Глава 7 4 page

— Понятно, — ответил Бэнд. — Все понятно.

Ему действительно все казалось предельно ясным и понятным. Только вот что же им самим сейчас делать? На это замкомбата вразумительного ответа дать не мог. Да и кому захочется брать на себя ответственность в таком щекотливом деле?

В эфире возникла тяжелая пауза, и наконец на том конце робко сказали, что, может, лучше подождать самого комбата. Он должен где-то через часок появиться. А может, и раньше.

— Так ведь время зря уходит, — ответил Бэнд, и в голосе его явно зазвучали нотки превосходства и даже презрения настоящего боевого офицера к тыловику. С полупрезрительной миной на лице он слушал, как замкомбата предлагал ему еще побыть на связи, может, он все же разыщет подполковника, они совещаются где-то тут неподалеку. Бэнд согласился и, ожидая с наушниками в руках, как-то непроизвольно подтянулся, приосанился, шея горделиво выпрямилась от сознания собственного достоинства, сжались челюсти, заходили желваки на скулах. Настоящий боевой офицер! Здесь, на самой передовой, перед лицом врага! Прищурив глаза, он глядел в ту сторону, где за горячим маревом виднелась дальняя оконечность, являющаяся «хвостом» «Большой вареной креветки», где сидело это расфуфыренное и ничего не соображающее-начальство.

И вот наконец они дождались приказа — он пришел к ним от начальника штаба полка, хотя фактически отдавал его сам полковник, их полковой командир. Старый, дряхлый пьяница с морщинистым, будто изъеденным молью, лицом, никогда ничего не решавший, вечно только тянувший волынку, он на этот раз проявил необычную для себя прыть, приказав обоим батальонам под его ответственность немедленно продвинуться еще дальше вперед. План заключался в том, чтобы третий батальон, миновав «голову Креветки», сразу же повернул резко вправо, в сторону моря, и атаковал находящиеся там за грядой невысоких холмов главные силы противника. Им следовало выйти к берегу в районе деревни Бунабала (в планах верховного командования овладение ею планировалось только через неделю, а то и позже), расколов тем самым японские силы и отрезав ту их часть, которая противостояла дивизии, двигавшейся вдоль побережья. Услышав все это, Бэнд даже присвистнул про себя. Ничего себе задачка, подумал он. Это для одного-то батальона! Да даже если бы для двух! Как бы почувствовав это, начальник штаба полка поспешил добавить, что, если удастся, с ними будут действовать второй батальон, а то еще и соседний полк.

Что же касается первого батальона, продолжал начальник штаба — и Бэнд тут же утвердительно кивнул, поскольку был уверен, что заранее знает, что их ждет, — то ему тоже следует повернуть направо, но не так круто, как третьему, и двигаться как бы с его внешней стороны, прикрывая левый фланг. «Стало быть, — усмехнулся мысленно Бэнд, — мы ни для чего больше не годимся, как только спину гнуть на кого-то, чтобы ему потом вся слава досталась».

Приказом предусматривалось, что они долины выйти к группе невысоких холмов, которые находятся дальше на равнине, левее того маршрута, по которому пойдет третий батальон. Самые дальние расположены вблизи кокосовых рощ, левее Бунабалы. Вот на этот ориентир им и следует держать направление. Причем необходимо не просто выйти в эту точку, а овладеть холмами, оставить на каждом небольшой оборонительный заслон. С остальными же силами двигаться дальше, на Бунабалу, где наконец они должны будут снова повернуть налево, чтобы прикрыть с тыла третий батальон, когда он будет атаковать справа от них. Движение следует начать немедленно, как только будут доставлены вода и продовольствие и подойдут туземцы-носильщики, которые затем двинутся с ними. Что же касается дальнейшего снабжения водой, то это теперь возлагается на них самих — по маршруту движения, как явствует из карт, имеется несколько ручьев и родников, вот из них они и могут взять воду, обрабатывая ее теми таблетками, которые им были выданы. Как там у них насчет таблеток? Бэнд ответил, что таблетки такие действительно имеются. Начальник штаба был рад, что и тут проблемы нет и можно с богом трогаться. Бэнд уже собирался сухо поблагодарить за информацию и отключиться, как вдруг начальник штаба снова вызвал его. Он хотел передать что-то еще. Бэнд, хотя и не очень отчетливо, но слышал, как он там переспрашивал:

