Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Ночь на восьмое декабря. Эрика Марию Барка вырвал из сна телефонный звонок
Эрика Марию Барка вырвал из сна телефонный звонок. За секунду до пробуждения он услышал собственный голос, жизнерадостно произносящий: – Шарики и серпантин. От внезапного пробуждения тяжело колотилось сердце. Эрик не знал, что означают слова про шарики и серпантин, и понятия не имел, что ему приснилось. Чтобы не разбудить Симоне, он выскользнул из спальни, закрыл за собой дверь и лишь после этого сказал в трубку: – Эрик Мария Барк. Комиссар криминальной полиции по имени Йона Линна спросил, достаточно ли он проснулся, чтобы выслушать важную информацию. Эрик стал слушать комиссара. Мысли все еще падали в темное пустое пространство, оставшееся после сна. – Я слышал, что вы прекрасно разбираетесь в тяжелых травмах, – сказал Йона Линна. – Верно, – коротко ответил Эрик. Слушая комиссара, он принял болеутоляющее. Полицейский объяснил, что ему нужно допросить свидетеля. Пятнадцатилетний мальчик стал свидетелем двойного убийства. Проблема в том, что мальчик тяжело ранен. Его состояние нестабильно, он в шоке и без сознания. Ночью его перевели из неврологического отделения в Худдинге в нейрохирургию Каролинской университетской больницы, что в Сольне. – Кто лечащий врач? – спросил Эрик. – Даниэлла Рикардс. – Очень компетентный специалист, я уверен, что она справится… – Это она захотела, чтобы я вам позвонил, – перебил его комиссар. – Ей нужна ваша помощь, и как можно скорее. Эрик вернулся в спальню за одеждой. Через жалюзи пробивались полоски света от уличных фонарей. Симоне лежала на спине; она посмотрела на мужа странным пустым взглядом. – Я не хотел тебя будить, – сказал он вполголоса. – Кто звонил? – спросила она. – Какой-то полицейский… комиссар, я не расслышал, как его зовут. – Что случилось? – Мне нужно поехать в Каролинскую больницу. Надо помочь им с одним мальчиком. – А сколько времени? Симоне посмотрела на будильник и закрыла глаза. На ее веснушчатых плечах отпечатались складки простыни. – Спи, Сиксан, – прошептал Эрик. Эрик унес одежду в прихожую, включил свет и торопливо оделся. Какие-то лезвия металлически блеснули за спиной. Эрик обернулся и увидел, что сын повесил коньки на ручку входной двери, чтобы не забыть их. Хоть Эрик и спешил, он подошел к шкафу с одеждой, вытащил сундучок и стал искать чехлы для коньков. Надел чехлы на острые лезвия, положил коньки на коврик в прихожей и вышел из квартиры. Часы показывали три часа ночи, был четверг, 8 декабря. Эрик Мария Барк сел в машину. Снег тихо падал с темного неба. Было абсолютно безветренно, и тяжелые снежинки сонно ложились на пустые улицы. Эрик повернул ключ в зажигании, и мягкой волной потекла музыка – Майлз Дэвис, «Kind of Blue». Город спал. Эрик быстро выехал с Лунтмакаргатан и поехал по Свеавеген, к Норртуллу. За снегопадом Бруннсвикен казался огромной темной щелью. Эрик медленно подъехал к больничному комплексу, покатил между больницей Астрид Линдгрен (там не хватает персонала) и родильным домом, мимо онкологической клиники и психиатрии, остановился на своем обычном месте перед нейрохирургической клиникой и вышел из машины. В окнах высокого здания отражался свет уличных фонарей. На парковке для посетителей – несколько машин. Дрозды возились в темных деревьях, хлопая крыльями. Эрик заметил, что шум с автострады в это время не слышен. Он сунул магнитный пропуск в считывающее устройство, набрал шестизначный код и вошел в холл, поднялся на лифте на пятый этаж и пошел по коридору. Свет люминесцентных ламп блестел на синем линолеуме, как лед в канаве. Лишь теперь Эрик ощутил усталость после внезапного выброса адреналина. Сон был прекрасным, от него до сих пор осталось ощущение счастья. Эрик прошел мимо операционной, мимо дверей огромной барокамеры, поздоровался с медсестрой, и в его памяти снова всплыло то, что рассказал по телефону комиссар: мальчик весь изранен и истекает кровью, потеет, не хочет лежать, мечется и постоянно просит пить. С ним пытаются поговорить, но его состояние быстро ухудшается. Его сознание уплывает, пульс учащается, и лечащий врач Даниэлла Рикардс приняла твердое решение не пускать полицейских к пациенту. У дверей отделения № 18 стояли двое полицейских в форме. Эрик подошел к ним; ему показалось, что на их лицах проступает беспокойство. Может быть, они просто устали, подумал он, останавливаясь перед ними и