Похороны Карамона Маджере

На рассвете, когда солнце еще только всходило в великолепном золотом сиянии, в самом сердце которого трепетал глубокий красный цвет, население Утехи собралось у таверны «Последний Приют». Своим молчаливым бдением они отдавали дань любви и уважения тому храброму, доброму и достойному человеку, чье тело покоилось сейчас в стенах гостиницы.

Никто не произносил ни слова. Люди стояли в молчании, которое было сродни той великой тишине, что ожидает каждого из нас. Матери успокаивали расшалившихся детей, которые непонимающими глазами смотрели на них и на огни в окнах таверны, смутно чувствуя, что произошло что-то великое и ужасное. Пережитые в этот день чувства многим из них запомнятся на всю жизнь.

— Лаура, мне ужасно жаль, что твой отец умер, — обратился Тас к дочери Карамона.

В тихий час незадолго до рассвета они стояли рядом с любимой скамьей Карамона, на которой он любил посиживать после завтрака. Лаура стояла неподвижно, не произнося ни слова, лицо ее было бледным и грустным.

— Карамон был самым лучшим моим другом в этом мире, — продолжал Тас.

— Благодарю вас. — Она улыбнулась, хотя губы ее дрожали, а глаза были красными от рыданий.

— Тассельхоф, — напомнил ей кендер, думая, что она забыла его имя.

— Да, я помню, — она казалась смущенной, — э-э… Тассельхоф.

— Я и вправду Тассельхоф. Ну, тот самый, — добавил он, припоминая целых тридцать семь своих тезок, даже тридцать девять, если считать двух собак. — Карамон узнал меня. Мы обнялись, и он сказал, что рад меня видеть.

Лаура неуверенно скользнула по нему взглядом:

— Вы очень похожи на Тассельхофа, но я была еще маленькой, когда видела его в последний раз, к тому же все кендеры очень похожи друг на друга, и потому не столь уж важно, так это или нет. Но вообще-то Тассельхоф Непоседа умер больше тридцати лет назад!

Тас пустился было в объяснения; он хотел рассказать об устройстве для путешествий во времени и о Фисбене, настроившем его на неправильный день, из-за чего кендер опоздал на первые похороны Карамона и не смог произнести своей чудесной речи, — но в горле его стоял странный комок, такой большой, что не позволял произносить слова. Наверное, то была грусть.

Взгляд Лауры обратился к ступеням лестницы, глаза ее опять наполнились слезами, и она уронила голову на руки.

— Ну полно, полно. — Тас погладил ее по плечу. — Скоро приедет Палин. Мы с ним хорошо знакомы, и он все тебе объяснит.

— Палин не приедет, — прорыдала Лаура. — От него давно нет никаких вестей. И я не могу сообщить ему о смерти отца, потому что это слишком опасно. О, его отец умер, а он даже не знает об этом! И его жена, и моя милая сестричка — обе застряли в Гавани, так как драконица велела перекрыть дороги. Никто не может попрощаться с отцом, кроме меня. О, это ужасно! Мне этого не вынести!

— Ну что ты, что ты, Палин обязательно приедет. — Тас продолжал настаивать, про себя недоумевая, что это за драконы, которые перекрывают тут у них дороги. Он хотел было спросить об этом, но мысли путались у него в голове, мешая одна другой. — И потом, есть еще тот волшебник, который остановился в семнадцатой комнате. Его еще зовут… я, кажется, забыл, как его зовут, но ты должна будешь послать его в Башню Высшего Волшебства в Вайрете, а там-то и обитает твой брат Палин, глава Ложи Белых Одежд.

— Что это за Башня? Какой Вайрет? — От удивления она даже перестала плакать. — Башня давно разрушена, от нее даже следов не осталось, как и от Башни в Палантасе. Палин действительно раньше стоял во главе Академии Волшебства, но это было давно, с тех пор все изменилось. Драконица Берилл около года назад разрушила Академию. И у нас нет комнаты номер семнадцать. С тех самых пор, как отец перестроил таверну.

Тас, занятый своими мыслями, не слушал ее:

— Палин вот-вот приедет, он привезет с собой Даламара и еще Йенну. Он должен направить посланцев к госпоже Крисании в Чертог Паладайна, и к Золотой Луне и Речному Ветру в Кве-Шу, и, конечно, к Лоране и Гилтасу с Сильванешем в Сильванести. Скоро они все приедут, и мы… мы…

Голос Таса поник.

В глазах Лауры читалось такое изумление, словно прямо на ее глазах у Таса выросла вторая голова. Кендеру было прекрасно знакомо такое выражение, потому что он сам точно так же смотрел на тролля, проделавшего этот трюк с головами. Медленно, не сводя с него глаз, Лаура стала отходить к дверям.

— Пожалуйста, посидите здесь. — Голос ее звучал очень мягко, уговаривающе. — Вот здесь присядьте, пожалуйста. Может быть, принести вам…

— Картошки со специями? — оживился Тас. Если что-то и могло протолкнуть этот ужасный комок у него в горле, так только знаменитая Отикова картошка со специями.

— Да-да, большую тарелку картофеля со специями. Мы сегодня не разводили огня, а повариха была так расстроена, что я отпустила ее домой, поэтому вам придется чуть подождать, — говорила Лаура, продолжая от него отодвигаться. Теперь между ними оказался стул.

— Ой, отлично, что ты, я никуда не уйду, — пообещал Тас, усаживаясь. — Я же должен произносить речь на похоронах, как ты помнишь.

— Да-да, как же, как же. — Лаура сжала губы, словно для того, чтобы не сказать лишнего, и, помолчав, добавила: — Вы непременно должны выступить на похоронах. Побудьте, пожалуйста, здесь, милый кендер.

Слова «милый» и «кендер» так редко употреблялись вместе (если такое вообще когда-либо бывало), что Тассельхоф на некоторое время затих, соображая, что же это за явление — «милый кендер» и как было бы здорово, если бы это оказался он сам. Такая мысль отнюдь не показалась ему невозможной, ведь он был героем и по-своему легендарной личностью. Разрешив этот вопрос в благоприятном для себя смысле, кендер вынул свои заметки и принялся повторять речь. Он даже стал тихонько насвистывать себе под нос, чтобы не было скучно и чтобы этот гадкий комок грусти убрался, наконец, из его горла.