— Что вы говорите, сэр? — А потом стал передавать уже в микрофон: — Командир полка напоминает, что может случиться так, что вы окажетесь отрезанными от главных сил. Ну и, конечно, не исключено, что оба ваши батальона будут разобщены. Да и внутри батальонов не всегда может быть тесный контакт между ротами… — Начальник штаба говорил медленно, явно повторяя, фраза за фразой, то, что говорил ему полковник: —… Так вот, будьте готовы в случае необходимости вести самостоятельные действия… За исключением, разумеется, тех моментов, когда можно будет выйти на связь… Ясно?

У Бэнда даже во рту пересохло от такой неожиданности.

— Слушаюсь! — бросил он в микрофон. — Отключаюсь!

Когда он передавал микрофон радисту, глаза за стеклами очков так и сверкали от возбуждения. Самостоятельные действия, вот это да! До чего же здорово получилось! Просто повезло!

Примерно такую же информацию получил командир соседней роты. Бэнд и его сосед еще раз торжественно пожали друг другу руки. Затем они тронулись в путь, а третья рота наблюдала за их движением. И все это время в воздухе чувствовалась какая-то настороженная, нервная напряженность. Трудно было сказать, кому из них повезло больше, а кому меньше. Ближний к ним склон высоты постепенно понижался, уходя правее основного направления их движения.

Бэнд тут же созвал совещание офицеров и сержантов. Зря, что ли, они стали теперь самостоятельным подразделением? При одной этой мысли по лицу его то и дело пробегала самодовольная ухмылка, которую он никак не мог сдержать.

Когда все собрались, он посмотрел на них внимательно, потом сказал:

— Не исключено, что все тут уже напрочь развалилось. Вон сколько уже прошли, а где она, японская императорская армия? Да только как бы там ни было, а нам приказано двигаться дальше, пока кто-нибудь не отыщется. А как отыщутся, так уж дать им как следует, чтобы сразу стало ясно, сильны они еще или нет. По возможности будем поддерживать третий батальон, помогать ему овладеть Бунабалой. Не исключено при этом, что противник окажется расчлененным, может, кого и мы отсечь сможем. Так-то вот. Ну, а теперь в путь. Идти нам сегодня много придется…

Командиры разошлись по местам, а Бэнд еще некоторое время стоял в раздумье, размышляя насчет того, какую толковую речь он сейчас произнес. Она ему очень понравилась. И вообще все ему сейчас было по душе — и эта местность, и его речь, и то, что он стоит сейчас под лучами солнца, припекающего все сильнее, на этом пыльном склоне холма, окруженного со всех сторон густыми зарослями джунглей, на далеком острове Гуадалканал, что затерян в бескрайних тропических широтах Тихого океана. Самостоятельное подразделение! До чего же здорово! И как бы там ни сложились обстоятельства, решил он, но его рота Бунабалу возьмет непременно!

Это название населенного пункта было совершенно новым для третьей роты. Правда, в те казавшиеся далекими дни, когда они только-только высадились на острове, кто-то упомянул это слово — речь, кажется, шла о неудачной попытке захватить деревню, предпринятой морской пехотой. Теперь же все обстояло по-другому, и название «Бунабала» было буквально у всех на языке. Кто-то даже успел переделать его на «Була-Була», и в таком виде оно путешествовало из взвода во взвод. Они знали, что деревня эта находится на берегу, в разросшихся здесь кокосовых рощах. До сегодняшнего дня она была для них чем-то вроде далекого миража, чуть ли не мифического поселения, которое им, возможно, и придется когда-нибудь увидеть. Теперь же совершенно неожиданно она превратилась в непосредственную цель их наступления.

