Итог 1938 года

Предрождественские дни Гитлер, как и в прошлом году, посвятил своим архитектурным интересам и строительным замыслам. Он принял живое участие в Германской архитектурной выставке в Мюнхене, свою поездку в Нюрнберг использовал для посещения строительной площадки Здания имперских партийных съездов, а в Берлине с большим нетерпением ожидал завершения постройки Новой Имперской канцелярии.

25 декабря фюрер перед отъездом попрощался со своими сотрудниками, по обыкновению лично вручив каждому рождественский подарок. Я получил на этот раз самопишущую ручку с золотым пером, а моя жена – тяжелую серебряную чашу, и все это – с выгравированными фамилиями и датой «Рождество 1938». Праздничные дни Гитлер, как всегда, провел в Мюнхене, а потом сразу поехал на Оберзальцберг. Там он и встретил Новый год вместе со своим обычным окружением, а также Евой Браун, ее родней и знакомыми. Из нашей военной адъютантуры при нем на сей раз находился Шмундт с женой.

Геббельс в своем новогоднем обращении назвал уходящий год самым успешным для национал‑социалистического режима, который навечно войдет в германскую историю. О концентрационных лагерях широкая общественность знала мало. События «Имперской Хрустальной ночи» расценивались как своего рода «производственная авария». Я тоже считал политическое положение на исходе года позитивным и вступал в новый год с уверенностью, поскольку мне была обещана к концу его другая должность в люфтваффе. Я по‑прежнему оставался приверженцем Гитлера как в силу воинского повиновения, так и убеждения, хотя и осуждал его за поведение во время кризиса Бломберг – Фрич и «Имперской Хрустальной ночи». Фюрер прикрыл своих партийцев и тем самым отяготил себя виной. Угнетающим оставался ретроспективный взгляд на отношение Гитлера к сухопутным войскам, а также и на их отношение к нему самому. Все усилия Шмундта и Энгеля улучшить эти взаимоотношения результата не дали.

В течение этого года мне все яснее становилось, что оценка Рейхенау его сослуживцами была не верна. Усилия этого генерала приобрести крупное положение в партии истолковывались как тщеславие, и его называли «наци‑генералом». В данной связи мне вспоминается один мой разговор с ним на Оберзальцберге во время кризиса с Шушнигом. Я считал тогда, что он разозлен тем, что его не сделали преемником Фрича. Но раздражение генерала имело другие причины. По смыслу, он сказал так: «Вы еще дождетесь, что влияние партии на фюрера возрастет и в военной области тоже, а генералы и пикнуть не смогут! В 1934 г. Бломберг и я смогли сломить СА потому, что мы имели на Гитлера влияние большее, чем его однопартийны. За это меня объявили нацистским генералом. А сейчас дело идет к тому, чтобы в зародыше удушить растущее влияние СС и партии на Гитлера в вопросах сухопутных войск.

Только в том случае, если это удастся, сможет произойти реабилитация Фрича. Но новые господа не знают партии и ее фюреров и не умеют с ними обращаться». К концу 1938 г. я осознал, что Рейхенау был прав.

Date: 2015-07-25; view: 376; Нарушение авторских прав