РЕШЕНИЕ. Стало совсем неуютно, когда, ко всему прочему, она обнаружила, что осталась почти одна на пляже

Стало совсем неуютно, когда, ко всему прочему, она обнаружила, что осталась почти одна на пляже. Только парочка подростков в одежде, томно обнималась на песке, а в другой стороне пара толстяков — тоже явно недавно приехавшие — храпели, с совершенно багровыми спинами.

Юлия быстро оделась — накинула прямо на влажный купальник длинный сарафан из синей марлевки, запихала в сумку полотенце вместе с песком, сигареты с зажигалкой, и двинулась с пляжа. И тут поняла, что болит не только, а может, не столько сердце, сколько желудок. Она ведь ничего не ела почти весь день, с самого утра... Проснулась в номере, переоделась, разбросав все по кровати, и ринулась к морю как к единственному спасению от усталости и стресса. А потом несколько часов не могла пошевелиться, пригвожденная солнцем к плахе из песка.

И вот теперь от головокружительных запахов, наполнивших набережную — жареной рыбы с чесноком, и вареного мяса, и еще чего-то неизвестного, но очень аппетитного, желудок свело острым спазмом. Ей говорили в турфирме, что на набережной самые дорогие рестораны. И что в глубине города, на расстоянии десяти, а то и пяти минут ходьбы, можно поесть не хуже, но в три раза дешевле. Однако Юлии было уже все равно. Она, не раздумывая, направилась в первый попавшийся — то есть в ближайший к пляжу, то есть — в самый дорогой ресторан под названием «Минерва».

Уютная веранда была пуста — потому что время было «ни то ни се». Уже убрали после обеда, уже застелили столы свежими «вечерними» скатертями. А на самом видном месте у входа выставили два огромных стеклянных не то чайника, не то кувшина с длинными носиками. В одном была красная, в другом — желтоватая жидкость. И дольки фруктов — апельсинов, яблок, лимонов и винограда сочно пузырились на дне. Сангрия-шампанское! — Юлия вспомнила рассказы знакомых, бывавших в Испании и, глядя на сочную фруктовую свежесть, испытала острейший приступ жажды. Но тотчас сникла. Слишком празднично для нее. Для сегодняшнего дня.

Мимо, «утомленные солнцем» люди, шли с пляжей в номера отелей — чтобы принять душ, отдохнуть, почистить перышки и лишь, потом выдвинуться на традиционный вечерний променад курортников. Но это даже к лучшему. Не придется весь обед смотреть в счастливые лица оживленно болтающих компаний.

Она присела за крайний столик с видом на замок. Официант, молодой длинноносый испанец, с очень смуглой кожей и ласковыми глазами с пушистыми ресницами, в белом накрахмаленном фартуке подскочил к ней и, вежливо улыбаясь, подал меню. На последней странице, после французского, итальянского, английского, финского и всех возможных языков мира, Юлия нашла русский перевод блюд. Ей срочно, немедленно нужен был суп. Любой.

— Сеньорита?

— Суп, — умоляюще сказала Юлия.

— Суп! О! Суп «А-ля Маринера»?! Си?

Юлия заглянула в пухлую тетрадь перед собой. «А-ля Маринера» в русском меню значился как «Суп рыбаков».

— Да, — согласилась Юлия. — И вино. Бокал. Уно. Красное. То есть — ред.

— О! Сеньорита — руссо?! — почему-то обрадовался длинноносый официант.

— Да, — опять не стала спорить Юлия.

От смущения и дикой нервной усталости она была немногословна. А официанту как раз явно хотелось пообщаться. Блестя ласковыми глазами, он начал:

— Руссо... Я немного говорю руссо! Суп, макароны, э-э-э... Пиво!!

— Да-да, — рассеянно улыбнулась Юлия.

— Уно моменто, сеньорита!

Официант растворился в глубине ресторанчика, увешанного картинами с видами моря, сетями, большими пыльными раковинами и сухими чучелами рыб, напоминающими воблу... Юлия смотрела на замок. Солнце уже было за ним, и красно-кровавый отсвет растворялся в воде под каменистым утесом.