До него доносился голос Лауры, которая теперь разговаривала с каким-то молодым человеком, кажется, с тем самым чародеем из семнадцатой, но Тас не стал вслушиваться. Речь у них шла о каком-то бедняжке, который от горя немного помешался и мог бы стать опасным для окружающих. В любое другое время кендер, конечно, не преминул бы заинтересоваться «опасным бедняжкой», но сейчас ему было не до этого. Тас должен был произнести надгробную речь, он прибыл сюда именно с этой целью, причем уже во второй раз, и потому теперь сосредоточился на предстоявшем выступлении.

Он глубоко сосредоточился также на принесенных ему Лаурой тарелке с картофелем и кружке эля, и прошло некоторое время, прежде чем он заметил, что в комнате находится высокий молодой человек, который с мрачным видом на него смотрит.

— Ой, здравствуй, — пропищал кендер, узнавая в нем того добряка, который вчера доставил его сюда. Жаль только, что он забыл его имя. Но этот рыцарь, безусловно, был его добрым другом. — Присаживайся, пожалуйста. Хочешь картошки? Может быть, попросить для тебя яиц?

Но тот отклонил все предложения относительно еды и питья и, выдвинув стул, сел напротив Таса, устремив на него суровый взгляд.

— Я вижу, что ты доставляешь людям беспокойство, — произнес он. Голос его был так же суров и холоден, как и его взгляд.

Так уж случилось, что именно в этот момент кендер был чрезвычайно горд собой, потому что он ну просто никоим образом не доставлял никому беспокойства. Он тихонько сидел за столом, поглощенный своими грустными думами о кончине Карамона и счастливыми воспоминаниями о тех днях, которые они провели вместе. Он даже ни разу не заглянул во-он в ту деревянную коробочку, хоть она, безусловно, выглядела очень соблазнительно. Он отбросил самую мысль о том, чтобы ознакомиться с содержимым серебряной шкатулки, стоявшей на маленьком столике. Единственное, что он себе позволил, так это припрятать один незнакомый кошелечек, так и то только потому, что кто-то, должно быть, обронил его. Сейчас Тас был очень занят, но после похорон он твердо намеревался разыскать владельца и вернуть пропажу.

Все это делало слова рыцаря до невозможности обидными. И Тас посмотрел на Герарда по возможности так же строго, как тот смотрел на него. Дуэль взглядов, некоторым образом.

— Я понимаю, ты очень расстроен, — сдержанно заметил кендер. — И потому не стану упрекать тебя за то, что ты так безобразен…

Тут лицо рыцаря страшно побагровело, он попытался что-то сказать, но был настолько взбешен, что из его рта вылетали лишь бессвязные обрывки слов.

— Ой, я не то хотел сказать, — заторопился кендер, — не в том смысле, что это ты безобразен. Я в том смысле, что ты так безобразно ведешь себя, будто хочешь меня обидеть. Я не про твое лицо, хотя оно, конечно, тоже безобразно, я сроду таких не видел. Но тут уж ты ни при чем, это ясно, и вести себя по-другому, наверное, тоже не можешь, раз тебя угораздило стать Соламнийским Рыцарем. Но все-таки нужно сказать, что ты не прав. Как раз я никому не доставляю никакого беспокойства. Сижу себе тут за столиком, ем картошку, — может, все-таки хочешь немножко? Очень вкусно. Ну если нет, то я доем эти несколько штучек. На чем это я остановился? Ах да. Так вот, сижу себе тут и готовлю свою речь. Которую должен произнести на похоронах.

Когда рыцарь наконец вновь обрел способность говорить, его тон стал еще менее дружелюбным, если только это было возможно.

— Госпожа Лаура сообщила нам, что ты позволял себе различные, крайне неуместные замечания и заявления. И мне поручено отправить тебя в тюрьму. К тому же нас очень интересует, каким образом ты умудрился оттуда выбраться нынче утром.

— Я с удовольствием отправлюсь с тобой в вашу тюрьму, — вежливо ответил Тас. — Никогда раньше не видел такой кендерозащищенной системы. Я непременно вернусь туда, но только после похорон. Не могу же я пропустить их, сам понимаешь. Ой, как это я забыл! — вскричал кендер и хлопнул себя по лбу. — Не смогу я вернуться туда с тобой. — Ему ужасно мешало то, что он никак не мог вспомнить имя этого любезного рыцаря. И спросить было неудобно. Это было бы невежливо. — Потому что я должен обязательно вернуться вовремя. Я твердо обещал Фисбену, что не стану тут лоботрясничать. Но, может быть, мне удастся навестить вашу тюрьму в другой раз.

— Позвольте ему остаться здесь, господин Герард, — попросила Лаура, подходя к их столику. — Он так озабочен своим выступлением. Кроме того, — ее глаза снова наполнились слезами, — возможно, то, что он рассказывает, правда. Ведь папа узнал его.

Герард! Тас испытал огромное облегчение. Вот как зовут этого славного рыцаря!

— Узнал? — Вопрос Герарда звучал скептически.

— Да, именно узнал. — И Лаура промокнула глаза уголком передника. — Когда кендер вошел к нам, папа сидел вот тут, на своем обычном месте. Кендер подошел прямо к нему и сказал: «Привет, Карамон! Я пришел, чтобы выступить на твоих похоронах. Еще, правда, немного рановато, но, может, ты захочешь сам послушать мою речь?» Папа так удивленно смотрел на него, что я подумала, будто он не узнает его, но потом он вдруг закричал: «Тас!», и они обнялись.

— Да, да. — У Таса защипало в носу. — Он крепко обнял меня и сказал, что ужасно рад видеть, и спросил, где это я пропадал столько времени. А я сказал, что это длинная история, а у него не так много времени и что пусть он лучше послушает мою речь. — Кендер дал волю слезам, поминутно вытирая их рукавом курточки.

— Может быть, мы могли бы разрешить ему присутствовать на похоронах, — попросила Лаура. — Я думаю, это было бы приятно отцу. Если только вы… ну, будете присматривать за ним.

Герарда такая перспектива не слишком привлекала. Он даже сделал попытку возразить, но Лаура уже приняла решение. Она была очень похожа на свою мать, а той стоило лишь принять решение — и целая армия драконов не могла бы заставить ее передумать.

Она поспешила открыть двери таверны, чтобы впустить в нее солнышко и вдохнуть жизнь. Стали приходить постоянные посетители, каждый хотел отдать Карамону последний долг и засвидетельствовать уважение, которое испытывал к умершему. Карамон Маджере лежал в простом деревянном гробу перед камином. Огня не разжигали, и холодная серая зола покрывала угли. Вокруг гроба толпились жители Утехи, каждый хотел оставить ему что-нибудь — кто молчаливое прощание, кто благословение, кто свежесорванный цветок.