Наконец прибыли носильщики, доставившие продовольствие и воду. Носильщики, конечно, это не плохо — солдатам не надо тащить всю выкладку: сунул две пачки сухого пайка в карманы, и шагай себе налегке, винтовочкой помахивай. Почти все они, впервые после того, как прибыли с отдыха, решили, что сейчас, пожалуй, не стоит занимать одну из фляг спиртным, и поэтому кто-то поспешил выпить ее содержимое, а кто-то просто вылил остатки виски на землю, а в обе фляги набрал воды. Исключением были Уэлш и еще несколько человек. Уэлш нес с собой три фляги, и в двух был джип. Рота была готова тронуться в поход.

В то время как люди завершали последние приготовления, проверяли и подгоняли все как надо, сержант Милли Бек, бывший командир отделения, исполнявший теперь обязанности взводного сержанта, подошел к Бэнду и, нахмурившись, попросил назначить их взвод в ротный резерв.

— Нам ведь больше всех тогда досталось, господин лейтенант. Потерь всех больше, да и некомплект вон какой. Ребята заслужили это, сэр.

— А ты с лейтенантом Томмсом это согласовал? — спросил, удивленно поправляя очки, Бэнд.

— С этим-то? — Бек в своей дубовой непреклонности не собирался скрывать презрения к командиру взвода. — Да чего с ним согласовывать еще?

— И то верно, — ответил ротный. Однако слова эти вовсе не означали, что ему пришлась по душе просьба сержанта. Конечно, если уж по правде говорить, так Бек, пожалуй, и прав. Да и командир он вроде не плохой. Бэнд молча раздумывал, подталкивая время от времени указательным пальцем сползавшие на нос очки.

— Да и несправедливо это все же, сэр, — тянул свое Бек. — Все время в голове да в голове…

Обдумывая потом весь эпизод, Бэнд был уверен, что, скорее всего, согласился бы с просьбой сержанта. Но эта его последняя фраза все испортила. Возмущенно дернув подбородком, ротный в упор уставился на него:

— Несправедливо, говоришь? Вот оно как! А что же справедливо, по-твоему? Да и вообще, при чем здесь справедливость? Нет, сержант. С этим я никак не согласен. К тому же, кого мне еще в голову ставить? Твой взвод уже обстрелян, набрался опыта, стало быть, ему и карты в руки…

— Должен я понимать это как приказ, сэр?

— Боюсь, что именно так, сержант.

— И вы хотите сказать, что чем больше нас передохнет, набираясь этого опыта, тем больше нас будут гнать в пекло, чтобы мы его там могли применять?

«Это уж слишком, — подумал Бэнд. — До чего же распустились! Надо побыстрее подобрать вожжи».

— Я уже сказал, сержант, что ни о какой справедливости мы тут речь вести не намерены. На войне командир обязан использовать все возможности в интересах дела. И решает это только командир, в данном случае, стало быть, я. — Глаза его сразу приобрели такой же стальной оттенок, как оправа очков. — У вас есть еще вопросы, сержант Бек?

— Никак нет, сэр. — Бек в душе просто кипел от негодования.

— В таком случае вы свободны.

— Слушаюсь, сэр. — Резко бросив руку к каске, Бек повернулся кругом. И сразу же, не сделав и шага, заорал что было мочи, будто сбрасывая с плеч напряжение этого неприятного разговора: — Взвод, ста-ановись!

Бэнд ухмыльнулся своей скользящей усмешкой. До чего же здорово у него все получилось!

— Сержант! — крикнул он вдогонку. Бек был всего лишь шагах в пяти от него. Никого другого рядом не было.

