Загадка

Йона быстро шагал вверх по Брагевеген. Со стороны Немецкой школы доносились детский смех и крики.

Комиссар позвонил в дверь Акселя и услышал, как звонок мелодично отозвался где-то в глубине дома. Йона немного подождал, а потом решил обойти дом кругом. Вдруг послышался неприятный пронзительный визг. Звук струнного инструмента. В тени оливкового дерева, на мраморных плитах террасы стояла девочка со скрипкой. Девочке было лет пятнадцать. Очень коротко стриженные волосы, руки в татуировках. Возле девочки стоял Аксель Риссен; он кивал и с интересом слушал, как она возит смычком по струнам. Похоже, девочка взяла скрипку в руки в первый раз. Может быть, это дочка Акселя или внучка – Аксель не отрываясь смотрел на нее с нежной заинтересованностью.

Смычок косо прошел по струнам, послышался тягучий визг.

– Очень жестко, – объявила девочка, видимо, поясняя, отчего вышло так неблагозвучно.

Она улыбнулась и осторожно вернула скрипку Акселю.

– Игра на скрипке требует слуха, – ласково сказал Аксель. – Прислушиваешься, слышишь музыку внутри себя и просто делаешь так, чтобы она зазвучала вовне.

Он положил скрипку на плечо и заиграл вступление к «Сегидилье» из «Кармен», прервался и стал показывать девочке скрипку.

– Сейчас я натяну струны не очень тщательно, вот так и вот так, – сказал он и принялся крутить колки.

– Зачем?

– Теперь скрипка расстроена, – пояснил Аксель. – И если бы я просто упражнялся, разучивал аппликатуру – так же, как я играл только что, – оно звучало бы вот так.

Он снова заиграл «Сегидилью». Звук был чудовищный, почти невыносимый.

– Прекрасно, – рассмеялась девочка.

– Но если послушать струны, – сказал он и нажал струну «ми», – слышишь? Низковато, но это неважно, это можно исправить, если взять звук повыше на грифе.

Аксель положил скрипку на плечо и опять заиграл вступление на ненастроенной скрипке, странно прижимая струны пальцами – и совершенно чисто. «Сегидилья» вдруг зазвучала превосходно.

– Ты колдун, – засмеялась девочка и захлопала в ладоши.

Комиссар поздоровался и пожал руку сначала Акселю, потом девочке. Он смотрел на Акселя и на ненастроенную скрипку, которую тот держал в руках.

– Впечатляет.

Аксель проследил за его взглядом и покачал головой.

– Я не играл тридцать четыре года, – сказал он странным голосом.

– Вы ему верите? – спросил Йона девочку.

Та кивнула и загадочно ответила:

– Разве вы не видите свет?

– Беверли! – предостерегающе произнес Аксель.

Девочка с улыбкой взглянула на него и скрылась между деревьями.

Комиссар кивнул Акселю:

– Мне нужно поговорить с вами.

– Прошу прощения, что я так внезапно пропал. – Аксель стал настраивать скрипку. – Мне пришлось срочно уехать по делу.

– Ничего страшного. Я просто заехал к вам еще раз.

Аксель не отрываясь смотрел на девочку, которая рвала на тенистой лужайке какие-то невзрачные цветы.

– Дома есть ваза? – спросила она.

– На кухне.

Девочка унесла в дом свой букетик – отцветшие одуванчики, белые шарики семян.

– Ее любимые цветы, – сказал Аксель и прислушался к струне «соль», подкрутил колок и отложил скрипку на мозаичный столик.

– Взгляните, пожалуйста, вот на это, – попросил Йона, доставая фотографию.

Они сели за стол. Аксель вытащил из нагрудного кармана очки и принялся внимательно рассматривать фотографию.

– Когда ее сделали? – быстро спросил он.

– Мы не знаем. Предположительно – весной 2008 года.

– Та-ак, – протянул Аксель. Он явно успокоился.

– Вы узнаете людей на фотографии? – тихо спросил Йона.

– Разумеется. Пальмкруна, Понтус Сальман, Рафаэль Гуиди и… Агата аль-Хайи.

– Если честно, я приехал, чтобы попросить вас посмотреть на музыкантов на заднем плане.

Аксель вопросительно глянул на комиссара и снова стал рассматривать фотографию.

