Действующие лица 26 page

– Веер? – спросил я, взирая на большую крепированную дугу. В ту ночь, когда мне открылась тайна Слоновой Кости, веер был пристально изучен, но в нем не нашлось ничего ни о законах, ни даже об ордене.

Но кто я такой, чтобы спорить?

Я придвинул кабинетное кресло Слоновой Кости, встал на него и снял с веера покров. Изображения были мелкими и сложными, и мне пришлось податься вперед под угрозой сверзиться.

Но даже при рассмотрении столь близком я чуть не прозевал.

Это была небольшая деталь в предпоследнем изображении Симонис. Скорее контур, нежели образ: черный женский силуэт, зеркально подчеркнутый белизной платья и преклонивший колени на специальной скамеечке в своем кабинете. Три прочерка красных лент в волосах, повторенные в трех алых точках сефты на открытой перед нею странице; светлый мазок сусального золота, обозначавший тростниковое перо. Женщина‑писец за работой, обремененная знанием и глубоко погруженная в мучительный творческий процесс: портрет, наверняка занимавший особое место в сердце Слоновой Кости, коль скоро оказался в числе последних, которыми он располагал. Изображение, где центром выступала жена, а детали становились менее четкими по мере отвлечения взора, и только на стене позади нее был бледно выписан ряд крохотных книг.

Я приник еще ближе и уперся в стену рукой, чтобы не опрокинуться. Мне было трудно судить без увеличительного стекла, но я мог поклясться, что сефта на корешках была читаемой даже в таком масштабе.

Я посмотрел вниз, на Слоновую Кость. Тот полулежал, приподняв голову на локте у Дегана, и взирал на меня из‑под отяжелевших век.

Я не был Белым Кушаком. Я был Эталоном.

Подлая старая сволочь.

– Это же не ориентир? – спросил я. – Законы здесь, в ее кабинете. – Я указал на фигуру. – Ты применил глиммер и засадил в веер книги?

На его лице появилась облегченная – или усталая? – улыбка. Снова выступила кровь.

– А, – выдохнул он.

«Да».

– И как нам достать их?

Слоновая Кость еще пытался оторвать от пола руку, когда за него ответил Деган.

– Меч, – проговорил он, не поднимая глаз. – В мече спрятана его душа, а с ней и ключ к его магии. И к законам.

– Его душа?.. – Я сошел с кресла.

Ну разумеется. Слоновая Кость был Эталоном до того, как стал Деганом, а Эталоны собирали и направляли силу посредством собственных душ. Если тело Слоновой Кости осталось без души, то это не означало, что он утратил способность…

– О черт! – выругался я. – Значит, Сталь может воспользоваться глиммером Слоновой Кости?

– Не думаю. В конце концов, это душа Слоновой Кости, а не Стали. Простое обладание мечом не даст ему власти над ней и всяко не научит применять эту магию.

– Но ты не уверен.

Деган взглянул на Слоновую Кость. Глаза старого Дегана были снова закрыты. Грудная клетка еле двигалась.

– Я постараюсь выяснить, – ответил Деган. – А ты тем временем забери Птицеловку. Можно встретиться в Нижнем Городе и посмотреть, не наследил ли там Сталь. Не может быть, чтобы азаарийцы валили из Эль‑Куаддиса толпой; мы быстро найдем кого‑то, кто видел, как он уходил.

– Если только он не замочил всех свидетелей, – буркнул я.

– Тогда отправимся за толпой мстителей, которая бросится за ним следом.

– Меня беспокоит не столько то, что мы потеряем Сталь, а то, как мы выйдем отсюда. – Я указал большим пальцем через плечо, намекая на пройденный путь. – Ты, наверное, забыл, что уже почти рассвело. Это во‑первых. Во‑вторых, у ворот лежит груда трупов. Нам будет довольно трудно выбраться из парка.

– Вот я и велел тебе уходить сейчас.

– А ты?