...По набережной, пока что в романтичном одиночестве, гулял прохладный ветерок. Без солнца стало зябко, и плечи покрылись крупными колючими мурашками. Влажные волосы тоже не придавали комфорта... хотя, ей было все равно. Она была в том состоянии, когда сам себе не можешь ответить на вопрос, чего ты больше хочешь — спать, есть, плакать, смеяться или умереть?

Он принес кроме супа, великолепный, только что испеченный белый хлеб с хрустящей корочкой. И графин с водой. И два бокала. Сначала Юлия жадно выпила воду — Господи, она ведь и не пила ничего тоже с самого утра! А еще хотела нормально себя чувствовать. Вино было хорошим, и Юлия пожалела, что заказала всего один бокал. Он слишком быстро кончился. Суп был странным — чересчур непривычное сочетание рыбы, моллюсков и томатной пасты. А впрочем, он был горячим. И этого было достаточно. Отяжелев очень быстро, Юлия с трудом и неохотой поднялась из-за стола. Она оставила улыбчивому официанту чаевые, каких никогда не оставила бы в Москве. Как-никак, он был единственным существом, которое сегодня, с ней говорило.

В номер было еще рано — вечер только начинался. Сил еще раз выходить сегодня, она точно знала — уже не будет. Однако сидеть в отеле одной, когда весь городок наслаждается ночными красотами, сангрией, фламенко и флиртом, казалось невыносимым. И — неправильным.

Решение пришло само. Даже целых два. Все-таки пища иногда положительно влияет на мозги. Первым правильным решением было купить вина. Желательно такого же вкусного, как в «Минерве». По дороге был супермаркет. Юлия, недолго думая, взяла бутылку за пятнадцать евро, красного сухого. В смысле — ред драй. Не самое дешевое, но и не зашкаливает. Заодно банку оливок и кусок «зеленого» сыра — стандартный московский набор.

Второй правильной мыслью стало решение прямо сегодня, не откладывая на потом, зайти в туристическое агентство. В «Натали-турс» девочка-менеджер попросила Юлию, порекомендовав ей, именно этот город, передать маленький презент своим знакомым. Юлия тогда еще не была стервой и согласилась. Теперь, быстро поднявшись в номер, взяла пакет с завернутыми в белую хрустящую бумагу предметами, бросила на пол пляжную сумку с тяжелым полотенцем и двинулась по карте, нарисованной девочкой на одной из рекламных листовок «Натали-турс».

Ходьбы от отеля оказалось минуты три. Над захватанными стеклянными дверями вычурным, «под готику», шрифтом было написано «Трамонтана». Гребень, кажется, поет про что-то похожее... «Сейчас ты па-папа, но что ты запляшешь, когда с гор будет дуть трамонтана?»...

Натянув на лицо профессиональную улыбку, Юлия толкнула тяжелые, заляпанные двери.

В маленьком душном помещении посетителей не было.

За стойкой сидели двое — нездорово полный мужчина лет пятидесяти с необычной внешностью — глаза, круглые, немного навыкате, за толстыми стеклами очков придавали ему сходство то ли с жуком, то ли со шмелем. И маленькая женщина того же возраста, сутулая, щупленькая, тоже в больших очках, закрывающих пол-лица, с милой, но какой-то замученной улыбкой.

Девочка в «Натали» уверяла, что это крошечное семейное агентство, в котором говорят по-русски. К тому же делают знакомым, прекрасные, нестандартные маршруты для экскурсий.

— Здравствуйте, — сказала Юлия, усиленно улыбаясь.

— Здравствуйте, — загудел мужчина, ну точно, шмель. — Сеньорита руссо?

— Да, я... АЙ!!

Пронзительно вскрикнув, Юлия отпрыгнула назад, ударившись спиной о стеклянные двери. Трудно не вскрикнуть и не отпрыгнуть, когда к твоей щиколотке вдруг прилипнет что-то мокрое и холодное и медленно поползет вверх по ноге. Даже если это всего-навсего любопытный собачий нос.

