Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Трюш де ля Шо





 

Сильные мира подвержены волнениям…

Этьен Жодель

 

Воскресенье, 6 января 1762 года

 

Ритуал подготовки к парадному ужину был неизменным. Николя вот уже два месяца жил при дворе: месье де Сен-Флорантен не отпускал молодого комиссара полиции из Версаля, к великому неудовольствию генерал-лейтенанта. Он должен был обеспечить безопасность во дворце и подготовить докладную записку министру, которому всюду мерещилось, что жизни суверена грозит опасность. Развязка дела Рюиссека еще более укрепила его страхи, и он уже не доверял никому, кроме Николя. На все это время комиссар устроился у месье де Лаборда, в небольшой комнатке под крышей, рядом с апартаментами первого камердинера.

Наступило первое воскресенье года. Три раза в неделю король, несмотря на свою нелюбовь к появлению на публике, следуя традиции, заведенной Людовиком XIV, устраивал парадный ужин, на котором присутствовала вся королевская семья. Если бы это было возможно, Людовик XV, скорее, предпочел бы скромный ужин в своих апартаментах, в компании приближенных и маркизы де Помпадур, но он должен был исполнять обязанности короля.

Николя, который теперь принимал участие во всех королевских церемониях, стоял у дверей первого зала ожидания перед королевскими апартаментами, в которых был накрыт стол в форме подковы. На концах стола сидели король и королева, придворные располагались по окружности. Лаборд шепотом пересказал Николя на ухо все детали протокола. Слуги уже вынесли из кухни первое горячее блюдо и шествовали длинной процессией, во главе которой шли два охранника с карабинами на плечах. Далее следовали распорядитель обеденного зала с канделябром в руке, дворецкий со своим жезлом, раздатчик хлеба, главный проверяющий, секретарь и еще дюжина чиновников, каждый из которых нес блюдо, и, наконец, еще два охранника завершали процессию. Дворецкий склонился над подносом с надушенными салфетками. Затем каждый из чиновников попробовал мясо, чтобы убедиться, что оно не отравлено. А пока на столе короля изящно расставляли первую перемену блюд — супы и закуски. По окончании всего церемониала королю приходилось есть уже остывшее мясо.

Звуки шагов, бряцанье оружия и ропот толпы, собравшейся в передней, возвестили о приближении королевской свиты. Сначала появился распорядитель, за ним — король в окружении пажей, а вслед — капитан гвардейцев. Король занял свое место за столом в тот момент, когда в зал вошла королева. Им протянули салфетки, чтобы омыть руки. Остальные члены королевской семьи — дофин и принцессы — сели на свои места. Теперь Николя наблюдал за толпой, которая держалась на расстоянии и следила за ходом ужина. Знатные особы, расположившиеся за королевским троном, стремились приблизиться к королю. Они напрягали слух, в ожидании слов, которые произнесут августейшие губы.

Через мгновение король нарушил тишину и спросил у дофина, только что прибывшего из Парижа, о новостях в городе. Тот рассказал об опасениях, царивших в Европе и уже добравшихся до столицы, по поводу здоровья русской царицы. Все замерли в ожидании вестей из Санкт-Петербурга. Зима и трудности, которые снег и мороз создавали для гонцов, были причиной неуверенности и множества слухов. Никто уже больше не знал, чему верить. Дофин рассказал, что врачи Елизаветы говорили о жаре и приступах, что была опасность апоплексического удара. Медицинские подробности привлекли внимание короля, и он обратился к своему врачу за разъяснениями некоторых деталей. Дофин прибавил также, что по сведениям из некоторых источников, в России безутешны все, кроме простого народа — грубого, варварского и лишенного чувствительности. Все происходило при этом восточном королевском дворе в атмосфере таинственности, и страх перед будущим наследником престола был сильнее любви к нынешней правительнице. Это необдуманное замечание опечалило короля, и он погрузился в долгое молчание, несмотря на попытки королевы возобновить течение разговора.

