Вторник, восьмое декабря, первая половина дня. Отделение судебной медицины располагалось в здании из красного кирпича, в доме номер пять по Ретциусвег

Отделение судебной медицины располагалось в здании из красного кирпича, в доме номер пять по Ретциусвег, посредине обширного кампуса Каролинского института. Со всех сторон его окружали более высокие здания. Йона Линна объехал вокруг и остановил машину на гостевой парковке. Направляясь к главному входу, он прошел по замерзшему газону и стальному грузовому пандусу.

Йона думал: удивительно, что «обдукция» происходит от латинского слова «прикрывать», хотя на самом деле патологоанатомы занимаются совершенно противоположным. Может быть, словом «обдукция» хотят обозначить то, чем заканчивается вскрытие: тело зашивают, и внутренности снова закрыты.

Отметившись у девушки на рецепции, комиссар получил разрешение пройти к Нильсу Олену, профессору судебной медицины, которого все звали Ноленом за то, что он подписывал свои отчеты «Н. Олен».

Кабинет у Нолена модный: чистые ослепительно-белые и приглушенные светло-серые поверхности. Все тщательно продумано и дорого. Несколько стульев из полированной стали с белыми кожаными сиденьями. Свет падал на стол через висевшую над ним большую стеклянную пластину.

Нолен, не вставая, пожал Йоне руку. Под белым халатом у него была рубашка-поло, на носу очки во французской оправе с белыми дужками. Худощавое лицо гладко выбрито. На голове ежик седых волос, губы бледные, нос длинный, кривоватый.

– Доброе утро, – просипел он.

На стене висела выцветшая фотография Нолена и его коллег: судебного врача, судебного химика, судебного генетика и судебного одонтолога. Все были в белых медицинских халатах и выглядели счастливыми. Медики окружали стол, на котором лежали темные обломки костей. Из текста под изображением следовало, что кости найдены в захоронении девятого века, обнаруженном возле торгового города Бирка^[3] на острове Бьёркё.

– Опять новая картинка, – сказал Йона.

– Приходится приклеивать фотографии скотчем, – недовольно откликнулся Нолен. – В старой патологичке была картина в восемь квадратных метров.

– Ох ты.

– Картина Петера Вайса.

– Писателя?

Нолен кивнул, и в его очках отразился свет лампы.

– Да, в сороковые годы он написал групповой портрет всего института. Полгода работы. Получил шестьсот крон, как я слышал. Мой отец тоже там есть, среди патологоанатомов, стоит в изножье возле Бертиля Фальконера.

Нолен склонил голову набок и повернулся к компьютеру.

– Сижу вот, ковыряюсь с отчетом вскрытия по убийству в Тумбе, – сказал он, помолчав.

– Да?

Нолен покосился на Йону:

– Утром звонил Карлос, искал меня.

– Я знаю, – улыбнулся Йона.

Нолен пальцем поправил очки.

– Потому что, естественно, важно определить время смерти.

– Да, нам надо было узнать, в каком порядке…

Нолен, надувшись, поглядел на экран:

– Это лишь предварительное заключение, но…

– Мужчина умер первым?

– Точно… Я исходил только из температуры тела. – Нолен ткнул пальцем в экран. – Эриксон сказал, что в обоих помещениях, и в раздевалке, и в доме, была одинаковая температура, поэтому я рассудил, что мужчина умер примерно за час до тех двух, даже чуть больше.

– А сейчас у тебя другое мнение?

Нолен мотнул головой и со стоном поднялся.

– Грыжа позвоночника, – объяснил он, вышел из кабинета и похромал по коридору к патологоанатомическому отделению.

Йона двинулся за ним.

Они прошли мимо темного зала с патологоанатомическими столами из нержавейки. Столы напоминали столешницы с мойкой, только с квадратными секциями и бортиками по краю. Нолен и Йона вошли в прохладное помещение, где тела, которые исследовали судебные медики, лежали в ящиках с температурой четыре градуса. Нолен остановился, проверил номер, выдвинул длинный ящик и увидел, что он пуст.

– Забрали, – улыбнулся медик и пошел по коридору. На полу отпечатались следы тысяч колесиков. Нолен открыл еще одну дверь и придержал ее, впуская комиссара.