Все обратили внимание на удивительно спокойное, почти счастливое выражение лица Карамона; даже при жизни оно редко бывало таким, с тех пор, как умерла его любимая Тика.

— Наверное, они встретились на Небесах, — говорили люди и улыбались сквозь слезы.

Лаура стояла возле дверей, принимая соболезнования. Она не надела траура, а осталась в своем обычном рабочем наряде: в белоснежной блузке, чистом свежевыстиранном переднике и аккуратной темно-синей юбке, из-под которой виднелись кружевца нижних юбок. Пришедшие подивились тому, что она не оделась в черное с головы до ног.

— Отцу это не понравилось бы, — просто объяснила она. Все горевали о том, что остальным членам семьи не удалось проводить Карамона в последний путь. Дезру застало в Гавани нападение Берилл, и ей тайком удалось лишь переслать сестре весточку, что с ней все в порядке. Возвращаться домой она пока не решалась, так как на дорогах было небезопасно. Сын Карамона Палин отсутствовал в Утехе, отправившись в одно из своих таинственных путешествий. Если Лаура и знала, где он находится, она никому этого не говорила. Его жена Аша была довольно известным художником-портретистом и сейчас находилась в Гавани вместе с Дезрой. Поскольку ей случалось писать портреты знатных Неракских Рыцарей и их семей, она отважилась обратиться к ним с просьбой посодействовать безопасному возвращению обеих в Утеху. Дети Аши, Алин и Линша, путешествовали каждый сам по себе. Линша, Соламнийский Рыцарь, уже несколько месяцев не подавала о себе вестей, а Алин, прослышав о некоем магическом артефакте, некоторое время назад отбыл из родного города и, как предполагалось, находился в Палантасе.

Тас с Герардом сидели рядышком на высокой скамье, один сторожил другого. Кендер удивленно смотрел на собравшихся и качал головой.

— Похороны Карамона должны были быть совсем иными, скажу я тебе, — настойчиво повторял он Герарду.

— Помолчи уж лучше, маленький негодяй, — прошипел Герард. — Люди и без того понесли тяжелую потерю, а еще ты лезешь со своей глупой болтовней. — Стремясь, чтобы его слова возымели должное действие, он ухватил кендера за плечо и сильно встряхнул.

— Ты делаешь мне больно! — запротестовал тот.

— Очень хорошо. Сиди тихо и делай, как тебе приказано.

Тас сидел тихо, чтобы само по себе являлось для него небывалым подвигом. Но в данный момент это было для него не так уж трудно, ибо комок, застрявший в его в горле, все равно не давал ему говорить. К тому же странность происходившего вокруг сильно путала мысли кендера.

Похороны Карамона проходили совсем не так, как должны были. И кому-кому, а Тасу, уже побывавшему на них один раз, это было прекрасно известно. Все шло совершенно неправильно, и кендер испытывал сильнейшее беспокойство.

У них тут все перепуталось. Перепуталось самым непонятным образом. И шло наперекосяк. Никто из знаменитых личностей, которые должны были приехать, не появился. Не было Палина, и Тас понял, что, вероятно, Лаура была права. Не прибыла госпожа Крисания. Отсутствовали Золотая Луна и Речной Ветер. Не появился Даламар, не материализовался неожиданно из собственной тени, перепугав всех собравшихся. И Тас чувствовал, что совершенно не в состоянии произнести свою речь. Комок был такой большой, что просто не давал ему дышать, какая уж тут речь. Нет, все явно шло наперекосяк.

Народу пришло очень много. Все жители Утехи и даже ближайших городков собрались, чтобы проводить в последний путь и почтить память такого замечательного человека.

Но их было далеко не так много, как на первых похоронах Карамона.

Опустили его в могилу, вырытую неподалеку от таверны; рядом были похоронены его жена и двое сыновей. Тот юный саженец валлина, который Карамон посадил в память о Тике, стал молодым стройным деревцем. Валлины, посаженные в честь сыновей, выросли в мощные, крепкие деревья, гордо устремленные к небесам. И сейчас Лаура посадила в память об отце маленькое деревце рядом с тем, которое когда-то сажала в память о матери. Росли они в самом сердце Утехи, и всем казалось, что это лучшее для них место.

У могилы стояла почетная стража Соламнийских Рыцарей — честь, которая чрезвычайно редко оказывалась тому, кто не принадлежал Рыцарству.

Свежепосаженное деревце трепетало на ветру, выглядело потерянным и несчастным. Люди произнесли слова, лежавшие у них на сердце, отдавая дань уважения покойному. Рыцари торжественно отсалютовали мечами, и на этом церемония окончилась. Все разошлись.

Таверна была закрыта для посетителей в первый раз с тех пор, как один из красных драконов сорвал и сбросил ее с дерева во время Войны Копья. Друзья Лауры предложили побыть с ней в эти первые, самые грустные часы одиночества, но она отказалась, сказав, что плакать лучше наедине с собой. Повариху она отправила домой — та была в таком состоянии, что немногие кушанья, которые ей удалось приготовить, были щедро политы ее слезами и солить их совсем не понадобилось. Что касается овражного гнома, то он все это время прорыдал в углу, куда рухнул, едва услышав о смерти хозяина, и только недавно, к большому облегчению всех присутствующих, заснул, все еще продолжая тихо всхлипывать и стонать.

— До свидания, Лаура. — Тас протянул руку на прощание. Они с Герардом уходили последними, так как кендер отказывался тронуться с места до тех пор, пока не ушел последний гость, чтобы уж окончательно убедиться в неправильности всего происходящего. — Похороны прошли очень мило. Не так мило, конечно, как те, другие, но что тут сделаешь. Я и вправду не понимаю, что тут все-таки произошло. Наверное, из-за этого Карамон и попросил сэра Герарда отвезти меня к Даламару. Я, пожалуй, соглашусь поехать; вот только не знаю, что скажет Фисбен, хотя, по-моему, такое важное дело нельзя назвать праздношатанием и лоботрясничаньем. Ладно, до свидания. Спасибо.

Лаура смотрела на кендера. Теперь в нем не осталось и следа той веселости, которую он излучал, когда явился к ним. Сейчас он выглядел очень несчастным. И Лаура неожиданно присела и крепко обняла его.

— Я верю, что ты тот самый Тассельхоф, — сказала она тихо, но уверенно. — Спасибо тебе за то, что пришел. — Тут она крепко прижала к себе его маленькое тельце, а затем вскочила на ноги. — Заприте двери, когда будете уходить, хорошо, господин Герард? — попросила она и выбежала из комнаты.