— Слушаю, сэр. — Он быстро повернулся к командиру роты.

— А известно ли вам, сержант Бек, — спросил Бэнд, все еще улыбаясь, — почему наша рота наступает сегодня в голове батальона? На самом опасном участке, а? Так вот я скажу вам… Потому что я сам попросил об этом нашего командира батальона. Ясно?

— Что-о? — Бек даже задохнулся от негодования, как-то весь скособочился, будто хотел ударить офицера. Бэнд ничего не ответил, только, слегка прищурившись, глядел вдаль. Старый служака Бек отлично знал, что все это значит.

— С-сэр, неужели вы… — он едва смог выдавить из себя эти слова, — неужели вы…

— Вот именно, — снова улыбнулся Бэнд. — А знаешь почему? Да потому, что уверен, что наша рота с ее опытом принесет здесь больше пользы. Полку, дивизии и вообще всему наступлению. И всем нам тоже. — Он продолжал улыбаться.

Медленно приходя в себя, Бек немного выпрямился, принял обычную стойку, но глаза его казались будто пленкой подернутыми.

— Это все, сэр? — только и спросил он.

— Да, сержант. Все.

Бек снова отдал честь, повернулся как положено, быстро пошел к своим. Криво ухмыляясь, Бэнд смотрел ему вслед.

Как только рота начала движение, Бек приказал Дейлу с его отделением выдвинуться вперед. Раз Бэнд позволил по отношению к ним такую подлость, почему бы и ему не поступить так же? А во взводе солдаты здорово ворчали. Бек обрывал такие разговорчики, даже орал на наиболее горластых, однако в защиту ротного не высказывался. Тем временем взвод подошел к опушке, и вскоре головное отделение скрылось в чаще, за ним постепенно втянулись в джунгли и остальные. Бэнд построил роту в таком порядке: за головным взводом шел третий, потом управление роты, а замыкали колонну первый взвод и взвод оружия. Как только они вошли в лес, вторая рота сразу же выдвинулась к подножию высоты, готовая следовать за ними. Этим типам было ровным счетом наплевать, какие опасности подстерегают третью роту, и радовались они больше всего тому, что на этот раз судьба уберегла их от незавидной роли быть головным подразделением.

Двигаясь через джунгли, третья рота проявляла максимум осторожности, особенно первые тысячу метров. А в это самое время два человека, числившиеся в ее штатном расписании, отчаянно пытались догнать своих товарищей. Это были сержант Сторм и рядовой Уитт. Не зная ничего друг о друге, они действовали каждый сам по себе, да и причины догнать роту у обоих были разные.

Вполне возможно, что за все время после того, как Уитт в последний вечер отдыха надрался так, что пьяным упал вниз по склону, никто в роте ни разу не вспомнил о нем. Это, однако, ни в коей мере не означало, что Уитт не думал о них. Это чувство с особой силой резануло его по сердцу, когда он узнал, что их прямо с отдыха бросили в наступление. Новость эта застала его на высоте 209, в то самое время, когда он, обливаясь потом и проклиная все на свете, тащил куда-то канистру с водой и коробки с полевым пайком.

Его батарея, о которой все, как и прежде, отзывались не иначе, как о сборище подонков, недотеп и доходяг, и которой до сих пор так и не дали пушек, использовалась чаще всего в качестве команды грузчиков, годных лишь на то, чтобы таскать все, что начальству в голову взбредет — боеприпасы, продовольствие, раненых. Сейчас ей было приказано таскать воду и продукты с высоты 209 на ту, которая имела официальный номер 214, но была известна как «передние ноги Слона». Мотаясь с утра до вечера, Уитт даже не знал о выдвижении подполковника Толла и лишь только около полудня, вернувшись с очередного посещения высоты 214, случайно услыхал, как один полковой писарь говорил другому о повышении денежного содержания у Толла, и таким вот косвенным образом познакомился с этой новостью. Не теряя ни минуты, он сбегал за своей винтовкой, раздобыл пулеметную ленту с патронами, перепоясался ею, словно перевязью, и тут же ушел из расположения батареи, двинувшись по временной колейной дороге в сторону высоты 214. Всего за два дня до этого ему присвоили звание рядового первого класса, да и то не постоянное, а временное — в этой странной батарее всем присваивали только временные звания. Ну, а уж после самовольного ухода он непременно снова вернется в рядовые — Уитт знал это. Зато в третьей роте он был сержантом, правда, тоже временным и всего лишь два дня, но все-таки был.