– Токийский струнный квартет… таланты, – произнес он нейтральным тоном.

– Да, но меня интересует… я подумал: может ли знающий человек определить… определить по фотографии, какое произведение они играют?

– Интересный вопрос.

– Можно ли хотя бы предположить, более или менее точно? Кай Самюэльссон в этом сомневается, а ваш брат Роберт, взглянув на снимок, сказал, что это совершенно невозможно.

Йона наклонился к собеседнику, и глаза на попавшем в тень лице смягчились и потеплели:

– Ваш брат твердо сказал: если вы не справитесь с этой задачей, остальным это тем более не под силу.

Аксель вдруг улыбнулся:

– Он правда так сказал?

– Да. Но я не понял, что он имел в виду…

– Я тоже, – признался Аксель.

– И все же я хотел бы, чтобы вы рассмотрели фотографию под увеличительным стеклом.

– Вы полагаете, что таким образом можно точно установить время встречи людей на снимке? – Аксель снова посерьезнел.

Йона кивнул, достал из портфеля лупу и протянул Акселю:

– Вам нужно посмотреть на их пальцы.

Йона молча наблюдал за тем, как Аксель рассматривает фотографию. Если снимок сделан до того, как в июле 2009 года против суданского президента Омара аль-Башира было выдвинуто обвинение, то предчувствие завело Йону совсем не туда. Но если фотография сделана уже после выдачи ордера, то комиссар прав и речь идет о преступлении.

– Да, я вижу пальцы, – медленно произнес Аксель.

– А вы сможете определить, какие ноты берут музыканты? – вполголоса спросил комиссар.

Аксель вздохнул, протянул фотографию с лупой Йоне и вдруг пропел четыре такта. Тихо, но отчетливо. Немного прислушался к себе, взял с мозаичного стола скрипку и небрежно сыграл две высоких трели. Комиссар встал.

– Развлекаетесь?

Риссен взглянул ему в глаза:

– Мартин Бивер играет «до» третьей октавы, Кикуэи – «до» второй. У Кацухиде Исомуры пауза, а Клайв играет четырехзвучное пиццикато. Все это я и спел – ми большой октавы, ля большой октавы, ля малой октавы и до-диез первой октавы.

Йона записал и спросил:

– Насколько точна ваша догадка?

– Это не догадка.

– А как часто встречается такая последовательность нот? Я хочу сказать… Получится ли, исходя из этих звуков, очертить круг произведений, которые мог бы исполнять Токийский квартет в момент, когда была сделана фотография?

– Такой звукоряд есть только в одном месте.

– Откуда вы знаете?

Аксель внимательно посмотрел на него. Тень от листьев подрагивала на стеклах его очков.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Конечно, я слышал далеко не все, что они играют…

Аксель виновато пожал плечами.

– Но вы хотите сказать, что сможете по последовательности нот определить произведение? – настаивал комиссар.

– Такая последовательность есть только в одном известном мне отрывке. Сто пятьдесят шестой такт в первой партии Второго струнного квартета Белы Бартока.

Он снова положил скрипку на плечо.

– Tranquillo… музыка становится чудесно-спокойной, как плеск волн. Послушайте первые такты, – попросил он и заиграл.

Пальцы двигались нежно, звуки вибрировали, мягко покачиваясь, светлые, плавные. Сыграв четыре такта, Аксель остановился.

– Звуки двух скрипок следуют друг за другом, одни и те же звуки, но в разных октавах, – пояснил он. – Это почти невыносимо прекрасно, но диссонирует с виолончельными аккордами ля-мажор… хотя этот диссонанс не воспринимается, потому что скрипичные мелодии – что-то вроде переходной партии…

Он прервался, замолчал и отложил скрипку.

Йона посмотрел на него и тихо спросил:

– Вы абсолютно уверены, что музыканты на снимке играют струнный квартет Бартока?

– Да.

Йона сделал несколько шагов по террасе, остановился под гроздьями сирени, прятавшимися в листве. Он сказал себе: я услышал, что хотел. Теперь я могу точно установить время встречи.

Комиссар улыбнулся, постаравшись скрыть улыбку, обернулся, взял из вазы на мозаичном столике красное яблоко и встретил удивленный взгляд Акселя.