– Я уйду, когда не станет Слоновой Кости.

– Может быть слишком поздно.

– Когда его не станет, говорю.

Мне захотелось возразить, потом расхотелось. Деган уже опоздал и не спас Слоновую Кость, пусть хотя бы простится.

Но я еще не был готов уходить и окликнул его:

– Деган! Зачем Волку так отчаянно понадобились эти законы?

– Наверняка не скажу.

– Но у тебя есть догадка?

– Да, – ответил он после секундной паузы.

Я подождал. В ушах отдавалось хриплое, клокочущее дыхание Слоновой Кости.

– Существует предание, – заговорил Деган, не взглянув на меня, – которое гласит, что когда Слоновая Кость принял наши исходные Клятвы, он связал их так, чтобы в случае надобности призвать нас к ответу. Чтобы мы служили хранителю этой Клятвы во многом так же, как сами заставляем служить наших должников. Не только угрозами и по законам чести, но и магическими узами.

– Тогда позволь угадать: хранителем этой Клятвы был император.

– Нет, – возразил Деган. – Большинство считает, что им был Слоновая Кость.

– Ты хочешь сказать, что он превратил вас… в клиентов? Как всякого, кто приносит вам Клятву?

– Мы пользуемся понятием «клятвенная связь», но да, смысл был именно в этом. – Деган отер с губ Слоновой Кости очередной пенный пузырь. – Понятия не имею, правда ли это, но я понимаю, зачем это могло понадобиться. Мы только что возникли, хотели совершить нечто новое и не знали, получится ли у нас и если да, то сколько продлится. А Слоновая Кость был Эталоном. Охрана императора была для него превыше всего. Что натворит отряд бессмертных воинов за сотню лет? Никто не знал. Лучше было заранее обуздать.

– И никто не возмутился?

– О, некоторые еще как возмутились, когда история всплыла, особенно Сталь. Он заявил, что присягал императору, а не Слоновой Кости и не потерпит меча, занесенного над своей головой. Сказал, что это обесчестило его.

– И как поступил Слоновая Кость?

– Поступил? Никак. То же и остальные.

– Что? – поразился я. – Почему?

– Потому, что мы были молоды и слишком хорошо помнили нашу бытность Белыми Кушаками, чтобы роптать. И потому, что он был Эталоном. И потому, что успели принести Клятвы. Вдобавок это был только слух – правдивый или нет, у нас тогда хватало других дел.

– И вы служили?

– Мы служили, – подтвердил Деган. – Но с этого момента начались споры о том, кому мы присягнули на верность – империи или императору, который мог нам солгать. С тех пор так и тянется.

– А законы ордена?

– Некоторые считали, что Слоновая Кость расписал ритуал отзыва Клятвы. – Деган взглянул на веер в моих руках. – Или ее обновления. Или уничтожения. Никто не знает наверняка. Мне известно лишь то, что меч вооружает нас через Клятву властью над императором и орденом, которая может стать абсолютной, если добавить законы.

– Ты пришел за законами, – констатировал я.

– Я пришел за тем, что сумел бы найти, и чтобы сделать все возможное во имя моего бывшего круга мечников. Это другое.

Я посмотрел сперва на человека, умиравшего у Дегана на руках, потом на разоренную библиотеку. В истории еще недоставало фрагментов.

– Как по‑твоему, почему Волк оставил его в живых?

– Не знаю, – покачал головой Деган. – Но это неспроста. Волк никогда не действует без причины. И я собираюсь выяснить, в чем тут дело.

Я не стал спорить. Поднявшись, вернулся к месту, где висел веер. Распустил две шелковые ленты, обмотанные вокруг опорных стержней, разгладил их и перевязал сложенный веер.

Когда я обернулся, Деган склонился над братом по оружию и что‑то нашептывал, почти касаясь губами уха. Губы Слоновой Кости то беззвучно шевелились в унисон, то замирали в ответной паузе.

