Утро вторника, восьмое декабря

Комиссар Йона Линна заказал большой бутерброд с пармезаном, бресаолу и вяленые помидоры в «Иль Кафе» на Бергсгатан. Было раннее утро, и кафе только что открылось: девушка, принявшая у него заказ, еще не успела вынуть хлеб из пакетов.

Накануне поздно вечером комиссар осмотрел место преступления в Тумбе, съездил в Сольну навестить в Каролинской больнице выжившую жертву, ночью побеседовал с обоими врачами, Даниэллой Рикардс и Эриком Марией Барком. Потом отправился домой, в свою квартиру во Фредхелль, и три часа поспал.

Сейчас Йона ждал, когда ему принесут завтрак, и посматривал через запотевшее окно на ратушу. Он думал о «трубе» – подземном ходе между огромным зданием полиции и ратушей. Получил назад свою банковскую карту, взял со стеклянной тарелочки гигантскую ручку, расписался на квитанции и вышел из кафе.

С неба хлестал снег с дождем. Йона торопился вверх по улице с пакетом с теплым бутербродом в одной руке и с сумкой, в которой лежал молоточек для флорбола, в другой.

«Вечером встречаемся с розыскным отделом, быть беде. Накидают они нам, как обещали», – думал он.

Флорбольная команда криминальной полиции проиграла команде местной полиции, автоинспекторам, морской полиции, оперативной группе, патрульной группе и службе безопасности. Но зато у нее была уважительная причина утешиться в пивной.

«Единственные, кого мы обыграли, – это ребята из лаборатории», – подумал Йона.

Проходя вдоль здания полиции, мимо просторного входа, Йона понятия не имел, отправится ли он в этот вторник играть во флорбол или пойдет в пивную. На табличке зала суда кто-то изобразил свастику. Широкими шагами комиссар поднялся к следственной тюрьме Кроноберг и увидел, как за автомобилем беззвучно закрываются высокие ворота. Снежинки таяли на большом окне пропускного пункта. Йона миновал полицейский бассейн, срезал путь, пройдя по газону возле входа в огромное здание. Фасад напоминает темную медь, полированную, но под водой, подумалось комиссару. В стойке возле зала заседаний не было ни одного велосипеда, на обоих флагштоках развевались отсыревшие флаги. Йона почти бегом проскочил между двумя металлическими колоннами, под покрытым инеем стеклянным козырьком, оббил снег с ботинок и вошел в здание Главного полицейского управления.

В Швеции полиция находится в ведении министерства юстиции, но министерство не может решать вопрос о применении закона. Главное полицейское управление как раз и является главным административным органом. К нему относятся Государственная уголовная полиция, служба безопасности, Высшая полицейская школа и Государственная криминалистическая лаборатория.

Государственная уголовная полиция – единственная центральная оперативная полиция в Швеции, уполномоченная расследовать тяжкие преступления во всей стране и за ее пределами. В Государственной уголовной полиции Йона Линна служил комиссаром уже десять лет.

Йона прошел по коридору, возле доски объявлений снял шапку, пробежал глазами информацию от профсоюза, сообщения о йоге, о продаже дома-фургона и о том, что в тире изменилось расписание.

Пол, отмытый в пятницу, уже успел стать грязным. Дверь в кабинет Бенни Рубина была приоткрыта. Этот шестидесятилетний человек с седыми усами и морщинистой, облупившейся на солнце кожей несколько лет состоял в группе по расследованию убийства Пальме. Теперь он занимался службой связи и переходом на новую радиосистему «Ракель». Рубин сидел за компьютером, заложив за ухо сигарету, и ужасающе медленно печатал.

– У меня глаза на затылке, – неожиданно произнес он.

– Понятно, почему ты так долго печатаешь, – отшутился Йона.

Он заметил последнее приобретение Бенни – плакат с рекламой авиакомпании SAS: молодая, весьма экзотичного вида женщина в крошечном бикини потягивает через соломинку фруктовый напиток. Бенни так взбесил запрет на календари с изображением легкомысленных девиц, что некоторые думали, что он уволится. Вместо этого Бенни вот уже много лет тихо, но настойчиво выражал протест. Каждое первое число месяца он менял настенное украшение. Кто сказал, что запрещены реклама авиакомпаний, изображения ледовых принцесс с разведенными ногами, инструкторов йоги или реклама нижнего белья «Хеннес и Мауритц»? Йона помнил картинку с бегуньей на короткие дистанции Гейл Деверс в обтягивающих шортах, а также волнующую литографию художника Эгона Шиле: рыжеволосая женщина сидит, расставив ноги в пышных панталончиках.