Они оказались в ярко освещенном, выложенном белым кафелем зале с большими раковинами на стене. Вода из оранжевого шланга стекала в сток в полу. На длинном, покрытом пластиком патологоанатомическом столе лежало обнаженное бледное тело, на котором темнели сотни ран.

– Катья Эк, – констатировал Йона.

Черты лица мертвой женщины были удивительно умиротворенными, рот полуоткрыт, глаза смотрели спокойно. Она словно слушала прекрасную музыку. Выражение лица не вязалось с длинными резаными ранами на лбу и щеках. Йона окинул взглядом тело Катьи Эк. Возле шеи уже начали проступать синие прожилки, словно на мраморе.

– Мы надеемся успеть провести вскрытие после обеда.

– Боже мой, – вздохнул Йона.

Открылась другая дверь, и вошел, неуверенно улыбаясь, какой-то молодой мужчина. На брови у него было несколько колечек, крашеные черные волосы, собранные в хвост, свисали на спину, на медицинский халат. Нолен, усмехнувшись, вскинул кулак в хардроковом приветствии, на которое молодой человек немедленно ответил.

– Это – Йона Линна из государственной уголовки, – объяснил Нолен. – Он из тех, кто иногда заходит проведать нас.

– Фриппе, – представился молодой человек и пожал Йоне руку.

– Специализируется в судебной медицине, – объяснил Нолен.

Фриппе натянул латексные перчатки. Комиссар подошел за ним к столу и почувствовал холодный неприятный запах, окружавший женщину.

– Ей, кажется, досталось меньше всего. – Нолен показал на труп. – Несмотря на множество резаных и колотых ран.

Они осмотрели убитую. Тело было покрыто большими и маленькими ранами.

– К тому же она, в отличие от остальных, ни покалечена, ни изрезана, – продолжил Нолен. – Непосредственная причина смерти – не рана на горле, а вот эта, проникающая в сердце. Если верить компьютерной томографии.

– На изображениях трудновато увидеть кровотечения, – пояснил Фриппе.

– Проверим, когда вскроем ее, – сказал Нолен.

– Она сопротивлялась, – заметил Йона.

– Я думаю, что сначала она активно защищалась, – ответил Нолен. – На ладонях раны. Но потом, пытаясь спастись, она просто прикрывалась.

Нолен поймал взгляд молодого медика.

– Посмотри повреждения на руках, – предложил он.

– Раны, как при защите, – пробормотал Йона.

– Верно.

Йона нагнулся и заметил коричневатые пятнышки в открытых глазах женщины.

– Смотришь на солнышки?

– Да…

– Они проявляются только через несколько часов после смерти, а иногда и через несколько суток, – сказал Нолен. – Под конец чернеют. Это из-за того, что давление в глазницах падает.

Нолен взял с полки молоточек для проверки рефлексов и попросил Фриппе проверить идиомускулярную опухоль. Молодой медик стукнул по бицепсу женщины и пощупал мышцу после сокращения.

– Минимальная, – сказал он Йоне.

– Обычно так бывает через тридцать часов, – объяснил Нолен.

– Мертвые не совсем умерли, – вздрогнул комиссар. Ему почудилось, что вялая рука Катьи Эк шевельнулась.

– Mortui vivos docent – мертвые улыбаются живым, – ответил Нолен и улыбнулся, вместе с Фриппе переворачивая ее на живот.

Он указал на красно-коричневые пятна, расплывшиеся на ягодицах, пояснице и руках мертвой:

– Трупные пятна слабо проявляются, если жертва потеряла много крови.

– Это понятно.

– Кровь тяжелая, и когда человек умирает, давление в теле перестает поддерживаться, – объяснил Нолен Фриппе. – Это очевидно. Но кровь течет вниз, скапливается в низших точках и часто видна там, где труп контактировал с поверхностью, на которой лежал.

Он надавил большим пальцем на пятно на ноге, и оно почти исчезло.

– Вот видишь… Их можно убирать еще почти сутки после смерти человека.

– Кажется, я видел пятна на бедрах и на груди, – с сомнением в голосе сказал Йона.

– Браво. – Нолен посмотрел на него с немного удивленной улыбкой. – Не думал, что ты их заметишь.

– После смерти она лежала на животе, пока ее не перевернули, – по-фински сдержанно заметил Йона.

