Стандартная методологическая парадигма в кросс-культурной психологии 3 page

Теперь мы сосредоточимся на вопросе о характере роли, которую культура мо­жет играть и играет в психологической теории, обращая особое внимание на буду­щее развитие данной отрасли знаний.

Место культуры в психологической теории

Как мы предполагали, наше время является непростым для психологов, которые интересуются концепцией культуры. На деле же, по мере того как психология медленно и, пожалуй, даже мучительно вновь открывает концепцию культуры и включает ее в свой теоретический репертуар, можно было бы доказать, что паше время является одновременно лучшим и худшим для изучения психологии и куль­туры. Обострившийся интерес психологов традиционного направления к данной сфере может соперничать с неистовыми спорами универсалистов и релятивистов, приверженцев кросс-культурной и культурной психологии, нативистами и эмпи­риками и т.д.

Самый беглый обзор развития данной области за последние десять лет позво­ляет обнаружить значительное развитие и появление различных направлений. Например, в дополнение к основным подходам, подобным экокультурной схеме (Berry et ai., 1992), индивидуализму—коллективизму (Triandis, 1995), появились как новые модели, так и дополнения к более ранним, которые применяют функционалистский подход к культуре (Adamopoulos, 1991, 1999; Malpass, 1990), новые интерпретации эволюционного подхода (Buss, 1989) и множество подходов, которые можно было бы определить как «контекстуалистские», которые рассматрива­ют культуру как богатую совокупность внешний условий, в рамках которых суще­ствует переплетение многообразных психологических процессов и структур (на­пример Miller, 1994).

Как было описано выше, в большинстве этих подходов культура, как бы ее не интерпретировали, осмысляется прежде всего как предпосылка поведения инди­вида. В рамках кросс-культурной психологии это наиболее очевидно, однако и в культурной психологии такой подход встречается достаточно часто. Лоннер и Ада-мопулос (Lonner & Adamopoulos, 1997) проанализировали многие психологиче­ские подходы к культуре, проверяя главным образом две характеристики этих под­ходов: уровень значимости (первичность или вторичность) конструкта культуры в рамках каждого из подходов и предполагаемый вид воздействия (прямое или косвенное), которое культура оказывает на функционирование личности. Этот анализ позволил выделить четыре отдельных подхода; а) культура интерпретиру­ется как независимая переменная (или комплекс переменных), которая оказывает непосредственное влияние на поведение; б) культура интерпретируется как общин контекст, в рамках которого осуществляется поведение личности; в) культура пони­мается как опосредующая переменная, определяющие явные взаимосвязи между другими переменными (например, чертами характера) с поведением; г) культура понимается как опосредующая переменная, которая вносит значительные измене­ния во взаимосвязь двух других переменных, представляющих интерес (напри­мер, конкретной деятельностью и переменной действий индивида).

Оказывается, большинство, если не все, кросс-культурные подходы укладыва­ются в данную схему. Такая классификация не всегда проста, поскольку очень многие теории и модели в данной области не содержат ясно выраженных положе­ний, связанных с пониманием культуры. Однако часто они вынуждены выражать такое понимание косвенным образом. Например, позволяя культуре воздейство­вать на теоретические взаимосвязи между психологическими переменными и по­ведением, теория определенно рассматривает культуру как опосредующую пере­менную. Такие допущения делают возможной классификацию моделей в пределах данной схемы (см. пример Я-конструирования, упомянутый выше в разделе о двух ликах культуры и психологии).