Пока со стола убирали посуду и вносили горячее блюдо, в передней послышался ропот голосов. Вначале это был лишь шум, звук торопливых шагов, оброненных на пол ружей, и отдельные выкрики. Отделенный от этого шума толпой, Николя тщетно пытался понять причину волнения. Неожиданно сквозь толпу придворных пробился гвардейский офицер. Он подошел к капитану королевской гвардии и что-то сообщил ему вполголоса.

Шум снаружи стал вдвое громче. Офицеры и приближенные короля непонимающе переглядывались. Монарх оставался невозмутим, лишь отчасти его поведение выдавало недовольство по поводу нарушения церемониала. Но новость уже разошлась по собранию. Все вокруг говорили, не понижая голоса. Николя услышал рядом с собой слова «ужасное преступление» и увидел, что месье де Сен-Флорантен, сидевший рядом с Сартином, посмотрел на него с видом испуганным и вопросительным. Но как только капитан гвардейцев просветил его, немой диалог прекратился. Многочисленные помощники чиновников, казалось, уже были в курсе происшедшего, и попытались придать своим лицам выражение, соответствующее событию, о котором только что узнали. В раздражении от окружившего его глухого ропота, король закусил губу и вопросительно взглянул на своих приближенных. Наконец он выразил свое неудовольствие:

— Откуда весь этот шум и гам? В чем его причина?

Ни один из присутствующих не решился ему ответить, но лица говорили сами за себя.

— Что это такое, наконец? Почему все изменились в лице? Откуда это уныние? Кто-то покушался на мою жизнь?

Среди приближенных короля послышались несколько голосов. Все вместе они звучали невнятно, и слова были столь уклончивы и сбивчивы, что вместо того, чтобы успокоить короля, они еще более его встревожили.

— Что такое я сделал? — воскликнул он, порывисто встав из-за стола и бросив салфетку на пол. — Что я сделал, чтобы приобрести себе столько врагов?

Ропот, наполненный страхом и растерянностью, пробежал по залу. Королевская свита поспешно выстроилась, и король вышел из зала и направился в свои комнаты. Лаборд увлек месье де Сен-Флорантена, Сартина и Николя вслед за процессией. Король через мгновение обернулся, заметил своего министра и с угрожающим видом указал на него пальцем.

— Что, собственно говоря, произошло? Не обманывайте меня, говорите все как есть.

— Сир, Ваше Королевское Величество могут быть спокойны, это дело у нас в руках, и ничто не указывает даже на малейшую опасность.

Прозвучало опрометчиво сказанное слово, и король его тут же услышал.

— Так мне грозила опасность! Месье, объясните все немедленно!

— Сир, вот что произошло. На одного из ваших гвардейцев, Трюша де ля Шо, только что было совершено нападение на одной из лестниц, ведущих в ваши покои. Два злодея обратились в бегство, а ваш охранник опасно ранен.

Король покачнулся и оперся на руку капитана гвардейцев. Он побледнел, и Николя заметил, что лоб короля обильно покрылся испариной, а по лицу пошли фиолетовые пятна.

— Месье де Сен-Флорантен, позаботьтесь о моем бедном охраннике. Если он выживет, я щедро компенсирую его усердие.

Свита перестроилась и король вышел из зала. Месье де Сен-Флорантен снова собрал своих людей, исключая Лаборда, который последовал за своим хозяином. Они прошли в кабинет министра, где все вопрошающе взглянули на Николя, единственного, кто был знаком с Трюшем де ля Шо. Посыпались вопросы. Можно ли полагаться на человека, которого все считали ненадежным? Бесчестный человек, игрок, вор и двойной агент — мог ли он так внезапно оказаться героем и защитником трона? Николя считал, что невозможно сказать это наверняка, не узнав прежде всех деталей покушения, жертвой которого стал гвардеец. Пришли первые донесения, неполные и маловразумительные. В раздражении и под гневным взглядом министра, месье де Сартин приказал Николя лично во всем разобраться. Гвардейца отнесли в нижнее помещение дворца, рядом с кухней. Он лежал на тюфяке, брошенном на пол, в галерее, слабо освещенной факелами. Знакомый Николя солдат доложил ему первые сведения о покушении.