– Я бы предположил – два часа.

– Значит, убийца оставался два часа, – стал рассуждать комиссар. – Или же он либо кто-то еще вернулся на место преступления и перевернул ее.

Нолен пожал плечами:

– Я еще далеко не готов делать выводы.

– Можно спросить кое-что? Я заметил, что одна из ран на животе похожа на кесарево сечение…

Медики снова перевернули тело.

– Ты имеешь в виду вот это?

Нолен указал на длинный разрез, шедший вниз от пупка на пятнадцать сантиметров.

– Да, – подтвердил Йона.

– Я еще не успел осмотреть все раны.

– Vulnera incisa s scissa,^[4] – сказал Фриппе.

– Да, похоже, что это резаная рана, говоря по-нашему, – подтвердил Нолен.

– Не колотая, – уточнил комиссар.

– Учитывая ровную форму и то, что здесь поверхность кожи не тронута…

Нолен указал на рану, и Фриппе нагнулся посмотреть.

– Да…

– Края, – продолжил Нолен. – Их не пережимали специально, чтобы избежать кровотечения, но…

Он внезапно замолчал.

– В чем дело? – спросил Йона.

Нолен посмотрел на него странным взглядом:

– Этот разрез сделан после смерти.

Патологоанатом стянул перчатки.

– Надо посмотреть, что там с компьютерной томографией, – нервно сказал он и подошел к компьютеру, стоящему на столе возле двери.

Нолен вывел на экран две трехмерные картинки, подумал и поменял угол.

– Рана как будто доходит до матки, – прошептал он. – Она, похоже, следует за старым рубцом.

– Старым? Что ты имеешь в виду? – спросил Йона.

– Разве не видишь? – улыбнулся Нолен и снова повернулся к телу. – Шрам после кесарева сечения.

Он указал на вертикальную рану. Йона нагнулся, чтобы рассмотреть получше, и увидел, что рана тянется вдоль тонкой ниточки старого бледно-розового шрама – давно зарубцевавшегося шрама от кесарева сечения.

– Но ведь в момент гибели она не была беременна? – спросил Йона.

– Нет, – усмехнулся Нолен и поправил пальцем очки.

– Мы имеем дело с убийцей с квалификацией хирурга?

Нолен покачал головой. Йона подумал, что кто-то убил Катью Эк с дикой, неистовой жестокостью. Через два часа убийца вернулся, перевернул ее на спину и разрезал старый шрам от кесарева сечения.

– Посмотри, нет ли чего-то подобного на других трупах.

– Искать такие разрезы в первую очередь? – спросил Нолен.

– Да, думаю, да.

– Ты в этом не уверен?

– Уверен.

– Значит, ты хочешь, чтобы мы искали в первую очередь всё.

– Ну, примерно так, – улыбнулся Йона и вышел из зала.

Садясь в машину, комиссар почувствовал, что мерзнет. Он завел мотор, выехал на Ретциусвег, включил обогреватель и набрал номер главного окружного прокурора, Йенса Сванейельма. Тот ответил:

– Сванейельм.

– Это Йона Линна.

– Доброе утро… Я как раз только что говорил с Карлосом – он предупредил, что ты позвонишь.

– Трудновато пока сказать, что у нас есть.

– Ты сейчас в машине?

– Только что закончил с судебными медиками, собираюсь заехать в больницу. Надо обязательно поговорить с выжившим мальчиком.

– Карлос объяснил мне ситуацию, – сказал Йенс. – Хорошо бы поторопиться. Профайлеры уже работают?

– Одного профайлинга недостаточно, – ответил Йона.

– Да, я знаю. Согласен с тобой. Если мы хотим хоть как-то защитить старшую сестру, необходимо поговорить с мальчиком. Только так.

Йона вдруг увидел фейерверк, совершенно беззвучный. Голубые звезды разлетелись над крышами Стокгольма.

– Я связался с… – продолжил Йона и откашлялся. – Я связался с Сусанной Гранат из социальной службы, а еще думаю взять с собой Эрика Барка. Он специалист по шоковым состояниям и травмам.

– Все своим чередом, – успокаивающе сказал Йенс.

– Тогда я еду прямо в нейрохирургию.

– Я так и подумал.

Date: 2015-07-10; view: 345; Нарушение авторских прав