Важным моментом анализа, проведенного Лоннером и Адамопулосом (Lonner & Adamopoulos, 1997), становится вывод о том, что в большинстве кросс-культур­ных теорий рассматривают культуру как фактор, предшествующий поведению, часто даже как с непосредственной причиной поведения. Культура как следствие поведения человека (в простейшем случае как зависимая переменная) в кросс-культурной литературе появляется крайне редко. Тем не менее, как и в случае с любым другим феноменом, если мы намерены понять, что такое культура, мы долж­ны выйти за пределы простого описания: мы должны быть способны истолковать этот феномен и даже в некотором роде предсказать его. Например, вместо того что­бы обсуждать одни лишь исторические сведения об индивидуализме и коллекти­визме, что столь блестяще сделал Триандис (Triandis, 1995), специалистам по кросс-культуре следовало бы попытаться прогнозировать возникновение этих феноменов и их проявления в будущем, может быть, в форме культурных институтов, межличностных отношений и систем понятий. К сожалению, до сих пор в данной области сделано очень мало (см. попытку такого рода в книге Adamopoulos, 1999). Основной причиной этого, которая названа здесь, является то, что недоста­ток работ и знаний в этой области вызван не только сложностью вопроса, но также почти исключительной установкой исследовательских работ па то, что культура предшествует поведению индивида. Однако культура может и должна рассматри­ваться как результат деятельности человека, а не только как его детерминанта или фактор, предшествующий этой деятельности (см. также Berry, 1999).

Культура как конструкция

Любая созданная человеком конструкция, включая культуру, может выполнять, по крайней мере, одну из двух основных функций: способствовать или обеспечи­вать возможность дальнейшей деятельности или препятствовать деятельности, ограничивая ее. Б своем философском анализе поведения, базирующемся на нормах, Швейдер (Shwayder, 1965) подчеркивает различие между нормами разрешающего характера и ограничительными нормами. Разрешающие нормы позволяют челове­ку изобретать новые способы выполнения задачи (например языковые нормы), в то время как ограничительные нормы более определенно регламентируют направление деятельности (например правила игры). Адамопулос (Adamopoulos, 1994) исполь­зовал это разграничение в работе по структуре ситуаций и концепции социального окружения.

Между общественными науками существуют значительные различия в подхо­дах к культуре. Например, антропология и социология делают акцепт на разреша­ющих моментах культуры, подчеркивая важность адаптации. С другой стороны, психология, с ее интересом к свободе личности, предполагает подчеркивание ограничительных сторон культуры. Возможно, обобщение покажется чрезмерным, но оно отражает не только западные предубеждения, касающиеся важности свобо­ды личности. Иначе почему Конфуций (551-479 до н. э.) открыто осуждает «анар­хию» своего времени и выступает за то, чтобы люди вернулись к «старым добрым временам», если вопрос свободы личности не был проблемой того времени в Китае.

Несмотря на такой интерес психологии к свободе личности, на первый взгляд может показаться удивительным то, что основные теории кросс-культурной пси­хологии приняли в большей степени антропологический подход, относясь к куль­туре в первую очередь как к образованию разрешающего характера. Как показано на рис. 2,1, и экокультурная схема, и теории, касающиеся индивидуализма—кол­лективизма, относятся к культуре как к фактору, предшествующему поведению, — иногда даже как к независимой переменной, как происходит это в экокультурной схеме, — и как к изобретению. Например, Сегал и соавторы (Segalletal., 1999) опре­деленно высказываются о различных видах культурной адаптации к экологии как об «изобретениях» и интерпретирует их как детерминанты поведения индивида. С другой стороны, возможно, такой подход не столь уж удивителен. Он может быть отражением сознательной попытки специалистов по кросс-культурной психоло­гии привнести в традиционную психологию альтернативный взгляд, не разрушая традиционного интереса социальной психологии к ситуативным детерминантам поведения. Адамопулос и Кашима (Adamopoulos & Kashima, 1999) указывали на подобную практику в период становления кросс-культурной психологии как на путь получения признания теорий, связанных с культурой, подобных схеме субъектив­ной культуры Триандиса (Triandis, 1972) со стороны традиционной психологии.

Как показано на рис. 2.1, в кросс-культурной психологии существуют также точки зрения, с которых культура рассматривается прежде всего как ограничитель­ный фактор. Определение культуры, которое дает Пуртинга (Poortinga, 1990), для которого она является совокупностью ограничений, устанавливающих пределы возможностей поведения личности, является хорошим примером. Адамопулос (Adamopoulos, 1991) разработал модель возникновения межличностной структу­ры, которая предполагает, что дифференциация ограничений на взаимодействия между людьми (например, проистекающих из источника символического, а не ма­териального характера) со временем ведет к формированию специфической сис­темы понятий.