— Месье Трюш де ля Шо был охранником во дворце. Между девятью и десятью часами, пока шел парадный ужин, он оставил свой пост в зале гвардейцев, чтобы купить табаку.

— Откуда он вышел?

— Из зала гвардейцев он попал в Лувр. Пройдя через галерею Принцев, он спустился в длинный коридор, по соседству с кабинетами главного контролера министерства финансов, который заканчивается почти напротив главного входа. Этот коридор плохо освещен, там-то гвардейца и нашли, лежащим без сознания.

— Кто его обнаружил?

— Один слуга. Он нашел его, истекающим кровью, со сломанной шпагой, и тут же позвал на помощь. Кажется, мы предупредили месье де Сен-Флорантена и начальника жандармерии дворца, его помощника, который первым осмотрел место преступления и составил протокол в присутствии двух королевских гвардейцев.

Николя подумал, что начальнику жандармерии следовало бы поторопиться со своим докладом министру.

— Значит, пострадавший пришел в сознание?

— О, конечно да, и очень скоро. Он поговорил с гвардейцами и рассказал им о том, что произошло.

— Можете ли вы слово в слово пересказать мне, что он говорил?

— Насколько смогу. Я появился почти сразу и все слышал. Слабым, прерывающимся голосом, уже на грани смерти, он рассказал, что на него только что напали. Судя по его словам, «королю грозила опасность. Два злодея, напавшие на меня, покушались на его жизнь! Один был в сутане, второй — в зеленом сюртуке. Они попросили меня провести их к месту парадного ужина короля и предложили значительное вознаграждение».

Солдат сверился со своими записями.

— Он продолжил: «Я не клюнул на эту наживку, и отказался их впустить. Тогда они нанесли мне несколько ударов ножом. Они прокричали, что их цель — освободить народ от гнета и дать новые силы почти уничтоженной вере».

Эти фразы странным эхом отозвались в мыслях Николя. Текст пасквиля, найденного в покоях мадам де Помпадур, выражал ту же философию. Правда, все эти памфлеты были более или менее похожи.

— И это все?

— Больше он ничего не сказал. Мы подняли и отнесли его сюда.

Только что появился врач, которого позвали, чтобы осмотреть и перевязать раны. Это был высокий сухощавый человек с тонкими руками и удивительно длинными пальцами. Под взглядом Николя, наблюдавшим за этой сценой, он склонился над Трюшем де ля Шо и расстегнул его одежды, чтобы осмотреть раны. Гвардеец пошевелился, вскрикнув и жалобно застонав. Врач порылся в своем саквояже и достал обеззараживающее средство и корпию. Привычный к виду крови, он держался уверенно и действовал очень свободно.

— Месье, — сказал он с упреком, — вы подняли шум из-за пустяка. Вы кричите так, как будто серьезно пострадали, но я вижу, что это всего лишь царапины.

Выяснив должность Николя и причину, по которой он находился здесь, врач призвал его в свидетели. Он считал, что имеет дело с хитроумной уловкой, и не желал быть замешанным в это дело, если случится что-то серьезное.

— Посмотрите, господин комиссар, что вы скажете о жилете и сюртуке этого раненого? Ради всего святого, на него никто не нападал.

Он наклонился и расправил сюртук Трюша де ля Шо. Гвардеец глухо застонал.

— Вы думаете, месье, что здесь имеет место попытка симуляции?

— И я могу это доказать! Эту рану он мог нанести себе только собственноручно. Смотрите, порезы на сюртуке и жилете не совпадают с царапинами, которые мы видим на его теле!

Припертый к стенке гвардеец растерялся. Он был похож на зверя, пойманного в капкан, и оглядывался по сторонам, в поисках пути к бегству. В конце концов, он нервно вскрикнул и зарыдал как ребенок. Николя приблизился к нему.