Йона остановился поздороваться со своей помощницей и коллегой Аньей Ларссон. Анья, полуоткрыв рот, сидела за компьютером; ее круглое лицо было таким сосредоточенным, что комиссар решил не мешать ей. Он прошел в свой кабинет, повесил мокрый плащ на дверь, зажег на окне адвентовскую звезду и быстро просмотрел почту: официальное письмо насчет условий труда, предложение купить энергосберегающие лампочки, распоряжение из прокуратуры и персональное приглашение на рождественский ужин в Скансен.

Йона отправился в зал совещаний, сел на свое обычное место, развернул бутерброд и принялся за еду.

На большой белой доске, висевшей вдоль длинной стены, значилось: одежда, защитное снаряжение, оружие, слезоточивый газ, средства связи, транспорт, прочие вспомогательные технические средства, каналы, сигналы станций, двусторонняя связь, включение радиостанций только на прием, коды, проба связи.

Петтер Неслунд остановился в коридоре, довольно засмеялся и прислонился спиной к дверному косяку. Это был мускулистый лысоватый мужчина лет тридцати пяти, комиссар с особым служебным положением, что делало его непосредственным начальником Йоны. Вот уже несколько лет он флиртовал с Магдаленой Ронандер, не замечая ее раздраженного взгляда и упорных попыток придерживаться дружеского тона. Магдалена последние четыре года служила инспектором в розыскном отделе и намеревалась завершить свое юридическое образование до того, как ей исполнится тридцать.

Сейчас Петтер, понизив голос, выспрашивал у Магдалены, какое служебное оружие ей больше нравится и часто ли она меняет ствол из-за того, что стерлись бороздки. Магдалена не стала делать вид, будто не понимает его неуклюжих двусмысленностей, и объявила, что тщательно фиксирует все произведенные выстрелы.

– Но тебе нравятся штуки погрубее? – спросил Петтер.

– Нет, у меня «глок-17», – ответила Магдалена. – К нему подходят многие девятимиллиметровые боеприпасы.

– Ты разве не берешь чешские…

– Почему, беру… Хотя лучше m39В.

Оба вошли в зал совещаний, уселись на свои места и поздоровались с Йоной.

– У некоторых «глоков» газоотвод рядом с мушкой, – продолжала Магдалена. – Отдача минимальная, а скорость стрельбы увеличивается – будь здоров.

– А муми-тролль что думает? – спросил Петер.

Йона мягко улыбнулся, причем его светло-серые глаза стали прозрачными, и ответил со своим певучим финским акцентом:

– Что это не важно. Что не стрельба решает дело.

– Ну так тебе не надо уметь стрелять, – ухмыльнулся Петтер.

– Йона хороший стрелок, – возразила Магдалена.

– И не только стрелок, – вздохнул Петтер.

Магдалена, не обращая внимания на Петтера, повернулась к Йоне:

– Самое лучшее в «глоке» с компенсатором – это что порохового газа не видно в темноте.

– Верно, – тихо ответил Йона.

Магдалена с довольным видом открыла свою черную кожаную папку и принялась рыться в бумагах. Бенни вошел, сел, оглядел всех, громко хлопнул ладонью по столу и широко улыбнулся, когда Магдалена раздраженно глянула на него.

– Я взял случай в Тумбе, – сказал Йона.

– Что за случай? – спросил Петтер.

– Зарезали целую семью.

– Это не наше дело, – сказал Петтер.

– Я думаю, здесь речь идет о серийном убийце или как минимум…

– Ну хватит, – оборвал Бенни и снова хлопнул ладонью по столу.

– Это расплата, – объяснил Петтер. – Взял в долг, проигрался… Убитого знали на «Сольвалле».^[1]

– Игроман, – подтвердил Бенни.

– Позаимствовал деньги у местных братков. Вот и поплатился, – закончил Петтер.

