Глава 27. В глазах Мари полыхнула ярость

В глазах Мари полыхнула ярость. Шеховской, с преувеличенной любезностью кивнув ей, отвернулся к окну и глубоко вздохнул, пытаясь унять сердцебиение. За спиной послышалось шуршание шелка, колыхнулось пламя свечи, когда Мари проходила мимо стола, с глухим стуком закрылась дверь.

Павел устало закрыл глаза и замер, прижавшись лбом к окну. Холодное стекло остудило пылающий лоб. После ухода Мари, дерзнувшей посягнуть на его одиночество в его же личных покоях, мысль спрятаться от шума бала в тишине темного кабинета уже не казалась ему столь привлекательной. Что ж, значит, нужно покончить с этим как можно быстрее, выбрать одну из этих совершенно для него одинаковых хихикающих девиц и повести ее к алтарю. Когда-то он сказал, что не приемлет брака без любви, но что, если он так никогда и не встретит ту, что станет для него всем? Разве возможно, единожды утратив дарованное Господом счастье, вновь обрести его? И опять пред мысленным взором предстал образ жены. Юленька! - невыносимой болью стиснуло грудь. - Милая, родная, зачем же ты оставила меня?!

В двери тихо постучали, и Павел отшатнулся он окна – неужели опять Мари? Резкое «Entrez! (Войдите (фр.))» сорвалось с губ.

- Поль, - укоризненно обратилась к нему с порога Софья Андреевна. – Я видела, как Мари вышла из твоих покоев. Потрудись объяснить, что это значит?

- Ничего, maman, - повернулся к ней Шеховской. – Ничего не значит! Просто побеседовали по душам.

- Я хочу просить тебя не совершать необдуманных поступков, - продолжила Софья Андреевна. – Не скрою, было время, когда я желала видеть Вас вместе, но ныне…

- Оставьте, maman, - едва сдерживая раздражение, выдавил Павел. – Вы заблуждаетесь на мой счет. Мари не интересовала меня тогда, и сейчас ничего не изменилось.

Софья Андреевна смутилась.

- Я вижу, разговор этот тебе не приятен.

- Вы правы, маменька, однако это не извиняет мою резкость, - поднеся к губам руку матери, покаянно произнес Павел. – Я ведь понимаю, с какой целью Вы ныне устроили это грандиозное собрание, как прекрасно вижу, что и Вам оно не по душе. Право, не стоило!

Софья Андреевна слегка наклонила голову, - принимая его извинения.

- Но все же - давай вернемся, mon cher?

Павел молча предложил руку матери.

Чем ближе они подходили к южному крылу дома, тем громче становилась музыка. Почти на пороге бального зала Павел остановился и повернулся к матери.

- Мне пришла в голову мысль. Возможно, она Вам понравится, - улыбнулся он.

- Я слушаю тебя, - заинтересовалась княгиня.

- А не пригласить ли в Павлово Балашовых?

- На твои именины?

- Почему нет? – пожал плечами Поль.

- Ты уверен? – с сомнением переспросила Софья Андреевна, вспоминая скромную и невзрачную на фоне признанных красавиц Долли Балашову, которую пригласила на этот бал лишь в память о давней дружбе с ее матерью, Ангелиной Леонтьевной.

- Нет. Но хотел бы присмотреться к этой девушке, - честно признался он.

Вернувшись в зал, Павел разыскал глазами mademoiselle Балашову, которая по-прежнему не отходила от своей матери и все так же пыталась спрятаться за ее креслом. Улыбнувшись, Шеховской решительно направился в сторону дам Балашовых. Чем ближе он подходил, тем бледнее становилась Долли. Склонившись к уху матери, она что-то прошептала, но Ангелина Леонтьевна небрежно отмахнулась от ее слов, улыбаясь направляющемуся к ним молодому человеку. Остановившись перед креслом, в котором восседала madam Балашова, Павел слегка прищелкнул каблуками.

- Madam, позвольте мне пригласить Вашу очаровательную дочь.

- Конечно, Павел Николаевич, - кокетливо взмахнула ресницами Балашова старшая.

- Долли… - многозначительно прошептала она растерявшейся дочери.

Даша послушно раскрыла бальную книжечку и замерла. Глядя сверху на абсолютно чистую страничку, Шеховской поймал растерянный взгляд девушки.