— Чикко, но! — строго прикрикнул на пса мужчина и извинительно заулыбался крупными желтыми зубами. — Сеньорита Моску?

— Да. Я...

— О! Моску, Моску! — мечтательно закатил выпуклые глаза шмель.

— Я от Наташи, — Юлия протянула ему через стойку довольно тяжелый подарок. — Это вам из Москвы. От Наташи... — Юлия быстро заглянула в свою бумажку, — От Наташи Синициной...

— О! Наташа! Наташа!! Си! Моника, Наташа!!

Моника закивала, улыбаясь, чуть менее замучено. Юлия, наконец, вручила шмелю хрустящий пакет.

— О! Спасибо, спасибо! Наташа!! — с трудом вставая и принимая подарок, гудел шмель. — Меня зовут сеньор Мигель... — выговорил он, протягивая Юлии пухлую руку.

Она неохотно пожала прохладную влажную кисть сеньора Мигеля.

— Да-да, Наташа говорила. Здравствуйте.

— А... Вы? — спросил он, не отпуская ее руки.

— Юлия.

— Юлия, Юлия. Спасибо, Юлия! — он почему-то по два раза повторял все имена. — Я немножко говорю руссо...

— Понятно, — кивнула Юлия.

Сеньор Мигель развернул слои бумаги и достал из пакета... ну, разумеется! Маленький презент для иностранца. Что еще это могло быть? Литровая бутылка «Смирновки» и баночка черной икры — настоящей, с осетром на красной жестяной крышке. Тут сеньор Мигель загудел еще громче и сочнее, а Моника заулыбалась еще ласковее. Правда, она все равно была какая-то уставшая... Когда сеньор отвосхищался и отгуделся, он вспомнил про Юлию.

— Э... Где вы... м-мм... остановились?

— Дон Жуан, — с готовностью сообщила она.

— О. Дон Жуан. Угу.

Судя по виду, с каким шмель переглянулся с Моникой и Чикко, трехзвездочный отель «Дон Жуан» был у местных знатоков не на самом хорошем счету. Юлия с деланным равнодушием пожала плечами. Мигель переглянулся с Моникой еще раз. И Юлия сочла возможным спросить:

— Наташа говорила... У вас экскурсии бывают... Хорошие.

— О!! Да! Да! Очень хорошие, очень! Наташа — молодец, очень хорошие, для Наташи...

Чем-то, ему, эта Наташа, видимо, сильно угодила. А Моника проговорила вдруг нежным, неожиданно молодым голоском, многозначительно подняв на мужа рыжие бровки:

— Маньяна...

С минуту сеньор Мигель соображал, о чем идет речь. Потом загудел совсем уже оглушительно:

— О! Маньяна! Маньяна!! Фиеста ла Мерсе!

Он даже вскочил — что было не очень просто из-за тесноты конторки и его грушевидного живота. И куда-то полез. И достал яркие красно-зеленые буклеты с испанским текстом на обложке. Юлия посмотрела на них и с тем же выражением полного непонимания — опять на него. И улыбнулась еще шире. На это Мигель возбужденно замахал руками, вытаращив глаза, как немая рыба — видимо, словарный запас его русского иссяк. Тогда он обернулся за спину и крикнул в приоткрытую дверь подсобки:

— Хуан! Хуан!!

Он мог бы и не говорить, что молодой человек — почти подросток, вышедший из служебного помещения — его сын. Хуан был чуть уменьшенной и более молодой копией сеньора Мигеля — от намечающегося уже пузика, до выпуклых грустных глаз за толстыми очками. Кожа у него была неприятного желтовато-бледного оттенка, как и у родителей. «Странно, что у людей, живущих в Испании, бывает такой цвет кожи...» — подумала Юлия. А Хуан, печально улыбаясь и почти не поднимая на нее глаз, заговорил на чистом русском языке, лишь с небольшим напряжением подбирая нужные слова.

— Завтра в Барселоне будет проходить открытие рок-фестиваля «Мерсе», это грандиозное событие происходит один раз в два года... В рамках праздника каталонской культуры и мифологии....

— Си, си! — подтвердил шмель.