Я положил веер к ногам Дегана вместе с пропуском от Слоновой Кости и вышел. Деган так и не поднял глаз.

Когда я вышел наружу, восток уже полиловел. До рассвета остался час или чуть больше. Дегану лучше было не мешкать.

Я затащил тело стражника в дом – солдат был тяжел – и притворил дверь. Затем бросил на дощатый настил несколько горстей щебня, которые хоть и не скрыли кровавый след, но сделали его не таким непотребно броским.

Сторонясь дорожек, я постарался держаться естественно. Вести себя как курьер, чинуша‑порученец, любовник, возвращающийся с ночного свидания, – кто угодно, только бы не выглядеть тем, кем я был: вором, который в ночи оставляет за собой труп и бросает лучшего друга.

Вокруг периодически шастали слуги и стражники, но все с фонарями, и обойти их было легко. И все‑таки я задышал спокойнее, только когда дошел до ворот и застал там собак, терзавших останки. Их присутствие означало, что вторжения еще не заметили. У нас оставалась лазейка, пускай и сужавшаяся.

Собаки потрудились на славу; участок превратился в кровавое месиво с костями и клочьями мяса, разбросанными по булыжной мостовой. Я вяло прикинул, не затолкать ли тела в сторожевую будку или хотя бы оттащить подальше в тень, но понял, что дело безнадежно, когда оценил подсохшие лужи крови и отпечатки лап, а тем паче свирепые взгляды пировавших собак. Пускай проклятие падет на Волка, который оставил тела на виду и не позаботился закрыть ворота.

Я обошел собак, приоткрыл створку и выскользнул на площадь. По сравнению с покойницкой, где я побывал, там пахло чуть ли не свежестью. Почти.

Убрав клинок в ножны, я высвободил патронажный жетон, который носил на шее. Сделав это, я понял, что угодил в беду – вернее, в очередную беду. То, что всего несколько часов назад было блестящим латунным ромбом, превратилось в иссиня‑зеленую бляху – светящуюся лепеху цвета ярь‑медянки.

Очевидно, мой патронаж аннулировали.

Нельзя сказать, что это стало неожиданностью после событий во время спектакля, которые предопределили такой поворот, – я просто не думал, что отмена будет настолько… зримой. Опять же, вокруг простирался Джан.

Я поднял ромб в ночной темноте. Его свечение не было лучистым сиянием, но все же его хватало, чтобы пометить меня и сделать легкой мишенью во мраке, а то и в толпе. Его хватало, чтобы держать меня подальше от главных улиц, а спешка гнала меня как раз туда.

Проклятье!

Я швырнул жетон в сточный люк и направился в ближайшую боковую улочку. Она, как и ожидалось, вилась подобно змее, и после многочисленных поворотов я уже толком не знал, в какую сторону иду. Я игнорировал взгляды из темных дверных проемов и окон; притворялся, что меня не заботит шепот, который несся вдогонку. Я двигался быстро, но не бегом, и всячески прикрывал грудь, дабы скрыть отсутствие бляхи.

Лестница вывела меня вверх на новую улицу, которая быстро превратилась в арочный переулок. Тот, в свою очередь, достиг дорожки, которая тянулась поверх первой улицы. Я остановился, осмотрелся, утешился отсутствием затаившихся теней и скакнул на ближайшую крышу. В доме тявкнула собака, но я был на следующем здании раньше, чем хозяин успел прикрикнуть на тварь. Та проигнорировала его и продолжила гавкать.

Я мрачно улыбнулся, удаляясь от шума. Веди себя псы на площади у Собачьих ворот хоть отдаленно похоже, мы с Деганом ни за что не попали бы внутрь и не нашли Слоновую Кость, а уж о выходе не могло быть и речи. В этом смысле труднее пришлось и Волку. Впрочем, ему было наплевать – оставить за собой груду трупов и открытые ворота не выглядело образчиком утонченности.