– Значит – «да»? – снова спросил он. – Вы точно уверены?

Аксель кивнул. Йона отдал ему яблоко, извинился, достал из кармана пиджака телефон и позвонил Анье.

– Анья, у меня сейчас мало времени…

– Мы можем сходить в баню в выходные, – перебила она.

– Мне нужна твоя помощь.

– Знаю, – фыркнула Анья.

Йона постарался унять волнение в голосе:

– Ты можешь проверить репертуар Токийского струнного квартета за последние десять лет?

– Уже проверила.

– Посмотри, пожалуйста, когда они за эти десять лет играли в «Альте Опер» во Франкфурте.

– Они там каждый год выступают, иногда – несколько раз в год.

– Они когда-нибудь играли там Второй струнный квартет Белы Бартока?

После минутного размышления Анья ответила:

– Да, один раз играли. Опус номер семнадцать.

– Опус номер семнадцать, – повторил Йона, встретился взглядом с Акселем, и тот кивнул в ответ.

– А что? – спросила Анья.

– Когда? – сосредоточенно спросил Йона. – Когда именно они играли Бартока?

– Тринадцатого ноября две тысячи девятого года.

– Точно?

Люди на фотографии встретились через четыре месяца после того, как был выдан ордер на арест суданского президента, подумал комиссар. Сальман солгал. Они встретились в ноябре две тысячи девятого. Вот почему случилось все, что случилось. Кто-то погиб, кому-то, может быть, еще суждено погибнуть.

Йона протянул руку и дотронулся до лиловых соцветий сирени. Где-то в соседнем саду что-то жарили на гриле. Комиссар подумал, что надо связаться с Сагой Бауэр, рассказать ей об открытии.

– Это все? – спросила Анья.

– Да.

– А волшебное слово?

– Конечно-конечно, прости… kiitokseksi saat pusun, благодарю и целую, – сказал Йона и отключился.

Сальман наврал, снова подумал он. Когда Сальман встречался с Пальмкруной, Гуиди и Агатой аль-Хайи, полное эмбарго на ввоз оружия уже вовсю действовало. Все сделки такого рода были запрещены, ни исключений, ни лазеек.

Но Агата аль-Хайи хотела купить оружие, а остальные хотели заработать деньги. Им дела не было до прав человека или международных законов.

Понтус Сальман хладнокровно солгал насчет времени встречи. Решил, что неожиданная правда, подмешанная в объяснения, скроет ложь. Он без колебаний признает, что присутствует на снимке, – и мы успокоимся и проглотим ложь насчет времени встречи.

Перед глазами у комиссара встал Понтус Сальман – серо-бледное неподвижное лицо с глубокими морщинами. Сальман хорошо разыграл откровенность, когда указывал на себя и называл время.

Контрабанда оружия, прошептал кто-то в голове у комиссара. Все вертится вокруг контрабанды оружия – фотография, шантаж и убийства.

Он увидел, как Сага Бауэр поднимается после свидетельства Сальмана и отпечатки всех пяти ее пальцев остаются на столешнице, как туманное напоминание.

В июле 2009 года Гаагский уголовный суд выдал ордер на арест президента Судана Омара аль-Башира за непосредственное участие в геноциде трех этнических групп Дарфура. После этого были остановлены все до той поры изобильные поставки оружия из-за границы. У суданской армии остались лишь собственные пулеметы и автоматы, которые очень скоро пришли в негодность. Первой ощутила нехватку оружия, конечно, дарфурская милиция. И Карл Пальмкруна, Понтус Сальман, Рафаэль Гуиди и Агата аль-Хайи поставили себя над международными законами. Они встретились в ноябре, хотя о том, что президент участвовал в резне, стало известно за четыре месяца до этого.

– Вы что-нибудь узнали? – Аксель поднялся.

– Что?

– Удалось установить точное время?

– Да, – коротко ответил Йона.

Аксель попытался заглянуть ему в глаза.

– Что-то не так? – спросил он.

– Мне пора, – пробормотал комиссар.

– Неужели они встретились уже после выдачи ордера на арест аль-Башира? Нет, он не мог так поступить. Если это правда, я должен знать!

Йона взглянул Акселю в лицо. Спокойные глаза блестели.

Date: 2015-07-10; view: 323; Нарушение авторских прав