Раздумывая обо всех своих перипетиях, он и не заметил, как добрался до высоты 214, потом по лесной дороге вышел к высоте «Морской огурец» и там неожиданно наткнулся на сержанта Сторма со всей его кухонной братией и самой походной кухней, которая была развернута прямо на вершине холма. Это произошло в то самое время, когда третья рота, продвигаясь вперед, успешно заняла никем не обороняемый безымянный холм — один из нескольких совершенно одинаковых холмов, разбросанных среди зеленого моря джунглей. У Сторма, надо думать, в это время своих забот было хоть отбавляй. Еще когда он находился в госпитале и поклялся, что будет впредь выполнять только свои собственные обязанности и ни за что не полезет больше туда, куда не следует, он также дал слово приложить все силы, чтобы его бедная обескровленная и измученная рота хотя бы раз в день получала положенную горячую пищу, во всяком случае тогда, когда это в пределах человеческих возможностей и сил. Памятуя о своей клятве, он в тот же день, оставшись вместе с сержантом — каптенармусом Мактеем единственными хозяевами в лагере на холме, там, где их рота проводила свой недолгий отдых, собрал все необходимое — походную кухню, посуду, запасы продуктов, загрузил все это на два джипа, посадил туда же поваров и отправился к месту ночевки роты на высоту «голова Слона». Однако роты там уже не было. Кто-то сказал ему, что сейчас она, наверное, уже на высоте «Морской огурец», что она получила приказ закрепиться там в качестве полкового резерва и, стало быть, окапывается. Развернув машины назад, Сторм спустился с холма и по другой дороге погнал их к «Морскому огурцу». Однако и тут он опоздал, позицию эту сейчас занимал уже второй батальон, роты которого усиленно копали индивидуальные окопы и укрытия. Дальше ехать было некуда — к «хвосту Креветки» дорогу еще не проложили, здесь даже на вездеходе невозможно было проехать, и все припасы переносились туземцами-носильщиками. Но даже если бы дорога и была, объяснили ему, никто все равно не пропустил бы их, надо было доставлять более срочные и важные грузы — боеприпасы, воду, полевые пайки. Одним словом, получалось, что современная война все время поворачивалась к Сторму своей самой суровой стороной — то его ранило ни за что ни про что, то не позволяют ему выполнить свой долг. Этой войне, видно, ровным счетом наклевать, накормит Сторм свою роту горячей нищей или нет, доберется до подразделений или не доберется. И вообще ей на все наплевать. Сторм же, наоборот, стоял на своем, и точка: он обязан хотя бы раз в сутки дать людям горячую пищу. Только таким путем и никак иначе он может освободить душу от чувства вины за то, что сейчас отсиживается здесь, тогда как его товарищи…