— Я думаю, что лучше всего для вас будет рассказать нам правду.

Трюш вгляделся в него и вспомнил. Он схватил комиссара за руку, как спасителя.

— Месье, помогите мне. Я расскажу вам всю правду. Я не хотел никому навредить. Между девятью и десятью часами я спустился по одной из этих лестниц, сломал свою шпагу и сделал эти порезы на сюртуке и жилете. Я разрезал их в нескольких местах, а потом сам нанес себе удары ножом.

Николя удивила искренность человека, так легко признающегося в преступлении, за которое ему грозила смертная казнь.

— И вас никто не заметил?

— Я загасил факелы, чтобы не выдать свои приготовления.

Отныне гвардеец казался спокойным, как будто смирился с тем, что его уличили во лжи.

— А потом?

— Потом я снова надел жилет и сюртук, лег на пол и жалобным голосом стал звать на помощь.

— Но зачем вы это сделали?

— Месье, надо же на что-то жить… Я надеялся любой ценой получить королевскую пенсию.

Николя передал гвардейца в руки магистратов. Он поспешил отчитаться перед месье де Сен-Флорантеном, который поручил ему проследить за этим делом. Уже ближе к ночи он встретился с месье де Лабордом, который оставался невдалеке от королевских покоев. Он готовился к беспокойной ночи. То, что один из нападавших был одет в сутану, заставляло думать, что он принадлежал к иезуитам, и следовало поспешить с указом о роспуске этого ордена. Николя рассказал своему другу об итогах расследования. Теперь иезуиты могли спать спокойно: они не были замешаны в эту неудавшуюся сцену покушения, инсценированную бесталанным лжецом. Зато фаворитка, подумал Николя, несомненно лишится сна, узнав о таком серьезном деле, в котором, хотела она того или нет, был замешан один из ее тайных слуг.

 

На следующий день в столице узнали о преступлении. Жители были охвачены кто страхом, кто презрением, но расследование продолжалось, и все полностью убедились в том, что гвардеец оказался настоящим прохвостом. На допросах выяснилось, что он задумал свой преступный план еще в октябре прошлого года. Также узнали о том, что он заточил у версальского точильщика нож — орудие, которым нанес себе поверхностные раны. Наиболее информированные шептались о том, что этот неприметный лгун вращался в кругах, близких к мадам Аделаиде, благодаря ее бездумной и неосторожной слабости к обращенным в истинную веру протестантам. Но ни разу Николя не услышал о возможной связи между Трюшем де ля Шо и мадам де Помпадур. Эта часть дела была окутана непроницаемой оболочкой тайны.

Десятого января Трюш де ля Шо был заключен в Бастилию, а затем на время судебного процесса переведен в государственную тюрьму Шатле. На самом деле процесс должен был вести главный судья в Версале, где и было совершено преступление, но в Бастилии решили перевести это дело в ранг обычных. Не было ни допросов свидетелей, ни очных ставок. Суд воспользовался прецедентами: в 1629 году по похожему делу был колесован солдат; во времена Генриха III еще одного такого же осужденного обезглавили. Трюш не воспользовался своими дворянскими грамотами, которые позволяли перенести его дело в другой трибунал. Парламент указом от 1 февраля 1762 года приговорил «вывезти его на телеге в одной рубашке, с петлей на шее и факелом в руках, с дощечками, подвешенными спереди и сзади с надписью „Распространитель клеветы против короля и государственный изменник“, провезти в таком виде по нескольким кварталам Парижа, заставить публично покаяться перед собором Парижской Богоматери, Лувром и на Гревской площади и по окончании этого предварительного наказания колесовать».

За день до казни Николя получил устную инструкцию от месье де Сен-Флорантена встретиться с Трюшем де ля Шо в парижской тюрьме Консьержери, где он находился в ожидании казни. Николя немного удивило это приказание без объяснений. Он поспешил в Париж. Его работа в Версале была окончена, и пора было браться за составление отчета по безопасности короля во дворце. После недавних событий этот документ, призванный указать на досадные пробелы во владениях короля, приобретал необычайную важность.