- Вальс, - шепнул он чуть слышно.

Дарья залилась румянцем, и маленький позолоченный карандашик послушно вывел его фамилию вместе с титулом напротив вальса. Ободряюще улыбнувшись ей, Поль отошел к небольшой группе своих бывших сослуживцев и друзей.

- Mon ami, - удивленно вскинул бровь Мишель, наблюдавший за странными маневрами Павла, - твой выбор несколько удивляет, - вполголоса заметил он.

- Отчего же? – так же тихо ответил Шеховской. – Скромна, мила, спокойна.

- И от страха пред тобой едва в обморок не упала, - добавил Михаил, с сомнением качая головой. – Оглянись вокруг. Ты уверен, что поступаешь правильно?

- Я уже был женат на красивой женщине и по любви, - отозвался Поль. – Может, стоит, наконец, прислушаться к голосу разума? Да, если я забуду, напомни мне о вальсе!

Разговор вновь вернулся к политике. Павел внимательно вслушивался в рассуждения офицеров. Поговаривали о том, что Государь собирается ввести войска в Молдавию и Валахию. Кто-то считал, что это непременно повлечет за собой объявление войны со стороны турок. От заинтересовавшей его беседы Павла отвлек лёгкий хлопок по плечу. Обернувшись, Шеховской, вопросительно уставился на Горчакова.

- Твой вальс, - указал глазами на mademoiselle Балашову Михаил.

- Merci, mon ami, - улыбнулся в ответ Поль.

Даша, не сказав ни слова, осторожно вложила свою руку в его протянутую ладонь и позволила увлечь себя в круг танцующих. Не отрывая взгляда от носков своих туфелек и закусив от напряжения губу, она послушно скользила в его объятьях по паркету.

- Вы боитесь отдавить мне ноги? – тихо спросил он и тотчас задохнулся от нахлынувших воспоминаний. Он почти ожидал, что сейчас она поднимет голову и ответит «нет», а он утонет в колдовском омуте черных глаз.

- Да, я плохо танцую, - заливаясь румянцем, ответила Долли, и чары развеялись.

Павел удивленно моргнул: на него испуганно смотрели голубые глаза, маленькая ладошка чуть подрагивала в его руке. Ни дать ни взять испуганный заяц, - нахмурился Поль. Заметив, как омрачилось его лицо, Дарья судорожно вздохнула и сбилась с шага, наступив ему на ногу.

- Pardonnez-moi, (простите меня (фр.)), - бескровными губами прошептала она.

- Ne vous excusez pas. Pardonnez-moi ma maladresse. J'ai trop longtemps ne dansait. (Не извиняйтесь. Простите мне мою неловкость. Я слишком давно не танцевал (фр.)), - не моргнув глазом, солгал Шеховской. К счастью для mademoiselle Балашовой, вскоре музыка стихла, и Павел проводил ее обратно к матери. Вцепившись обеими руками в спинку кресла, в котором сидела ее maman, Даша проводила глазами высокую фигуру князя.

- О чем Вы говорили? – шепотом спросила ее Ангелина Леонтьевна.

- Ах, маменька, я наступила ему на ногу, - простонала Дарья

- И что он сказал? – выдохнула madam Балашова.

- Извинился за свою неловкость и сказал, что давно не танцевал.

- Бог мой, он определенно заинтересован тобой! - восторженно прошептала Ангелина Леонтьевна.

- Маменька, Вы заблуждаетесь! - обмахиваясь веером, ответила Даша, боясь даже посмотреть в ту сторону, где Павел остановился около группы офицеров.

- Долли, ты будешь самой настоящей дурой, если упустишь такую партию!

- О чем Вы, маменька? Какая партия? Я думаю, это Софья Андреевна просила его пригласить меня, - краснея, ответила Даша и едва слышно добавила. – Он пугает меня. Эти ужасные шрамы…

Шеховской больше не подошел и даже ни разу не взглянул в ее сторону. Понемногу Долли успокоилась, утвердившись во мнении, что Павел Николаевич пригласил ее танцевать по просьбе Софьи Андреевны, оттого приглашение в Павлово, доставленное на следующее утро в дом Анатоля Аркадьевича Балашова, старшего брата ее отца, у которого они с отцом и матерью остановились на время сезона, застало ее врасплох.

