладывали вещи на мотоциклы в гараже и раздавали автографы, этот парень снова подошел и сказал, что пять лет воевал в Афганистане. Затем он расстегнул пиджак и показал пистолет, который – как же иначе? – хранился под элегантным костюмом. «Ага, – сказал я, – классная штука».

Потом подошел один из вчерашних крепышей, который вчера сидел и тихо пил. Это был уверенный в себе человек, фанат дзюдо и карате. Он достал из кармана две очень красивые цепочки с кулонами и протянул их нам с Чарли. Одну цепочку положил мне на ладонь, накрыл мою руку своей и сжал ее в кулак. Цепочка была теплой, как будто до этого он долго носил ее сам. «Это тебе, – сказал он на плохом английском. – На удачу, ваше путешествие такое большое».

Прощались мы где‑то с полчаса. Нужно было обнять и поцеловать каждого родственника Игоря, всех его друзей и соратников. Дети просились посидеть на мотоциклах, а дочь Игоря и три ее подружки хотели автографы. В конце концов Игорь вручил нам несколько своих фотографий, на которых он был в отличном черном костюме, черной рубашке и с черным шелковым галстуком в тонкую белую диагональную полоску. «Вы на какую заставу поедете? – спросил он. – Я позвоню. Проблем не будет».

Мы сели на мотоциклы и двинулись в путь. Выехав со двора, я облегченно вздохнул: все закончилось хорошо.

Мы неслись по дороге и громко кричали, чтобы избавиться от долго сдерживаемого напряжения. «Твою маму, Чарли! – прокричал я по интеркому. – Сам не знаю, в чем тут дело, мне там все понравилось, но не здорово ли наконец‑то вырваться на свободу?»

Как оказалось, говорить так еще рано. На выезде из города я заметил, что следом едет один из ребят Игоря. Это был тот тихий парень со сломанным носом, и ехал он на машине с тонированными стеклами. «Черт… – прокричал я. – Чарли, на кой хрен ему за нами ехать?»

Голова у меня бешено заработала. Все как в кино. Нас напоили, накормили и теперь провожают из города. И что же будет там, на окраине?

Я стал наблюдать за кривоносым в зеркале заднего вида. Потом появилась еще одна машина, за рулем которой тоже был человек Игоря – он сегодня провожал до шахты нашу машину техподдержки. Сообщник? Он обогнал нас, свернул на обочину и махнул, чтобы мы остановились.

«Подождите здесь, – велел он. – Вас Игорь хочет видеть».

И я подумал: «Господи, в чем еще дело? Нужно побыстрее сматываться отсюда, пока ничего не случилось».

Вдалеке появилась BMW. Это был Игорь. Секунды тянулись невыносимо медленно, пока мы ждали, когда же он подъедет ближе и остановится. Игорь вышел из машины.

«Вы тут кое‑что забыли», – сказал он Чарли и протянул ему несколько фотографий. На одних был изображен Игорь в семейном кругу, а на других – он же с тем знаменитым автоматом с верхнего этажа. Мы их оставили на столе после завтрака.

«Спасибо вам огромное за гостеприимство», – сказал я. Мне было трудно в полной мере выразить свою благодарность.

Игорь сел в BMW, выехал на дорогу перед нами и погнал вперед. Я пристроился ему в хвост, на такой скорости даже сопротивление воздуха было меньше. За пределами города мы проехали вместе где‑то с полмили. Потом Игорь вырвался вперед и развернулся на 180 градусов, окутав машину дорожной пылью и облаком дыма от жженых шин. Потом он понесся на нас, оглушительно сигналя и слепя фарами. Когда Игорь пролетел мимо, я привстал на подножках, поднял в воздух кулак и прокричал: «Да‑а‑а‑а‑а‑а‑а‑а‑а‑а! Прощай, чтоб тебя!»

С одной стороны, Игорь мне очень понравился. Он был так с нами добр. Я очень уважаю его, ведь Игорь много пережил, служа на подлодках, на рыболовном флоте, и когда потом год сидел без работы. И все‑таки, несмотря на радушие и гостеприимство, я покидал его дом с радостью. На мой взгляд, там было слишком уж много парней с пушками на поясе.

ЧАРЛИ: Примерно через час уже была российская граница. Въезжали мы на Украину 14 часов, а покинули ее всего за 15 минут. Не знаю, заслуга ли это Игоря, но на границе нас уже ждали. На паспорта и таможенные документы взглянули лишь мельком. Пограничникам гораздо интереснее было посмотреть мотоциклы, взять автографы, сфотографироваться с нами – и чтобы мы при этом обязательно надели их высокие фуражки с красной окантовкой и золотой оплеткой. Это было больше похоже на фотосессию, чем на иммиграционную проверку.

«Ты! – сказал мне один из пограничников. – Ты. Сделай так!» Он покрутил ручку руля воображаемого мотоцикла и поднял руки. Ему хотелось, чтобы я сделал «вилли». Ну что же, с радостью! Я сел за руль и немного проехался на заднем колесе по дорожке перед их будкой.

«Нет! Здесь!» – сказал пограничник, указав на линию границы. Я ушам своим не поверил. Сотрудник одной из самых суровых в мире бюрократических систем хотел, чтобы иностранец на заднем колесе пересек национальную границу его страны. Я развернул мотоцикл, помахал, чтобы убрали все лишнее перед шлагбаумом, и рванул с места. На российскую территорию я въехал с поднятым на метр от земли передним колесом и на скорости 60 км/ч. Потом опустил переднее колесо на землю и обернулся. Один из пограничников бешено замахал руками и потом засвистел в свисток. «Ну вот, – подумал я, – уж пролетел так пролетел».

Меня поманили обратно к заграждению. Я медленно подъехал, ожидая, что меня сейчас выдернут из седла и потащат в грязную контору как минимум для очень серьезного разговора.

«Еще раз!» – сказал пограничник, широко улыбаясь и подняв фотоаппарат. Он не успел меня сфотографировать и теперь хотел увидеть то же самое. Я завел байк, пограничник поднял шлагбаум, и мой мотоцикл снова пронесся через границу. «Лучшего и желать нельзя, – подумал я, проехав на заднем колесе еще дольше и снова оказавшись на территории самой большой в мире страны. – Сначала всю ночь мы пьем водку и стреляем у Игоря, а теперь я, судя по всему, первым в мире въезжаю в бывший СССР как лихой каскадер». Вот так мы и оказались в России.

Date: 2015-07-22; view: 300; Нарушение авторских прав