В таверне было тихо, только чуть слышно шумели листья на валлине и поскрипывали ветки. Никогда еще здесь не было так пусто. Оглядываясь вокруг, Тас вспоминал тот давний вечер, когда они все собрались здесь после пятилетней разлуки. Он видел перед собой Флинта и слышал его ворчливый голос. Карамон стоял рядом со своим близнецом, готовый в любую минуту броситься на его защиту. А острый взгляд Рейстлина внимательно следил за всем, что происходило вокруг. Тас даже снова услышал, как поет Золотая Луна свою чудесную песню.

Синим пламенем вспыхнул жезл

И обоих унес с собой.

Над степями ветры гудят.

День предзимний все холодней.

[2]

— Все ушли, — пробормотал Тас и почувствовал, как к глазам снова подступают слезы.

— Пойдем-ка, — окликнул его Герард. Придерживая Таса за плечо, рыцарь повел его к двери.

Там он чуть придержал кендера и велел ему выгрузить из карманов и сумочек все, что случайно там оказалось, и затем сложил на барной стойке аккуратную кучку вещей, которым предстояло дожидаться своих владельцев. Проделав все это, он снял с гвоздика у двери ключ и, когда они вышли на лестницу, запер за собой дверь. Затем он повесил ключ снаружи, туда, откуда его мог взять припозднившийся путник, нуждавшийся в ночлеге, и Герард с Тасом стали спускаться по лестнице.

— А куда мы пойдем? — оживился Тас. — А что у тебя в руках? Можно я посмотрю? Ты ведешь меня к Даламару, да? Я ужасно давно его не видел. А ты знаешь историю про то, как мы впервые встретились с ним? Хочешь расскажу? — И, не дожидаясь ответа, начал: — Один раз мы с Карамоном…

— Немедленно замолчи! — Голос Герарда звучал строго. — Твоя болтовня действует мне на нервы. А на твой вопрос я могу ответить. Мы идем в гарнизон. Что же касается свертка у меня в руках, то, если ты попробуешь к нему прикоснуться, я тут же проткну тебя мечом.

Больше рыцарь за всю дорогу не вымолвил ни слова, хоть Тас и наседал на него с вопросами. Сначала Непоседа ждал ответов, потом стал высказывать собственные догадки, а Герарда просил лишь отвечать, правильны они или нет. Пусть он хотя бы намекнет. То, что у него в свертке, наверное, походная бутербродница? Или нет? А оно больше, чем бутербродница, или меньше? А может, это кошка? А может, кошка в бутерброднице? Все было без толку. Рыцарь отмалчивался. Но кендера держал крепко.

Вскоре они добрались до гарнизона соламнийцев. Стража сухо приветствовала Герарда. Тот, не отвечая на их приветствие, объявил, что ему необходимо видеть Повелителя Щита. Стражники, входившие в личную гвардию Повелителя Щита, сказали, что Его Светлость только что вернулся с похорон и приказал его не беспокоить.

— А в чем, собственно, дело? — спросил один из стражников.

— Дело сугубо личное, — был ответ. — Передайте Его Светлости, что оно должно быть решено в соответствии с предписаниями. И что оно не терпит отлагательств.

Один из стражников удалился. Вскоре он вернулся и сухо объявил, что Герард может встретиться с Его Светлостью.

Тот двинулся с места, таща за собой Тассельхофа.

— Одну минуту, господин. — Стражник преградил ему дорогу. — Повелитель Щита не давал никаких указаний насчет кендера.

— Этот кендер вверен моим заботам, — возразил рыцарь, — приказом самого Повелителя Уоррена. И этот приказ не отменен. Разумеется, я охотно оставлю его с вами, если вы гарантируете, что в мое отсутствие — а оно может продлиться несколько часов — он не совершит ничего дурного и по-прежнему будет здесь, когда я вернусь.

Стража заколебалась.

— Он будет счастлив рассказать вам о своих встречах с магом Даламаром, — сухо добавил Герард.

— Забирай его.

Так Тас в сопровождении почетного рыцарского эскорта проник за ворота гарнизона, который представлял собой несколько зданий, огороженных высоким деревянным, заострявшимся кверху штакетником. Внутри гарнизона размещались конюшни, небольшой полигон для занятий лучников и несколько зданий. Гарнизон не был большим, поскольку вел свое происхождение от караулки, предназначенной для почетной стражи Усыпальницы Ушедших Героев, но теперь он подвергся некоторому расширению. Его занимали рыцари, которым, возможно, предстояло стать последним рубежом обороны Утехи в случае нападения Берилл.

Уже давно Герард думал (и эта мысль даже воодушевляла его), что дни его постылых дежурств около Усыпальницы сочтены, так как битва с драконом неминуема. Говорить об этом не полагалось, прямых доказательств того, что Берилл готовится напасть на город, не было, и провоцировать ее никому не хотелось. Но эта таинственность ни в коей мере не мешала соламнийскому командованию разрабатывать стратегию и тактику обороны.

В центре гарнизона стояло длинное низкое строение, в котором находились офицерские и солдатские казармы, и несколько других построек — арсенал и административное здание, где располагались как служебные, так и личные помещения руководства.

Адъютант Повелителя Щита вышел навстречу Герарду и провел его в приемную.

— Его Светлость скоро примет вас, господин Герард.

— Герард! — раздался громкий женский голос. — Как я рада видеть вас! Я услышала, как назвали ваше имя, и вышла повидаться с вами.

Леди Уоррен удалось до шестидесяти лет сохранить привлекательную внешность; ее лицо, цвет которого имел оттенок слабо заваренного чая, обрамляли белоснежные локоны. На протяжении сорока лет своего брака она неизменно сопровождала супруга во всех походах. Грубоватая и решительная, с манерами старого вояки, она тем не менее была прекрасной хозяйкой, и посетители мужа зачастую заставали ее в переднике, обсыпанном мукой. Сейчас она поцеловала Герарда в щеку (тот стоял навытяжку, каска была зажата под мышкой) и вдруг отстранилась, неожиданно увидев кендера.

— Боже мой, кендер! — воскликнула она. — Мидж! — Ее голос мог легко перекрыть грохот любого сражения. — Спрячь-ка поскорей мои драгоценности!

— Тассельхоф Непоседа, госпожа, — представился Тас, протягивая руку.

— Ах, как будто в наши дни кому-то удается оставаться на одном месте, — отвечала дама и быстро спрятала свои руки с заманчиво поблескивавшими кольцами под передник. — Как поживают ваши милые родители, Герард?

— Очень хорошо, благодарю вас, госпожа.