А Ангелина Леонтьевна ликовала.

- Это определенно оно! - восторженно сверкая глазами, говорила она за завтраком. – Mon cher, - обратилась она к супругу, - Долли нужен новый гардероб. Бог мой! Сам Поль Шеховской! Ты хоть понимаешь, что это значит?!

- Умерьте свой пыл, ma chérie, - отложив в сторону газету, ответил ей супруг. - Откуда Вам знать, может, помимо нас, туда приглашена половина Петербурга.

- Да нет же, как Вы не понимаете! Он приглашал ее танцевать.

- И что? – раздраженно заметил Степан Аркадьевич. – Это еще ничего не значит.

Анатоль Аркадьевич, допив свой кофе, аккуратно поставил чашку на стол.

- Я полагаю, ты не прав, - обратился он к Степану Аркадьевичу, - это приглашение выглядит, по меньшей мере, странным.

- Маменька, папенька, - Даша ощутила, как слезы отчаяния наворачиваются на глаза, - прошу Вас… Маменька, умоляю Вас, откажитесь, напишите, что я занемогла!

- Долли, - Ангелина Леонтьевна удивленно воззрилась на свою младшую дочь, - и речи быть о том не может! Мы поедем, и я прямо сейчас отвечу на приглашение.

- Дашенька, душечка, - ласково улыбнулся ей отец, - оставь нас, пожалуйста.

Кинув на отца умоляющий взгляд, Дарья поднялась из-за стола и торопливо покинула столовую. Поднимаясь по лестнице в свою комнату, она вновь вспоминала тот злополучный вальс. Теперь ей чудилась насмешка в мягком тоне, каким говорил с ней князь, казался неуместным его снисходительный взгляд, раздражало то, что он забыл о ней сразу же, как только вернул в общество матери – все это, по ее мнению, говорило о том, что она ему безразлична, но он по какой-то непонятной прихоти решил вовлечь ее в какую-то странную игру, смысла которой она не понимала и оттого боялась попасть впросак. Довольно! И так над ней уже потешается добрая половина Петербурга.

Но в тоже время Долли понимала и свою матушку. Она была самой младшей из пятерых детей Балашовых, две старших сестры и два старших брата уж давно были устроены в жизни, и довольно неплохо устроены. Теперь настала и ее очередь, и матушка так торопится вывести ее в свет, чтобы, наконец, вздохнуть свободно. Но как объяснить maman, что она не стремится к такой жизни? По крайней мере, пока, - ведь ей всего семнадцать!

Более всего на свете Дарье сейчас хотелось оказаться в родовом имении, уединиться в своей светелке и думать забыть о чопорном Петербурге с его балами и раутами, которые она возненавидела с первого дня своего пребывания в столице. Она чувствовала, что по какой-то причине не пришлась ко двору, - с ней не спешили заводить знакомства молодые люди, девицы ее возраста ее сторонились, по секрету между собой обсуждая ее не слишком удачный дебют. Оттого внимание князя Шеховского к ее более чем скромной персоне не могло не показаться ей странным и даже пугающим, - впрочем, как и сам князь. Чего ей ждать от его сиятельства? Что за странная прихоть? Как объяснить приглашение в фамильное имение Шеховских? Дарья терялась в догадках, и мысли, приходившие ей в голову, были одна мрачнее другой.

Одно было понятно: она зачем-то понадобилась князю, но с какой целью, Даше не могла даже предположить. Она не допускала даже мысли о том, что могла понравиться ему, как то полагала ее маменька, считая такое предположение смехотворным. Шеховской мог выбрать любую из великосветских красавиц, но почему-то в тот вечер обратил внимание только на нее, станцевав с ней тот единственный для них обоих вальс. О, как унизительно было после танца ловить на себе недоумевающие взгляды и только догадываться о том, какие мысли роятся в головах представителей самых знатных фамилий столицы, донельзя удивленных более чем странным выбором его сиятельства.