Я перемахнул через невысокую стену и стал пробираться сквозь джунгли пустых бельевых веревок. Впереди виднелся просвет, который предвещал переход через улицу пошире. Посмотрев налево‑направо, я отследил сужение дороги примерно в квартале от меня и выправил курс.

Хотелось бы знать, как развивалась встреча Волка и Слоновой Кости. Началась ли она с разговора или сразу с крови? Я мог представить, как Волк тянул время, дразнил своего бывшего собрата, а то и предложил Слоновой Кости некий выход, отлично зная при этом, что без боя не обойтись. Это было бы похоже на Волка: ему нравилось показывать, до чего он умен и как искусно развел свою жертву. Ангелы свидетели, со мной он позабавился на славу. Я не представлял, чтобы он не поиграл ножом, когда дело дошло до поединка со Слоновой Костью, – слишком велик был соблазн.

Стук камня справа мгновенно насторожил меня и вынудил присесть. До сих пор не было видно ни души, но это не означало, что я пребывал в одиночестве. За стуком последовало проклятие, и в следующий миг на соседнее здание подтянулась фигура. Она помедлила, вытерла об одежду руки и осмотрелась, после чего легко запрыгала по крышам и исчезла.

Я дождался, пока она скроется, и продолжил путь, досадуя на то, что двигался далеко не так уверенно.

Спроси меня кто, я мог бы предположить, что Слоновая Кость не заглотил приманок Волка. Он был слишком искушенным политиком и слишком долго прожил с оглядкой, чтобы купиться на блеф и похвальбу азаарийца. Я буквально слышал, как старый Деган велит Волку убираться и снимает со стены свой длинный меч; практически видел блеск в его глазах, когда они скрестили клинки. А когда проиграл – ну что же, я ни секунды не сомневался, что он послал Волка к гребаной матери в ответ на требование отдать законы ордена.

При этой мысли я улыбнулся. Наверняка это было нечто: Волка срезали, его планы нарушились из‑за упорства одного‑единственного человека. Приятно было бы посмотреть на него, когда он осознал, что ни хрена не добьется от Слоновой Кости и никаких законов не получит.

Да, на такой спектакль я купил бы билет.

Я добрался до кромки умеренно покатой крыши. Мне предстоял короткий прыжок на соседнюю, а дальше – приятный и долгий пробег по стоявшим впритык домам. Вдалеке смутно виднелась черно‑серая линия стены, отделявшей второе городское кольцо от третьего. Птицеловка должна была ждать меня в тени этой стены в полуподвальной таверне, которую мы назначили Черным Притоном. После этого дело сведется к раздаче мелких взяток кому положено – и можно будет влиться в поток, исходящий из Старого Города. Спора нет, с преображенными жетонами это обойдется дороже, но мы предусмотрели такую возможность и подстраховались. За должную плату стража закроет глаза на что угодно.

Нет, убраться не составит труда; намного сложнее будет изловить и остановить Волка. Мне совершенно не улыбалось искать его в пустыне, но мы хоть знали, куда он направлялся. Вдобавок, если дела примут совсем уже скверный оборот, мы можем просто поднажать и попытаться достать его в Илдрекке. В конце концов, нам были известны его замыслы. У нас были законы, у него – меч; его возможности не выглядели безграничными.

Я встал поудобнее, примерился к соседней крыше и… выпрямился.

Нет.

Бессмыслица. Больно гладко, чересчур предсказуемо. Слишком очевидная подстава.

Я оглянулся на оставшиеся позади падишахский парк, Собачьи ворота и тела стражников, брошенные на камнях. Восстановил в памяти бумаги на полу и Слоновую Кость, умиравшего в своем кабинете. Обдумал фиаско, которое потерпел Волк.

Все это было бессмыслицей.