— Ах вы гадкий мальчик! — И леди Уоррен погрозила ему пальцем. — Вы ведь и понятия не имеете о том, как они поживают. Уже два месяца вы не писали своей матушке ни строчки. Она обратилась к моему мужу, чтобы пожаловаться на вас, и попросила его самым серьезным образом проследить, чтобы вы не болели и непременно держали ноги в тепле. Как вам не совестно! Доставлять беспокойство такой чудесной матери! Его Светлость пообещал ей, что теперь вы будете писать каждый день. Я не удивлюсь, если он прямо сейчас усадит вас за стол и заставит черкнуть несколько строк родителям.

— С удовольствием, леди Уоррен.

— Ну а сейчас мне пора бежать. Мы с Мидж обещали испечь сотню булочек для таверны, чтобы помочь бедной Лауре управиться с делами. Ей сейчас так тяжело! Какой ужасный день для всей Утехи. — И леди Уоррен ладонью смахнула слезу, отчего ее лицо мгновенно оказалось испачканным мукой.

— Да, госпожа.

— Вы можете войти. — В дверях, ведших на служебную половину, возник адъютант.

Леди Уоррен ушла, еще раз попросив милого Герарда передать его милой матушке самые горячие поцелуи. Герард пообещал и, поклонившись на прощание, проследовал за адъютантом.

Крупный немолодой мужчина с темной кожей уроженца Южного Эргота тепло поздоровался с рыцарем. Тот отвечал с такой же теплотой, обычно ему не свойственной.

— Рад, что вы заглянули ко мне, — произнес Повелитель Уоррен. — Входите и присаживайтесь. А-а, это ваш кендер, не так ли?

— Да, господин. Благодарю вас, господин. Позвольте, я кое-что предприму. — Он подвел Таса к креслу, подхватив под мышки, с размаху усадил его, вынул откуда-то веревку и, не успел Тас и глазом моргнуть, привязал его запястья к подлокотникам. Затем одним движением достал шелковый платок и завязал кендеру рот.

— Вы считаете это необходимым? — мягко спросил Повелитель Уоррен.

— Да, господин, если мы хотим вести то, что у людей принято называть разумной беседой, — ответил Герард и придвинул к себе кресло. Загадочный сверток, принесенный им, он положил на пол у своих ног. — Ибо в противном случае вам пришлось бы выслушивать истории о первых, гораздо более правильных, похоронах Карамона Маджере. А также подробное перечисление всех тех, кто явился в первый раз и не пришел во второй.

— В самом деле? — Лицо Повелителя Уоррена приняло огорченное выражение. — Он, должно быть, из «сокрушенных» кендеров. Бедняга.

— А кто такие «сокрушенные»? — мигом заинтересовался Тас, но из-под платка его слова звучали так, будто говорил не он, а карлик с изрядной примесью гнома. Никто его не понял и, следовательно, не потрудился ответить.

Герард и Повелитель Уоррен погрузились в обсуждение церемонии похорон, причем Его Светлость говорил о Карамоне в таких теплых тонах, что у Таса в горле опять появился комок и теперь уж он не смог бы говорить даже без шелкового платка.

— Итак, Герард, чем могу быть полезен? — Повелитель откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на молодого рыцаря. — Адъютант сказал мне, что ваш вопрос относится к сфере, регулируемой требованиями Меры.

— Совершенно верно, господин. Я прошу ваших указаний.

— Вы, Герард? — Повелитель удивленно поднял бровь. — С каких это пор вам не наплевать на предписания Меры?

Герард вспыхнул и смущенно опустил голову.

— Мне однажды довелось слышать ваши энергичные выражения по поводу «этого старомодного способа ведения дел, годного лишь для забавы старых ретроградов». — Повелитель улыбнулся, видя смущение рыцаря.

Тот поерзал на стуле.

— Повелитель, я действительно иногда позволял себе высказывать некоторые сомнения в целесообразности отдельных положений Меры…

Бровь Уоррена поднялась еще выше. Герард понял, что сейчас самое время переменить тему беседы.

— Ваша Светлость, вчера произошло весьма важное событие. При нем присутствовало несколько горожан. Могут последовать расспросы.

Лицо Повелителя Уоррена стало печальным.

— Это событие может повлечь созыв Совета Рыцарей?

— Нет, Ваша Светлость. Я высоко ценю ваше мнение и поступлю так, как вы прикажете. Мне было дано довольно странное поручение, и я не совсем уверен, что его следует исполнять. С другой стороны, могу ли я отказаться от его исполнения, не поступившись при этом своей честью?

— Кто дал вам это поручение? Кто-нибудь из наших рыцарей? — осторожно поинтересовался Уоррен. Ему было известно о натянутых отношениях между его собеседником и другими рыцарями гарнизона. Он опасался, что их обострение может привести к открытой ссоре и даже повлечь за собой вызов на поединок.

— Нет, господин. — Голос Герарда звучал по-прежнему ровно. — Это поручение мне было дано умирающим человеком.

— А! — В голосе Уоррена сквозило облегчение. — Карамон Маджере.

— Да, Ваша Светлость.

— Его последнее желание?

— Не совсем желание, Повелитель, — ответил Герард, — скорее все-таки поручение. Я мог бы сказать «приказ», но Маджере не был рыцарем.

— Не был по рождению, — мягко возразил Повелитель Уоррен, — но по духу он был выше многих и многих, возведенных в рыцарское звание.

— Совершенно с вами согласен, Ваша Светлость. — Герард помолчал с мгновение, и, Тас впервые увидел, как сильно переживает рыцарь смерть его друга.

— Ну что ж, согласно Мере, последнее желание умирающего должно быть обязательно исполнено, если это в человеческих силах. Мера не делает в этом вопросе различия между рыцарем и гномом, мужчиной и женщиной, кендером и эльфом. Честь обязывает вас исполнить это поручение, Герард.

— Если это в человеческих силах, — подчеркнул молодой рыцарь.

— Вы совершенно правы, — кивнул Уоррен. — Так гласит Мера. Мальчик мой, я вижу, как сильно вы озабочены этим вопросом. Может быть, будет лучше, если вы расскажете мне о том, каково было последнее желание Карамона, если, конечно, это не нарушит волю покойного.

— Не нарушит, Повелитель. Более того, я в любом случае должен рассказать вам о происшедшем, ибо, если я возьмусь исполнить поручение, мне придется просить вашего разрешения оставить на некоторое время пост. Дело в том, что Карамон Маджере попросил меня отвести этого кендера — а он называет себя Тассельхофом Непоседой, который скончался более тридцати лет назад, — так вот, отвести кендера, которого вы видите перед собой, к Даламару.