Меж тем Степан Аркадьевич обвел взглядом оставшихся за столом родственников. Анатоль Аркадьевич вновь опустил взгляд в тарелку, решив, что это не его дело. Брат просил его принять их на сезон в столице, и он его просьбу удовлетворил, а в остальном - это семейное дело Балашовых-младших. Конечно, будь здесь за столом его дражайшая супруга, она наверняка приняла бы сторону Ангелины, но Маша не любила вставать в столь ранний час. Что же до Степана Аркадьевича и Ангелины Леонтьевны, то, проводя большую часть времени в провинции, Балашовы-младшие привыкли подниматься рано, впрочем, как и сам Анатоль.

- Ну-с, сударыня, - повернулся к своей супруге Степан Аркадьевич, видя, что от брата помощи ждать не приходится, - я ни в коей мере не хочу Вас обидеть, ma chérie, но посудите сами: Вы же не станете отрицать, что наша Долли отнюдь не может претендовать на звание фаворитки сезона. Она довольно мила, но не более!

- Но, Стива, - капризно протянула Ангелина Леонтьевна, - тебя не было с нами в тот вечер у Шеховских. Доверься моему женскому чутью. Я знаю, о чем говорю.

Степан Аркадьевич поморщился. Как же он ненавидел этот тон и это обращение.

- Неужели мнение самой Долли ничего не значит для Вас? – поинтересовался он.

- Долли еще слишком молода, чтобы судить о том, - отмахнулась Ангелина Леонтьевна. – Прошу тебя, не противься. Мы примем это приглашение.

- И все же я нахожу это, по меньшей мере, странным, - ворчливо добавил Степан Аркадьевич, сдавая свои позиции в этом споре.

- Когда-то мы были весьма дружны с княгиней Шеховской, - вздохнула madam Балашова. – Я думаю, Софи решила возобновить знакомство.

И Ангелина Леонтьевна вновь унеслась мыслями в свою далекую юность, когда и она сама, и юная Софи, единственная дочь генерала Галицкого, были впервые представлены великосветскому Петербургу. Софья еще до конца сезона получила предложение от самого желанного холостяка Петербурга, князя Шеховского, и с благословения родителей пошла под венец. С тех пор минуло более тридцати лет, но Ангелине Леонтьевне казалось, что все это было только вчера.

Последнюю неделю в Петербурге царила оттепель, предвещая скорый приход весны, но в день отъезда в Павлово небо с утра нахмурилось и сыпало мелким колючим снегом, хотя было довольно тепло. Оттого выпавший снег тотчас превращался в жидкую грязь под колесами экипажа, который то и дело застревал в размытых колеях. Поездка, которая в хорошую погоду заняла бы не более двух часов, растянулась на полдня. Достигнув фамильного имения Шеховских уставшие путники, выбравшись из кареты, с изумлением созерцали величественный особняк.

- Стива, - шепнула Ангелина Леонтьевна, - ты только подумай: может статься так, что наша Долли со временем станет здесь хозяйкой.

- Я бы не тешил себя такими фантазиями, - подавив тяжелый вздох, ответил Степан Аркадьевич и подал руку дочери, которая за всю дорогу до имения Шеховских не проронила ни слова, только тяжело вздыхала, укоризненно глядя на него.

Вечером хозяева и гости собрались перед ужином в гостиной. Конечно, говоря про половину Петербурга, Степан Аркадьевич несколько преувеличивал, но, тем не менее, собрание было весьма многочисленным. Здесь царила непринужденная приветливая атмосфера, было совершенно очевидно, что приглашенные хорошо знакомы друг с другом и не в первый раз встречаются подобным кругом. Вошедшая в гостиную Даша огляделась и ужаснулась: причина ее присутствия здесь была возмутительно очевидной. Она заметила Радзинских, Баранцовых, Чернышевых, Лукомских – лучшие семейства Петербурга, и ни одной девицы на выданье, кроме нее! Не считать же, в самом деле, девицей на выданье Александру Радзинскую, о чем-то оживленно беседующую с Павлом Шеховским и своим женихом Петром Лукомским? Маменька ее вполне освоилась и уже о чем-то непринужденно беседовала с сестрой князя Горчакова, Екатериной Алексеевной, а на нее саму, слава Богу, никто не обратил внимания. Но не успела она по своей привычке скользнуть к стене, как князь Горчаков предложил ей руку и повел к столу.

