Концепция «закрытой двери» и мучительные поиски самобытности

Основной задачей для разного рода миллеритов в конце 1844 и на протяжении всего 1845 года был поиск смысла, что значит быть адвентистом. Главной богословской линией раз­деления между ними стал вопрос о том, что произошло 22 ок­тября 1844 года. Те, кто утверждал, что никакого исполнения пророчества в этот день не было, стали известны под именем адвентистов «открытой двери»; а тех, кто настаивал на ис­полнении пророчества, называли адвентистами «закрытой двери».

Эти «ярлыки» были обусловлены миллеритским понима­нием Мф. 25:10, где говорится, что, когда прибыл жених, муд­рые девы вошли с ним на брачный пир и за ними тут же затво­рились двери, оставив всех прочих снаружи. Миллер, понимая под приходом жениха Второе пришествие, истолковывал это закрытие дверей как окончание времени благодати. По ини­циативе Миллера генеральная конференция адвентистов-миллеритов, состоявшаяся в 1842 году в Бостоне, приняла реше­ние о том, что «понятие о времени испытания после прише­ствия Христа — это губительный соблазн, противоречащий Слову Божьему, которое учит, что, когда придет Христос, дверь затворится и те, кто был не готов, никогда впредь в нее не войдут» (Signs of the Times, June 1, 1842, 69). Следуя все той же логике и по-прежнему веря, что 22 октября пророчест­во исполнилось, Миллер писал 18 ноября 1844 года: «Мы вы­полнили свою работу по предостережению грешников» (Advent Herald, Dec. 11, 1844, 142).

Короче говоря, вопрос стоял так: имело место или нет ис­полнение какого-либо из пророчеств в октябре 1844 года? Ад­вентисты «закрытой двери» отвечали на него утвердительно, адвентисты «открытой двери» — отрицательно. От ответа на данный вопрос напрямую зависели их представления о соб­ственной миссии. Адвентисты «открытой двери» уже в нача­ле 1845 года пришли к убеждению, что перед ними по-преж­нему стоит задача предупредить мир о надвигающейся участи, тогда как адвентисты «закрытой двери» считали, что их мис­сия по отношению к человечеству завершена и что их долг со­стоит лишь в том, чтобы разбудить и наставить других адвен­тистов — участников движения 1844 года.

Джошуа В. Хаймс стал ведущим деятелем адвентистов «от­крытой двери». Он скоро пришел к выводу, что 22 октября 1844 ничего не произошло. Он считал, Что они были правы относительно ожидаемого события (то есть Второго прише­ствия Христа), но ошиблись в своих расчетах по срокам. 4 но­ября 1844 года Хаймс писал: «Мы вполне убеждены ныне, что авторитетные источники, на которых мы основывали свои расчеты, не могут дать нам точного времени». Хотя «мы и приближаемся к концу... у нас нет никаких сведений о фикси­рованной дате или точном времени, но мы твердо верим, что должны бодрствовать и ждать пришествия Христова как со­бытия, которое может произойти каждый час» (Midnight Cry, Nov. 7, 1844, 150). В апреле 1845 года в Олбани, штат Нью-Йорк, эта группа под руководством Хаймса предприня­ла шаги по созданию самостоятельной адвентистской органи­зации. К тому времени, спасаясь от фанатизма некоторых ад­вентистов «закрытой двери», к лагерю сторонников «откры­той двери» примкнул сам Миллер (см. G. R. Knight, Millennial Fever and the End of the World, 267—293).

Если адвентисты «открытой двери» сумели найти общий язык и объединиться на встрече в Олбани, то концепция «за­крытой двери» породила два весьма отличных направления. Первая группа, так называемые «духовники», получила свое название исходя из того, что они давали духовное толкование событию, происшедшему 22 октября. Придя к выводу, что миллериты были правы и по поводу времени, и по поводу сути со­бытия, предсказанного в пророчестве о 2300 днях, «духовни­ки» стали настаивать на том, что возвращение Христа 22 ок­тября все-таки состоялось, только вот пришествие это было духовным — Он нисшел в сердца верующих, а не явился види­мым образом на облаках небесных. В рядах «духовников» то и дело проявляли себя фанатизм и харизматические эксцессы (см. там же, с. 245—266).