— К чародею Даламару? — В голосе Повелителя звучало неприкрытое изумление.

— Именно, Ваша Светлость. Вот как это произошло. Умирая, Карамон Маджере сказал, что видит перед собой свою жену. Затем он стал кого-то искать глазами в толпе собравшихся около него людей. Он спросил: «А где же Рейстлин?»

— Кажется, это был его брат-близнец? — прервал его Уоррен.

— Да, господин. Далее Карамон сказал, что тот обещал ждать его; видимо, имелось в виду ожидание на пороге иного плана бытия. Так, по крайней мере, объяснила мне Лаура. Карамон действительно часто повторял при жизни, что поскольку они с братом были близнецами, то должны вместе явиться в Благословенный Мир.

— Не совсем понимаю, как вообще Рейстлину удалось бы «явиться в Благословенный Мир», — сухо заметил Уоррен.

— Совершенно согласен с Вами, Повелитель. — Герард усмехнулся. — Если даже этот мир и существует, в чем лично я сомневаюсь…

Он замолчал и кашлянул в смущении. Повелитель Уоррен нахмурился, взгляд его стал суровым. Герард счел, что сейчас не время для философских экзерсисов, и принялся продолжать свою историю.

— После этого Карамон добавил что-то вроде: «Рейстлину следовало бы быть здесь. Вместе с Тикой. Я не понимаю. Тут что-то не так. Тас… Что там Тас говорил… Другое будущее… Даламару известно… Отведите Тассельхофа к Даламару». Он был очень расстроен, и мне казалось, что его кончина не будет мирной, если я не пообещаю выполнить его просьбу. Так я дал свое обещание.

— Но маг Рейстлин уже пятьдесят лет как умер! — воскликнул Повелитель Уоррен.

— Да, господин. И поскольку так называемый герой Непоседа умер тридцать лет назад, то вот этот тип, которого вы видите перед собой, им наверняка не является. Что же касается чародея Даламара, то он куда-то пропал, и никто ничего не слышал о нем с тех самых пор, как исчезла Башня Высшего Волшебства. До меня даже дошел слух о том, что члены последнего Совета Магов официально объявили его умершим.

— Эти слухи справедливы, Герард. Мне известно об этом от Палина Маджере. Но никаких доказательств смерти чародея нет, а с желанием умирающего мы должны считаться. Не могу сказать, что знаю, как следует поступить в этом случае.

Герард молчал. Тас уже давно сказал бы что-нибудь, если бы ему не мешал платок и если бы его не останавливала мысль о том, что эти слова никак не повлияют на принимаемое решение. К тому же Тас, по правде говоря, сам не знал, как тут надо поступить. Он имел строжайший наказ Фисбена — немедленно отправляться назад после похорон. «И не вздумай лоботрясничать!» — это были подлинные слова старого мага, и он выглядел жутко серьезным, когда произносил их. Поэтому Тас, сидя на стуле и механически пожевывая краешек платка, продолжал помалкивать, гадая при этом, каков же все-таки точный смысл слова «лоботрясничать».

— Я хотел бы кое-что вам показать, Ваша Светлость, — снова послышался голос Герарда. — С вашего разрешения…

Подняв с пола сверток, он принялся разматывать шпагат, которым тот был перевязан.

Тем временем Тас ухитрился освободить руки от веревки. Теперь он мог, во-первых, снять повязку, не дававшую ему говорить, а во-вторых, хорошенько обследовать эту чрезвычайно интересную комнату, где стены были украшены прекрасными мечами и щитами и где на одном из столов лежала целая охапка карт. Тас с вожделением посмотрел в ту сторону, и ноги его едва не двинулись сами собой к столу. Но увидеть, наконец, содержимое свертка Герарда тоже было совершенно необходимо.

«Как долго рыцарь развязывает этот дурацкий шпагат! Подумаешь, несколько самых простых узелков». Тас просто изнемогал от нетерпения.

Он уже готов был предложить свою помощь, однако не был уверен, что она будет принята. Чтобы время не тянулось так медленно, кендер стал разглядывать песчинки в песочных часах. Как интересно они падают из верхней чашечки вниз, да как быстро! Можно ли успеть их сосчитать? Тас принял это как вызов со стороны часов. И тут же принялся за подсчет. Но как он ни торопился, стоило ему зрительно приноровиться к ритму крошечных падений, песчинки объединялись, падали целой компанией, и он сбивался со счета.

Тас насчитал уже не то пять тысяч семьсот тридцать шесть, не то пять тысяч семьсот тридцать восемь песчинок, когда падение песка неожиданно прекратилось. Герард все еще возился со своими узлами, и Повелитель протянул руку и перевернул часы. Тас заторопился. «Одна, две, тричетырепять…» — шептал он наперегонки с песчинками.

— Наконец-то! — пробормотал молодой рыцарь, развязав веревку.

Тас мигом забыл про свои подсчеты и выпрямился в кресле, чтобы получше разглядеть содержимое свертка.

Герард осторожно раскрыл сверток, стараясь не прикоснуться (Тас отлично это видел) к находившемуся в нем предмету. В следующее мгновение Тасу пришлось зажмуриться, так ярко засверкали драгоценные камни в свете ламп. Но, едва открыв глаза, он тут же вскочил с места и сорвал с лица платок.

— Эй! — завопил он, кидаясь к столу. — Ну в точности как мой! Откуда это у тебя? Ух, да это и вправду мой! — Он пригляделся более внимательно.

Герарду удалось поймать его руку в нескольких дюймах от сверкавшего предмета, который Повелитель Уоррен, пораженный, разглядывал с открытым от изумления ртом.

— Я обнаружил эту вещь в одной из сумок кендера, господин, — приступил Герард к объяснениям. — Это было вчера вечером, во время проведения личного досмотра перед тем, как отправить его в тюрьму. Кстати, должен заметить, что последняя оказалась отнюдь не настолько кендерозащищенной, как мы надеялись. Я не вполне уверен — я, Ваша Светлость, отнюдь не чародей, — но, на мой взгляд, этот предмет является магическим устройством. Может быть таковым.

— Не «может быть», а на самом деле является, — гордо вступил в разговор Тас. — Иначе как бы я здесь оказался? Раньше он был у Карамона, но тот вечно боялся, что его кто-нибудь стянет (хотя я лично даже мысли не могу допустить, чтобы кто-нибудь оказался способен на такое злодейство); я, конечно, предложил Карамону позаботиться о нем, но он сказал: «Нет, не надо» — и решил его отвезти куда-нибудь в безопасное место, а Даламар сказал, что может взять его с собой, поэтому Карамон отдал его ему, и он… — Тут Тас обнаружил, что его аудитория несколько отвлеклась.