Присев на отодвинутый лакеем стул, Долли подняла глаза и вздрогнула: прямо напротив нее оказался Павел Николаевич собственной персоной, но, похоже, ему не было никакого дела до нее. Шеховской увлеченно беседовал о чем-то с княгиней Горчаковой. Он был женат на сестре княгини Горчаковой, - вспомнилось ей, - и говорили, что молодая княгиня Шеховская была очень красивой женщиной, - вздохнула Долли. Сам же князь Горчаков оказался за столом напротив своей супруги, по правую руку от перепуганной Долли. Николай Матвеевич восседал во главе стола, Софья Андреевна – напротив него.

Ужин для Долли тянулся бесконечно. Она безо всякого аппетита вяло ковырялась вилкой в тарелке, не решаясь оторвать от нее взгляд, что-то односложно отвечала на вопросы князя Горчакова, и он вскоре оставил попытки завести с ней обязательную застольную беседу, а сосед слева на ее счастье не проявил к ней ни малейшего интереса. Когда все встали из-за стола и двинулись в салон, она хотела тихонько ускользнуть к себе, но Мишель Горчаков опять предложил ей руку и подвел к своей жене и Шеховскому.

- Дарья Степановна, - улыбнулся Поль, - Вам, видимо, скучно у нас?

- Отчего Вы так решили, Павел Николаевич? – едва слышно ответила Даша, мучительно краснея под его внимательным взглядом.

- Видимо, оттого, - улыбнулась ей княгиня Горчакова, - что Вы не проронили ни слова за весь ужин.

- Я не… - Даша окончательно смешалась, в глазах блеснули слезы. – Простите! – и она едва ли не бегом покинула комнату.

- Она тебя боится, - тихо заметил Мишель, обращаясь к Шеховскому.

Павел вздохнул и повернулся к Полин.

- Вы тоже так считаете?

- Это совершенно очевидно, - отозвалась Полина.

Павел вздохнул. Может, он в самом деле зря все это затеял? Девица Балашова и впрямь напоминала перепуганного зайца, готового в любую минуту задать стрекача, едва только он осмеливался приблизиться к ней и заговорить. Извинившись, Поль вышел вслед за Дарьей. Расспросив лакея, стоявшего у двери, о том, куда направилась mademoiselle, Шеховской поднялся на второй этаж. Остановившись перед дверью комнаты, где разместили Дашу, Павел постучал.

- Долли, - тихо позвал он, - откройте. Я всего лишь хочу поговорить с Вами.

Даша испуганно охнула, вытерла заплаканные глаза и, шмыгнув носом, поднялась с небольшой софы. Господи! Что еще ему от меня нужно? – поворачивая в двери ключ, думала она. Она вновь выставила себя круглой дурой, не смогла подобрать слова для ответа. И почему в его присутствии у нее язык словно отнимается?

- Павел Николаевич, нам с Вами решительно не о чем говорить, - выпалила она, открыв дверь и оказавшись лицом к лицу с Шеховским.

- Отчего же? – едва заметно улыбнулся Павел ее воинственному настрою. – Прошу Вас, спустимся в салон, чтобы не нарушать приличий.

Вздохнув, Дарья осторожно оперлась на предложенную руку.

В салоне собрались те, кто пожелал продолжить вечер за игрой в карты или просто за разговорами. Некоторые мужчины удалились в курительную. Павел проводил свою спутницу к свободной софе и присел рядом, стараясь не коснуться широких юбок.

- Дарья Степановна, - вполголоса заговорил он, - у меня сложилось впечатление, что я Вас чем-то оскорбил или обидел. Если это так, то я приношу Вам свои извинения, поскольку у меня и в мыслях не было ничего подобного.

- Вы меня ничем не обидели, - выдавила из себя Даша.

- Тогда отчего Вы избегаете меня? – не спуская с нее внимательного взгляда поинтересовался Шеховской.

- Я не избегаю Вас, - чувствуя, как краска заливает лицо и шею, прошептала Даша.

Она лгала сейчас и ему и себе. Конечно, она избегала его, будь ее воля, и ноги бы ее не было в этом доме. И с чего вдруг маменька вбила себе в голову, что со дня на день Шеховской сделает ей предложение? Девушке сделалось невыносимо душно, и закружилась голова. Дарья, до того сидевшая прямо, словно аршин проглотила, покачнулась и оперлась на спинку софы. Шеховской нахмурился и тотчас подал знак лакею.