представляясь. Один из полицейских бросил взгляд на удостоверение личности и нажал на кнопку. Дверь с шипением открылась. Эрик вошел и пожал руку Даниэлле Рикардс. Заметил напряженно сжатый рот, подавляемую нервозность в движениях. – Налей себе кофе, – предложила она. – У нас есть время? – спросил Эрик. – С кровоизлиянием в печень я справилась. Какой-то мужчина лет сорока пяти, в джинсах и черном пиджаке, постукивал по корпусу кофейного автомата. Взъерошенные светлые волосы, губы серьезно сжаты. Наверное, это муж Даниэллы, Магнус, подумал Эрик. Он его никогда не встречал, только видел фотографию у нее в кабинете. – Это твой муж? – спросил Эрик, указывая на мужчину. – Что? – Даниэлла как будто слегка удивилась. – Я подумал – может, Магнус приехал с тобой. – Нет, – усмехнулась она. – Точно? Я могу у него спросить, – пошутил Эрик и направился к мужчине. У Даниэллы зазвонил мобильный, и она, досмеиваясь, открыла крышку. – Эрик, перестань, – сказала она, поднося телефон к уху. – Даниэлла. Послушала, но ничего не услышала. – Алло? Даниэлла подождала несколько секунд, потом иронически произнесла гавайское «алоха», нажала «отбой» и повернулась к Эрику. Он уже подошел к светловолосому. Кофейный автомат шумел и шипел. – Выпейте кофе, – предложил мужчина, пытаясь сунуть стаканчик Эрику в руки. – Нет, спасибо. Мужчина попробовал кофе и улыбнулся. На его щеках появились ямочки. – Вкусный, – сказал он и снова попытался дать стаканчик Эрику. – Я не хочу. Мужчина отпил еще, глядя на Эрика. – Можно одолжить у вас телефон? – вдруг спросил он. – Если это удобно. Я забыл свой в машине. – И теперь вы хотите взять мой телефон? – сдержанно поинтересовался Эрик. Светловолосый кивнул и посмотрел на него. Глаза у него были светлые, серые, словно полированный гранит. – Можете взять мой еще раз, – предложила Даниэлла. – Спасибо. – Не за что. Светловолосый взял телефон, посмотрел на него, потом поднял глаза на Даниэллу: – Обещаю вернуть. – Все равно только вы по нему и звоните, – пошутила она. Мужчина рассмеялся и отошел в сторону. – Нет, это все-таки твой муж, – сказал Эрик. Даниэлла с улыбкой помотала головой, потом устало огляделась. Потерла глаза, размазывая по щекам серебристо-серый карандаш. – Я взгляну на пациента? – спросил Эрик. – Конечно, – кивнула она. – Раз уж я все равно здесь, – торопливо добавил он. – Эрик, я с удовольствием выслушаю твое мнение, а то я себя чувствую не очень уверенно. Даниэлла открыла тяжелую дверь, и Эрик следом за ней вошел в теплую палату по соседству с операционной. На койке лежал худенький мальчик. Две медсестры перевязывали ему раны. Сотни резаных и колотых ран, буквально по всему телу. На подошвах, на груди и животе, на шее, на самом темени, на лице, на руках. Пульс был слабый, но очень быстрый. Губы серые, как алюминий, мальчик весь в поту, глаза закрыты. Нос как будто сломан. Кровоподтек расползался темным пятном от шеи и ниже, по всей груди. Эрик заметил, что у мальчика, несмотря на раны, красивое лицо. Даниэлла начала было тихо рассказывать о состоянии мальчика и вдруг замолчала – в дверь постучали. Опять этот светловолосый. Он помахал им через стеклянное окошко в двери. Эрик и Даниэлла переглянулись и вышли из послеоперационной. Светловолосый снова стоял возле шипящего кофейного автомата. – Большая чашка капучино, – сказал он Эрику. – Вот что вам нужно, прежде чем поговорить с полицейским, который нашел мальчика. Только теперь Эрик сообразил, что светловолосый – комиссар полиции, разбудивший его меньше часа назад. Его финский выговор был не так слышен по телефону, или же Эрик так устал, что не заметил его. Он спросил: – С какой стати мне встречаться с полицейским, который нашел мальчика? – Чтобы понять, о чем я буду его спрашивать… Йона умолк: зазвонил телефон Даниэллы. Он вытащил его из кармана и, не обращая внимания на ее протянутую руку, бросил торопливый взгляд на дисплей. – Это меня, – сказал Йона и ответил: – Да… Нет, он мне нужен здесь. Ладно, но мне на это наплевать. Комиссар, улыбаясь, послушал, как протестует коллега, и добавил: – Хотя я кое-что заметил. На том конце что-то завопили. – Делаю, как считаю нужным, – спокойно ответил Йона и закончил разговор. С тихим «спасибо» он вернул телефон Даниэлле. – Мне нужно побеседовать с пациентом, – серьезно объяснил он. – Увы, – сказал Эрик. – Я согласен с заключением доктора Рикардс. – Когда он сможет поговорить со мной? – спросил Йона. – Пока он в состоянии