Стало тихо. Йона отпил воды, подобрал крошки от бутерброда и отправил в рот.

– У меня предчувствие по этому делу, – вполголоса сказал он.

– Тогда тебе надо подать заявление о переводе, – улыбнулся Петтер. – Это дело – не для уголовной полиции.

– По-моему, как раз для уголовной.

– Если хочешь заниматься этим случаем, переводись в Тумбу, в местную полицию, – сказал Петтер.

– Я собираюсь расследовать это убийство, – настаивал Йона.

– Такие вопросы решаю я, – ответил Петтер.

Вошел и сел Ингве Свенссон. Волосы зачесаны назад и уложены гелем, под глазами – синие круги. Рыжеватая щетина. Как всегда – мятый черный костюм.

– Ингуи, – довольным голосом сказал Бенни.

Ингве Свенссон – один из лучших специалистов по организованной преступности. Он возглавлял аналитический отдел и входил в группу международного сотрудничества.

– Ингве, что скажешь насчет Тумбы? – спросил Петтер. – Ты там, конечно, уже все проверил?

– Да, похоже, это для тамошней полиции. Кто-то приехал взыскать должок. Отец в это время должен был быть дома, но его неожиданно назначили судьей в футбольном матче. Преступник, видимо, нажрался рогипнола и амфетаминов, стал дерганым, потерял контроль над собой, его что-нибудь спровоцировало. Набросился на семью со спецназовским ножом, чтобы выпытать, где должник. Они, конечно, рассказали, но он уже вошел во вкус и всех перерезал, а потом отправился в спортклуб.

Петтер насмешливо улыбнулся, выпил воды, рыгнул в руку, глянул на Йону и спросил:

– Что скажешь?

– Неплохое объяснение. Но совершенно ошибочное, – отозвался тот.

– И в чем ошибка? – запальчиво спросил Ингве.

– Преступник сначала убил мужчину в спортклубе, – спокойно ответил Йона. – А потом поехал к нему домой и убил остальных.

– Вскрытие покажет, кто прав, – буркнул Ингве.

– Оно покажет, что прав я.

– Дурак, – вздохнул Ингве и сунул в рот два пакетика табака.^[2]

– Йона, я не отдам тебе это дело, – сказал Петтер.

– Понимаю, – вздохнул тот и поднялся из-за стола.

– Ты куда? У нас собрание, – напомнил Петтер.

– Мне нужно поговорить с Карлосом.

– Не об этом.

– Об этом, – ответил Йона и вышел.

– Вернись! – крикнул Петтер. – Иначе я…

Йона не дослушал угрозы. Он аккуратно закрыл за собой дверь, прошел по коридору, поздоровался с Аньей, которая вопросительно взглянула на него поверх компьютера.

– Ты разве не на собрании? – удивилась она.

– Как сказать, – ответил комиссар и пошел дальше, к лифту.

На пятом этаже располагались переговорная комната и канцелярия Главного полицейского управления. Там же работал Карлос Элиассон, шеф Государственной уголовной полиции. Дверь была приоткрыта, но, по обыкновению, больше закрыта, чем открыта.

– Входите, входите, – пригласил Карлос.

Когда Йона вошел, на лице у Карлоса появилось смешанное выражение озабоченности и радости.

– Я только покормлю своих крошек, – сказал он и постучал по краю аквариума.

Карлос, улыбаясь, посмотрел, как рыбки плывут к поверхности, и насыпал в воду корма.

– Вот, ешьте, – прошептал он.

Карлос показал самой маленькой райской рыбке, Никите, куда плыть, потом повернулся и приветливо сказал:

– Комиссия по особо тяжким преступлениям спрашивала, можешь ли ты заняться убийством в Даларне.

– Сами справятся.

– Они в этом сомневаются. Томми Кофоэд был здесь и встречался с…

– К тому же у меня нет времени, – перебил Йона.

Он уселся напротив Карлоса. В кабинете приятно пахло кожей и деревом. Солнечные лучи переливчато светили через аквариум.

– Я хочу заняться преступлением в Тумбе, – без обиняков заявил Йона.

На мгновение морщинистое приветливое лицо Карлоса сделалось озабоченным.

– Пару минут назад мне звонил Петтер Неслунд. Он прав, Государственной уголовной полиции здесь нечего делать.