- Голубчик, принеси чего-нибудь прохладного выпить барышне, - попросил он.

Получив, таким образом, передышку, Даша имела возможность собраться с мыслями. Лакей вернулся спустя несколько минут со стаканом холодного крюшона. Приняв из рук князя стакан, она сделала несколько маленьких глотков и отдала его застывшему в ожидании лакею.

- Благодарю Вас, - постаралась непринужденно улыбнуться она.

Решившись, она подняла голову и посмотрела прямо в глаза Шеховского, стараясь при этом не обращать внимания на ужасный шрам на его щеке.

- Павел Николаевич, наши семьи никогда не были особенно близки, и потому мне совершенно не ясно, с какой целью нас сюда пригласили.

Шеховский усмехнулся. А ведь не такая уж она трусиха, - отметил он про себя.

- Скажем, мне захотелось познакомиться с Вами поближе.

- Но для чего? – не сдержалась Дарья и тут же испуганно моргнула, поразившись собственной дерзости.

- Я ценю Вашу откровенность, - улыбнулся Павел, - и потому не буду лукавить. Я собирался сделать Вам предложение.

- Предложение? Мне? – пролепетала Дарья, еще до конца не осознавая смысл сказанного.

- Отчего Вас это удивляет? – пришла очередь удивляться Шеховскому, который ждал совсем иной реакции на свои слова.

- Это тем более удивительно, что… Ах, ну к чему ходить вокруг да около! – воскликнула она и, поймав несколько удивленных взглядов, понизила голос. – Я не верю, что Вы…

- Что я воспылал к Вам нежными чувствами? - чуть заметно улыбнулся Павел ее откровенным словам. – Не буду лгать Вам, убеждая Вас в обратном, - тут же сделался он совершенно серьезным. – Дарья Степановна, Вы считаете, что браки должны заключаться только по любви?

Даша, которая в свои семнадцать лет зачитывалась французскими романами и ждала, что с ней, как с героинями обожаемых ею книг, непременно произойдет нечто подобное, не задумываясь, кивнула головой. Павел вздохнул и отвел глаза. Как объяснить ей, такой наивной и совершенно невинной девчушке, что он совершенно не ждет от нее нежных чувств, что ему нужно совершенно другое?

- Я не тороплю Вас с ответом, - тихо заговорил он. – Я предлагаю Вам свое имя и титул, и все, что с этим связано.

Дарья потрясенно молчала. Все сказанное им было столь невероятно, что просто не укладывалось у нее в голове. Первой мыслью было отказаться прямо сейчас, но, только представив себе, что скажет маменька, узнав о том, что она отказала Шеховскому, Долли трясущимися губами прошептала:

- Могу я подумать?

- Безусловно, - кивнул головой Шеховской. – Как я уже говорил, я Вас не тороплю. Мой отпуск продлится до лета - надеюсь, к тому времени Вы примете решение.

С этими словами он поднялся с софы и, откланявшись, направился к противоположному углу салона, где стояли ломберные столы и вовсю шла игра в фараон. Долли, широко раскрыв глаза, смотрела ему вслед, поражаясь тому поразительному хладнокровию, с которым он говорил о браке, - ведь любой человек, у которого есть чувства, не мог бы говорить об этом без душевного трепета. Поистине, он совершенно бесчувственный человек, - пришла она к совершенно неутешительному для себя выводу. Однако же предаваться в одиночестве своим унылым мыслям долго ей не позволили. Едва князь покинул место подле нее, как к ней тотчас устремилась Ангелина Леонтьевна, напряженно наблюдавшая за тихо беседующей ото всех в стороне парой все время их разговора.

- Sur quoi vous disiez avec le prince? (О чем Вы говорили с князем? (фр.)) – тихо спросила дочь madam Балашова.

- Il m'a fait une offre. (Он сделал мне предложение (фр.)) – шепотом ответила Долли.

- О, мой, Бог! Какое счастье! - выдохнула Ангелина Леонтьевна. – Я надеюсь, ты ответила согласием?

- Я попросила время подумать, - выдавила из себя Даша, опуская голову.

- Долли, ma chérie, - закатила глаза madam Балашова, - о чем здесь думать?