В общем, социально-конструктивистские подходы включают обширный круг характеристик культуры, намеченный в общих чертах на рис. 2.1. Культурная пси­хология, по крайней мере, в том виде, в котором ее отстаивает Шведер (Shweder, 1990), интерпретирует культуру одновременно как предпосылку и как следствие поведения индивида. Например, Шведер говорит нам, что «целью культурной пси­хологии является поиск разума там, где это разумно и неразрывно связано с по­нятиями и источниками, которые являются его продуктом или его составляющи­ми» (р. 13). Таким образом, хотя он и не говорит о культуре как о зависимых или независимых переменных, он все же признает взаимопроникновение личностных и культурных процессов, при котором одни влияют на структуру других.

Рис. 2.1. Предположения относительно роли культуры в психологической теории

Мисра и Джерден (Misra & Gerden, 1993) в русле подхода социального кон­структивизма сосредоточиваются на иных характеристиках культуры. Они обра­щают внимание на ее проявления как предпосылки поведения (понимаемой в ши­роком смысле), но подчеркивают как разрешающие, так и ограничивающие аспекты в функционировании культуры. Правая нижняя графа на рис. 2.1, которая насе­лена в настоящий момент не слишком плотно, может стать средоточием расширя­ющейся деятельности специалистов по кросс-культурной психологии. Подходы, которые совместимы с данной классификацией, делают акцент на структуре культу­ры и рассматривают ее как разновидность человеческой деятельности, подлежащей истолкованию. Б то же время такие подходы могут совмещаться с традиционным сосредоточением психологии на свободе личности и выборе и могут интерпрети­ровать поведение как попытку разрушить ограничения, налагаемые культурой.

Эти идеи не являются несовместимыми с современной практикой кросс-культур­ной и культурной психологии. Возьмем, к примеру работу Триандиса (Triandis, 1995), касающуюся ограничений, которые обусловлены ориентацией (синдромом) на ин­дивидуализм или коллективизм. Адамопулос (Adamopoulos, 1999) расширил свою раннюю работу над межличностными ресурсами до более современной моде­ли, которая прослеживает дифференциацию социальных ограничений как исток формирования индивидуализма и коллективизма как культурных моделей. По­добным образом, работа Миллера (Miller, 1994) о построении нравственных норм в различных культурах указывает на ограничительную роль моральных норм, ка­сающихся социальной ответственности за поведение индивида в Индии. Наконец, существует интересное переосмысление Яходы работы Вассмана и Дейзена с юпно¹, предполагающее существенную роль культуры в ограничивающем коллек­тивном представлении мира, из которого пытаются вырваться отдельные лично­сти. В том же ключе сделано и сообщение Берри и соавторов (Berry et al., 1992), касающееся индивидуальных различий при использовании системы счисления юпно, которое также указывает на способность индивида избежать ограничений, налагаемых коллективными представлениями.

Есть множество примеров ограничивающей или разрешающей роли культуры. Чего недостает в большей части современных работ, так это исследований причин деятельности индивидов, которые приводят к ограничивающим или разрешающим с точки зрения культуры формам общественной жизни. Одна из первых работ по субъективной культуре (Triandis, 1972) содержала перспективы и потенциал для такого исследования. Субъективная культура, определенная как «свойственный культурной группе способ восприятия своего социального окружения* (р. 3), обращается к взаимосвязи между культурными переменными и когнитивными структурами и таким образом легко согласуется с конструктивистским видением культуры. Фактически значительная часть исследования, описанного Триандисом (Triandis, 1972), может рассматриваться как разносторонний анализ коннотатив-ного значения коллективного формирования общественных групп (например норм, ролей, социальных связей и ценностей). Как упоминалось выше, эта работа использовалась позднее как основа для исследовательских программ более тра-

Юпно — народность в Папуа-Новой Гвинее. — Примеч. науч. ред.