Зачем было оставлять Слоновую Кость в живых? Если Волк выставлял что‑то напоказ, то неизменно с умыслом. Начиная с убийства Щура и заканчивая использованием Нийян для того, чтобы направить меня на поиски Дегана, он преследовал только одну цель: завладеть мечом Слоновой Кости и законами ордена. Пока у него выгорало, все складывалось чудесно – он не сделал ни одного лишнего движения, не пропустил ни единой мелочи. Каждый поступок, каждый разговор приуготавливали следующую фазу, являлись прелюдией к очередному танцевальному па.

Мастерство, которым мог бы гордиться любой Серый Принц.

Может быть, Волк решил, что старый Деган истечет кровью прежде, чем на него наткнутся? Или просто постарался, чтобы Слоновая Кость умер медленной, мучительной смертью – своего рода зловещий расчет за давнюю ссору? Ангелы свидетели – Волк был достаточно коварен для этого.

Но зачем оставлять стражников у всех на виду? Я не знал, когда он их замочил – на входе или выходе, – но Волк не мог не понимать, что даже если их не найдут слуги падишаха, то мы с Деганом обнаружим наверняка. А в этом случае мы…

О черт! Конечно.

Проклятье!

Я развернулся и помчался туда, откуда пришел.

Болван! Он и хотел, чтобы мы нашли. Не только стражников, но и Слоновую Кость. Живым. Чтобы потолковали с ним. Утешили его.

Убедили умирающего Дегана открыть, где спрятаны документы.

Вот же гнида!

Волк был там, он скрылся где‑то на площади или выше и даже сейчас следил за Собачьими воротами, подкарауливая Дегана. То, что я его не заметил, не означало, что он не прятался и не готовился к прыжку, когда мы покинем парк и уберемся подальше от помех со стороны Деспотии. Он проник в мои комнаты под носом у Птицеловки; если кто‑то и мог остаться невидимым даже для моего ночного зрения, то это был он.

Почему он меня отпустил? С какой стати позволил беспрепятственно смыться из парка? Потому что он охотился за рыбой покрупнее. Волку были нужны законы ордена, и он понимал, что раздобыть их мог только Деган.

Которого предстояло убить ради них.

Я мчался обратно, карабкаясь и прыгая там, где раньше двигался осторожнее. Собака разлаялась снова, однако теперь ее хозяин завопил из‑за черепицы, которую я обвалил, когда спрыгивал с крыши.

Я пробежал по крытой аллее и буквально вывалился на улицу. Янтарные тени отпрянули, едва я пронесся мимо, и разразились проклятиями вслед. Мне было не до них – наплевать на внимание, которое я привлекал; наплевать на отсутствие жетона и на то, что за мной могли погнаться с клинками наголо. Мне важно было только успеть добраться до этих чертовых ворот, покуда Деган не подыграл замыслам Волка.

Сделав последний поворот, я резко остановился, и ноги проехались по пыльным камням. Там, где улица выходила на площадь, стояла одинокая фигура с мечом в руке и улыбкой на лице.

Деган что надо – только не тот, что надо.

– Я все гадал, сообразишь ли ты, – сказал Волк.

Он был одет по‑джанийски, в просторные шаровары и короткую тунику, поверх ниспадал бурнус. Все было заляпано кровью.

– Труда не составило, – соврал я.

– Да неужели? – усомнился Волк и поднял бровь.

– Нет, – заверил его я.

Говори. Тяни время. Дай Дегану выйти и услышать, увидеть тебя. Может, напасть на Волка сзади.

– Вспомни мое ремесло и почему ты меня прихватил. Я рою землю, пока не докапываюсь до сути; собираю фрагменты, пока не сложится головоломка. – Я непринужденно положил руку на рапиру. Волк не отреагировал. – Ты отклонился от своего стиля.

– Моего стиля?

– Оставил Слоновую Кость в живых. Это на тебя не похоже.

– Ах это? – Волк указал на стену позади себя. Возле нее стоял прислоненным длинный меч. Длинный меч Слоновой Кости. – Возможно, дело в милосердии? В конце концов, когда‑то он был моим другом.

