Глава 23. Я затормозил перед зданием биологического факультета и вылез из машины

Я затормозил перед зданием биологического факультета и вылез из машины.

– Ты уж лучше останься здесь, – сказал я Псу, – Сторож тебя не очень‑то жалует, да и я предпочел бы не объяснять полицейским, откуда вдруг взялась говорящая собака.

Пес порывисто вздохнул, продув в усах пробор.

– Пожалуй, моя персона их несколько ошеломила бы, – проговорил он, – хотя биолог, ныне покойный, воспринял меня очень спокойно. Намного спокойнее, смею заметить, чем вы сами.

– У него было передо мной большое преимущество, – объяснил я. – Он рассматривал все с истинно научной точки зрения.

А секундой позже я с недоумением спросил себя, как мог я сейчас позволить себе хотя бы намек на шутку, – ведь Стирлинг был моим другом, и вполне возможно, что именно на мне лежала вина за его смерть, хотя в тот момент мне не были известны обстоятельства его кончины.

Я вспомнил, как в то утро, развалясь в кресле, он спал в комнате радиопрослушивания, а жить‑то ему оставалось меньше суток; вспомнил, как он легко проснулся, не рассерженный, не удивленный, и завел разговор в своем обычном, сумасшедшем стиле, к которому давно привыкли те, кто его хорошо знал.

– Подожди нас, – сказал я Псу. – Мы не очень задержимся.

Мы с Джой поднялись по ступенькам, и я собрался было забарабанить в парадную, но дверь оказалась незапертой. Мы одолели лестницу – дверь в лабораторию Стирлинга была открыта настежь.

Двое мужчин, поджидая нас, сидели на лабораторном столе. Они о чем‑то разговаривали, но при звуке наших шагов в коридоре разом замолчали – мы слышали, как они прервали свою беседу, – и уже молча ждали нашего появления.

Один из них был Джо Ньюмен – тот самый малый, который позвонил мне по поводу катившихся по дороге кегельных шаров.

– Привет, Паркер, – сказал он, спрыгнув со стола. – Привет, Джой.

– Привет‑привет, – отозвалась Джой.

– Это Билл Лиггет, – представил второго мужчину Джо Ньюмен. – Он из отдела по расследованию убийств.

– Из отдела по расследованию убийств? – переспросил я.

– Конечно, – ответил Джо. – Они ведь считают, что Стирлинга кто‑то прикончил.

Я круто повернулся к сыщику.

Он кивнул.

– Он умер от асфиксии. Как будто его придушили. Однако на нем не обнаружили никаких следов насилия.

– Вы хотите сказать…

– Видите ли, Грейвс, если один человек душит другого, он оставляет на шее своей жертвы следы. Синяки, ссадины. Нужно немало потрудиться, чтобы задушить человека насмерть. И, как правило, при этом наносятся значительные телесные повреждения.

– А на нем их нет?

– Абсолютно.

– Так, может, он просто задохнулся. Подавился едой или питьем. Или у него была мышечная судорога.

– Док это отрицает.

Я покачал головой:

– Черт те что!

– Быть может, что‑нибудь выяснится после вскрытия, – сказал Лиггет.

– Просто не верится, что он умер, – сказал я. – Я ведь видел его только сегодня вечером.

– Насколько нам известно, – произнес Лиггет, – вы последний, кто видел его в живых. Ведь он был жив тогда, верно?

– Живей живого.

– В котором это было часу?

– Примерно в половине одиннадцатого. А может, около одиннадцати.

– Сторож сказал, что он впустил вас. С собакой. Он хорошо это помнит, потому что не хотел тогда пускать собаку. Говорит, вы заявили, что это не собака, а подопытный экземпляр. Это правда, Грейвс?

– Черт побери, конечно нет, – ответил я. – Я просто пошутил.

– А почему вам понадобилось тащить с собой наверх собаку? Ведь сторож вам запретил.

Я хотел показать ее Стирлингу. Мы с ним раньше говорили о ней. Во многих отношениях это весьма примечательный пес. Несколько дней он крутился около моего дома и вел себя вполне дружелюбно.

– Стирлинг что, любил собак?

– Не знаю. Думаю, что особого пристрастия к собакам у него не было.

– А где эта собака сейчас?

– Внизу, в машине, – ответил я.

– Разве ваша машина сегодня вечером не взорвалась?

– Точно не знаю. Я только слышал об этом по радио. Они считают, что я погиб в ней.

– Но вас в машине не было.

– По‑моему, на этот счет не может быть никаких сомнений, не так ли? Вы там установили, кто потерпевший?

Лиггет кивнул:

– Один сопляк, которого до этого уже не раз привлекали за кражу машин. Крал их только для того, чтобы покататься. Проедет несколько кварталов, потом бросит машину и смоется.

– Дело дрянь.

– Куда уж. А вы все‑таки за рулем?

– Это моя машина, – вставила Джой.

– Вы, сударыня, были с ним весь вечер?

– Мы вместе поужинали, – ответила Джой. – И с тех пор я с ним не расставалась.

«Умница девочка, – подумал я. – Ничего не говори этому фараону. Он только все испакостит».

– Вы ждали в машине, пока он с собакой был наверху?

Джой кивнула.

– Сдается мне, – проговорил Лиггет, – что сегодня вечером по соседству с вашим домом произошла какая‑то потасовка. Вам что‑нибудь об этом известно?

– Ровным счетом ничего, – ответила Джой.

– Не обращайте на него внимания, – вмешался Джо. – Он душу вымотает вопросами. У него все на подозрении. Это служба у него такая.

– Черт знает что, – возмутился Лиггет. – Надо же – вы двое замешаны в таком количестве историй, а чисты как новорожденные.