Так что как он ни старался, но делать было нечего. Смирившись с этой мыслью, он сидел на траве и задумчиво, как ребенок, сосал палец. Хорошо еще, что он был по натуре сильным человеком, другой в такой ситуации давно бы уже руки опустил. У Сторма тоже на душе было хуже некуда, но виду он не подавал, только тихонько ругался сквозь зубы. Что же касается поваров, то они вовсе не разделяли недовольства своего начальника и были страшно рады такому повороту событий. Да и кого могла обрадовать эта идиотская затея их сержанта? Плохо им в лагере было, что ли? Нет, надо мчаться сломя голову куда-то черту в зубы, голову под пули подставлять. Сам не сидит и людей тащит. Кормить ему, видите ли, надо! А подумал он про то, что у них нет ни одного солдата в расчете, который бы грязную работу мог делать? Обычно для этого выделялся суточный наряд по кухне. А вот в такой обстановке как быть? Самим, что ли, помои таскать да посуду грязную мыть? Поэтому радоваться надо, что так получилось. А этот дурень сидит себе пригорюнившись, расстроился, видите ли! И чего ему только надо? Может, хоть теперь одумается, назад прикажет возвращаться…

В конце концов один из поваров набрался храбрости и сунулся к Сторму с вопросом. В ответ сержант нанес ему справа такой страшный удар, что бедняга еле на ногах устоял, в голове у него звенело потом чуть не целый день, все время, пока он тут работал. А Сторм их всех заставил потрудиться как следует.

Если бы его спросили, он вряд ли сказал бы, откуда к нему пришла эта мысль. Все было очень просто — вон сколько вокруг народу, и все они бог знает сколько времени не имеют горячей пищи. А у него и кухня здесь, и припасов всяких вдоволь. Вот он и принял решение развернуть свое хозяйство прямо на вершине высоты, метрах в десяти от перевала. Быстро разгрузили имущество, растопили плиты, поваров он расставил по сменам, и пошла работа! К тому времени, как Уитт оказался на этой высоте и встретил Сторма, тот успел уже накормить две роты второго батальона, которые оставались вторым эшелоном на высоте «Морской огурец», да еще роту соседнего полка, подошедшую к ним на подмогу.

Правда, время от времени он вспоминал о своей роте и всех тех парнях, которые, в общем-то, прежде других были вправе ожидать от него горячей пищи, но он отгонял от себя эти пустые мысли, уверяя себя, что все это ерунда, и не имеет значения, в конце концов, кого он кормит, лишь бы кормил и тем самым исполнял свой долг. Да и что там раздумывать особенно? Только голову себе забивать, все равно ведь ничем не поможешь. Его лицо отражало все его мысли — на нем попеременно появлялось выражение ожесточения, отчаяния, вины или злобного упрямства. Будь она проклята, эта война! Все зло от нее! Потом он успокаивался и снова принимался за работу — кричал на поваров, подгонял жевавших тут же солдат, громко хлопая в ладоши, будто стрелял из винтовки, метался туда-сюда по площадке.

В таком Биде и застал его Уитт, когда, уставший, ссутулившийся под тяжестью винтовки, пулеметной ленты с патронами и всего прочего, еле видный из-под слишком большой для него каски, он добрался наконец до гребня высоты. Сверля всех, будто буравчики, его маленькие глазки по-звериному выглядывали из-под похожей на огромный орех каски.

Они обрадовались друг другу, принялись трясти руки, хлопать один другого по плечам и спине. Подошли повара, тоже стали хлопать Уитта, потом начали угощать его всякой всячиной, накормили до отвала. Нашлась, конечно, и кварта виски, чтобы отпраздновать встречу.

— Это какого же черта тебя сюда занесло, парень? Куда идешь? Да еще один-одинешенек…

— Как куда? В роту свою, куда же еще. — Уитт сыто рыгнул, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Че-его?

— Да что слышали. Назад возвращаюсь. Небось знаете, что Толл повышение получил. Вот я и решил назад вернуться.

— Да ты совсем, видать, спятил, парень.

Уитт медленно повернулся к Сторму, поглядел в упор:

— И ничего не спятил…

— Как же не спятил… Да ты сам посуди — ну где ты их сейчас разыщешь? Сам господь бог не знает, куда их занесло. Говорят, даже на «Креветке» их уже нет.

— А это не имеет значения… Поищу, может, и отыщутся.