— Туда съезжается молодежь изо всех уголков Европы... — Хуан искоса взглянул на довольно кивающего отца. — И папа хочет забронировать вам номер в недорогом отеле, чтобы вы могли остаться в Барселоне на ночь после экскурсии по городу. А утром уехать самостоятельно на рейсовом автобусе... Вы согласны?

После этой тирады он смотрел на Юлию впервые больше двух секунд, с интересом и какой-то необъяснимой жалостью. Видя, что она не отвечает, он добавил:

— Это то, что стоит увидеть. Это не стандартная туристическая экскурсия, это настоящее...

— Да-да, спасибо, — очнулась Юлия. — Хау мач? В смысле — сколько стоит?

— Всего лишь шестьдесят евро.

— Ско-олько?!

Она была удивлена — мягко говоря. Ехать в Испанию, чтобы пойти на рок-фестиваль, отдав за это сумму, на которую можно целые сутки шиковать, объедаясь паэльей и упиваясь сангрией? Это было слишком оригинально, даже для нее. Она-то думала, тут будут корриды, матадоры, фламенко, суп из бычьих хвостов и всякое такое... Чикко, бестолково помахивая облезлым дворняжьим хвостом, умоляюще смотрел на Юлию грустными, слезящимися от старости глазами.

— Н-нет, спасибо. Я, пожалуй, съезжу на стандартную экскурсию и — все.

— Но там очень, очень интересно! — вдруг горячо воскликнул Хуан, и тут же отвел взгляд, поняв, что порыв его безнадежен.

— Это... редкая возможность, — пролепетала Моника, и видно было, как ей физически трудно преодолевать смущение. — Многие специально приезжают сюда в это время, чтобы попасть на «Мерсе»...

— Д-да?

Как-то неудобно было отказываться от столь эмоционального и настойчивого предложения. Нет, если бы она видела, что ее банально «разводят» алчные акулы турбизнеса, она бы вряд ли согласилась на такую явную обдираловку. Но эти чудики, кажется, искренне хотели сделать ей приятное.

— Ну, хорошо, давайте! Только адрес отеля напишите, пожалуйста, а то заблужусь...

— Конечно, конечно! Хорошо, очень хорошо! — радостно засуетился шмель-Мигель.

Яростно ругая себя за мягкотелость и нерациональность, Юлия заплатила за отель, автобус и экскурсию по Барселоне, поклявшись себе, что это последняя необдуманная трата.

— Спасибо большое, — сказала она еще раз уже в дверях.

И случайно увидела, что из подсобной двери вышла девушка, тоже подросток. И с тем же любопытством, что и остальные, смотрела на нее. Самое странное — и страшное — было то, что девушка была точной копией сеньора Мигеля и Хуана. Только волосы, тускло-серые и жиденькие, сосульками спускались до плеч. К сожалению, никто из детей Мигеля не унаследовал гены Моники.

Чикко вылез из заляпанных дверей вслед за Юлией, чтобы на прощание благодарно повилять ей облезлым желто-серым хвостом... Да черт с ними, с шестьюдесятью евро. Может, она сейчас на месяц обеспечила жизнь этим не очень приятным и явно не очень счастливым чудикам?

Пока она разговаривала со странным семейством, на улицу, мягкой, серо-зеленой вуалью, упали сумерки.

Пахло цветами, чесноком и сигарами, нарядные загорелые люди с детьми и без них выходили из отелей. Местные тинэйджеры, тонкие и темные, как некие южные эльфы садились стайками прямо на траву под деревьями. Продавцы открывали лавки с сувенирами, такими красивыми и разными, что рябило в глазах. Растерявшись от разнообразия, она выбрала самое привычное — две прикольные кожаные феньки с керамическими бусинами, по одной на каждое запястье.

С тоской и надеждой разглядывая начинающуюся «ночную жизнь» курортного городка, Юлия как можно медленнее проделала путь от «Трамонтаны» до отеля.

...Был поздний вечер. А по виду монохромно-черно-бархатного неба с половинкой луны, полированной золотой брошью приколотой к этому бархату, и по физическим ощущениям Юлии — глубочайшая ночь.