Приехав в Консьержери, Николя представился, и понял, что его визита здесь ожидали. Вместе с тюремным смотрителем он проследовал под звон связки огромных ключей через мрачный ряд камер. Они остановились у одной из тяжелых деревянных дверей, обитых железом и снабженных окошком. Смотритель открыл несколько замков, и они вошли в камеру.

Вначале Николя ничего не мог разглядеть: тусклый свет пробивался в камеру через крошечное зарешеченное оконце. Николя попросил смотрителя принести факел. Тот почесал за ухом: это не было предписано, и он не получал таких указаний. Николя рассеял его сомнения с помощью монеты. Служитель закрепил свой факел в кольце в стене и удалился, заперев дверь. Теперь Николя смог, наконец, разглядеть камеру. Слева от него на койке с соломенной подстилкой виднелась фигура человека, ноги которого внизу были скованы тяжелой цепью, концы которой крепились к стене. На руках его тоже были цепи, потоньше и не такие тесные, позволявшие пленнику двигать руками. Николя помолчал. Он не знал, спит ли человек, лежащий на койке. Приблизившись к нему, Николя поразился перемене, которая произошла во внешности гвардейца. Он был без парика, и редкие волосы прилипли к голове, лицо посерело, щеки впали. За несколько недель он постарел на много лет. В его чертах читалась глубокая тоска. Рот его был приоткрыт, и отвисшая нижняя челюсть дрожала. Гвардеец открыл глаза и увидел Николя. Он склонил голову, с подобием улыбки, и попытался подняться, но Николя пришлось помочь ему, поддержав под руки.

— Итак, месье, вас ко мне пропустили! Несмотря ни на что.

— Не понимаю, кто мог мне помешать: вы забываете о моих полномочиях.

— Я понял. Мы одни?

Он бросил беспокойный взгляд на дверь камеры.

— Вы сами видите, что да. Дверь заперта, и окошко тоже. Нас никто не услышит, если вы этого опасаетесь.

Казалось, гвардеец успокоился.

— Месье Ле Флош, я вам доверяю. Я чувствую, что вы не считаете меня таким уж виновным. У вас была возможность арестовать меня еще до этих событий — до моего преступления. Вас что-то удержало, вы сделали скидку на обстоятельства… Вот почему я попросил встречи с вами.

— Месье, не заблуждайтесь, я вовсе не слагаю с вас вины. Ваше преступление серьезно, но я думаю, оно было скорее необдуманным, чем намеренным. Что до остального, я готов вас выслушать, если только ваши речи не будут касаться моих служебных обязанностей.

— Мы можем заключить сделку?

— У вас нет права ставить мне условия, и я не уполномочен с вами торговаться.

— Месье, не отказывайте мне так сразу. Сделайте милость, выслушайте человека, которому осталось жить всего несколько дней, а может — несколько часов, и проявите к нему немного сочувствия.

— Говорите, месье. Но я ничего вам не обещаю.

— Прежде всего я хочу доказать вам искренность своих намерений. Я думаю, вы все еще продолжаете искать драгоценности мадам Аделаиды?

Трюш увидел, что попал в самую точку. Николя заволновался и тут же упрекнул себя в этом.

— Возможно, месье.

— Я тоже об этом думаю. Принцесса всегда была добра ко мне. И моему бесчестному поступку по отношению к ней нет оправдания. Месье Ле Флош, вы должны пойти в казарму королевских гвардейцев. Отбейте кусок штукатурки под деревянной перекладиной за моей кроватью — там вы найдете остальные украденные мною драгоценности, все, кроме кольца с лилией, которое уже у вас. Теперь вы выслушаете меня, месье?

— Конечно, но я ничего не могу вам обещать.