— И еще болтают, будто они вообще теперь на свой страх и риск действуют. Вроде бы как самостоятельное подразделение.

— Ага. В отрыве, стало быть.

— Вот именно. А ты разыскать их думаешь. Спятил, это уж точно…

— Ничего не спятил, говорю тебе. Не может же рота бесследно исчезнуть. Зацепочка какая-то всегда найдется. И потом, я же толкую тебе, что Толла повысили… Соображаешь?

Сторм долго смотрел ему в глаза, потом пробурчал:

— Еще выпьем?

— А почему не выпить? Это я с удовольствием. — Уитт вдруг стал непривычно вежливым. — С превеликим удовольствием, дружище! И до чего же я рад снова с тобой встретиться, Стормик, дорогой ты мой. Только ты ответь мне, пожалуйста, чего это ты тут вселенский продпункт вдруг организовал?

— Так уж получилось. От своих, видишь, отстал, так решил хоть других подкормить немного. Кому-то пользу принести…

— Что ж, и это дело… Мне вон хоть повезло маленько.

— Ага. — Сторму вдруг стало снова как-то не по себе, он огляделся, передернул плечами. — По правде сказать, я бы тоже с тобой пошел, если бы можно было…

— А почему же нельзя? — Уитт сразу поднялся на ноги. — Пошли, да и дело с концом.

— Нет… Мне никак, брат, нельзя. На кого я вот этих всех оставлю? Они без меня тут такого натворят, потом мне голову снимут…

— А то здорово бы было… Вдвоем-то…

— Чего уж там здорового? Я тебе по правде скажу, парень, очень я не люблю, когда по мне кто-то стрелять начинает.

— Ну что ж, кому что нравится. — Уитт понимающе ухмыльнулся. — Мне на это все просто наплевать. Главное, до старых дружков бы добраться. Вот тогда повеселимся как следует.

На этом они и закончили беседу. Уитт был очень доволен собой и тем впечатлением, которое он произвел на Сторма и его команду. Он еще немного повертелся около кухни, между делом пропустил пару стаканчиков и после этого снова отправился в путь. Солнце к тому времени уже пошло на убыль. Третья рота в эти часы успешно преодолела еще одну, третью, высоту из тех, что маячили перед ней на пути к главной цели.

Стоя на перевале, Сторм долго смотрел вслед Уитту, весело шагавшему вниз по склону за группой туземцев-носильщиков, двигавшихся в сторону зеленевших вдали зарослей леса. Уитт этого не знал — он был слишком горд и доволен собой, чтобы оборачиваться, хотя в душе и полагал, что, наверное, эти трусы все же смотрят ему вслед. Он долго бродил по высоте «Большая вареная креветка», расспрашивая повсюду, не видел ли кто третью роту, но так и не добился путного ответа. Да и кому там было дело до чьих-то рот или каких-то дружков-приятелей? Только к вечеру следующего дня, часов около семнадцати, Уитт добрался до «головы» этой самой «Креветки», и там ему кто-то сказал, где, скорее всего, следует искать первый батальон. Это было как раз то время, когда третья рота начала атаку высоты 279 — четвертого на ее пути холма, на котором, в отличие от предыдущих, оказался противник — до взвода японской пехоты.

Бой был довольно напряженным и в то же время каким-то нудным почти для всех его участников. Единственным исключением явился Файф, тот самый, который всего лишь пару дней назад попал во второе отделение третьего взвода. Дело в том, что в этом бою Файф убил своего первого японца.