шока, ничего не выйдет. – Я знал, что вы так ответите, – очень тихо сказал Йона. – Состояние все еще критическое, – пояснила Даниэлла. – Легочная плевра повреждена, тонкая кишка, печень и… Вошел человек в запачканной полицейской форме. Тревожный взгляд. Йона помахал ему, пошел навстречу и пожал руку. Он что-то вполголоса сказал; полицейский прижал ладонь ко рту и посмотрел на врачей. Комиссар повторил полицейскому, что все в порядке, врачам надо знать обстоятельства, им это очень поможет. – Да, ну, значит… – произнес полицейский и тихо откашлялся. – Нам по рации сообщили, что уборщик нашел мертвого мужика в туалете, в спортклубе в Тумбе. Ну, мы сразу на Худдингевеген садимся в машину, там надо свернуть на Дальвеген и прямо к озеру. Янне, мой напарник, – он вошел, когда я допрашивал уборщика. Сначала мы решили, что это передоз, но я скоро понял, что тут другое. Янне вышел из раздевалки, у него все лицо было белое, и он как будто не хотел меня туда пускать. Раза три сказал: «Ну и кровищи», сел прямо на лестницу и… Полицейский умолк, сел на стул и уставился перед собой, полуоткрыв рот. – Не хотите продолжить? – спросил Йона. – Да… «Скорая» приехала к клубу, мертвеца опознали, а мне велели известить родственников. У нас народу не хватает, ну и мне пришлось ехать одному. Потому что моя начальница, она сказала, что типа не хочет отправлять туда Янне в таком состоянии и что это понятно. Эрик взглянул на часы. – У вас есть время его послушать, – произнес Йона со своим протяжным финским акцентом. – Этот, который умер, – продолжал полицейский, опустив глаза. – Он учитель из гимназии в Тумбе, живет в новом районе, на горе. Никто не открыл дверь. Я позвонил несколько раз. Ну и… я не знаю, что меня толкнуло обойти весь дом и посветить фонариком в окно на задней стороне. Полицейский замолчал. У него задрожали губы, он начал колупать подлокотник. – Пожалуйста, продолжайте, – попросил Йона. – Мне обязательно дальше? Потому что я… я… – Вы нашли мальчика, маму и пятилетнюю девочку. Мальчик – единственный, кто до сих пор жив. – Хотя я думал… я… Он умолк, лицо у него было совершенно белое. – Спасибо, что пришли, Эрланд, – поблагодарил Йона. Полицейский коротко кивнул и поднялся, растерянно провел руками по испачканной куртке и ушел. – Все было залито кровью, – заговорил Йона. – Чистое безумие, все израненные, их били, увечили, рубили, а девочка… ее разрубили надвое. Нижняя часть тела и ноги лежали в кресле перед телевизором, а… Он замолчал и, прежде чем продолжить, цепко взглянул на Эрика. – Такое ощущение, что преступник знал, что отец в спортклубе, – пояснил комиссар. – Проходит футбольный матч, а он – судья. Преступник дождался, пока он останется один, прежде чем убить его, начать разделывать, яростно разделывать, потом поехал к нему домой и убил остальных. – Именно в таком порядке? – уточнил Эрик. – Это мое предположение, – ответил комиссар. Эрик провел ладонью по губам, чувствуя, что у него дрожат руки. Папа, мама, сын, дочка, медленно подумал он и встретился взглядом с Йоной. – Преступник хотел вырезать всю семью, – констатировал Эрик слабым голосом. Йона сделал неопределенный жест. – Именно так… Есть еще один ребенок – старшая сестра. Мы не можем ее найти. Ее нет ни в ее квартире в Сундбюберге, ни у приятеля. Не исключено, что преступник ищет и ее. Вот почему мы хотим допросить свидетеля, как только будет можно. – Пойду обследую его повнимательнее, – сказал Эрик. – Спасибо, – кивнул Йона. – Но мы не можем рисковать жизнью пациента, чтобы… – Я понимаю, – перебил Йона. – Но чем дольше мы будем тянуть, тем больше времени будет у преступника, чтобы найти старшую сестру. – Может, вам осмотреть место убийства? – сказала Даниэлла. – Сейчас как раз осматривают. – Тогда поезжайте туда и поторопите полицейских. – Все равно это ничего не даст, – ответил комиссар. – Что вы хотите сказать? – Мы найдем там ДНК сотен, а может быть, тысяч человек. Эрик вернулся к пациенту и встал возле койки, всматриваясь в бледное, израненное лицо. Тяжелое дыхание. Застывшие губы. Эрик произнес его имя, и в лице мальчика что-то болезненно сжалось. – Юсеф, – тихо повторил он. – Меня зовут Эрик Мария Барк, я врач, я обследую тебя. Можешь кивнуть, если понимаешь, что я говорю. Мальчик лежал совершенно неподвижно, живот поднимался и опускался неровными толчками. Эрик был совершенно уверен, что мальчик понял его слова, но снова впал в забытье, и контакт был потерян.