– Друзьям не отрезают языки.

– Знал бы ты, какие у меня бывали друзья.

– И грамотный убийца не оставляет гору трупов, оповещая о своих приходах и уходах.

– А вдруг я спешил?

– Думаю, ты задержался бы замести следы по пути из горящего дома.

Волк упер в землю острие сабли – своего родного клинка, судя по стальному рельефу гарды, – и смерил меня изучающим взглядом.

– Да, – изрек он, – очень умно. Я правильно сделал, что захватил тебя.

– А я ошибся, когда пошел.

– Я не оставил тебе выбора.

– Выбор всегда есть.

– Ты о том, чтобы остаться в Илдрекке? – фыркнул Волк. – Ты бы не выжил после того, как я настроил против тебя остальных Серых Принцев.

– Может, и нет, – согласился я. – Но попробовать стоило. Я мог хотя бы остаться поблизости и прикрыть мою организацию.

Рискнуть собой там, вместо того чтобы настроить всех и каждого здесь во имя того, что мне казалось подобающим Серому Принцу.

– Мог, но это не в твоем характере, – возразил Волк. – Ты слишком долго работал один, чтобы позволить притязать на свою особу. Ты вроде волка, который пытается бежать с собачьей стаей: приятно, но ты‑то знаешь, что создан для лучшего – полей пошире и небес повыше. – Он поднял клинок и положил себе на плечо. – Считай, что тебе повезло разобраться в этом. Я истратил три жизни на осознание того, что Клятва не цель, а братство не племя. Другим, быть может, этого и хватает, но мне? – Он покачал головой. – Я азаариец, мне не с руки подбирать обещания и торговать ими за мою честь. Я дал слово служить цели и действию, а не сидеть, ждать и считать.

– Тогда почему бы не выйти из ордена?

– Азаариец верен своему слову.

Я ничего не смог с собой поделать: расхохотался.

– Издеваешься надо мной? – Волк зловеще шагнул вперед. – Даже сейчас? Зная, кто я такой и на что способен?

– Я смеюсь именно потому, что знаю, кто ты такой и на что способен, – отозвался я, игнорируя сосущее чувство под ложечкой, грозившее проточить дыру. – Как быть с назваными братьями, которые пали от твоей руки? С основателем ордена, которого ты загасил, чтобы украсть его меч? Это не верность слову – даже не близко к ней.

– Ты ничего не знаешь. – Волк выпрямился во весь рост и свирепо взглянул на меня сверху.

Он прихватил левой рукой меч Слоновой Кости и начал поворачиваться.

– Я знаю много чего, – сказал я ему в спину. – Зачем еще прорубаться к двери Слоновой Кости, как не желая узнать способ освободиться от ордена? К чему такая канитель, если ты не задумал припереть к стене императора, чтобы он избавил тебя от Клятвы?

– Что ты сказал? – Это его зацепило, он замер.

– Маркино, – ответил я. – Император и его ипостаси пребывают в долгу перед орденом Деганов. Они связаны Клятвой, которую дали вам на мече Слоновой Кости, когда вы основали свою банду.

– Это тебе Бронза поведал? – Волк оглянулся.

– Нет, император. Мы квасили на отвальной перед моим отъездом из Илдрекки.

Задумчивое молчание. Затем:

– Должно быть, мой собрат по оружию и правда любит тебя, раз поделился таким древним секретом ордена.

Я не знал, что ответить, а потому промолчал.

– Ты прав, я пришел за мечом, – произнес Волк. – Но не ради того, о чем ты думаешь. У меня нет желания отгородиться от моей Клятвы. В самом начале я сказал тебе правду, мне хочется спасти орден. Но я, в отличие от Бронзы и большинства остальных, не питаю иллюзий насчет того, что наши проблемы решаются болтовней и законами. Теперь нас может спасти только действие.