диционалистского толка, для которых такие структуры, присущие культуре, как ценности или нормы, рассматривались как детерминанты (предпосылки) для при­нятия индивидом решений и социального поведения (например см. Davidson, Jaccard, Triandis, Morales & Diaz-Guerrero, 1976; Triandis, 1980). Такая смена ори­ентации, должно быть, была необходима для данной работы, чтобы влиться в тра­диционную психологию (Adamopoulos & Kashima, 1999), хотя это явно увело ис­следование в сторону от исследования культуры как результата деятельности че­ловека.

Были и другие исследовательские программы, которые подходили к культуре как к построению разрешающих или ограничивающих норм. Одна из самых при­мечательных — ранняя работа о референтных группах (Sherif & Sherif, 1964), в кото­рой нормы, социальное поведение (например конформизм) и социокультурные переменные часто представлялись как компоненты сложных психологических си­стем (групп). Однако, как и в большинстве случаев, акцент делался главным обра­зом на поведение индивида как на зависимую переменную. К тому же эта тради­ция широкого исследования не стала примером подражания для последующих работ в данной области.

Подход к культуре, как к следствию деятельности индивида, как показывает рис. 2.1, предполагает исследование процессов, в ходе которых группы индивидов структурируют свои представления и ожидания в отношении социального окру­жения. Ориентирами для этого альтернативного подхода должны служить следу­ющие вопросы.

• Какого рода индивидуальная и межличностная деятельность ведет к форми­рованию культурных норм, ценностей и социальных связей?

• Что стимулирует формирование этих конструктов?

• Какие цели преследуют индивиды, представляющие культуру, создавая эти нормы?

• Какие средства используются для построения культурных норм?

• Какие конкретно особенности социального взаимодействия ведут к форми­рованию различных культурных моделей?

• Выполнение каких задач общества завершается созданием ограничительных норм?

• Какую пользу извлекает общество из создания норм (стандарты, роли, цен­ности), которые носят скорее разрешающий, чем ограничительный характер по отношению к деятельности человека?

• Какова роль времени в процессе формирования культуры?

Изучение таких вопросов сулит развитие теорий, касающихся культуры, кото­рые более прочно связаны с контекстом (экология, ресурсы). К тому же такие тео­рии, скорее всего, будут принимать во внимание составляющие явно временного характера при описании длительных и исторических процессов (например, фор­мирования норм), а данное качество отсутствует у большинства современных тео­рий традиционной и кросс-культурной психологии (Adamopoulos & Kashima, 1999). И, наконец, подходы «культура как построение» дополняют более распро­страненные взгляды «культура как предпосылка» в кросс-культурной психологии,

что будет способствовать более глубокому рассмотрению фундаментального пред­ставления о том, что культура и психология взаимно составляют друг друга.

Примечания

Мы благодарны Кристине О'Коннор и Дэвиду Бернстайну за полезные коммен­тарии, касающиеся части данной рукописи.

ГЛАВА 3

Индивидуализм и коллективизм: прошлое, настоящее и будущее

Гарри Триандис

Нет конструктов, которые оказали бы на современную кросс-культурную пси­хологию большее влияние, чем индивидуализм и коллективизм (ИК). Изучаю­щие культуру использовали данный конструкт, чтобы понять, объяснить и пред­сказать черты культурного сходства и различия в разнообразных проявлениях поведения человека. ИК––привлек к себе особенно широкое внимание в после­дние два десятилетия как одна из возможных важнейших характеристик пси­хологической культуры, появившихся в литературе.

В этой главе Триандис, получивший широкое признание как один из отцов-основателей современного движения в кросс-культурной психологии и веду­щий иследователь ИК-конструкта, дает нам возможность проникнуть в сущность данного конструкта с точки зрения его применения в качестве пояснительной концепции. Он представляет историческую перспективу формирования и ис­пользования ИК конструкта, включая сведения личного характера о том, как он убедился в силе данной модели. Он делает критический обзор некоторых мо­ментов текущего состояния ее исследований и иллюстрирует полезность и применимость ИК для понимания, объяснения и предсказания черт культурно­го сходства и различия в широком диапазоне психологического функциониро­вания. Этот бесценный обзор, занимая лишь несколько страниц, позволяет просуммировать богатейшую информацию, накопленную в области культуры и психологии за последние несколько десятилетий.