- Maman, прошу Вас не так громко! - шепнула Долли, испуганно оглядываясь по сторонам. – Дайте же мне возможность свыкнуться с этой мыслью, - продолжила она.

- Девочка моя, ты хоть понимаешь, что, возможно, никогда в твоей жизни более не будет такой удачи?

- Я бы хотела пойти к себе, - опустила глаза Дарья, не в силах видеть в глазах матери недовольство ее неразумным поведением.

О да, умом она все понимала! Она не строила иллюзий относительно того, что в один прекрасный день она из скромной провинциалки с небольшим приданым превратится в открытие сезона, и ее внимания станут добиваться десятки поклонников. Никогда в жизни ей более не сделают подобного предложения! Но чтобы вот так согласиться на предложение князя, разом перечеркнув все свои надежды на счастье с любимым человеком?!

- Хорошо, ступай, но прошу тебя, не медли с ответом, - напутствовала ее мать.

- Павел Николаевич сказал, что не торопит меня, - пытаясь выиграть время, произнесла Даша. – И еще я хотела бы поговорить с папенькой.

- Я сама поговорю с твоим отцом, - улыбнулась Ангелина Леонтьевна. – Кто, как не твои родители, должен позаботиться о твоём счастье? - мечтательно добавила она.

Не нужно было говорить ей! – раскаивалась Дарья по пути в свою комнату. Но ведь она все равно узнала бы, и тогда стало бы только во сто крат хуже, - тут же сникла она. Как ни крути, похоже, у нее нет выбора. Ее маменька никогда не простит ей, если она откажет князю. Но как же тяжело принять предложение от того, кто на брак смотрит так же, как на заключение выгодного договора. А она ведь мечтала о счастье… Позвольте, но в чем его выгода? И почему именно она? Он ведь мог сделать предложение любой, и более достойной, чем она. Она сама видела, с каким упорством некоторые девицы пытались привлечь его внимание на том балу в Петербурге. Все эти мысли не давали покоя, и Дарья полночи проворочалась с боку на бок.

На следующий день шумно и с размахом отпраздновали день рождения Павла Николаевича. После того разговора, что состоялся между ними, Шеховской был с ней любезен, но более ничем не выделял ее из остальных гостей, зато маменька буквально осаждала ее, с невиданным упорством убеждая ее дать согласие до той поры, когда они должны будут покинуть Павлово. На следующий же вечер она принялась ей расписывать все выгоды этого союза и даже позволила себе всплакнуть, намеренно упомянув, что в последнее время они находятся в весьма стесненных финансовых обстоятельствах, что последний год был неурожайным, и мало чего удалось выручить от продажи зерна, и что пусть пока это еще не бросается в глаза, но вскоре они уже не смогут скрыть очевидного. Дарья, зажав уши, замотала головой.

- Маменька, прошу Вас не надо! Он пугает меня! Вы, видимо, совсем не любите меня, коль толкаете на брак без любви?!

Ангелина Леонтьевна подняла на дочь блестящие от слез глаза.

- Посмотри на меня, - схватив дочь за руку, быстро заговорила она. – Я вышла замуж за твоего отца по любви. Все, что теперь у нас есть – это крошечное имение, пятеро детей и непомерное количество долгов, которое растет с каждым днем. Подумай о том! Неужели ты такой жизни желаешь для себя?

- Все лучше, чем жить с человеком, у которого души нет, - выдернув руку из материнской хватки, заговорила Дарья.

- Долли, ты слишком молода и не знаешь этого. Павел Николаевич был женат на некой девице по любви, но через полгода после свадьбы случилась трагедия, она погибла. Однако все это выяснилось только год спустя после ее исчезновения - до того весь свет считал, что она сбежала с любовником, а Павлу Николаевичу пришлось уехать из Петербурга.

- Господи! Какой ужас! – широко распахнула глаза Даша. – Но я все равно не понимаю…

- Девочка моя, князь не ищет более сердечной привязанности, - потухшим голосом сообщила Ангелина Леонтьевна. – Это не трудно понять даже мне, - усмехнулась она.

- Вы говорили с отцом! - догадалась Долли. - Это он так считает? Ведь я права?

Ангелина Леонтьевна кивнула головой.

