Волосы… ненавистные волосы

Наш дом холодный – холодный и маленький. Вы выходите из ванны, завернувшись в полотенце, еще влажное после того, кто мылся до вас, и бежите вниз, чтобы обсушиться возле огня.

Субботний вечер, а значит, по телевизору идет сериал. Шестеро людей разных возрастов сидят на диване вплотную друг к другу в различных позах. Некоторые из них лежат друг на друге, так что определение «на диване» нельзя назвать точным. Эдди распластался на спинке дивана как салфетка. Это все немного похоже на Галактический Сенат в «Войнах клонов» – если бы все в Галактическом Сенате ели крекеры с сыром.

Я вошла в комнату и скорчилась перед огнем. На мне до сих пор шапочка для душа, одна из самых красивых вещей в нашем доме. И одна из наиболее женственных. Я всегда немного стесняюсь, когда ее надеваю. Не так сильно, как тогда, когда натягиваю на голову шерстяные колготки – чтобы изобразить длинные, как у принцессы волосы. Но все равно я чувствую себя в ней очень симпатичной.

В то время как герой на экране кричит: «Джим! Это было просто недоразумение!», – я начинаю надевать ночнушку.

– Вот это дааааа! – вдруг раздается голос с битком набитого дивана. Это моя мама. – Это волосы на лобке? Лобковые волосы, Кейт?

Диван мгновенно приходит в боевую готовность. Все переводят взгляд с похитителя бриллиантов в «Бержераке» на мой лобок – кроме папы, который продолжает есть сырные крекеры, уставившись в телевизор. Очевидно, что его подсознание работает на то, чтобы как‑то пережить ужас полового созревания своих дочерей.

Я чувствую, что мне самой лучше не смотреть на собственный лобок – я должна быть к этому безразлична, хотя, если честно, появление волос стало для меня неожиданностью. Все происходящее с моим телом казалось чем‑то далеким и отдельным от меня – как поле возле детской площадки, по которому было лучше не ходить. С того злополучного дня рождения я старалась не унижать себя мыслями ни о первом, ни о втором.

– Там! – говорит моя мама, указывая пальцем. Весь диван поднимается, чтобы увидеть. – Это определенно лобковые волосы! И твои ножки обрастают волосами! Ты становишься женщиной!

Тон, с которым мама произносит эти слова, не внушает мне оптимизма. Более того, мне кажется, что я каким‑то образом виновна в случившемся.

– Смотрите! – говорю я, решительно опуская рубашку и указывая на экран. – Смотрите! Лиза Годдард!

Назавтра я решаю разобраться с этой проблемой прежде, чем все выйдет из‑под контроля. Я просто удалю все волосы, так что самым интересным зрелищем снова станет сериал «Бержерак», и наша семья сможет вернуться к нормальной жизни.

– Я собираюсь совершить преступление, – говорю я собаке. Собака лежит под моей кроватью и дрожит, глаза ее зловеще светятся в темноте. На прошлой неделе она съела пластилиновую модель деревни, которую вылепила Кэз.

На следующий день мы явственно разглядели в фекалиях собаки крошечное пластилиновое лицо женщины‑почтальона.

– Я собираюсь стащить одну из папиных бритв и навести красоту, – продолжаю я. Даже разговор с собакой об этом заставляет меня нервничать. Воровство бритвы для того, чтобы решить вопрос с волосами на лобке, безусловно, наиболее греховный и мятежный поступок, который я когда‑либо совершала. Это почти как кража пистолета. Это бесконечно далеко от самого большого моего преступления: прикончить целую банку клубничного желе, заявив потом, что оно «просто растаяло».

Так как моя мать не верит ни в медицину («Просто покакай, прими горячую ванну, ложись в постель и утром будешь здорова»), ни в гигиенические средства («От дезодоранта бывает рак. Ты, конечно, этого не хочешь»), то в ванной комнате всегда есть только четыре вещи: темно‑синяя клизма, бутылочка с лосьоном от ветрянки, детская микстура «от живота» и отцовская бритва. Я открываю воду, чтобы шум заглушил мои манипуляции, и беру бритву с полки. Я так нервничаю, что сердце стучит у меня в ступнях.