– На том стоим, – заметила Джой.

– Как вы оказались у озера? – спросил Лиггет.

– Просто поехали прокатиться, – ответил я.

– Вместе с собакой?

– Конечно. Мы взяли ее с собой. С ней не соскучишься.

На крюке, куда его повесил Стирлинг, пакета не было: насколько мне удалось заметить, его не было нигде. А оглядеться как следует я не мог, не рискуя привлечь внимание Лиггета.

– Вам придется поехать в полицию, – сказал мне Лиггет, – Вам обоим. Нужно уточнить кое‑какие обстоятельства.

– Старик в курсе, – вмешался Джо, – Ему позвонили из отдела городских новостей сразу же после твоего звонка в лабораторию.

– Спасибо, Джо, – поблагодарил я его. – Надеюсь, мы сумеем за себя постоять.

Однако в душе у меня не было той уверенности, которую я вложил в это заявление. Ведь если мы все вместе спустимся вниз и Пес начнет трепаться, а Лиггет его услышит, не оберешься неприятностей. К тому же в машине лежала винтовка с полупустым магазином и следами недавних выстрелов на внутренней поверхности ствола, выстрелов, которые я произвел по той машине. Мне здорово придется попотеть, объясняя, во что я стрелял и почему вообще брал с собой винтовку. В одном кармане у меня лежал заряженный пистолет, а другой был набит винтовочными и пистолетными патронами. Никто, ни один добропорядочный гражданин – если у него совесть чиста и благие намерения – не станет разгуливать с заряженным пистолетом в кармане, возя с собой в машине заряженную винтовку.

Было еще много кой‑чего, на чем они могли поймать нас. Более чем достаточно. Хотя бы тот телефонный звонок – когда Джой позвонила Стирлингу. Если сыщики взялись за дело всерьез, без дураков, они скоро пронюхают про этот звонок. И наверняка какой‑нибудь сосед Джой, выскочивший на тот жуткий гвалт, заметил стоявшую перед ее домом машину и видел, как она на полной скорости рванула по улице.

Быть может, подумал я, нам следовало бы сообщить Лиггету побольше сведений. Или в своих ответах быть с ним пооткровеннее. Ведь стоит ему только захотеть, он запросто уличит нас во лжи.

Однако если б мы пошли по этому пути, если б мы сказали ему хоть четверть правды, уж тут‑то они бы обязательно продержали нас в участке несколько часов, чтобы всласть позубоскалить над нашим рассказом или попытаться подыскать этим фактам какое‑нибудь солидное, вполне современное объяснение.

Впрочем, возможно, так оно и будет, сказал я себе, все это еще вполне может произойти, но, пока мы держим язык за зубами, еще есть надежда на какой‑нибудь неожиданный поворот событий.

Когда я в тот свой приезд открыл коробку с винтовочными патронами, часть их высыпалась на пол. И их поднял Стирлинг. Но как он ими распорядился – отдал их мне, положил себе в карман или на лабораторный стол? Я попытался вспомнить, но не мог, хоть режь меня на куски. Если эти патроны нашли полицейские, им нетрудно будет увязать винтовку в моей машине с лабораторией, что еще больше усилит их подозрения.

Если б мне только дали время, подумал я, я бы все объяснил. Но времени у меня не было, а сейчас такое объяснение само по себе повлечет за собой мышиную возню расследований и допросов, пронизанных непробойным скептицизмом. Поэтому, когда я решу, что пора все рассказать людям, я выберу не полицейский участок, а более подходящее место.

Я отлично сознавал, что мне одному не расхлебать эту кашу. Но я обязан был найти человека, которому это под силу. И уж кому‑кому, а полиции такой орешек не по зубам.

Я стоял, исподтишка оглядывая лабораторию, отыскивая глазами пакет. И вдруг увидел нечто другое – на какой‑то миг тут появилось что‑то еще. Уголком глаза я заметил какое‑то движение и зримый образ – сознание мое зафиксировало мимолетное вороватое движение в раковине, и у меня создалось отчетливое впечатление, что из раковины на секунду высунулась любопытствующая голова огромного черного червя.

– Ну как, пошли, что ли? – спросил Лиггет.

– О, конечно, – согласился я.

Я взял Джой за руку – ее бил озноб, но внешне это не было заметно; я почувствовал это только, когда прикоснулся к ней.

– Успокойся, деточка, – сказал я. – Лейтенант только возьмет показания, и все.

– С вас обоих, – уточнил Лиггет.

– И с собаки тоже? – спросил я.

Он оскорбился. Я понял это по его виду. Черт дернул меня за язык.

Мы направились к двери. Когда мы уже подошли к самому порогу, раздался голос Джо:

– Ты уверен, Паркер, что тебе нечего передать со мной Старику?

Я быстро обернулся – лицом к нему и лейтенанту – и одарил их обоих улыбкой.

– Ни полслова, – отчеканил я.

Мы вышли в коридор: Джо шел за нами, а сыщик замыкал шествие. Он захлопнул за собой дверь, и я услышал, как щелкнул замок.

– Поезжайте в центр, – сказал Лиггет. – К полицейскому управлению. А я следом за вами, в своей машине.

– Благодарю, – сказал я.

Мы спустились по лестнице и, выйдя из парадного, сошли по ступенькам на тротуар.

– Пес, – шепнула мне Джой.

– Я заткну ему глотку, – успокоил я ее.

А как же иначе? На какое‑то время он должен превратиться в самого обыкновенного добродушного, нечленораздельно ворчащего пса. Неприятностей хватало и без его разглагольствований.

Но мы напрасно беспокоились.

Заднее сиденье пустовало. Пса и след простыл.