– А я считаю – есть, – упрямо сказал Йона.

– Только если этот собиратель долгов связан с организованной преступностью.

– Не было никакого собирателя долгов.

– Не было?

– Убийца сначала поехал к мужчине, – отрезал Йона. – Потом отправился в дом, чтобы заняться семьей. Он задумал перебить всю семью, он собирается найти взрослую дочь, а также добраться до выжившего мальчика.

Карлос бросил взгляд на свой аквариум, словно боясь, что рыбки услышат что-нибудь ужасное.

– Ага, – скептически произнес он. – А откуда ты это знаешь?

– Кровавые следы в доме были короче.

– Что это значит?

Йона подался вперед:

– Конечно, отпечатки шагов были везде, я их не измерял, но отпечатки в раздевалке, по-моему, были… да, энергичнее, а в доме – как будто человек подустал.

– Ну, начинается, – устало вздохнул Карлос. – Ты опять все усложняешь.

– Но я прав.

Карлос покачал головой:

– Думаю, что не в этот раз.

– И в этот тоже.

Карлос повернулся к рыбкам и объявил:

– Это – Йона Линна. Самый упрямый человек, с каким мне доводилось сталкиваться.

– Почему бы не быть упрямым, если знаешь, что прав?

– Я не могу действовать через голову Петтера и отдать тебе дело только потому, что у тебя есть некие предчувствия, – пояснил Карлос.

– Почему?

– Все думают, что из мужика просто выбивали долги, что он проигрался.

– Ты тоже так думаешь?

– Вообще-то да.

– Следы в раздевалке были энергичнее, потому что для убийцы это преступление было первым по времени, – настаивал Йона.

– Ты от своего не отступишься. Или отступишься?

Йона пожал плечами и улыбнулся.

– Позвоню-ка я прямо судебным медикам, послушаю, что они скажут, – проворчал Карлос и снял трубку.

– Они скажут, что я прав, – ответил Йона, глядя в пол.

Йона Линна знал, что он упрямец и что ему может понадобиться все его упрямство, чтобы двигаться дальше. Наверное, все началось с его отца, Ирьё Линны, служившего патрульным полицейским в Мерсте. Он находился на старой уппсальской дороге, немного севернее больницы Лёвенстрём, когда из диспетчерской поступил тревожный вызов. Ирьё отправили в Весбю, по дороге на Хаммарбю. В полицию позвонил кто-то из соседей. Ульссоны снова побили своих малышей. В 1979 году Швеция стала первой страной, запретившей телесное наказание детей, и Государственное полицейское управление распорядилось отнестись к новому закону серьезно. Ирьё Линна приехал на вызов, остановил полицейский автомобиль у подъезда и стал ждать напарника, Джонни Андерсена. Через несколько минут он вызвал его. Джонни, стоявший в очереди в колбасный киоск «Маммас», ответил, что, по его мнению, мужик должен иногда иметь возможность показать, кто в доме главный. Ирьё Линна был молчуном. Он не стал настаивать, хоть и знал правила: при вмешательствах такого рода полицейских должно быть двое. Он ничего не сказал, хотя знал, что имеет право на поддержку напарника. Не хотел ругаться, не хотел показаться трусом и не мог больше тянуть. Ирьё поднялся по лестнице на третий этаж и позвонил в дверь. Открыла девочка с испуганными глазами. Ирьё попросил ее остаться на лестничной клетке, но она помотала головой и вбежала в квартиру. Ирьё шагнул за ней и вошел в гостиную. Девочка заколотила по балконной двери. На балконе Ирьё заметил малыша в одном подгузнике. Мальчику было года два. Ирьё бросился через всю комнату, чтобы впустить малыша, и слишком поздно заметил пьяного мужчину. Тот неподвижно сидел на диване прямо перед дверью, но смотрел на балкон. Ирьё пришлось двумя руками отгибать блок безопасности и поворачивать ручку двери. Только закончив с этим, он услышал, как лязгнул курок дробовика. Раздался выстрел, тридцать шесть дробин угодили прямо ему в позвоночник. Ирьё умер почти мгновенно.