Повелитель Уоррен убрал руки со стола. Таинственный предмет, размером примерно с яйцо, был инкрустирован сверкавшими и переливавшимися в свете ламп драгоценными камнями. При подробном осмотре выяснилось, что он состоит из множества маленьких частиц, каждая из которых казалась не связанной с другими. Повелитель Уоррен смотрел на предмет с враждебным изумлением. Герард крепко держал кендера.

Солнце уходило за горизонт, и его прощальные лучи заглядывали в окно. В кабинете было прохладно и довольно сумрачно. Но непонятный предмет так ярко сиял и искрился, словно сам был маленьким солнцем.

— Никогда не видел ничего подобного, — проговорил наконец Уоррен.

— И я тоже, господин, — согласился Герард. — Но Лаура видела его прежде.

Уоррен удивленно воззрился на него:

— Она сказала, что у ее отца был такой же. Он держал его запертым в потайном ящике в одной из комнат, той, которую посвятил памяти умершего брата-близнеца. Лаура помнит, что однажды, незадолго до начала Войны с Хаосом, Карамон достал его из тайника и отдал… — Тут Рыцарь сделал небольшую паузу.

— Даламару? — спросил потрясенный Уоррен. Он снова принялся разглядывать драгоценность. — Ее отец рассказывал когда-либо, для чего это предназначено? Какой магической силой оно обладает?

— Он говорил, что эту вещь дал ему Пар-Салиан и что с ее помощью он путешествовал во времени.

— Да-да, он и вправду путешествовал, — снова вмешался Тас. — И я с ним. Так я узнал, как эта штука работает. Потому что, понимаете, я подумал, вдруг я умру раньше Карамона и…

Тут Повелитель Уоррен отрывисто произнес одно-единственное слово, и Тас, пораженный, замолк. Он и представить себе не мог, что рыцари тоже употребляют такие сильные выражения.

— Вы полагаете это возможным? — Теперь Уоррен смотрел на кендера так, будто у того выросли две головы. Эх, не видал он того тролля. Этим людям следовало бы почаще отправляться в странствия, подумалось Тасу.

— Вы думаете, это настоящий Тассельхоф Непоседа?

— Карамон Маджере был такого мнения, Ваша Светлость.

Повелитель снова перевел взгляд на странный предмет:

— Совершенно очевидно, что эта вещь имеет старинное происхождение. В наши дни создать такое не под силу ни одному волшебнику. Даже я отчетливо ощущаю его магическую силу, хотя я, разумеется, отнюдь не маг. За что, впрочем, не устаю благодарить судьбу. — Он опять взглянул на кендера. — Нет, просто невозможно поверить в такое. Этот тип где-то стащил ее и теперь рассказывает басни, чтобы скрыть это. Нам следует, разумеется, вернуть эту вещь магам, то есть, я хотел сказать, чародею Даламару, — продолжал пожилой рыцарь, нахмурившись. — Во всяком случае отобрать ее у кендера. Где сейчас находится Палин Маджере? Полагаю, нам следовало бы посоветоваться с ним.

— Но вы же не сможете забрать его у меня, — запротестовал Тас, — потому что он всегда должен ко мне возвращаться. Рано или поздно, но возвращаться. Пар-Салиан, великий Пар-Салиан, я его видел один раз, знаете? Он, между прочим, очень уважал кендеров. Очень. — При этих словах Тас укоризненно глянул на Герарда, надеясь, что тот понял намек. — В общем, великий Пар-Салиан сказал Карамону, что эта штука всегда чудесным образом возвращается к тому, кто владеет ею. В целях безопасности. А то как же ты сможешь вернуться обратно в прошлое, если потеряешь ее? Это очень удобно, потому что я, например, вечно все теряю. Один раз я даже потерял своего мамонта. Хотите расскажу? Вот как это было…

— Я согласен с вами, Ваша Светлость. Помолчи, пожалуйста, кендер, — громко заговорил Герард. — Говорить надо тогда, когда тебя спрашивают.

— Извините, пожалуйста, — сказал Тас, сразу заскучав. — Можно мне посмотреть карты? Больше всего на свете я люблю разглядывать разные географические карты.

Повелитель Уоррен вместо ответа только отмахнулся, и Тас, немедленно подбежав к столику, углубился в изучение карт. Это были прекрасные, отлично составленные карты, но чем больше он на них смотрел, тем в большую приходил растерянность.

Герард понизил голос, и Тасу пришлось напряженно вслушиваться, чтобы понять, о чем идет речь.

— К несчастью, Ваша Светлость, Палин Маджере сейчас выполняет некую секретную миссию в эльфийском королевстве Квалинести. Ему было поручено получить консультации кое у кого из тамошних магов. Такие встречи запрещены драконицей Берилл, поэтому, если ей станет об этом известно, наш Орден будет подвергнут жестоким репрессиям.

— Да, это так, но мне кажется, что Палин должен быть немедленно извещен об этом. — И Повелитель Уоррен указал на драгоценность.

— Так же, как и о смерти своего отца. Если вы любезно согласитесь предоставить мне небольшой отпуск, я возьму на себя доставку этого кендера и данного магического предмета в Квалинести с тем, чтобы передать их обоих в руки Палина Маджере, а также сообщить ему печальную весть о смерти его отца. Я поставлю Палина в известность о последнем желании Карамона и спрошу его совета. Почти не сомневаюсь, что он освободит меня от данного мною обещания.

Выражение лица Повелителя Уоррена смягчилось.

— Вы правы, дорогой друг. Нам следует передать это дело в руки сына Карамона. Если он согласится с тем, что желание покойного невыполнимо, вы можете, не роняя чести, забыть о нем. Но я бы хотел, чтобы вам не пришлось совершать столь дальнее и нелегкое путешествие. Не считаете ли вы, что разумнее было бы дождаться возвращения нашего мага?

— Но время его возвращения никому не известно, Ваша Светлость. Особенно теперь, когда Берилл перекрыла дороги. К тому же я полагаю, что наше дело не терпит отлагательств. И должен заметить, — тут молодой рыцарь еще больше понизил голос, — что удерживать этого кендера в заключении довольно нелегко.

— Фисбен велел мне обязательно вернуться вовремя, — проинформировал их Тас, — и сказал, чтобы я не вздумал лоботрясничать. Я, конечно, и не собираюсь делать ничего такого, только мне ужасно хочется посмотреть на Палина и спросить его, почему похороны были такие неправильные. Как вы думаете, это можно считать «лоботрясничаньем» или нет?

