Глава 20. Мне долго не отворяли. Я позвонил несколько раз, подождал, потом толкнул дверь – она оказалась незапертой

Мне долго не отворяли. Я позвонил несколько раз, подождал, потом толкнул дверь – она оказалась незапертой.

Я вошел в дом и затворил за собой дверь. Стук ее утонул в торжественной тишине, что стояла в прихожей и дальше, до самой кухни.

– Есть кто дома? – крикнул я.

Где‑то отчаянно зажужжала одинокая муха – верно, застряла как в западне между стеклом и занавеской и никак не вырвется. В полукруглое окошко над дверью вливались солнечные лучи – на полу расплескалась узорчатая лужица яркого света.

Мне никто не отозвался, и я прошел через прихожую в кабинет. На массивном письменном столе по‑прежнему стоял телефон без диска. Как прежде, поражали сплошные стены книг в дорогих переплетах. На шкафчике с напитками стояли наполовину пустая бутылка виски и невымытый бокал.

По толстому ковру я дошел до стола и придвинул к себе телефон.

Едва я снял трубку, Таппер сказал знакомым голосом делового человека:

– Наконец‑то, мистер Картер, как приятно вас слышать! Надеемся, что все идет хорошо. Вы, надо полагать, уже начали предварительные переговоры?

Как будто они сами не знают!

– Я вам не потому звоню, – резко сказал я.

– Но ведь таков был уговор. Мы рассчитываем, что вы выступаете от нашего имени.

От этой вкрадчивой и невозмутимой любезности меня взорвало.

– А вы при этом выставляете меня круглым дураком? Такого уговора не было!

– Мы вас не понимаем, – испуганно и удивленно сказал деловитый голос. – Будьте так добры, поясните свою мысль.

– А «машина времени»?

– Ах это…

– Да, «ах это»!

– Но, мистер Картер, если бы мы попросили вас захватить ее с собой, вы решили бы, что мы злоупотребляем вашими услугами. Вероятно, вы бы не согласились.

– А так вы не злоупотребили моими услугами?

– Н‑ну, отчасти… Нам была необходима чья‑то помощь. Чрезвычайно важно было переправить этот механизм в ваш мир. Как только вы ознакомитесь с нашими планами…

– Плевать мне на ваши планы! – обозлился я. – Вы меня обманули и сами в этом признаетесь. Хорош способ завязывать отношения с другим народом!

– Мы крайне об этом сожалеем. Не о том, что именно сделано, но о том, как сделано. Если мы можем быть чем‑либо полезны…

– Очень даже можете. Первым делом прекратите это жульничество с деньгами на кустах.

– Но это же вознаграждение! Мы ведь говорили, что вернем вам полторы тысячи долларов. Мы обещали, что вы получите не полторы тысячи, а гораздо больше…

– Вы когда‑нибудь просили ваших чтецов читать вам книги по экономике?

– Ну разумеется!

– И вы что же, сами долгое время наблюдали за тем, как строится наша экономика?

– В меру своих сил. Иногда понять очень трудно.

– Конечно, вам известно, что деньги не растут на кустах.

– Нет, ничего такого нам не известно. Мы только знаем, как они делаются. Но какая разница? Деньги есть деньги, откуда бы они ни исходили, – разве не так?

– Вы глубоко ошибаетесь, – сказал я, – Вам следует получше ознакомиться с этим вопросом.

– Разве наши деньги не годятся?

– Ни черта не стоят ваши деньги.

– Надеемся, что мы никому не причинили вреда, – удрученно промолвили Цветы.

– Деньги – это не так важно, – сказал я. – Есть вещи поважнее. Вы отрезали нас от окружающего мира, а у нас тут есть больные. И на весь город только один врач, несчастный старик, не бог весть какой мастер своего дела. Сейчас он и сам заболел, а другие врачи по вашей милости не могут к нам попасть.

– Вам нужен распорядитель.

– Нам нужно избавиться от барьера, чтобы мы могли, если надо, выбраться из Милвилла, а приезжие могли попасть к нам. Иначе неизбежно умрут люди, которых ничего не стоит спасти.

– Мы пришлем распорядителя, – был ответ. – Сейчас же пришлем. Величайшего знатока. Самого опытного, самого лучшего.

– Насчет распорядителя не знаю. Но нам нужна помощь, да поскорее.

– Мы сделаем все, что в наших силах, – пообещали Цветы.

Голос умолк, в трубке все заглохло. И вдруг я спохватился, что не спросил о самом главном: для чего им понадобилось перебросить к нам «машину времени»?

Я постучал по рычагу. Положил трубку, снова снял. Стал кричать, звать – все без толку.

Оттолкнув аппарат, я растерянно остановился среди комнаты. Безнадежно, ничего тут не добьешься.

Столько лет они нас изучали – и все равно не понимают ни нас самих, ни того, как устроено наше общество. Они до сих пор не поняли, что деньги – не просто клочок бумаги, а символ. Они даже не задумывались над тем, что может случиться с городом, начисто отрезанным от мира.

Они меня обманули, воспользовались мною как слепым орудием, а им следовало бы знать, что никакая иная обида не вызывает такой злости и досады, как обман. Они должны бы это знать, но не знали, а может, и знали, да отмахнулись как от мелочи, от пустяка – и это еще хуже!

Я вышел из кабинета в прихожую. И не успел сделать нескольких шагов, как парадная дверь отворилась и вошла Нэнси.

Я остановился у лестницы, ведущей на второй этаж, минуту мы стояли и смотрели друг на друга и не знали, что сказать.

– Мне надо было позвонить по тому телефону, – выговорил я наконец.

Нэнси кивнула.

– Еще я хотел сказать… мне очень неприятно из‑за этой драки с Хайрамом.

– Мне тоже. – Она то ли не поняла меня, то ли притворилась, будто не понимает. – Но, мне кажется, ты не мог иначе.

– Он запустил в меня телефоном.

Но, конечно, суть не в телефоне, не только в телефоне. Сколько раз так бывало и раньше, до всяких телефонов.

– Помнишь, в тот вечер ты сказала, что мы выберем время и съездим куда‑нибудь – выпьем, поужинаем. Видно, придется с этим подождать. Сейчас из Милвилла никуда не выберешься.

– Да, тогда мы бы начали все сначала.

Я молча кивнул, худо было у меня на душе.

– Я собиралась одеться понаряднее, – продолжала Нэнси, – и мы бы повеселились вовсю.

– Как будто мы опять школьники, – сказал я.

– Брэд…

– Да?

Я шагнул к ней. И вдруг она очутилась в моих объятиях.

– Можно обойтись без выпивки и без ужина, – сказала она. – Нам с тобой это ни к чему.

Да, правда, подумал я, нам это ни к чему.

Я наклонился и поцеловал ее, и обнял крепче, и во всем мире остались только мы двое. Не стало ни плененного, отрезанного городка, ни угрозы чуждого нашествия. Осталось одно, только одно важно: девушка, с которой мы когда‑то ходили по улицам, взявшись за руки, и которая ничуть этого не стыдилась.