Вторая группа адвентистов «закрытой двери» была соглас­на с «духовниками» по поводу исполнения 22 октября про­рочества о 2300 днях из Дан. 8:14, но считала, что суть этого события была иной. Другими словами, они полагали, что миллериты были правы в отношении сроков, но ошибались по по­воду события, которое должно было произойти. Они пришли к убеждению, что очищение святилища не связано со Вторым пришествием, но при этом продолжали верить, что дверь бла­годати закрылась и время испытания закончилось. Что самое печальное, они не понимали, что представления Миллера о конце времени благодати по завершении 2300 дней зиждут­ся на ошибочном истолковании очищения святилища как Вто­рого пришествия. Только придя к новому пониманию очище­ния святилища, они смогли избавиться от своей неверной концепции «закрытой двери». Впрочем, как мы увидим далее, осознание это приходило к ним постепенно. Прошло почти де­сять лет, прежде чем они сумели решить для себя этот вопрос окончательно.

Именно в этой второй группе мы находим будущих лиде­ров движения, которое в конце концов разовьется в адвен­тизм седьмого дня. Они считали, что большинство под руко­водством Хаймса отказалось от адвентистской вести, отверг­нув основание, на котором покоилось движение 1844 года, а «духовники» отказались от целостного восприятия Библии, придав духовный смысл, самым ясным ее истинам. Будучи из­начально самой малочисленной постмиллеритской группой, они стали считать себя истинными преемниками некогда мо­гучего миллеритского движения.

Из трех упомянутых выше направлений миллеризма третье появилось последним. С октября 1844 года по 1847 или 1948 годы оно не было оформлено и никак себя не проявляло. По большому счету, будущие субботствующие адвентисты со­стояли из нескольких разбросанных по стране исследователей Библии, пытавшихся придать смысл своему адвентистскому опыту, но лично друг с другом не знакомых до 1846 или 1847 годов. Они были едины в поиске своей самобытности, но этим, собственно, их общность в этот ранний период и огра­ничивалась. Перед ними стояла задача заново исследовать Библию в контексте того хаоса, который был свойственен миллеризму после 1844 года. Им нужно было найти свое место в пророческой истории (см. G. R. Knight, Millennial Fever and the End of the World, 295—325). В результате в этот затянувшийся период перехода от миллеризма к субботничеству их главной задачей было определить, что есть адвен­тистского в адвентизме. И в этом поиске Библия была их ос­новным орудием.

«Народ Книги»

Самым главным вопросом для любой религиозной группы был и остается источник авторитета, на который она опирает­ся. Те, кто встал на путь, ведущий к субботничеству, это ясно осознавали. Как писал Джеймс Уайт в начале 1847 года, «Биб­лия есть совершенное и полное откровение. Это единствен­ный критерий, которым мы должны руководствоваться в вере и практической жизни» (Слово к малому стаду, с. 13; курсив мой).

Как мы увидим далее в этой главе, субботствующие адвен­тисты выработали свои отличительные доктрины на основе изучения Библии. Впрочем, для критиков этот факт был дале­ко не всегда очевиден. Майлс Грант, к примеру, писал в 1874 году в World's Crisis (одном из ведущих периодических изда­ний адвентистов первого дня), что, «по словам адвентистов седьмого дня, святилище, которому предстоит быть очищен­ным в конце 2300 дней, упомянутых в Дан. 8:13,14, находится на небесах, и очищение это началось осенью 1844 года. Если кто-то поинтересуется, откуда взялись подобные представле­ния, вам ответят: эти сведения появились благодаря одному из видений госпожи Е. Г. Уайт» (World's Crisis, Nov. 256 1874 в Ревью энд Геральд, 22 декабря 1874, с. 204).