Наверное, никто в роте не смог бы сказать, сколько холмов и высоток они перевалили за этот бесконечный поход. Все они слились в одну сплошную цепь, в казавшуюся бесконечной дорогу, по которой устало брели, спотыкаясь, обливаясь потом, задыхаясь от жары, измученные до предела солдаты, в безбрежный путь сквозь ядовито-зеленые заросли с похожими на канаты лианами, а потом снова по открытому месту, разогретому, словно пекло, по высокой, ужасно жесткой траве кунаи, по пыли, кустам и снова по джунглям. Где-то на этом пути их застала ночь, потом снова пришел день, а они все брели и брели. Бэнд беспощадно гнал их вперед, уверенный в том, что ему, и никому другому, выпадет удача первому выйти к этой самой «Була-Була» (теперь уже и он так называл деревню). В своем эгоистическом стремлении он не мог думать ни о ком другом, кроме себя и своего шанса, подгонял без устали еле двигавшихся людей и ужасно измотал их. Когда они в то утро добрались до третьего холма, оказалось, что они уже метров на шестьсот обогнали вторую роту. Все, и командир роты в том числе, двигались в состоянии полнейшего отупения, и это было вовсе не потому, что накануне, отправляясь в путь, многие крепко поднабрались спиртного, остававшегося во флягах, — пьяные пары давно уже выветрились в этой дикой жаре и духоте. Дважды у них кончались запасы воды, и им приходилось сходить с курса и, пользуясь картой, искать источники. В первый раз это оказалось сравнительно легко, а вот во второй не повезло — их обстрелял японский пулемет, в результате чего оказался убитым капрал Кэш. Так что если холмы и высоты никто не запомнил, то источник этот надолго остался у всех в памяти.

Он находился немного в стороне от их маршрута, к нему вела едва заметная тропка, которую японцы тщательно замаскировали зелеными кустами и ветками. Они долго искали эту тропинку, а потом и сам источник, и уже было начали сомневаться, верно ли там все на карте и правильно ли они ее читают. Источник обороняли пять невероятно истощенных и измученных японцев с одним легким пулеметом. Это было где-то между вторым и третьим холмами, которые они прошли, не встретив даже намека на противника. В конце концов кто-то наткнулся на тропку, она вела вниз по склону и упиралась в узкую долинку, в которой бившие здесь источники образовали небольшое вонючее болото. Сверху оно было закрыто густыми зарослями леса, на поверхности воды буйно разрослась жирная зеленая плесень. Тем не менее местечко показалось им просто райским уголком. Первым к болотцу вышло отделение сержанта Торна из второго взвода, которое в то утро двигалось головным в роте. Кэш (его произвели в капралы после боя на высоте «Танцующий слон») был заместителем командира отделения у Торна, он шел направляющим.

Пятеро японцев очень толково продумали свои действия. Они умело замаскировались за несколькими поваленными деревьями, заняв оборону немного в стороне от тропинки, так что огонь пулемета перекрывал ее на всем протяжении. Конечно, они были смертниками и отлично понимали это, рассчитывая в случае боя увести с собой на тот свет хотя бы столько же американцев, сколько их тут было. Да только им не повезло — они смогли подстрелить одного лишь Кэша.

Выходя к роднику, он немного вырвался вперед. Сраженный очередью (пули попали в бедро, бок и нижнюю часть живота), он свалился как подкошенный лицом прямо в грязь. Остальные успели отскочить в сторону, попадали кто куда. Отделения Дейла и Белла тут же двинулись в обход, охватывая засаду справа и слева, а два солдата с ручным пулеметом сперва прижали огнем противника, а потом забросали его гранатами. Троих убили на месте, двоих же оставшихся в живых и вылезших из укрытия с поднятыми вверх руками они тут же застрелили, убитые свалились прямо в болото. Подошедшие отделения быстро прочесали заросли и убедились, что больше тут никого нет. Затем солдаты пошли посмотреть, что с Кэшем. Он был еще в сознании, даже смог перевернуться и вытереть немного грязь с лица.

Лежавшие в воде тела убитых японцев, кровь которых сделала воду в болотце немного розоватой, не помешали солдатам наполнить фляги. А что тут особенного?

Date: 2015-07-11; view: 265; Нарушение авторских прав