Глава 19. – А они симпатичные, – сказала Кэти

Лоун‑Пайн

– А они симпатичные, – сказала Кэти.

– Не вижу ничего симпатичного, – ответил Чет. – Маленькие черные ящички носятся вокруг.

Они на самом деле носились от тюка к тюку и аккуратно заглатывали их до последнего клочка целлюлозы. Они не ссорились, не дрались, потому что с рождения были хорошо воспитаны. Если один из них трудился возле тюка, то другой не пытался пристроиться рядом, а искал следующий тюк. Малыши уже съели несколько тюков, но их оставалось еще очень много. Тюки аккуратно лежали на просеке, сделанной взрослым пришельцем, длиной более мили, а он уходил в лес все дальше, время от времени выбрасывая очередные порции «корма».

– Мне кажется, что они растут, – заметила Кэти. – Такое может быть? Они кажутся больше, чем какой‑то час назад.

– Вряд ли, – сказал Чет. – Они же пасутся всего несколько часов.

– Мне тоже кажется, что они подросли, – поддержал Кэти Квин из «Нью‑Йорк таймс». – Я думаю, это возможно. У них, должно быть, чрезвычайно эффективная система метаболизма. Гораздо более эффективная, чем у любого из земных обитателей.

– Если они уже растут, – рассудила Кэти, – то не пройдет и нескольких дней, как они тоже смогут валить лес и заготавливать целлюлозу.

– Тогда скоро здесь будет пустыня, – добавил Нортон.

– Я полагаю, – сказал Квин, – нашим лесникам есть о чем подумать. Им придется как‑то отреагировать. В настоящее время эта штуковина как бы наш гость. Но сколько можно терпеть гостя, который съедает все, что попадается на глаза?

– Или щенится на полу у вас в гостиной, – подхватил Нортон.

– Проблема в том, – сказал Чет, – что мы не знаем, как себя вести. Ведь эту штуковину не шуганешь из лесу, как свинью из огорода.

– Что бы вы ни говорили, – заявила Кэти, – а малыши мне нравятся. Они так торопятся, им так хочется есть.

Она попробовала узнать того малыша, которому помогла «встать на ножки». Но попытка не увенчалась успехом: они выглядели совершенно одинаковыми, и отличить одного от другого было невозможно.

Она все время вспоминала тот момент, когда, подняв малыша, протянула руку, чтобы погладить его мать. В памяти сохранилось ощущение мягкого прикосновения невероятно твердой шкуры, ласкового пожатия, почти поцелуя, когда руку обволокла неожиданно возникшая складка.

«Я не могу поверить, – говорила она себе, – что такое создание способно причинить кому‑то вред. Чем бы оно ни было, но если оно так реагирует… Однако что это было? Жест одобрения? Благодарность за оказанную услугу? Проявление дружелюбия одной жизни по отношению к другой? Или оно просило прощения за причиненные неприятности?»

«Вот если бы можно было, – думала она, – включить это в репортаж, который через пару часов придется диктовать по телефону в «Трибьюн». Но нельзя, ни в коем случае. Если Джонни не выбросит этот эпизод, то на выпуске все равно не пропустят, ни за что не пропустят. Это считается вмешательством репортера в материал. И нет никаких доказательств, никаких документов… Интересно, как можно задокументировать рукопожатие с внеземным существом?..»

– Кому‑нибудь удалось хоть что‑то узнать у правительственной комиссии наблюдателей? – спросил Нортон у Квина.

– Немного, – ответил тот, – Они измерили наружную температуру пришельца. По‑моему, пытались нащупать пульс, но не признаются в этом. Они установили, что поверхность не из металла, но из чего – неизвестно. Как он движется, тоже непонятно, нет ни колес, ни гусениц. Просто плывет в нескольких дюймах над землей, словно гравитации для него не существует. Один из наблюдателей сказал было, что пришелец, наверное, умеет контролировать и использовать гравитацию – так коллеги его чуть не растерзали за вольнодумство. И еще они обнаружили, что он посылает какие‑то сигналы. Вот, пожалуй, и все.

– Я не уверен, – сказал Чет, – что им удастся узнать еще что‑нибудь. Я не могу себе представить, за что там можно зацепиться.

– У них свои методы, – возразил Квин. – Что‑нибудь еще они, конечно, узнают, но, вероятно, далеко не все, что нам нужно. Может быть, мы имеем дело с чем‑то таким, что совершенно не укладывается в наши представления. Может быть, нам придется изменить образ мыслей, чтобы хоть что‑нибудь понять.

Вдруг стало тихо. Грохот и хруст, с которыми пришелец пожирал деревья, прекратились. И снова возникли привычные звуки: птичье щебетание в лесу, шум ветра в вершинах деревьев, журчание и плеск речной воды.

Репортеры и фотографы на просеке разом повернулись. Ничего не происходило. «Может быть, – подумала Кэти, – она решила отдохнуть? Но почему? С тех пор как началась эта странная жатва, она ни разу не останавливалась, а продолжала неустанно косить деревья…»

Внезапно пришелец начал подниматься в воздух. Сначала медленно, потом все быстрее. Он поднялся над соснами и повис – и все это без единого звука. Ни рева моторов, ни шума пропеллеров. Ни пламени, ни дыма – никаких признаков действия какого‑либо двигателя. Он просто всплыл над деревьями и повис, так же бесшумно, как и поднялся. В лучах заходящего солнца ярко выделялись цифры – «101», – написанные зеленой краской на черном‑черном боку.

Медленно – казалось, что его просто сносит ветром – он начал двигаться к востоку, одновременно поднимаясь все выше и выше. Набрав скорость, он изменил направление и полетел на юг.

«Итак, она улетела, – подумала Кэти, – и оставила нас. Прилетела, побыла немножко, припасла еды для детишек – и снова в путь. Цель достигнута, задача исполнена…»

Она стояла и смотрела, пока крошечная точка не исчезла из виду. Потом взглянула на просеку, показавшуюся ей опустевшей, словно рядом не стало любимого друга.

Малыши, оставленные пришельцем, по‑прежнему носились вокруг и жадно поедали целлюлозные тюки. Один из наблюдателей деловито писал на них номера. На этот раз краска была не зеленая – красная.

Date: 2015-07-11; view: 293; Нарушение авторских прав