В то же время данный обзор позволяет сделать и еще один вывод, а именно, что, возможно, в данном направлении собрано достаточно «фактов», касающих­ся ИК-различий в поведении человека. Дальнейший сбор данных в процессе по­добного типа исследований — по существу, представляющий собой изучение кросс-национальных различий в поведении исследователями, опирающимися на предположение об ИК-различиях, характерных для изучаемых стран, — возможно, уже не столь важен сегодня для данного направления. Гораздо важ­нее на пороге нового столетия, которое мы открываем, качественная эволюция в нашем понимании ИК и методах, которыми мы пользуемся для проверки дан­ного и других связанных с культурой конструктов.

Во второй части главы Триандис помогает нам представить себе эту эволю­цию, представляя свои идеи относительно теоретических рамок осмысления

ИК-конструкта. Сосредоточив свое внимания на двух культурных «синдромах» (сложности-простоты и жесткой регламентации-неопределенности) Триандис рассматривает базовые принципы своей теории, касающиеся детерминант ИК. Признавая, что, хотя формально эти идеи еще подлежат проверке, мыутвержда-ем, что они тем не менее обеспечивают тех, кто будет изучать или исследовать культуру в будущем важной платформой, с помощью которой можно заниматься исследованием возможного происхождения ИК как культурного синдрома.

Обсуждая критерии оценки ИК-конструкта, Триандис сравнивает и проти­вопоставляет методологические различия, связанные с двумя подходами к изу­чению культуры: кросс-культурный подход и подход культурной психологии. В соответствии с общей идеей Адамопулоса иЛоннера, изложенной в главе 2, Триандис доказывает необходимость объединения методов обоих подходов в рамках будущих исследований, если ИК или иной культурный конструкт, свя­занный с данной проблемой, действительно рассматривать как шаг на пути формирования универсальной психологии, которая должна стать конечной це­лью как приверженцев кросс-культурной психологии, так и специалистов по психологии традиционного направления. Методы культурной психологии, которая занимается в первую очередь развитием культуры внутри культуры, с течением времени — по существу emic-лодход — должны быть объединены с методами кросс-культурной психологии с ее вниманием к надежности, валидности и стремлению избежать влияния предубеждений исследователя, что свойственно etic-лодходу. В той мере, в которой, с точки зрения Адамопу­лоса и Лоннера, такое сближение возможно, эти дисциплины несомненно вне­сут вклад в продолжающееся развитие традиционных психологических теорий и будут способствовать включению в них данных, связанных с культурой.

Завершая свою главу, Триандис бросает вызов всем исследователям —как традиционного, так и кросс-культурного направления, —отмечая, что психоло­ги часто игнорируют культуру, поскольку она представляет собой определен­ную сложность, которая делает их работу более трудоемкой и требующей боль­ших затрат времени. Известно, что люди склонны тратить как можно меньше сил для достижения цели, и тем не менее Триандис говорит о том, что психоло­гам придется отказаться от этого принципа экономии сил и вытекающих из него последствий, если ставится задача создания и развития универсальной психо­логии. Этот вызов не только с точки зрения методологии и научной философии, но и с точки зрения человеческой природы будет принят, если кросс-культур­ная психология, как и ИК-конструкт, будут развиваться совершенно иным об­разом, предполагая в качестве цели создание универсальной психологии, что соответствует общей идее данной книги.

Конструкты индивидуализма и коллективизма стали очень популярны в кросс-культурной психологии (см. М. Н. Bond & Smith, 1996; Smith & Bond, 1999) и на­чинают оказывать сильное воздействие на социальную психологию. Например, Смит и Бонд широко используют данные конструкты в книге по социальной пси­хологии.