– Какого же рода? – осведомился я. – Вымостить улицы новыми трупами? Заставить императора отпустить вам грехи? Или ты хочешь отдать решение на откуп Маркино? Вынудить его выбирать, кому послужит орден – ему или империи? Если да, то я скажу, куда он метнется, – к гадалке не ходи.

Человек, способный создать религию с единственной целью обеспечить себе вечное правление, не выпустит из рук такого орудия, как Деганы.

– По‑твоему, я дурак? – возразил Волк. – Конечно, я знаю, что он выберет: заявит, будто мы принадлежим ему и от греха подальше лучше разрушить орден. Трещины пролегли слишком глубоко, чтобы заделать их простой декларацией, пусть даже императорской. Одно толкование неизбежно отвратит сторонников другого. Нет, орден сохранялся так долго лишь потому, что мы не искали решения, не вооружились новой причиной охранять наши взгляды сталью. Мы всячески старались не повторить грехов Слоновой Кости. Но теперь, когда мертвы Железо, и Серебро, и Слоновая Кость? После того, как клинки Деганов обагрились их же кровью? В ком‑нибудь обязательно взыграет гнев, или гордыня, или месть, и орден падет. Это вопрос только времени.

– Но ты же и подтолкнул, – напомнил я. – Во имя Ангелов, ты убил двоих против одного у Дегана!

– Да.

– Ты знал, что это случится.

– Да.

– Тогда зачем?

Волк пристально изучил на меня, затем посмотрел на небо. Оно стало из черного пепельным, и звезды меркли. Волк весело прищурился.

– Ты пытаешься меня отвлечь, – заметил он. – Дать Бронзе время уйти или подкрасться ко мне. Очень толково. Бесполезно, но очень толково. – Он повернулся и махнул рукой в сторону площади. – Идем, подождем моего брата вместе.

Я не шелохнулся.

Что же я упускал, черт меня подери? Если верить Волку, то орден Деганов не подлежал восстановлению, – зачем ускорять его гибель? Зачем подталкивать к краю пропасти и нарушать перемирие, которое соблюдалось веками? Даже если он раздобудет законы Слоновой Кости, то его шансы отладить орден при том, что Деганы начнут убивать друг друга, располагались в промежутке между призрачными и нулевыми. Если они…

Стоп. Нет. Волк говорил не о починке – о перековке. Я поднял глаза и увидел, что Волк рассматривает меня. В ожидании.

– Тебе и хочется, чтобы члены ордена обнажили клинки, – сказал я. – Чтобы они сцепились и перебили друг дружку. – Дабы наглядно убедиться в том, что орден обречен и компромисс невозможен. – Ты хочешь сокрушить Деганов.

– Бывает, что для починки приходится сначала сломать. Чтобы выковать нечто заново, нужно расколоть существующее. Мой орден невозможно спасти в его нынешнем виде, но почему бы не отстроить с нуля? Вот оно. Тогда он будет спасен.

– Измена не спасение, – раздалось позади Волка. – Предательство – это только предательство. Все прочее – отговорки слабака.

Волк крутанулся, переходя в ангард, а я скользнул в сторону и глянул мимо него.

Поэтому сумел увидеть Дегана, стоявшего на площади.

Волк на секунду напрягся. Затем рассмеялся, видя, что Деган не трогается с места.

– Тебе ли так говорить, Бронза? – произнес он. – Тебе, с кровью Железа на клинке? Кто ты такой, чтобы болтать об оправданиях? Что‑то не вижу я, чтобы ты спешил предстать перед орденом за свои преступления; не вижу тебя стоящим в Казарменном зале в ожидании суда! Чем он лучше моего, твой повод уклониться от правосудия и пуститься на поиски Слоновой Кости?

Деган находился шагах в пятнадцати от Волка. В одной руке у него был меч с цепным узором, в другой – вдовий веер Слоновой Кости. Я не сумел различить выражение лица.

– Я не собирался убивать Слоновую Кость, – сказал он.