— Квалинести находится в глубине территории, принадлежащей Берилл, — говорил тем временем Уоррен. — Те земли управляются Неракскими Рыцарями, которые получили бы огромное удовольствие, попади им в руки один из членов нашего Ордена. А если им не удастся схватить вас и казнить как предполагаемого шпиона, это вполне может удасться эльфам Квалинести. Целая армия наших рыцарей не смогла бы проникнуть в их королевство и остаться невредимой.

— Но я не прошу никакой армии, Ваша Светлость. И даже никакого эскорта, — твердо сказал Герард. — Вернее, я даже предпочитаю отправиться туда один. Именно один. — Он подчеркнул последнее слово. — Я лишь прошу вас разрешить мне оставить временно свой пост.

— Без всяких сомнений, разумеется, я разрешу вам это, — Повелитель пожал плечами, — хотя не знаю, что скажет на это ваш отец.

— Он скажет, что гордится своим сыном, если вы объясните ему, с каким ответственным поручением меня посылаете.

— Но вы подвергаете себя опасности, — продолжал Повелитель Щита, — а это ему никак не может понравиться. Я уж не говорю о вашей матушке… — Тут он нахмурился.

Герард встал и выпрямился:

— Ваша Светлость, я десять лет своей жизни отдал Рыцарству, и все мои заслуги — это та отменная храбрость, с которой я охраняю Усыпальницу. Очень опасное предприятие. Ваша Светлость, я прошу позволить мне выполнить это поручение.

Повелитель Уоррен тоже встал:

— Итак, вот мои указания. Мера трактует исполнение последней просьбы умирающего как священный долг. Мы обязаны сделать все, что в человеческих силах, для того, чтобы исполнить его. Вам следует отправиться в Квалинести для совещания с магом Палином. Я считаю его человеком исключительно надежным и достойным доверия. Кроме того, он обладает здравым смыслом, конечно, насколько это возможно для мага. Думаю, что он в силах помочь вам исполнить долг перед покойным. Или, по крайней мере, избавиться от этого кендера и ворованного драгоценного магического предмета.

— Благодарю вас, Ваша Светлость. — Герард выглядел необычно счастливым.

«Конечно, он-то, может быть, и доволен, — думал про себя Тассельхоф. — Отправится себе путешествовать по землям, захваченным драконами, которые перекрыли все дороги, может, ему даже посчастливится попасть в руки Рыцарей Тьмы, которые будут думать, что он шпион, а если это не сработает, то к эльфам-то он точно угодит. Да еще увидится с Палином, Лораной и Гилтасом».

В это время приятный холодок, всегда предвещавший что-то интересное, пробежал у кендера по спине. Потом этот холодок пробрался до самых пяток, защекотав их, потом бросился в кончики пальцев, которые немедленно зачесались, и под конец кинулся Тасу в голову. Тассельхоф чувствовал, как от волнения встает дыбом его каштановый хохолок.

Тут приятному холодку, видимо, удалось добраться до ушей кендера, так как в ту же минуту голос Фисбена, строго-настрого приказавшего ему возвратиться как можно скорее, потонул в хаосе мыслей о Рыцарях Тьмы, шпионах и, что самое интересное, перекрытых дорогах.

«Кроме того, рыцарь рассчитывает, что я отправлюсь вместе с ним, — дошло вдруг до кендера. — Как же я, интересно, могу его бросить? Нельзя так подводить людей! А Карамон? Его тоже никак нельзя подводить, даже если он растерял все здравые мысли, так ужасно стукаясь о ступеньки своей гостиницы, когда свалился».

— Я не оставлю тебя, господин Герард, — торжественно объявил Тас. — Я все серьезно обдумал и понял, что это не называется «лоботрясничать». Мне кажется, это скорее называется «отправиться на поиски». И я уверен, что Фисбен не станет возражать, если я помогу тебе в таких серьезных поисках.

— Я пока подумаю, что следует сказать вашему отцу, чтобы не волновать его, — говорил тем временем Повелитель Уоррен рыцарю. — Не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь для выполнения вашего поручения? Каким образом вы намереваетесь путешествовать? Вам, я думаю, известно, что Мера не позволяет нам путешествовать инкогнито.

— Я буду путешествовать, не скрывая того, что принадлежу к Рыцарству. — И бровь Герарда чуть дрогнула. — Даю вам слово.

Тот подозрительно оглядел молодого человека.

— Вы, похоже, что-то задумали. Ладно, можете не рассказывать. Чем меньше я буду об этом знать, тем лучше. — Он глянул на сверкавшую драгоценность и испустил тяжелый вздох. — Магия и кендер. Роковое сочетание, как мне кажется. Ну что ж, примите мое благословение, мой мальчик.

Герард тщательно упаковал непонятный механизм. Повелитель Уоррен вышел из-за стола, чтобы проводить его до двери, попутно прихватив Тассельхофа, у которого Герард, не моргнув глазом, вытащил из-под курточки несколько небольших карт.

— Я взял их специально, чтобы исправить. — Тас обвиняюще уставился на Повелителя. — У тебя очень плохие картографы, они понаделали столько ошибок! Рыцарей Тьмы давно уже нет в Палантасе. Мы вышибли их оттуда через два года после окончания Войны с Хаосом. А скажи, что значат эти маленькие кружочки, нарисованные вокруг Сильванести?

Рыцари, углубленные в обсуждение некоторых деталей поездки Герарда, не отвечали. Тогда Тас надумал вынуть еще одну прихваченную с собой карту из штанишек, в которые ее засунул, и переложить в какую-нибудь сумочку. Делая это, он вдруг почувствовал, как его пальцы нащупали что-то твердое, колючее, имевшее форму яйца.

Устройство для путешествия во времени! Конечно, как же оно могло не вернуться к нему! Иначе он сам не вернется вовремя куда надо. Теперь эта штука опять на месте. И строгий наказ Фисбена громко зазвучал в сознании Таса.

Он посмотрел на устройство, подумал о старом маге, снова посмотрел на устройство. Вспомнил о данном обещании. Но он уже знал, что надо делать.

Бережно вытянув из кармана магическое устройство, Тассельхоф пробрался за спину Герарда, погруженного в беседу с Повелителем Щита. Действуя осторожно и бесшумно, как умеют действовать только кендеры, он слегка приоткрыл сверток и засунул механизм обратно.

— Вот тут и оставайся! — твердо произнес он.

Date: 2015-07-11; view: 320; Нарушение авторских прав