Коллективистские культуры подчеркивают взаимозависимость любого челове­ка и определенных коллективов (например, семьи, племени, нации). Индивидуа­листические культуры подчеркивают, что люди не зависят от своих групп. Ключе­вые идеи конструктов индивидуализма и коллективизма, по крайней мере с моей точки зрения, представлены в книге Триандиса (Triandis, 1995). Данные конструк­ты определяются четырьмя отличительными признаками: определения Я как не­зависимого (для индивидуализма) или зависимого (для коллективизма), главен­ство личных или внутренних групповых целей, первоочередное внимание к уста­новкам или нормам как детерминантам социального поведения и важность обмена или общественных отношений (Mills & Clark, 1982).

Кроме того, любая индивидуалистическая или коллективистская культура, ско­рее всего, должна иметь черты, уникальные для нее одной. Например, корейский коллективизм и коллективизм израильского кибуца — это не одно и то же. Триан­дис (Triandis, 1994) дает около 60 признаков, в которых могут отличаться виды коллективизма. Например, горячий спор внутри группы во многих коллективист­ских культурах Восточной Азии, где большое значение придается согласию внут­ри группы, воспринимается как нежелательный, однако такой спор вполне прием­лем в коллективистских культурах Средиземноморья.

Одним из важных признаков, отличающих различные виды индивидуализма и коллективизма, является вертикальное или горизонтальное представление о струк­туре общества. Культуры горизонтального типа подчеркивают равенство; культу­ры вертикального типа делают акцент на иерархии. Таким образом, горизонталь­ный индивидуализм (ГИ) подчеркивает, что «все люди равны», но «каждый чело­век уникален». Вертикальный индивидуализм (ВИ) включает как отношение «обособленный», так и «лучший» по отношению к другим людям, наряду с поня­тием «иной» по отношению к окружающим. Студенты университетов в США не­довольны, когда экспериментатор определяет их, как «средних» (Weldon, 1984), что позволяет предположить, что сами они воспринимают себя выше среднего. Такова тенденция вертикального индивидуализма. Для горизонтального коллек­тивизма (ГК) характерно поглощение Я группой, при этом отсутствует допущение о различном статусе членов группы. Вертикальный же коллективизм (ВК) призна­ет иерархию. Лицо, пользующееся авторитетом внутри группы, имеет более высо­кий статус, чем рядовые члены, включенные в группу. ВК делает особый акцент на принесении в жертву личности ради сохранения группы.

Данные конструкты наиболее важны для понимания культуры поведения как системы общепринятых значений (Triandis, 1994; Triandis, Bontempo, Leung & Hui, 1990), которая оказывает влияние на восприятие и поведение.

Эта глава начинается рассказом личного характера о том, как я стал заниматься изучением данных конструктов. Затем я частично освещаю историю использова­ния этих конструктов.

Далее я рассматриваю некоторые аспекты современного состояния исследова­ний данных конструктов. Я говорю о рамках их теоретического осмысления, кото­рые в настоящее время носят относительно гипотетический характер, поскольку эмпирическая база для них скудна. Тем не менее я представляю ее, поскольку она может помочь в определении направления будущих исследований этих конструктов. Без сомнения, такие будущие исследования зависят от того, какие критерии оценки данных конструктов мы выберем, поэтому я рассматриваю проблемы оцен­ки конструктов. Здесь я рассматриваю проблемы выбора критериев оценки. За­тем я исследую некоторые из основных различий в подходах исследователей к кон­структу культуры в психологии. В особенности важен подход культурной психоло­гии как оппозиции кросс-культурной психологии. Я показываю, что коллективизм и индивидуализм являются достаточно насущными моментами для понимания того, почему одни психологи предпочитают одну методологию, а другие — другую для изучения взаимосвязей между культурой и психологией.

Далее я говорю о некоторых многообещающих будущих исследованиях, исполь­зующих конструкты индивидуализма и коллективизма. И, наконец, я размышляю о будущем изучения культуры и психологии, уделив внимание тому, каким обра­зом индивидуализм и коллективизм будут включены в такое изучение.