Одиннадцатилетний Йона с сестрой Ритвой перебрались из светлой квартиры в центре Мерсты в Стокгольме в теткину трехкомнатную квартиру в районе Фредхелль. Окончив неполную среднюю школу и отучившись три года в гимназии Кунгсхольма, Йона подал заявление в высшую полицейскую школу. Сейчас он все еще частенько вспоминал своих друзей-одногруппников, прогулки по широким лужайкам, покой, предшествовавший стажировке, и свой первый год службы в качестве помощника полицейского. Йона Линна выполнил свою долю бумажной работы, внес свой вклад в решение вопросов равноправия и в деятельность профсоюза. Он регулировал уличное движение во время стокгольмского марафона и сотен автомобильных аварий, смущался, когда футбольные хулиганы при виде женщин-полицейских в вагонах метро принимались улюлюкать и орать: «Полицейская с дубинкой! Сунь-ка – вынь-ка, сунь-ка – вынь-ка!», он находил мертвых героинщиков с гнойными ранами, проводил серьезные беседы с магазинными воришками, помогал врачам «скорой помощи» управиться с блюющими пьяницами, разговаривал с проститутками, страдающими от ломки, больными СПИДом и напуганными, имел дело с сотнями мужчин, избивавших жену и детей – похожие один на другого чудовища, пьяные, но отнюдь не впавшие в беспамятство, включавшие погромче радио и опускавшие жалюзи, – он останавливал лихачей и пьяных водителей, изымал оружие, наркотики и самогон. Однажды, когда он был на больничном после ранения в спину и гулял, чтобы размяться, он увидел, как какой-то бритоголовый возле школы Класторп лапает мусульманку. Йона с больной спиной гнался за бритоголовым до самой воды, через парк, мимо мыса Смедсудден, через весь мост Вестербрун, через Лонгхольмен до самого Сёдермальма; скинхеда он задержал только возле светофора на Хёгалидсгатан.

Не имея особого желания делать карьеру, Йона Линна потихоньку получал звания. Ему нравились задания, требовавшие знаний и опыта, и он всегда справлялся с ними. У него были знаки различия – «корона» и два «дубовых листочка», но для особого служебного положения не хватало четырехгранного шнура. Йоне не хотелось становиться начальником – неинтересно. Войти в Государственную комиссию по расследованию убийств он отказался.

Этим декабрьским утром Йона Линна сидел в кабинете шефа Государственной уголовной полиции. Слушая Элиассона, он не чувствовал усталости после долгой ночи в Тумбе и Каролинской больнице. Шеф говорил с заместителем главного патологоанатома Стокгольмского отделения судебной медицины, профессором Нильсом «Ноленом» Оленом.

– Нет, мне нужно только знать, какое преступление было первым, – сказал Карлос и стал слушать. – Понимаю, понимаю… но судить еще рано, как вам кажется?

Йона, откинувшись на спинку стула, приглаживал растрепанные светлые волосы и смотрел, как лицо шефа наливается краской. Элиассон молча слушал монотонный голос Нолена, кивал, а потом положил трубку не прощаясь.

– Они… они…

– Они констатировали, что отца убили первым, – закончил за него Йона.

Карлос кивнул.

– Как я и говорил, – улыбнулся Йона.

Карлос опустил глаза и откашлялся.

– Ладно. Ты руководишь следственной группой, – сказал он. – Убийство в Тумбе – твое.

– Уже почти начал, – серьезно ответил Йона.

– Уже почти?

– Сначала я хочу кое-что услышать. Кто был прав? Кто был прав, ты или я?

– Ты! – заорал Карлос. – Ради бога, Йона, да что с тобой? Ты прав, как всегда!

Йона поднялся, прикрывая улыбку рукой.

– Теперь надо поговорить со свидетелем, пока не поздно.

– Будешь допрашивать мальчика? – спросил Карлос.

– Да.

– А с прокурором ты говорил?

– Я не собираюсь трезвонить о расследовании, пока у меня не будет подозреваемого.

– Я не это имел в виду, – сказал Карлос. – Я только подумал, что хорошо бы иметь за спиной прокурора, если ты собираешься беседовать с мальчиком, который так сильно пострадал.

– Ладно. Ты, как всегда, рассуждаешь разумно. Позвоню Йенсу, – согласился Йона и вышел.

Date: 2015-07-10; view: 268; Нарушение авторских прав