Урия Смит решительно отверг это обвинение: «Сотни ста­тей были написаны по этому вопросу [о святилище]. Но ни в одной из них не говорится о видениях как об авторитетных источниках или как об источнике, из которого мы черпаем свои взгляды. И ни один проповедник не ссылался на них, го­воря на эту тему. Мы обращаемся к одной только Библии, где и обнаруживаем в обильной мере свидетельства, подтверждаю­щие наши взгляды по этому вопросу» (Ревью энд Геральд, 22 декабря 1874 г., с. 204; курсив мой).

Нельзя не отметить, что Смит сделал утверждение, которое может подтвердить или опровергнуть любой, кто захочет об­ратиться к адвентистской литературе тех времен. Именно это проделал Пол Гордон в своем труде The Sanctuary, 1844, and the Pioneers (1943). Его исследования показали, что Смит был совершенно прав. Если многие адвентисты более позднего пе­риода действительно имели склонность ссылаться на автори­тет Елены Уайт в стремлении подтвердить или, по крайней мере, найти поддержку своим взглядам по различным пунктам вероучения, то ранние адвентисты были воистину «народом Книги». Нынешним адвентистам седьмого дня, придержи­вающимся разных мнений, нужно иметь в виду этот факт, ко­гда они углубляются в поиски подлинных корней адвентизма.

Джеймс Уайт тоже говорил об исключительной роли Биб­лии в доктринальном оформлении движения в 1847 году, ко­гда утверждал, что Писание — это «единственный критерий, которым мы руководствуемся в вере и практической жизни». Он писал в контексте пророческого служения своей жены, что «истинные видения даются, чтобы вести нас к Богу и к Его записанному слову; те же, что даются для установления новых критериев веры и практической жизни, помимо Биб лии, не могут быть от Бога и должны быть отвергнуты» (Сло­во к малому стаду, с. 13).

Четыре года спустя он еще раз подчеркнул этот момент. «Каждый христианин, — писал он, — обязан воспринимать Библию как совершенное правило веры и долга. Ему следует горячо молиться о содействии Святого Духа, когда он исследу­ет Писание, стремясь познать истину и свой долг до конца. Он не вправе отворачиваться от Библии, чтобы познать свой долг через любой из даров. Мы говорим, что всякий раз, когда он так поступает, он неверно использует дары и встает на чрезвычай­но скользкий путь. Слово должно быть на переднем плане, и взоры Церкви должны быть сосредоточены на нем как на пу­теводителе и основании мудрости, из которого мы познаем долг во „всяком добром деле"» (Ревью энд Геральд, 21 апреля 1851 г., с. 70; курсив мой).

Другими словами, формулируя свои доктрины, ранние ад­вентисты отвергали традицию, церковный авторитет и даже дары Духа. Они были «народом Книги», как и будет показа­но дальше в этой главе.

Что касается принципов толкования Библии, то они не со­мневались в правоте миллеровских «Правил истолкования». Приемы Миллера, которыми он пользовался в своем вполне здравом подходе к исследованию Библии, были положены в основание взглядов субботствующих адвентистов на Писа­ние. Они, как и Миллер, сопоставляли одно писание с другим в поиске подлинного смысла каждого слова или предложения, использовали пророческий параллелизм, типологию и толко­вание символических образов. Стоит ли говорить, что субботствующие адвентисты продолжали толковать пророчества с позиций историзма (а не претеризма, согласно которому пророчества должны исполняться во времена пророка, или футуризма, согласно которому значительная доля пророчеств осуществится непосредственно перед Вторым пришествием). Как и Миллер, субботствующие адвентисты смотрели на про­рочество как на последовательность исторических событий, происходящих во исполнение этого пророчества, начиная с эпохи библейских пророков и на протяжении всей истории вплоть до конца сего мира. Таким образом, они строили свое богословие на миллеровской пророческой платформе.