– Ну и совсем дурачина, – фыркнул Волк.

– Он не заслужил…

– Он заслужил все, что получил от меня, и даже больше, – рыкнул Волк. – Он заработал вековые мучения за ложь, которой кормил нас; за жизни, которые у нас похитил. Этот старик сковал нас нашей же честью и удалился. Хуже того – допустил, чтобы нас отодвинули в сторону, когда он ушел. Мы, призванные быть мечниками Люсиена, расходовали время на продажу обещаний, словно базарные торгаши! Мечами, предназначенными для поддержки империи, выбивали частные долги! – Волк сплюнул на камни. – Клинок ржавеет, Бронза, когда им не пользуются, и я больше не собираюсь ржаветь. Пора нашей стали засверкать, как встарь.

Я изучил спину Волка и сделал робкий шажок вперед, стараясь, чтобы азаариец оставался между мной и Деганом. Я знал, что если Деган увидит меня, если сообразит, что я задумал, то скорее разинет рот, чем разрешит мне напасть на Волка сзади. Легко ему это дастся или нет, но он не допустит подобного по отношению к собрату по оружию.

Значит, придется подбираться осторожно, только и всего.

– И что засверкает? – спросил Деган, а я сделал очередной шаг. – Кровь на стали? Ты бы слышал, о чем говоришь! Сейчас ты твердишь о восстановлении ордена, а через секунду – о его уничтожении. Настроем друг против дружки, Сталь, ты нас не объединишь; мы слишком зачерствели, когда доходит до бойни. Может быть, кто и смягчится из уважения к прошлому, но прочие, как только покажется кровь, не остановятся. Золото и Нефрит, Латунь и Жемчуг – они скорее лягут в могилу, чем сдадутся.

– Я знаю.

– Тогда зачем? – Мне было слышно отчаяние в голосе Дегана, я мог представить выражение горького недоумения на его лице. – Зачем устраивать резню?

– Затем, что мы должны осознать глубину раскола. Ибо за последние двести лет мы только и знали, что спорить о правильном пути, не замечая, что обе дороги ведут в никуда. Служить императору? Служить империи? Они одинаково позабыли о нас. Подобные дуракам, погибающим от жажды, мы сидим посреди пустыни и вспоминаем вкус воды, вместо того чтобы отправиться на ее поиски. Если орден Деганов претендует хоть на какую‑то цель, на толику чести, то мы обязаны отряхнуть пыль нашего прошлого. Мы должны освободиться от старых порядков и только потом создавать новые.

– Убийством никого не освободить, – сказал Деган.

Еще шажок.

– Я пекусь не о мертвых, – возразил Волк. – Пусть фанатики с истинно верующими перебьют друг друга, пусть замарают империю кровью. Едва мы начнем усеивать улицы нашими мертвецами и развешивать в Казарменном зале осиротевшие мечи, другие поколеблются. Оставшиеся Деганы осознают суровую необходимость.

– Какую же? – поинтересовался Деган.

– Освободиться от Клятвы. Служить империи так, как мы сочтем нужным, без словесных оков и сдерживающей магии. Мы все наблюдали и творили историю – нам положено быть вожаками в собственном праве, шейхами, поводырями людей, а не наемными мечниками в ожидании призыва, которому не бывать. Слоновая Кость назвал нас братством, но у братьев и сестер есть еще и отец. Ну так я перерос моего отца‑императора, как, полагаю, и остальные. Мы больше не братство, а племя, скрепленное уступленными душами и пролитой кровью. Когда все закончится, мы объединимся, как подобает соплеменникам: свободными, равными и связанными только между собой.

– А как, по‑твоему, отнесется к этой идее «отец»?

– Вряд ли у него останется выбор, когда я напомню ему про обещание его былого воплощения. – Волк взвесил меч Слоновой Кости.

– Значит, – в голосе Дегана обозначилась стужа, – ты все это время замышлял убийство Слоновой Кости ради меча.