— Не так это важно, в конце концов, мне уже нечего терять! Согласитесь ли вы отнести записку от меня к маркизе де Помпадур и передать ей лично в руки?

Он понизил голос, произнося это имя. Николя не подал виду. Что означала эта просьба? Была ли это последняя воля Трюша, милость, о которой он просил? Зная об отношениях, которые связывали фаворитку и осужденного, Николя спрашивал себя, что велит ему долг. Он не чувствовал страха, но совесть его была чиста и не могла ему позволить согласиться на то, что заведет его слишком далеко. С другой стороны, мог ли он отказать Трюшу де ля Шо, который скоро будет предан суду и умрет ужасной и позорной смертью, в последней просьбе? Он не мог найти ответ. Он также подумал, что сидел сейчас в этой камере не по собственной воле, а по приказу месье де Сен-Флорантена. Николя подумал об отношениях между министром и маркизой. Возможно ли, что все эти власть имущие отправили его накануне исполнения приговора как своего посланника к осужденному? Чем он рисковал? Он понимал, что потом будет мучиться угрызениями совести из-за того, что отказал человеку, который скоро покинет этот мир.

— Ладно, месье. Что будем делать?

— У меня здесь нет права писать. Есть ли у вас с собой все необходимое?

Николя порылся в кармане сюртука. Там было обычное его содержимое: черная записная книжка, графитный карандаш, перочинный нож, мелочь, носовой платок, табакерка и кусок сургуча.

— Страница из записной книжки и этот карандаш годятся?

— Да, подойдут.

Николя аккуратно вырвал листок из книжки, разгладил его и вместе с карандашом протянул пленнику. Тот прижал листок к стене и, послюнявив кончик карандаша, принялся что-то писать очень мелким почерком. Николя отметил, что Трюш не остановился ни на мгновение, и это значило, что он заранее долго обдумывал то, что хочет передать. Он написал около двадцати строк убористым почерком, затем аккуратно сложил листок, словно хотел его спрятать. Он смущенно взглянул на Николя.

— Месье Ле Флош, не поймите мою просьбу неправильно: я просто хочу вас защитить. Для вас будет лучше ничего не знать о содержании этого письма. Я знаю, что вы уважаете мои чувства, но не уверен, что адресат этого письма столь же доверяет вам. Знаете ли вы, как можно запечатать это письмо?

— Нет ничего проще. У меня есть кусок сургуча для опечатывания комнат. Я отломлю от него кусочек, вы запечатаете письмо и поставите на нем свой знак.

Трюш облегченно вздохнул, как будто с груди его упал тяжкий груз. Николя подумал, что, попав в беду, он обрел определенное достоинство. Посредственность и даже некоторая грубость уступили место страданию, но казалось, что он успокоился, обретя уверенность в своей судьбе. Время свидания вышло. Николя спрятал записку в карман сюртука. Собравшись уходить, он в последний раз обратился к пленнику:

— Почему я?

— Потому что вы — честный человек.

Николя постучал в дверь. В замочной скважине повернулся ключ. Смотритель вошел в камеру и забрал свой факел. Посетитель обернулся и поклонился в сторону пленника, силуэт которого уже утонул в тени.

 

Николя боялся, как бы не возникло какое-нибудь препятствие, которое помешает ему встретиться с маркизой де Помпадур; тут он ничего не сможет сделать. Как только он сообщил о своем желании месье де Сартину, от которого ничего не скрывал, все препятствия были устранены, и достигнуть желаемого оказалось значительно легче. Генерал-лейтенант полиции сразу же обратился с просьбой к министру, и тут же отправил Николя во дворец Бельвю, где в это время находилась фаворитка. Можно было быть уверенным, что он встретит ее там в самом скором времени. Сартин порекомендовал ему выбрать лучших лошадей из конюшни на улице Нев-дез-Огюстен и во весь опор скакать в Севр. Николя, теперь уже достаточно осведомленный о привычках сильных мира сего, предположил, что за этой спешкой и дарованной ему помощью кроются мотивы, смысл которых пока оставался для него в тени.