Как я занялся изучением данных конструктов

Как социальный психолог, я достаточно хорошо отдавал себе отчет в том, что по­чти все данные социальной психологии получены в рамках индивидуалистических культур. Тем не менее, подавляющее большинство людей живут в коллективист­ских культурах. Я вырос в Греции, когда она представляла собой коллективистскую культуру, поэтому очень часто, когда я изучал исследования по социальной психо­логии, моя реакция была такова: «в отношении традиционной Греции это вздор». Последующая кросс-культурная работа показала, например, что подчеркивание когнитивной согласованности является атрибутом западной культуры, а людей в Азии когнитивная несогласованность ничуть не тревожит (Fiske, Kitayama, Markus & Nisbett, 1998). Например, один из моих индийских друзей говорит, что он «веге­тарианец, который ест мясо». Американец сочтет такую категорию невозможной; человек может либо быть вегетарианцем, либо не быть им. Но мой индийский друг говорит: «Я вегетарианец, но когда другие едят мясо, я тоже ем мясо». Обратите внимание на важность ситуации как детерминанты поведения и на терпимость в отношении когнитивной несогласованности в случае коллективистской установки.

В начале моей профессиональной деятельности у меня возникло ощущение, что раз теория когнитивного диссонанса — вздор для некоторых стран Европы, воз­можно, она столь же бессмысленна для подавляющей части земного шара. Посколь­ку многие данные социальной психологии меня не удовлетворяли, я начал изучать другие культуры. В 1960-х годах я изучал различия между Грецией, Индией, Япо­нией и США (Triandis, 1972). Было много разрозненных данных, для интеграции которых требовались теоретические рамки. Когда я рецензировал рукопись книги Хофстеде (Hofstede, 1980) в 1978 году, то, преисполненный энтузиазма, рекомен­довал ее публикацию и рассматривал тему индивидуализма-коллективизма как пробел в теоретических основах.

По мере критического изучения все более широкого круга литературных источ­ников о культурных различиях, делалось все более очевидным то, что ИК имеет значение для осмысления значительной части эмпирических данных (Triandis, 1988,1989,1990,1993,1994,1995,1996). Этот момент был центральным и при обучении людей эффективному взаимодействию с представителями иных культур (Bhawuk, 1998; Triandis, Brislin & Hui, 1988). Как обсуждается ниже, данный кон­структ может объяснить даже поведение психологов, изучающих взаимодействие культуры и психологии

История конструктов

Политические* философы данные конструкты использовали в течение 300 лет (см. Triandis, 1995, глава 2), а специалисты в области общественных наук — при­близительно сто лет. Французский социолог Дюркгейм (Durkheim, 1983/1984) проводил различие между механической общностью (подобна коллективизму) и органической общностью (подобна индивидуализму). Первый термин относится к отношениям, основанным на общих связях и обязательствах; второй термин обо­значает взаимоотношения договорного характера. Аналогично, термины Gemeinschaft (общность) и Geselbchaft (общество) использовались некоторое время в немецкой социологии или в антропологии, где они определяли ориентацию на родственные или противоположные им индивидуалистические ценности. Есть доказательства того, что индивидуализм возник в Англии приблизительно в XII веке (см. Triandis, 1995, глава 2), хотя другие ученые доказывают, что он уже имел место среди неко­торых древнегреческих философов (Skoyles, 1998).

Хофстеде (Hofstede, 1980) работал с ответами служащих IBM (117 000 прото­колов), представлявших весьма широкий круг специальностей и демографических особенностей в 66 странах. Он подытожил ответы испытуемых из каждой страны на некоторые вопросы ценностного характера и провел факторный анализ средних ответов на каждый из вопросов ценностного характера, на основе выборки, включав­шей 40 стран (количество стран, в которых было достаточное количество служа­щих, чтобы обеспечить стабильность среднего значения). Он установил в процессе исследования четыре фактора и назвал один из них коллективизм-индивидуализм. Другим трем факторам — дистанция по отношению к власти, маскулинность-фемининность и избегание неопределенности — было уделено относительно неболь­шое внимание в литературе по общественным наукам.

Date: 2015-07-10; view: 361; Нарушение авторских прав