Когда Эрик через полчаса вышел из комнаты, Даниэлла и комиссар разом взглянули на него. – Он выберется? – спросил Йона. – Слишком рано говорить наверняка, но он… – Мальчик – наш единственный свидетель, – перебил комиссар. – Кто-то убил его отца, мать, младшую сестру, и тот же самый человек, весьма вероятно, сейчас как раз направляется к его старшей сестре. – Вы уже говорили, – напомнила Даниэлла. – Но, по-моему, полиции следовало бы заняться ее поисками, вместо того чтобы мешать нам. – Разумеется, мы ищем ее, но поиски идут слишком медленно. Нам надо поговорить с мальчиком – он наверняка видел лицо преступника. – Может пройти не одна неделя, прежде чем мальчика можно будет допросить, – проговорил Эрик. – Я хочу сказать, нельзя же невероятными усилиями вернуть его к жизни – и тут же сообщить, что вся его семья мертва. – А под гипнозом? – спросил Йона. В помещении стало тихо. Эрик вспомнил, как снег падал на Бруннсвикен, когда он ехал сюда. Как он кружился между деревьями над темной водой. – Нет, – еле слышно прошептал он. – Гипноз не поможет? – Я не могу, – ответил Эрик. – У меня отличная память на лица, – сказал Йона с широкой улыбкой. – Вы известный гипнотизер, вы могли бы… – Я обманщик, шарлатан, – перебил Эрик. – Не верю, – ответил Йона. – К тому же сейчас гипноз необходим. Даниэлла покраснела и улыбалась, уставившись в пол. – Я не могу, – выговорил Эрик. – Вообще-то сейчас я отвечаю за пациента, – громко сказала Даниэлла. – И мысль о гипнозе меня не слишком привлекает. – А если вы сочтете, что для пациента это не опасно? – спросил Йона. Эрик понял: комиссар с самого начала решил для себя, что гипноз – кратчайший путь, идея с гипнозом не только что пришла ему в голову. Йона Линна просил его приехать в клинику лишь для того, чтобы попытаться уговорить его загипнотизировать пациента, а вовсе не как эксперта по шоковым состояниям и тяжелым травмам. – Я обещал себе, что никогда больше не буду заниматься гипнозом, – произнес Эрик. – Ладно, я понимаю, – сказал Йона. – Я слышал, что вы были лучшим. Но, черт возьми, я обязан уважать ваш выбор. – Мне очень жаль. Эрик посмотрел в окошко на пациента и повернулся к Даниэлле. – Ему дали десмопрессин? – Нет. Я решила погодить с этим. – Почему? – Риск тромбоэмболических осложнений. – Я следил за обсуждением, но не думаю, что риск действительно есть. Я все время даю десмопрессин своему сыну, – возразил Эрик. Йона тяжело поднялся со стула. – Я был бы вам благодарен, если бы вы порекомендовали другого гипнотизера, – сказал он. – Но ведь мы не знаем, придет ли пациент в сознание, – ответила Даниэлла. – Но я рассчитываю, что… – А чтобы его можно было погрузить в гипноз, он должен быть в сознании, – закончила она, усмехнувшись краем рта. – Когда Эрик обратился к нему, он услышал, – заметил Йона. – Не думаю, – пробормотала Даниэлла. – Да нет, он меня услышал, – подтвердил Эрик. – Мы должны спасти его сестру, – настаивал Йона. – Я уезжаю домой, – тихо сказал Эрик. – Дайте пациенту десмопрессин и подумайте о барокамере. Он вышел. Идя по коридору и потом спускаясь в лифте, снял халат. В холле было несколько человек. Двери открыты, небо чуть-чуть прояснилось. Выворачивая с парковки, Эрик потянулся за деревянной коробочкой, лежавшей в бардачке. Не отрывая взгляда от дороги, подцепил пальцем крышку с пестрым попугаем и дикарем, выудил три таблетки и торопливо проглотил их. Утром ему надо поспать пару часов, прежде чем разбудить Беньямина и сделать ему укол.
Date: 2015-07-10; view: 256; Нарушение авторских прав |