Так как мама не признает еще и замки на дверях («От них бывает рак»), я подпираю дверь тазом, забираюсь в ванну, намыливаюсь и сбриваю лобковые волосы. Потом я брею ноги: не совсем понимая, в каком направление должна идти бритва, и поэтому порезав колени и бедра. Кажется, это занимает около девяти часов. Я поражена тем, какие у меня огромные голени. После того как закончен один кусок, я замечаю другое образование, похожее на тростник в дюнах. Я мечтаю о чем‑нибудь вроде ногокосилки. И да, пожалуй 13‑летним девочкам не стоит пользоваться бритвами. Это опасно. Я порезалась в нескольких местах!

Но в конце концов бритье закончено. Я избавилась от проблемы. Я вернулась к нормальной жизни.

– У меня все чистое и шелковистое, – записываю я этой ночью в дневнике, прижимая к ранам салфетки. – Может быть, завтра я решусь побрить подмышки!

Я гашу свет. Мне нужно отдохнуть, чтобы утром встать свежей и совершить еще одну кражу.

Волосы – это одна из первых серьезных забот женщины. Они появляются без предупреждения и требуют принятия важных решений, ведь их приход оповещает вас самих и мир вокруг, кто вы есть. Подростковый возраст – это время, когда вы начинаете сложный, продолжающийся всю жизнь процесс решения этой проблемы. А стартует все с залпа «Кто я?», который постепенно переходит в приглушенный крик, не стихающий десятилетиями. И изрядную часть этого времени вы стоите перед батареей косметики, сжимая в руке пустую корзину.

Именно на волосы тратится больше всего денег и внимания. Волосы в «неправильных» местах: ноги, подмышки, верхняя губа, подбородок, руки, соски, щеки, промежность и лобок. Против этих волос ведется вечная война без победного конца. Она действительно влияет на вашу жизнь, на то, как она складывается. Иногда даже круто меняет ее.

Мужчина думает так: на следующей неделе я иду на вечеринку. Придется хорошенько умыться. Женщина в подобном случае мысленно представляет календарь и начинает яростно планировать, как и когда разобраться с волосами на всех частях тела.

Итак, я и моя подруга Рэйчел в воскресенье вечером обсуждаем предстоящую вечеринку.

– Вечеринка будет в пятницу, – говорит Рэйчел, вздыхая. – В пятницу. Значит, мы должны не позднее чем завтра сделать восковую эпиляцию ног, чтобы во вторник покрыть их автозагаром. В понедельник этого делать нельзя, потому что фолликулы еще будут открытыми после эпиляции.

Мы обе пробовали автозагар при открытых фолликулах. Автозагар проникает в каждую крошечную пустую дырочку. В итоге ваши ноги выглядят как у веснушчатого ребенка с обложки журнала Mad.

– Я запишу нас на завтра на восковую эпиляцию, – говорит Рейчел, поднимая телефонную трубку. – Но верхнюю губу и брови мы должны заказать на четверг. Чтобы к пятнице – никаких пеньков. Думаю, что там будет Эндрю.

– Все еще собираешься переспать с ним? – спрашиваю я. – А как насчет твоей муфты?

Я забочусь о Рейчел. Она заглядывает в трусы и оценивает ситуацию.

– Похоже на щетину ковбоя, так что только если темно и мы пьяны, – наконец говорит она. – Я недостаточно готова к ярко освещенной комнате. Скорее всего, если мы переспим, то мы будем пьяны и будет темно. В первый раз всегда так. Так что мне не нужно беспокоиться.

– А как насчет следующего утра? – спрашиваю я. Я действительно забочусь о Рэйчел. – Если ты останешься на ночь, то возможен второй раз – на трезвую голову и при свете дня, прямо перед завтраком. Будешь ли ты готова?