- И еще он против того, чтобы ты соглашалась на это предложение, - тихо добавила мать. – Решать, конечно, тебе, но прошу тебя, подумай еще раз обо всем, что я тебе сказала. Твои братья могли бы сделать карьеру, а не прозябать на службе за жалкие гроши. Мы едва сводим концы с концами. Подумай о том, чего ты нас всех лишаешь!

Как тяжело принимать решение, когда на твои плечи совершенно безжалостно взвалили такой груз ответственности! - уныло думала Даша, собираясь утром на охоту, которую решили устроить, чтобы развлечь тех гостей, кто еще не покинул имение. Несмотря на то, что Дарья всегда была заядлой наездницей, сегодня ее не радовал ни теплый день, ни возможность проехаться верхом. Спустившись по ступеням особняка, Долли остановилась в растерянности. Во дворе царила суета: свора гончих, удерживаемая доезжачими, подняла невообразимый шум. Ловчий покрикивал на заходившихся в лае собак, ржали лошади, весело переговаривались в предвкушении развлечения гости.

Окинув взглядом всю живописную картину, Дарья нашла глазами Шеховского. Павел Николаевич, сидя верхом на огромном черном жеребце и указывая хлыстом куда-то в сторону, что-то говорил князю Горчакову. Встретившись с ней взглядом, князь улыбнулся и, подозвав грума, что-то сказал ему. Мужик поспешно скрылся в конюшне и вернулся оттуда спустя несколько минут, ведя на поводу тонконогую серую в яблоках кобылку. Долли, всегда трепетно относившаяся к лошадям, замерла в восхищении, любуясь статью животного. Когда же она поняла, что лошадь предназначена ей, то едва не захлопала в ладоши от радости. Усевшись в седле, она взяла в руки поводья и, тронув каблуками сапожек бока лошадки, направила ее к выезду. Как только был дан сигнал к началу охоты, вся компания дружно направилась в отъезжее поле.

Дарья не думала ни о чем, понукая лошадь и стараясь не отстать от всех. Быстрая скачка наполняла душу восторгом, щеки ее раскраснелись, она уже не обращала внимания на остальных дам, что остались в конце кавалькады, держась наравне с мужчинами. Павел с изумлением поглядывал на всадницу. Горящие восторгом глаза, румяные щеки, делали ее если не красавицей, то весьма привлекательной. Какое потрясающее преображение! И это та самая скромница? – недоумевал он.

Добравшись до места, он натянул поводья, останавливая Буйного, в ожидании остальных участников охоты. Дарья лихо осадила Ласточку рядом с ним и от души рассмеялась тому удивлению, что мелькнуло в его глазах.

- Должен заметить, Дарья Степановна, - улыбнулся Шеховской, - Вы прекрасная наездница! Редко в наше время встретишь женщину, которая бы держалась в седле столь уверенно.

- О, лошади – это моя страсть, - улыбнулась Даша, похлопывая Ласточку по шее, но тут же смутилась, и лицо ее приобрело обычное недоверчивое выражение.

Снова замкнулась в себе, - отметил Павел.

- Я думаю, у нас с Вами много общего, - заметил он, погладив шею Буйного.

Даша пожала плечами. Сейчас или никогда, - подумала она. Назавтра назначен отъезд из Павлова, и хотя Шеховской обещал не торопить ее с ответом, но маменька ее будет очень огорчена, если она сегодня не даст ему согласия, и, конечно же, даст ей это понять всеми мыслимыми и немыслимыми способами, сделав пребывание в столице до конца сезона совершенно невыносимым.

- Павел Николаевич, - начала она, но тут же умолкла.

Нет, не смогу, - стиснула она в руках поводья. Ласточка, почувствовав ее нервозность, беспокойно затанцевала на месте.

- Не спешите, Долли, - тихо ответил Шеховской. – Я не хочу давить на Вас.

- Я согласна, - зажмурившись, выдохнула Даша.

- Я обещаю, что Вы не пожалеете о принятом решении, - взяв ее руку, затянутую в перчатку и поднеся к губам, ответил Павел.

Дарья едва удержалась от того, чтобы выдернуть свою кисть из его руки. Пытаясь успокоиться, она несколько раз глубоко вздохнула. Будь что будет, зато маменька ее будет, наконец, счастлива, - подумалось ей в эту минуту.