Как только Николя прибыл в Бельвю, его провели в апартаменты маркизы, В бело-золотом будуаре, слишком жарко натопленном огнем в камине, маркиза ожидала его, сидя в глубоком кресле. Она тонула в волнах серой и черной ткани. Николя вспомнил, что двор носит траур по царице Елизавете Петровне, на прошлой неделе скончавшейся в Санкт-Петербурге. Когда он подошел, маркиза вяло протянула ему руку, но тут же отдернула ее из-за сильного приступа кашля. Николя подождал, пока он пройдет.

— Месье, я должна выразить вам свое восхищение по поводу дела, которое вы так блестяще завершили. Вы еще раз заслужили право на нашу признательность. Месье де Сен-Флорантен рассказал нам все в подробностях.

Николя ничего не ответил и поклонился, отметив это «мы». Он спросил себя, включала ли эта величественная формулировка также и короля…

— Мне сказали, вы желали меня видеть?

— Да, мадам. Дело в том, что месье Трюш де ля Шо, королевский гвардеец, только что осужденный за преступление второй степени против короля, изъявил желание встретиться со мной. Во время нашей беседы он передал мне письмо, адресованное вам. Я не решился отказать в услуге человеку, часы которого сочтены.

Она с горячностью покачала головой.

— Не странно ли это, месье, что верный слуга короля соглашается стать посредником столь подозрительной личности?

В глубине души Николя думал, что гвардеец куда большим был обязан маркизе. Но ему следовало быть осмотрительным. Он видел, что фаворитка очень легко обернула ситуацию в свою пользу. Тогда он решил идти напролом.

— Были времена, мадам, когда вы находили его для себя весьма полезным.

— Это уж слишком, месье. Я вам не позволю…

Он прервал ее.

— Я также думаю, что в ваших интересах, и, возможно, в интересах Его Величества, принять адресованную вам записку, в которой обвиняемый, может быть, пожелал сообщить вам полезные сведения.

Она улыбнулась и забарабанила пальцами по ручке кресла.

— Состязание с вами, месье Ле Флош — истинное удовольствие!

— Всегда к вашим услугам, мадам.

Он протянул ей записку. Маркиза внимательно оглядела ее, не открывая.

— Вы знаете ее содержание, месье Ле Флош?

— Никоим образом, мадам. Я помог месье де ля Шо обеспечить сохранение его тайны.

— Я это вижу.

Она сорвала печать и погрузилась в чтение. Затем проворным жестом бросила листок в огонь, где он в мгновение исчез.

— Месье Ле Флош, благодарю вас за все. Вы верный слуга короля.

Она протянула ему руку и попрощалась. Николя, в свою очередь, поклонился и вышел. Когда Николя галопом скакал по берегу Сены, в голове его пронеслась мысль о том, что, возможно, он больше никогда не увидится с фавориткой. Между ними было так много невысказанного, того, что легло на них тяжким грузом, и уже никогда не позволит сохранить в их возможных будущих встречах былую легкость и открытость.

 

Вторник, 5 февраля 1762 года

 

Николя со своей чашкой горячего шоколада сидел напротив месье де Ноблекура, который, водрузив на нос очки, читал газету. Кир лежал у него на коленях и все время пытался просунуть морду между газетой и внимательным взглядом своего хозяина

— Что вы читаете? — спросил Николя.

— Мой дорогой, это «Газетт де Франс». Это новинка — она выходит с 1 января, по понедельникам и пятницам.

— И какова ее цель?

— Во-первых, удовлетворить любопытство публики по поводу событий и открытий всякого рода, а во-вторых, составить свод мемуаров и деталей, которые послужат Истории. Во всяком случае, так они заявляют в своем проспекте.

— И какие у нас новости?

— Есть одна, которая особенно вас заинтересует. Ваш Трюш де ля Шо получил весьма странную привилегию. Ему смягчили наказание, и вместо того, чтобы колесовать, его всего лишь, так сказать, повесили…

Николя подскочил на месте.