Она сидела на балконе. Отмокшая в горячем душе, с высушенными феном волосами, наряженная — ведь все же наряжаются! — в длинную многоярусную юбку из белоснежного «жатого» хлопка и узкий топ в виде корсета. Правда, в таком наряде она быстро замерзла. И ей пришлось накрыться скользким тяжелым покрывалом, которое она, недолго думая, стащила с кровати.

Юлия положила ноги на пластиковый стул, а к другому, безуспешно пыталась пристроить все еще болевшую спину. Короткие, высветленные до голубовато-белоснежного цвета волосы трепетали на ночном ветру подобно голубиным перышкам.

С этими перышками вместо волос, с острыми голыми плечами, выглядывающими из-под сползающего покрывала, с несчастными глазами и намертво прилипшей к лицу нервной улыбкой, она была похожа на потерявшегося ангела.

В одной руке у ангела была сигарета, в другой — полупустая бутылка вина. Из этой бутылки Юлия наливала себе третий бокал кисло-терпкой «Риохи».

Отель был в пяти минутах ходьбы от моря, которого, конечно же, не было видно. Вместо него под окнами орали и стучали пивными кружками по пластику столов открытого бара пьяные немцы. А узкая улочка слева уютно светилась оранжевыми окнами в оштукатуренных каменных стенах «старого города». Там, за этими окошками, ужинали, смеялись, ссорились, строили планы и любили друг друга счастливые, нормальные люди.

Юлии было плохо. Лицо горело, особенно нос и скулы. И еще — веки. Зато плечи и спину не отпускал колкий, жалящий холод, уверенно ввергая в озноб ослабшее тело.

Однако, все эти, физические неудобства, особенно тело, вкупе с вином, отлично прочищали мозги. И Юлия, пользовалась удачным моментом, чтобы подумать.

Сначала, вкусно заедая «Риоху» сыром и оливками, она размышляла о том мужчине. То есть не о нем самом, а о странном шоке, который испытала, увидев его лицо... Или это просто был эффект неожиданности? Ведь судя по затылку, она заранее записала его в своем сознании в невзрачные середнячки, и вдруг — на тебе! Она даже не могла вспомнить его черт — ни одной. Они были... обычны. И в то же время они были совершенны. Не черты, а само лицо. Или — взгляд? Или у нее что-то с головой. И это — скорее всего.

Однако, припоминая свое восхищение черноволосым Себастьяном, она беспощадно смеялась сама над собой. Господи, чем там было восхищаться?! Ведь по сравнению с ним он был... всего-то-навсего Святым Себастьяном. Не более того.

А потом, плавно и как-то очень гармонично от мужчины, она перешла к обдумыванию своей жизни. И теперь вот четко и быстро восстановила в памяти спасительное решение, зародившееся еще в самолете. Простое и гениальное.

Оно звучало примерно так: «Хорош болтаться, как говно в проруби. Да, задатки у тебя неплохие. И воспитание. И родители. И генетика отличная — еще бы! Так курить, столько пить и нервничать, и выглядеть в двадцать шесть на шестнадцать — не каждому дано. Короче, все предпосылки для правильной счастливой жизни... Одно подкачало. Склонности дурные, и ничего ты с этим не поделаешь. Как ни крути. А значит? А значит — нужно жить в соответствии со своими склонностями!»

Юлия захихикала, пьяно подмигнув четвертому бокалу перед тем, как его опрокинуть...

— Так и будем! — пообещала она кому-то в темноте испанской ночи.

Засыпая, она была уже другой Юлией. Юлией, принявшей решение. И в соответствии с этим решением, завтра для нее, должна была начаться новая жизнь — легкая и счастливая, полная наслаждений и лишенная лишь одного — страданий и мук рефлексии.

Вероятно, пользуясь обстоятельством, что «завтра» еще не наступило, перед тем, как заснуть прямо в одежде, Юлия тихонько и горько заплакала в поролоновую отельную подушку.

Date: 2015-07-11; view: 255; Нарушение авторских прав