– О боже! – говорит Рэйчел, снова заглядывая в трусы. – Я об этом не подумала. Черт побери. Но это стоит 20 фунтов, а у меня нет таких денег. Я не хочу промотать на эпиляцию деньги на такси, если не будет второго раза перед завтраком, – она мрачно смотрит на свою промежность. – И я не хочу остаться с гладким лобком в ночном автобусе – без секса.

– Если ты думаешь о бикини‑эпиляции, то стоит сделать ее в среду, чтобы к пятнице прошло это страшное раздражение, – говорю я, стараясь быть настолько полезной, насколько могу.

Мы смотрим друг на друга. Рейчел потихоньку начинает беситься.

– Черт возьми, почему он не может просто позвонить мне сейчас и спросить: «Рэйчел, ты настроена на второй раз перед завтраком в субботу?» Ведь я не могу правильно рассчитать недельные расходы со всеми этими «случаями случайного секса».

Неудивительно, что в наше время все становятся шлюхами. Даже если вам никто не нравится на вечеринке, то хочется хотя бы окупить эпиляцию. Я ненавижу волосы.

И все это делается не для того, чтобы выглядеть убийственно сексапильной, или до смерти красивой, или готовой к эротическому снимку на пляже. Не для того, чтобы выглядеть как модель. Не для того, чтобы стать Памелой Андерсон. Это просто для того, чтобы выглядеть нормально. Иметь нормальные ноги, нормальное лицо и быть уверенной по поводу собственного лобка. Чтобы не стоять в туалете с роликом скотча, пытаясь отодрать пару предательских волосков.

– Как только вспыхнул яркий свет, я поняла, что выгляжу почти как Гитлер! Честно говоря, я не стремлюсь в бункер! Я просто хочу глоток рома и чтобы кто‑нибудь меня потискал!

Но из всех проблем, связанных с эпиляцией, наиболее острой следует признать проблему волос на лобке. Тут схлестываются копья их непримиримых поборников и ненавистников, а дискуссии достойны парламента. Треугольник размером с ладонь опутан таким количеством мифов, страданий и психосексуальных фрустраций, что конкуренцию ему может составить только брачный договор и идея раздельного бюджета.

Проблема волос на лобке не всегда возглавляла рейтинг главных женских проблем. Например, когда мне было 17 лет, бритые лобки встречались исключительно в порнофильмах. Сейчас же интимная эпиляция – часть вашей повседневной жизни. Волосы должны быть организованы в аккуратную прическу, а лучше – вовсе удалены. Клипы с поп‑звездами, снимки девушек в бикини в модных журналах настойчиво убеждают: там не должно быть ничего. Гладко. Пусто. Вы должны зачистить эту территорию от волос. Если будет замечен хоть один волос, то мир строго спросит вас: «Это что?!! Лобковые волосы?!!»

В то время как некоторые используют эвфемизм «бразильское бикини» для названия этой спорной территории, я предпочитаю ее называть так, как она того заслуживает, – разорительная, зудящая, синевато‑красно‑сизая нелепость «а‑ля пятилетняя девочка».

Фактически в последние годы я стала придерживаться все более и более консервативного мнения о лобковых волосах. Я считаю, что есть четыре вещи, которые обязательно должна иметь взрослая, современная женщина: пара желтых ботинок (они подходят ко всему), друг, который внесет за вас залог в четыре утра, безотказный рецепт пирога и собственная муфта. Прекрасная и пушистая, чтобы, когда вы сидите голая, казалось, будто у вас на коленях мартышка. Ручная мартышка, которую женщина может послать, если нужно, стащить что‑нибудь из карманов в переполненном вагоне метро.

Я в курсе, что мои взгляды на эпиляцию противоположны современным представлениям. Что ж, я из тех, кто, сидя в пивном баре, со слезами на глазах вспоминает, как когда‑то было замечательно войти в Woolworth[7]и купить новую семидюймовую пластинку Адама Анта. Я люблю ретро.

– Я помню, когда там все это было пушистым, – печально говорю я в раздевалке спортивного клуба в окружении гладких розовых половых органов. – Настоящие кудри. Дикие и неукротимые. Альков естества. Место развлечений моей юности. Я проводила там часы. А теперь… теперь все это вырвано навощенными полосками. Исчезла вся естественная природа. Пришли бульдозеры. Они будут строить там новую сеть супермаркетов.

Сегодня всеми принято, что женщины обязаны делать эпиляцию. В связи с этим никогда не возникает дискуссий. Это данность, которую никому не приходит в голову обсуждать.

Но даже зная современное отношение социума к волосам на лобке, я тем не менее была в ужасе от недавнего письма, которое получила Сузи Годсон, обозреватель Times, от 38‑летней разведенной женщины – обладательницы пышной интимной шевелюры. Женщина писала, что ее 29‑летний бойфренд был «шокирован полным отсутствием у меня личной гигиены». Будучи весьма наивной, я думала, что секс‑обозреватель Times – задиристого вида курочка с вытравленными перекисью волосами телефонистки 1950‑х– энергично посоветует послать бойфренда к черту.

Вместо этого обозреватель сделала нерадивой даме настоящую выволочку. «Сегодня отношение к уходу за половыми органами в значительной степени изменилось, – нравоучительно начала она. – Любая женщина, осмелившаяся быть менее жесткой в соблюдении общепринятых правил ухода за собой, рискует быть названа деревенщиной и грязнулей. Если ваш парень, ориентируясь на принятые нормы, ожидает увидеть опрятное бразильское бикини, то любое другое решение в области интимного ухода может его оттолкнуть».

Для большей убедительности Годсон отправила свою корреспондентку на восковую эпиляцию и подробно описала все ее страдания и боль: «Представьте ощущение от сильно нагретого скотча… а теперь увеличьте боль в три раза». И все в таком духе. Но, хвала небесам, в этой заметке нас ожидала и хорошая новость

«К счастью, – писала колумнистка, – повальное увлечение бразильской эпиляцией сходит на нет. В моду входит новый, сицилийский вариант. Он похож на бразильский, но (вместо полоски волос) вы остаетесь с аккуратным треугольником, который как минимум позволяет опознать в вас взрослую женщину. Удачи!»

Сицилийский? То, что я могу заставить свой лобок выглядеть по‑сицилийски, и есть «хорошая новость»? Мое влагалище теперь будет ассоциироваться с местом зарождения мафии? А как насчет крестного отца? Ха‑ха! Представьте, если бы мы предложили мужчинам испытать на себе этот генитально‑географический бред. Они бы послали вас подальше на середине первой фразы.

Я не могу поверить, что мы дошли до состояния, когда нам надо платить за то, чтобы иметь половые органы. Нас вынуждают платить за их обслуживание и содержание, как будто они нечто вроде общественного парка. Это скрытый налог. Женский половой НДС. Это деньги, которыми мы могли бы оплатить счет за электроэнергию, еду или одежду. Вместо этого мы тратим их на то, чтобы наши половые органы выглядели как синюшные куриные грудки. Только затем, чтобы не попасть в ряды парий, отверженных, людей третьего сорта. Черт бы вас побрал, порнографы‑проникшие‑в‑мои‑трусы. Будьте вы прокляты.

Конечно, в данном вопросе не обошлось без порнографии. Именно она повинна в наших непомерных денежных расходах, потере времени и физических страданиях. Если вы зададите вопрос: «Почему в XXI веке женщины соглашаются с тем, что они должны удалять волосы на лобке?» – ответом будет: «Потому что все в порно так выглядят». Голливудская мода на эпиляцию стала сейчас общим стандартом. Посмотрите любое порно, сделанное, скажем, после 1988 года, – там все безволосые: крупный план выглядит так, как будто кто‑то поедает большую суетливую сардельку.

А когда вы в первый раз видите жесткую порнографию такого типа, у вас возникает некоторая нервная дрожь. Полностью голая? Это же отвратительно. Как прозрачные каблуки или секс втроем. Но… До тех пор, пока порноактеров не набирают в детском саду или зоопарке, все действительно разрешено.

Отсутствие волос в порно не призвано возбуждать. И, как ни грустно это признавать, не предназначено для удовлетворения извращенцев. Если бы это было так, я могла бы бороться – у меня были бы аргументы. Нет – мне кажется, что реальная причина всех эпиляций у порнозвезд в том, что так проще снимать порно. И это все. Эта гигантская, стоящая миллиарды западная одержимость эпиляцией, которая побуждает миллионы нормальных женщин ставить свою жизнь в зависимость от графика работы косметических салонов, терпеть боль и неудобство, вызвана техническими особенностями съемок. Просто осветителям и операторам проще так работать.

Это просто «производственная необходимость» киношников, и мы здесь ни при чем. Удалять волосы с лобка сегодня – это все равно что красить губы черной губной помадой в эпоху черно‑белого телевидения только потому, что так были вынуждены делать телеведущие. Это дерьмо не имеет к нам отношения! Мы за это не платим! Нам не нужно беспокоиться! Отращивайте все снова! Будьте волосатыми!

К несчастью, на самом деле все это к нам имеет отношение, так как порнография – сейчас основная форма полового воспитания в западном мире. Именно с ее помощью мальчики и девочки «обучаются» тому, что следует делать друг с другом и чего ожидать, когда они снимают друг с друга одежду.

В результате каждый мальчик ожидает, раздев девушку, найти тщательное депилированное тело, и каждая девушка – в ужасе от мысли о том, чтобы быть отвергнутой, – делает эпиляцию. Мой косметолог сказала мне, что она видела девочек 12 и 13 лет, пришедших на эпиляцию, чтобы удалить первые признаки взросления. Эта комбинация инфантильности и сильного влияния порнографии выглядит довольно жутко.

Дошло до того, что 14‑летний мальчик рассказывает сверстникам, как он пришел в ужас, увидев, что у его 13‑летней подружки есть волосы на лобке.

Черт побери. Помимо болезненного влияния на психическое и сексуальное здоровье подростка эта ситуация печалит меня еще и потому, что 13‑летние девочки тратят те немногие деньги, которые у них есть, на то, чтобы их лишили пушистых волос. Они должны тратить эти деньги на действительно важные вещи: краску для волос, колготки, романы Джилли Купер в мягкой обложке, пластинки Guns N ‘Roses, шоколад, бижутерию, путешествия. Поезжайте в Дублин вместо эпиляции, вот что я вам скажу.

Потому что обладание настоящей пушистой муфтой приносит огромное удовольствие, в отличие от безволосого «нечто», которое вызывает одно желание – побрызгать его чистящим средством и как следует отполировать кусочком гладкой ткани.

Мягко причесывать пальцами свой лобок, лежа в гамаке и глядя в небеса, – одно из величайших удовольствий взрослой жизни.

Когда вы, раздетая, проходите по комнате под благодарным взглядом любовника, то отражение в зеркале показывает темное пятно между ног – что‑то, чему не должна причиняться боль. Наполовину зверь, наполовину тайна – нечто, требующее осторожного обращения.

Также вы можете обработать лобок кондиционером для волос и насладиться появившейся после этого мягкостью кашемира, уверенно сознавая, что не только вернули назад ту часть женственности, которая была погребена под мутными волнами порно, но и сможете поехать в Финляндию на сэкономленные на эпиляции деньги.

Так что, да. Подрезайте коротко, следите за чистотой, но сохраняйте свою шевелюру, как должно: древнюю, рожденную царствовать, возбуждающую, настоящую.

– А как насчет подмышек? – спросят вас 40‑летние мужчины, которым не по себе, когда вы используете такие фразы, как «прекрасная пышноволосая муфта».

– Если вы не верите в интимную эпиляцию, то бреете ли вы подмышки? Бреете ли вы ноги? И как насчет бровей? Выглядит так, как будто вы их выщипываете. А как насчет верхней губы?

После этого они с самодовольным видом садятся, сложив руки, как будто только что положили сыр в мышеловку и совершенно уверены, что вы будете пойманы.

Но промежность, верхняя губа и подмышки находятся очень далеко друг от друга. Подмышки не так тесно связаны с половой зрелостью или сексуальностью, как лобок.

То, что вы делаете с вашими подмышками, – исключительно вопрос эстетики. Учитывая это, я на протяжении многих лет экспериментировала с различными взглядами на мои подмышки. Иногда бритые подмышки выглядят немного… скучно. Если я в джинсах и майке болтаюсь с приятелями, то хочется выглядеть немного в духе Джорджа Майкла – с четырехдневной щетиной. Есть в этом что‑то приятно мужественное – как будто вы были слишком заняты, прожигая жизнь и нажимая на акселератор гоночной машины, чтобы бриться. Какое‑то время я отращивала их по‑настоящему долго – до впадины, полной влажных кудрей, как будто повсюду снова 1969 год и вся моя жизнь состоит из хайратника, гитары и травки.

Однажды во время одного музыкального фестиваля, когда мои волосы на голове доходили до талии и были выкрашены в вишнево– красный цвет, я решила в такой же цвет покрасить подмышки и лобок – для полной гармонии. Увы, через два часа вся эта краска, просочившись через футболку, выглядела как ужасная, гноящаяся экзема. Имейте в виду, что я еще легко отделалась: Кэз покрасила свои рыжие брови в черный цвет, и под палящим солнцем они приняли баклажановый цвет. Когда она увидела Тома Йорка и подбежала к нему, чтобы сказать, как сильно она его любит, то он отреагировал довольно прохладно.

– Никто не хочет услышать «Я тебя люблю» от тетки с фиолетовыми бровями! – причитала она потом.

Когда дело доходит до волос – ног, верхней губ, бровей, подбородка, сосков, лобка, – дело здесь не только в эстетике, но и в праве выбора.

Вспомните, как Эдди Иззард[8]объясняет собственный трансвестизм желанием обеспечить «равные права на одежду для всех». Он не хочет носить платье и туфли на шпильке каждый день. Но всякий раз, когда у мужчины появляется настроение надеть платье, а у женщины – оставить волосы в подмышках, то нет никакой причины, из‑за которой они должны отказываться от своего желания. Некоторым женщинам идут усы – это факт. Есть много подмышек, которые будут выглядеть лучше с шелковистыми завитками, чем бритыми или выщипанными, в зависимости от того, какой стиль одежды находится на пике моды. Сросшиеся брови могут быть великолепны – мнение моей шестилетней дочери, выращенное на картинах Фриды Кало.

На костюмированных вечеринках в школе она надевает платье, как у Кало, и тушью для ресниц соединяет брови. Она намного разумнее, чем была я в ее возрасте.

После первого бритья моих несчастных волос на лобке в возрасте 13 лет я продолжала это делать еще в течение трех месяцев, а потом прекратила. Для этого был целый ряд причин.

1. Стало все труднее вычищать их из отцовской бритвы для того, чтобы положить ее на полку якобы нетронутой, так как они становятся гуще. Мои пальцы покрыты крошечными шрамами от лезвия. Чистка бритвы опасна. 13‑летним не следует это делать.

2. Это чешется. Безумно чешется. Это сводит меня с ума. Через три недели я чешусь, как будто подхватила чесотку, но не отказываюсь от бритья.

3. Финальной причиной стало осознание того, что никто не оценит моих усилий в течение многих лет. Лет. Я сейчас одеваюсь – трясясь от холода – в спальне. Больше не будет демонстрации перед моей семьей. Ни перед кем вообще. Как сказал мой друг Бэд Пол, прослышав о моих подростковых мытарствах: «Представлять 13‑летнюю девственницу, бреющую лобковые волосы так же смешно, как воображать Нила Армстронга брызгающимся лосьоном после бритья перед тем, как ступить на Луну. И там и там нулевая аудитория».

Я позволила волосам отрастать и оставила отцовскую бритву в покое. Я перешла к следующей проблеме, стоящей на повестке дня в период полового созревания.

В следующий раз меня увидят голой в 17 лет в однокомнатной квартире в Южном Лондоне, где я расстанусь с девственностью. Мужчине, с которым я в ней оказалась, явно не было дела до того, что я делаю с волосами на лобке. Он просто хотел снять мое зеленое платье и уложить меня в постель.