— Помните, я по большому секрету рассказал вам о своей последней встрече с гвардейцем? Я продолжаю быть уверенным в том, что у него с мадам де Помпадур был общий секрет. Возможно, она попросила о снисхождении к нему. О, конечно же не напрямик!..

Он не мог продолжать. Уже много дней его не прекращало преследовать ужасное подозрение. По зрелом размышлении Николя задался вопросом об истинной роли фаворитки во всем этом деле. Его поразила манера, в которой гвардеец немедленно признался в своем преступлении. Все происходило так, как будто он был уверен в том, что никакого наказания не последует, и преступление сойдет ему с рук. Или, может быть, совершив его, Трюш лелеял надежду получить прощение с помощью этой могущественной особы. Вероятно, записка, которую передал Николя, растрогала фаворитку, и гвардеец получил поблажку, если только можно считать привилегией повешение в сравнении с колесованием.

Невольным посредником какой последней сделки стал Николя? Трюш де ля Шо, конечно, знал, что не сможет сохранить себе жизнь, но он мог поторговаться по поводу условий казни[26]. В сущности, это было ужасным предположением, но маркиза де Помпадур могла приказать ему разыграть покушение на короля. Движимая ненавистью к иезуитам, руководимая ревностью к юным любовницам короля и искренне взволнованная реальной опасностью, угрожающей жизни ее любовника, она могла решиться бросить подозрение на Общество. Конечно, это было лишь предположение. Николя попробовал избавиться от этих ужасных мыслей и обратил свое внимание к словам месье де Ноблекура.

— Конечно, он много знал, а пытки заставляют говорить даже самых стойких. Возможно, это и есть причина смягчения наказания. В любом случае, дело Рюиссека и эта смехотворная попытка покушения не исправят ситуацию с иезуитами. Они проиграли, и даже если выяснилось, что они невинны в этом деле, на них будут продолжать клеветать.

— Многие упреки в их отношении несправедливы.

— Я с вами согласен. В их учении гораздо больше здравого смысла, чем у всех этих янсенистов, которые вот уже сорок лет морочат нам голову. Знаете, Николя, иезуиты в конце концов будут изгнаны. Их учение будет истреблено. А ведь все мы — их ученики! Так мы докатимся до прусского короля!

— Что вы имеете в виду?

— Вспомните великого предка нашего нынешнего короля. Он отменил Нантский эдикт. К чему это привело? Умнейшие и полезнейшие сыны реформистской церкви были изгнаны из страны, большей частью в Пруссию. Вот увидите, с иезуитами произойдет то же самое! Они уйдут в северные земли и вырастят поколение наших противников.

— Кто займет их место во Франции?

— Это вопрос, но я боюсь, что его нужно ставить по-другому… Николя, вы же были вчера в Версале, расскажите мне об этой поездке.

— Месье де Сартин отправил меня к мадам Аделаиде, чтобы я собственноручно вернул ей драгоценности, которые обнаружил в казарме королевских гвардейцев.

— Этот поступок делает честь генерал-лейтенанту, я не ожидал от него такого! А что принцесса?

— Мадам была очень любезна. Она пригласила меня на охоту.

— Черт возьми! Вы стали светским человеком. Постарайтесь на этот раз остаться в седле! — улыбнулся он.

 

Николя смотрел на улицу Монмартр, постепенно заполнявшуюся людской толпой. До него доносился шум голосов прохожих и проезжающих карет. Он подумал о том, что у каждого из этих людей своя судьба. Скоро он позабудет о героях этого зловещего дела, даже если печальный силуэт Трюша де ля Шо в тюремной камере еще долгое время будет возникать в его памяти. Скоро карнавальные маски снова приведут в движение древнюю столицу. Николя ждали новые дела. Он допил свой шоколад. На дне чашки, как и в жизни, смешались сладость и горечь.

 

София, июль 1997 — февраль 1999

 

Date: 2015-07-11; view: 294; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию