Глава 2 совершенство итератор то, что мы делаем лучше других

Совершенство. Мертвые зеленокожие были наилучшим подтверждением совершенства. В великолепном сражении была отвоевана дальняя орбитальная станция ДС191; всполохи огня раскрывались, словно веера танцоров, и бегущие вслед за ними группы солдат уничтожали орков, уцелевших под обстрелом. Отряды Детей Императора захватывали одно помещение за другим, прокладывая путь сквозь толпы ксеносов, наводнивших космическую станцию, и демонстрировали несравненное воинское мастерство, которому примарх Фулгрим обучил свой Легион. Как только солдаты его роты обезглавили последнего зеленокожего противника, Саул Тарвиц снял с головы шлем и поморщился от ударившей в нос вони. Ксеносы некоторое время владели станцией, и это не прошло бесследно. На потемневших металлических стойках центра управления пульсировали грибковые наросты, а сам командный пост был завален оружейными ящиками, доспехами и примитивными амулетами. Все это безобразие покрывал прозрачный купол, за которым чернела космическая бездна.

На фоне звездного неба выделялась система Каллинид – совокупность имперских миров, подвергшихся нападению зеленокожих. Захват орбитальной станции был первым шагом к освобождению Каллинида, и вскоре Детям Императора вместе с Легионом Железных Рук предстоит штурмовать вражеские укрепления на Каллиниде IV.

– Что за вонь?! – раздался голос за спиной Тарвица. Обернувшись, он увидел капитана Люция, лучшего мастера меча во всем Легионе. Доспехи приятеля были забрызганы черной слизью, а на прекрасном, все еще горящем голубым пламенем мече шипела кровь. – Грязные животные, когда их убиваешь, у них не хватает мозгов даже на то, чтобы упасть и умереть.

Когда-то лицо Люция было безупречно гладким, что вполне соответствовало духу Легиона Фулгрима. Однако после бесчисленных шуточек на тему, что капитан больше похож на младенца, нежели на воина, и под влиянием Серена д'Анжелуса Люций обзавелся несколькими шрамами. Теперь ровные изящные полоски образовали безупречную сетку; но, разумеется, ни один вражеский меч не коснулся лица капитана. Люций был слишком искусным мечником, чтобы позволить кому бы то ни было уродовать себе лицо.

– Надо отдать им должное, они сильные противники, – согласился Тарвиц.

– Какими бы они ни были сильными, биться с ними не доставляет ни малейшего удовольствия, – заметил Люций. – Никакого спортивного интереса.

– Похоже, ты разочарован.

– Конечно разочарован. А ты нет? – спросил Люций и, вонзив меч в труп зеленокожего, вырезал на его спине замысловатый узор. – Как можно достичь совершенства, если нам почти не встречаются достойные противники?

– Не стоит недооценивать зеленокожих, – сказал Тарвиц. – Эти животные захватили приведенный к Согласию мир и вырезали всех солдат, оставленных для его охраны. У них имеются космические корабли и оружие, принцип действия которого нам непонятен, а сражаются они так, словно война для них – это какая-то религия.

Он перевернул ближайший труп – массивного самца с кожей крепкой, словно старая древесная кора. Злые желтые глаза все еще были открыты, а морда с выдающейся вперед челюстью сохранила гримасу ненависти. Лишь комок вывалившихся внутренностей подтверждал, что противник мертв. Тарвиц и сейчас еще ощущал, как дрожал его меч, погруженный в живот зеленокожего, и огромную силу орка, пытавшегося сбить его с ног.

– Ты так говоришь, будто нам надо их понять, прежде чем убивать. Это же просто животные, – сказал Люций и саркастически рассмеялся. – Ты слишком много размышляешь. Это всегда доставляло тебе лишние проблемы, Саул, и только поэтому тебе не удалось достичь таких головокружительных высот, какие ожидают меня. Нет, от убийства надо получать наслаждение.

Тарвиц уже открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент в центр управления вошел лорд-командир Эйдолон, и Саул оставил свои соображения при себе.

– Отличная работа, Дети Императора! – воскликнул Эйдолон.

Благодаря своим заслугам Эйдолон принадлежал к узкому кругу офицеров, приближенных к примарху, верхушке командования Легиона. Однако Тарвиц не слишком уважал своего командира. Высокомерие Эйдолона было не по нутру воину Детей Императора, и их взаимная антипатия только усилилась на полях Убийцы во время войны против мегарахнидов.

Однако предубеждения Тарвица не мешали Эйдолону производить впечатление могучего воина, чье величие подчеркивалось великолепными доспехами, так обильно украшенными позолотой, что пурпурный цвет Легиона был едва виден.

– Эти хищники даже не успели понять, кто их уничтожил!

Дети Императора разразились в ответ одобрительными возгласами. Легион одержал очередную классическую победу: жестко, быстро и превосходно.

Зеленокожие с самого начала были обречены на гибель.

– Приготовьтесь! – крикнул Эйдолон. – Встречайте нашего примарха!

Слуги Легиона проворно очистили грузовой отсек орбитальной станции, и все воины, сражавшиеся на Каллинидах, выстроились для встречи своего командира. В ожидании очередной встречи с любимым примархом сердце Тарвица забилось быстрее. Слишком долго Легион сражался вдали от своего предводителя, но теперь сотни Детей Императора – могучая армия в пурпурных с золотом доспехах – выстроились безупречно ровными шеренгами и замерли по стойке «смирно».

Но при всем великолепии и могуществе воины Астартес были лишь бледным подобием того, кто приходился отцом каждому из них.

Благородное лицо примарха Детей Императора, словно вырезанное из алебастра и обрамленное гривой волнистых белоснежных волос, вызывало трепет в каждом сердце. Одно его присутствие вызывало благоговение, и при виде непревзойденного воина душа Тарвица наполнилась гордостью. Фулгрим был живым воплощением искусства войны и в каждой битве стремился к совершенству с той же страстью, с какой портретист ищет нужный ракурс для превосходного пикта. Один наплечник его золотых доспехов был сделан в форме орлиного крыла – символа Легиона, предмета непреходящей гордости всех Детей Императора.

Орел являлся личной эмблемой Императора, и только этот Легион удостоился чести носить такой же знак, что позволяло воинам Фулгрима считать себя элитой среди Астартес. Сегодня на поясе Фулгрима покачивался меч с золотым эфесом, по слухам, подаренный самим Воителем в знак братской дружбы.

По обе стороны от примарха встали его приближенные офицеры: лорд-командир Эйдолон, апотекарий Фабий, капеллан Чармосиан и заключенный в массивный корпус дредноута Древний Риланор. Но даже облик этих героев Легиона бледнел рядом с великаном Фулгримом, покорявшим сердца своим обаянием.

Перед выходом примарха на палубе веером развернулся строй герольдов, избранных из резервного отряда молодежи. Этим воинам еще только предстояло стать Астартес, а сегодня торжествующие голоса их золотых труб возвестили о прибытии превосходнейшего воина Галактики. В ответ над рядами воинов, приветствующих возвращение командира в Легион, пронесся оглушительный шквал аплодисментов.

Фулгрим благодушно дождался, пока стихнут рукоплескания. Больше всего на свете Тарвицу хотелось быть на месте этой сверкающей золотом фигуры, хотя он и сознавал, что навсегда останется не более чем рядовым офицером. Само присутствие Фулгрима наполняло его уверенностью, что он способен достичь большего, если только представится подходящий случай. Его гордость за свой доблестный Легион усилилась, когда взгляд Фулгрима охватил всех собравшихся, и темные, сверкающие глаза примарха приветствовали и узнавали каждого воина.

– Братья мои, – раздался мелодичный и звенящий голос Фулгрима, – сегодня вы показали этим проклятым зеленокожим, что значит противостоять Детям Императора!

В грузовом отсеке снова поднялась буря аплодисментов, но Фулгрим продолжал говорить, и его голос легко перекрывал ликование воинов:

– Командир Эйдолон превратил вас в оружие, против которого не могли устоять зеленокожие. Совершенство, сила, решительность – эти качества являются определяющими чертами нашего Легиона, и сегодня вы продемонстрировали их в полной мере. Орбитальная станция снова находится под властью Императора, как и многие другие объекты, захваченные зеленокожими в тщетной надежде замедлить наше продвижение. Пришло время довести до конца нашу борьбу против зеленокожих и освободить от них всю систему Каллинид. Вместе с моим братом, примархом Феррусом Манусом, и его Легионом Железных Рук мы проследим, чтобы на территориях Великого Крестового Похода не осталось ни единого чужака.

Легион напряженно замер, ожидая оглашения приказа идти в бой во главе с обожаемым примархом.

– Но многих из вас здесь уже не будет, – сказал Фулгрим.

Глубокое разочарование острой болью пронзило сердце Тарвица. Легион направлялся в систему Каллинид в полной уверенности, что все его силы будут брошены на решительную борьбу с ксеносами.

– Легион будет разделен, – продолжал Фулгрим, мановением руки отметая вздохи разочарования. – С небольшой частью воинов я присоединюсь к силам Ферруса Мануса и его Железным Рукам в атаке на Каллинид IV. Основная же часть Легиона отправится на соединение с Шестьдесят третьей экспедицией Воителя к системе Истваан.

На это имеются приказы Воителя и вашего примарха. Лорд-командир Эйдолон возглавит Легион в системе Истваан и будет действовать от моего имени до тех пор, пока я снова не встречусь с вами.

Тарвиц посмотрел на Люция, но не смог определить, что думает мастер меча о новых приказах. В его собственной душе вспыхнули противоречивые чувства: боль потери от скорой разлуки с примархом и радостное предвкушение сражений бок о бок с Сынами Хоруса.

– Прошу вас, лорд-командир, – произнес Фулгрим и жестом пригласил Эйдолона выйти вперед.

Эйдолон кивком поблагодарил примарха.

– Воитель снова попросил наш Легион оказать ему помощь в бою. Он ценит наши достоинства, и мы в очередной раз имеем возможность продемонстрировать свое превосходное умение сражаться. Нам предстоит подавить мятеж в системе Истваан, но нам не придется сражаться в одиночестве. Кроме сил нашего Легиона, Воитель счел необходимым призвать Гвардию Смерти и Пожирателей Миров.

При упоминании Легионов, прославившихся своей жестокостью, в рядах Астартес поднялся негромкий ропот.

Эйдолон усмехнулся:

– Я вижу, что многие из вас еще не забыли, что значит сражаться рядом со своими братьями Астартес. Мы знаем, какой грубой и безыскусной становится война, если ее ведут подобные воины, так что я лишь повторю, что это превосходный шанс показать Воителю, как действуют избранные воины Императора.

Собрание снова оживилось. Тарвиц прекрасно понимал, что Дети Императора не упустят возможности показать другим Астартес свое боевое искусство. Фулгрим возвел гордость в ранг добродетели, и это заставляло каждого воина Легиона стремиться к недосягаемым для других вершинам превосходства.

Тарик Торгаддон при встрече на поверхности Убийцы назвал это чувство высокомерием, и тогда Тарвиц пытался разубедить своего друга, но теперь, слыша вокруг хвастливые выкрики Детей Императора, он уже не чувствовал уверенности в своей правоте.

– Воитель приказал нам прибыть к месту встречи немедленно! – возвысил голос Эйдолон, чтобы перекрыть оживленные восклицания. – Система Истваан расположена не слишком далеко, но условия путешествия в варпе усложнились, так что мы должны торопиться. Ударный крейсер «Андрониус» должен отправиться к Истваану уже через четыре часа. По прибытии мы будем представлять свой Легион, а по окончании кампании Воитель не сможет не признать, что был свидетелем великолепной войны.

Эйдолон отсалютовал Фулгриму, и примарх покинул грузовой отсек под оглушительные аплодисменты.

Услышанные известия ошеломили Тарвица. Столь значительные силы Астартес редко собирались вместе, и ему стало понятно, что враг, поджидавший в системе Истваан, был очень могущественным. Даже радостное предвкушение возможности продемонстрировать свои способности самому Воителю разбилось о внезапно возникшую тревогу.

– Четыре Легиона? – воскликнул Люций, словно прочитав мысли Тарвица. – Для одной системы? Это абсурд!

Астартес уже начали готовиться к переходу через варп к месту дислокации Шестьдесят третьей.

– Осторожней, Люций, от твоих слов веет высокомерием, – предостерег его Тарвиц. – Неужели ты ставишь под сомнение решения Воителя?

– Нет, я в них не сомневаюсь, – упрямо заявил Люций. – Но ты-то сам разве будешь отрицать, что это все равно что колоть орехи кувалдой?

– Возможно, – признался Тарвиц. – Однако если система Истваан восстала, значит, когда-то она была приведена к Согласию.

– К чему это ты?

– К тому, Люций, что Великий Крестовый Поход должен был постоянно продвигаться вперед и покорять Галактику во имя Императора. А вместо этого приходится возвращаться и латать прорехи. Я могу только предполагать, что Воитель решил устроить грандиозное сражение с целью показать врагам, к чему приводит мятеж.

– Неблагодарные ублюдки, – бросил Люций. – Когда мы покончим с Иствааном, им останется только умолять, чтобы мы приняли их обратно!

– После того, как там поработают четыре Легиона, – ответил Тарвиц, – не думаю, что в системе Истваан останется много обитателей, которых можно будет принять обратно.

– Что с тобой, Саул? – спросил Люций, обгоняя своего товарища. – Неужели ты утратил вкус к битве?

Вкус к битве? Тарвиц никогда не задумывался над этим понятием. Он привык сражаться, доказывая, что он способен на большее, стараясь достичь совершенства в воинском искусстве. Сколько он себя помнил, ему всегда приходилось соперничать с более одаренными и более способными воинами. Он сознавал свое положение в Легионе, но осознание своих возможностей – это первый шаг к тому, чтобы их превзойти.

Наблюдая за уверенной походкой Люция, Тарвиц вспомнил, насколько его приятель-капитан обожает драться. Люций любил войну, не испытывая ни сожалений, ни угрызений совести. Он видел в бою наилучшую возможность самовыражения и бросался в бой, прокладывая кровавый путь в рядах противника своим сверкающим мечом.

– И все же это беспокоит меня, – пробормотал Тарвиц.

– Что именно? – обернувшись и глядя ему в глаза, спросил Люций.

На лице мастера меча Тарвиц заметил поспешно замаскированное выражение недовольства. В последнее время он, к своему огорчению, все чаще и чаще замечал это выражение на украшенном шрамами лице приятеля. Тарвиц понимал, что самолюбие Люция и его страстное желание подняться на следующую ступень в Легионе Детей Императора вскоре положат конец их дружбе.

– То, что экспедициям Великого Крестового Похода приходится время от времени возвращаться и восстанавливать порядок. Приведение к Согласию должно быть окончательным и бесповоротным.

– Не беспокойся, – усмехнулся Люций. – Как только некоторые из мятежных миров получат хорошую взбучку, с восстаниями будет покончено и Великий Поход продолжится.

Мятежные миры… Кто бы мог подумать, что придется услышать эти слова?

Тарвиц ничего не сказал, пытаясь представить огромное количество воинов Астартес, которые были мобилизованы для участия в операции в системе Истваан. На орбитальной станции ДС191 сражались несколько сотен, но в Легионе их было более десяти тысяч, и большая часть воинов отправится на Истваан III. Только этого отряда хватило бы на несколько военных зон. При мысли о битве, в которой будут участвовать четыре Легиона, у Тарвица по спине пробежал холодок.

Что останется от системы, по которой пройдут четыре Легиона Астартес? Каким должно быть восстание, чтобы оправдать применение столь грандиозных сил?

– Я просто хочу победить, – произнес Тарвиц, сознавая, что его слова звучат неискренне даже для него самого.

Люций рассмеялся, но Тарвиц так и не понял, было ли это согласием или насмешкой.

Заключение в собственной комнате оказалось для Зиндерманна самой мучительной пыткой. Без множества книг, к которым он привык обращаться в третьем зале Архива, итератор чувствовал себя в полнейшей растерянности. Его собственная библиотека, весьма обширная по обычным меркам, не могла выдержать никакого сравнения с несметными сокровищами, уничтоженными пожаром.

Сколько же бесценных и незаменимых фолиантов было уничтожено порождением варпа, которое они с Эуфратией вызвали со страниц «Книги Лоргара»?

Потери не поддавались исчислению, и Кирилл Зиндерманн с тоской представлял, какими эпитетами наградят его люди будущего. Он уже исписал тысячи страниц отрывками прочитанных текстов, которые только смог вспомнить. Но записи получались слишком разрозненными и неполными. Он понимал, что попытка восстановить все, что было им прочитано, обречена на провал, но не мог отказаться от усилий, как не мог остановить свое сердце.

Его личный долг и смысл всего Великого Похода состоял в накоплении мудрости величайших мыслителей и воинов Галактики. Кто знает, каких головокружительных высот сможет достичь Империум, опираясь на этот мощный фундамент знаний?

Перо Зиндерманна скользило по бумаге, воспроизводя высказывания философов древней Элленики и их споры относительно природы божественности. Конечно, многие могли бы счесть изложение трудов давно умерших людей пустой тратой времени, но Зиндерманн понимал: пренебрежительное отношение к прошлым ошибкам влечет их повторение в будущем.

В отрывке, который итератор воспроизводил в данный момент, говорилось о непостижимой таинственности ложных богов, и Зиндерманн понимал, что подобные тайны встречаются гораздо чаще, чем ему хотелось бы признать. Все, что он увидел и прочитал после посещения Шестьдесят Три Девятнадцать, рассеяло его скептицизм, и он больше не мог отрицать реальность событий, происходивших на его глазах, и не мог не прислушиваться к истинам, которые проповедовала Эуфратия.

Боги существуют, и, говоря об Императоре, существуют среди нас…

Он немного помедлил, позволяя мысли утвердиться в его голове и укрыть все его существо теплом, словно уютным одеялом. Облегчение, подаренное этой мыслью, показалось Зиндерманну панацеей от всех бед и тревог, беспокоивших его весь последний год. Он улыбнулся, а перо продолжало неистово бежать по бумаге без всяких усилий с его стороны.

Зиндерманн, осознав, что перо двигается по бумаге помимо его воли, ошеломленно замер, а затем уставился на лист и прочел появившуюся строчку:

Ты ей нужен.

Страх холодной рукой сжал сердце, но едва возникло ощущение ужаса, как разум наполнился ощущением любви и доверия. Перед мысленным взором возникли неожиданные образы: Воитель в новых, только что изготовленных доспехах черного цвета, и янтарное око сияет на его груди, словно уголек в печи. Но вот с наплечников Воителя протянулись страшные когти, а латный воротник разгорелся красным огнем и озарил лицо призрачным демоническим светом…

– Нет! – выдохнул Зиндерманн.

Ужасное видение вызвало в нем неописуемый ужас, но едва оно утвердилось в мыслях, как картина изменилась, и он увидел Эуфратию Киилер, лежащую без сознания на койке в медицинском отсеке. При виде Эуфратии страхи мгновенно рассеялись, и Зиндерманн ощутил, как любовь к этой молодой женщине заливает его чистым и удивительным светом.

Он улыбнулся, но тут видение потемнело, и ужасные пожелтевшие когти возникли снова и протянулись к Эуфратии.

От неожиданно болезненного предчувствия Зиндерманн вскрикнул.

Итератор снова перевел взгляд на загадочную строчку и поразился отчаянному зову.

Ты ей нужен.

Кто-то посылает ему предупреждение.

Святой грозит опасность.

Управление Легионом – воинами Астартес, космическими кораблями, вспомогательными службами и сопровождавшими экспедиции полками Имперской армии – было поистине титанической работой. А собрать в одном месте в одно время сразу четыре Легиона – практически невыполнимая задача для любого, но не для Воителя.

«Дух мщения» с длинным и острым, как наконечник копья, носом вынырнул из варпа в калейдоскопе огней. Мощное заградительное поле, оберегающее от воздействия варпа, после перехода в реальный мир стекло с боков корабля зигзагами молний. Ближайшая звезда системы Истваан сияла в черноте космоса холодным, резким светом. На фронтальной броне «Духа мщения» мерцал Глаз Хоруса, да и весь корабль после победы над аурейской технократией изменил облик; цвет слоновой кости, сопутствовавший Лунным Волкам, сменился блестящей серо-зеленой мастью Сынов Хоруса.

Через несколько мгновений из варпа вынырнул другой корабль, он прорвался в реальный мир со свойственной его Легиону жесткой целеустремленностью. Если «Дух мщения» отличался угрожающим изяществом, то этот корабль воплощал прямолинейную жестокость. Весь громадный корпус был равномерно покрыт серой краской, а единственным украшением служил латунный череп на фронтальной броне. Судно носило имя «Стойкость» и являлось флагманским кораблем Легиона Гвардии Смерти. Вслед за ним к флотилии Воителя присоединилось несколько крейсеров меньшего размера и вспомогательных судов, таких же серых и однообразных, поскольку в Легионе Мортариона об украшениях заботились ровно столько, сколько требовал устав.

Спустя несколько часов из глубин варпа появился резкий силуэт «Завоевателя», который тоже присоединился к флотилии Воителя. Сверкающий бело-голубыми цветами Легиона Пожирателей Миров, «Завоеватель» был флагманским кораблем примарха Ангрона, и его простые очертания и тяжелая мощь как нельзя лучше подходили легендарной отваге командира.

Последним во главе небольшой флотилии космических кораблей появился «Андрониус» Детей Императора и тоже примкнул к колоссальным силам, собравшимся у Истваана. Это судно, пурпурное с позолотой, больше напоминало летающий дворец, чем боевой корабль, но внешний вид был обманчив. Орудийные палубы ощетинились сотнями стволов, управляемых прекрасно обученными слугами, которые жили и умирали на службе Легиона. При всей своей излишней нарядности «Андрониус» был компактной и смертельно опасной боевой машиной.

За всю историю Великого Крестового Похода столь грозные силы еще ни разу не собирались в одном месте.

До сих пор только Император мог мобилизовать подобную армаду, но он оставался на далекой Терре, а Легионы подчинялись Воителю.

Вот так четыре Легиона встретились в назначенном месте и обратили свои взоры на систему Истваан.

Сирены, оповестившие о возвращение «Духа мщения» в реальный космос, стали для Кирилла Зиндерманна сигналом к действию. Промокнув лоб уже влажным носовым платком, он поднялся из-за стола и подошел к дверям своей каюты. Он поднял жалюзи и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться; за дверью его встретили недружелюбные взгляды двух солдат Имперской армии в новенькой форме, лишенной всяких знаков отличия.

– Я могу вам чем-то помочь, сэр? – спросил его высокий солдат со строгим и неприветливым людом.

– Да, пожалуйста, – ответил Зиндерманн, стараясь придать голосу самое приветливое и мирное выражение. – Мне необходимо пройти на медицинскую палубу.

– Но вы не выглядите больным, – заметил второй стражник.

Зиндерманн хихикнул и, словно добрый дедушка, ласково похлопал солдата по руке.

– Нет, я не болен, мой мальчик. Речь идет о моем друге. Она очень опасно больна, а я обещал за ней присмотреть.

– Простите, – сказал первый солдат, но его тон исключал всякую просьбу об извинении. – Мы получили приказ от Астартес никого не выпускать с этой палубы.

– Понимаю, понимаю, – вздохнул Зиндерманн, позволив слезинке скатиться из уголка глаза. – Я вовсе не хотел беспокоить вас, мальчики, но мой друг… Понимаете, она мне почти как дочь. Она мне очень дорога, и, если вы разрешите мне ее проведать, вы окажете неоценимую услугу старому человеку.

– Я не думаю, что это возможно, – сказал стражник, но Зиндерманн уже уловил нотку сочувствия в его голосе и решил надавить сильнее.

– У нее… У нее… Ну, словом, ей осталось совсем немного, и сам Малогарст мне говорил, что я смогу ее навестить перед… перед концом.

Упоминание имени Малогарста было с его стороны блефом, но блефом рассчитанным. Вряд ли эти двое солдат имеют возможность напрямую связаться с советником Воителя и проверить. Зиндерманн продолжал говорить тихо и ласково, не выходя из роли доброго дедушки и пользуясь всеми профессиональными уловками итератора – точно подобранным тембром голоса, своей старческой хрупкостью и прямым взглядом, помогающим поддерживать контакт с аудиторией.

– А у тебя есть дети, мой мальчик? – спросил Зиндерманн, касаясь руки стражника.

– Да, сэр, есть.

– Тогда ты понимаешь, почему я должен ее повидать, – продолжал Зиндерманн, рискнув подойти вплотную и надеясь, что правильно оценил своих стражников.

– И вы хотите только пройти на медицинскую палубу? – спросил солдат.

– Только туда, и никуда больше, – пообещал Зиндерманн. – Мне надо только несколько минут, чтобы с ней попрощаться. Вот и все. Пожалуйста!

Солдаты обменялись взглядами, и Зиндерманн с трудом удержался от улыбки. Он их поймал! Первый стражник кивнул, и солдаты расступились, чтобы дать ему пройти.

– Только на медицинскую палубу, старик, – повторил солдат, выписывая пропуск, позволявший итератору пройти на медицинскую палубу и обратно. – Если ты не вернешься в свою комнату через пару часов, я лично притащу тебя сюда.

Зиндерманн кивнул, взял протянутый пропуск и тепло пожал руки солдатам.

– Вы отличные солдаты, мальчики, – сказал он, всем своим видом излучая благодарность. – Хорошие солдаты. Будьте уверены, при случае я скажу Малогарсту о вашем сочувствии к пожилому человеку.

Он быстро отвернулся, чтобы стражники не заметили вздоха облегчения, и поспешно зашагал по коридору, ведущему на медицинскую палубу. Шаги гулким эхом отдавались в стенах пустынного лабиринта переходов корабля, и с его лица не сходила идиотская улыбка. Когда-то целые миры подпадали под чары его красноречия, а теперь он не мог удержаться от ликования, обманув двух простодушных солдат, чтобы выбраться из своей комнаты.

Как же низко он пал.

– Есть какие-нибудь новости насчет Варваруса? – спросил Локен у Торгаддона, когда они проходили через Зал Славы по пути на Совет Луперкаля.

Торгаддон покачал головой:

– Осколки были слишком мелкими. Апотекарий Ваддон не смог даже определить партию. Вряд ли нам удастся найти оружие, из которого был произведен выстрел. Это сделал кто-то из наших – это все, что нам известно.

Зал Славы был полон артефактов, свидетельствующих о бесчисленных победах Легиона. Лунные Волки привели к Согласию немало миров. Одна огромная скульптура, занимающая почти всю стену, напоминала о тех днях, когда Император и Хорус бок о бок сражались в одной из первых кампаний Великого Крестового Похода. Император с мечом в руке разил стройных, одетых в маски чужаков, а Хорус, стоя спиной к отцу, вел огонь из болтера.

Неподалеку от статуи Локен заметил стенд с конечностями мегарахнидов с Убийцы. Лапы, гибрид металла и плоти, оканчивались чрезвычайно острыми лезвиями. После возвышения Хоруса в ранг Воителя трофеев было собрано не так уж много, большая часть экспонатов принадлежала Лунным Волкам, впоследствии превратившимся в Сынов Хоруса в знак признания заслуг примарха.

– Стоит обратить внимание и на летописцев, – сказал Локен. – Они задают слишком много вопросов. Кое-кого из них уже, возможно, убили.

– Кого именно?

– Каркази и Петронеллу Вивар.

– Каркази! – воскликнул Торгаддон. – Проклятье, я слышал, что он покончил с собой, но, конечно, они в состоянии это подстроить. В ложе говорили, что необходимо заставить его молчать, особенно Абаддон настаивал. Они даже отказались признать это убийством, хотя Абаддон считал, это все равно как в бою уничтожить врага. Вот поэтому я и порвал с ложей.

– Они говорили, как собираются это сделать?

– Нет, – покачал головой Торгаддон. – Только твердили, что это необходимо.

– Все это недолго будет оставаться тайной, – пообещал Локен. – Ложа уже не соблюдает секретности, так что рано или поздно развязка наступит.

– Что же нам теперь делать?

Локен отвел взгляд от лица приятеля и посмотрел вдоль коридора, ведущего к Совету Луперкаля.

– Я не знаю, – сказал он и тотчас жестом предостерег Торгаддона от дальнейших разговоров: за одним из дальних стендов мелькнула чья-то фигура.

– Что случилось? – спросил Торгаддон.

– Я не уверен, но, кажется, там кто-то есть, – ответил Локен.

Друзья двинулись мимо стенда, ощетинившегося трофейными мечами, захваченными в древнем феодальном королевстве, и странных осадных машин – все, что осталось от уничтоженного Легионом народа. Замеченный Локеном силуэт оказался воином Астартес в доспехах Пожирателей Миров.

Локен и Торгаддон обогнули угол высокой тумбы из орехового дерева и увидели покрытое шрамами лицо воина. Он пристально разглядывал огромный боевой меч, выбитый Воителем из рук ксеноса-преторианца.

– Добро пожаловать на «Дух мщения», – заговорил Локен.

Пожиратель Миров оторвал взгляд от оружия. Сильно загоревшее, благородное лицо воина выгодно оттеняли белые и синие цвета его Легиона.

– Приветствую, – сказал он и в воинском салюте поднял кулак к груди. – Кхарн, Восьмая ударная рота Пожирателей Миров.

– Локен, Десятая рота, – отозвался Локен.

– Торгаддон, Вторая, – кивнул Торгаддон.

– Это впечатляет, – продолжал Кхарн, окидывая взглядом залы музея.

– Благодарю, – сказал Локен. – Воитель всегда говорит, что мы должны помнить своих противников. Если забыть врагов, ничему не научишься.

Он указал на оружие, которое только что рассматривал Кхарн.

– Где-то здесь хранится и чучело существа, которое держало этот меч. Оно примерно с танк размером.

– У Ангрона тоже есть коллекция трофеев, – сказал Кхарн. – Но он оставляет только оружие тех врагов, о которых стоит помнить.

– Значит, всех их помнить не стоит?

– Нет, – твердо ответил Кхарн. – Нет ничего хорошего в том, чтобы знать своего врага. Единственное, что имеет значение, – это уничтожение противника. Все остальное только отвлекает.

– Слова истинного Пожирателя Миров, – заметил Торгаддон.

Кхарн с веселой усмешкой взглянул ему в лицо.

– Ты хочешь меня спровоцировать, капитан Торгаддон, но мне известно, что говорят о Пожирателях Миров в других Легионах.

– Мы были на Аурее, – сказал Локен. – Вы просто головорезы.

– Ха! – снова улыбнулся Кхарн. – В наши дни не часто услышишь честные слова, капитан Локен. Да, мы убийцы и гордимся этим, поскольку мы лучшие в своем деле. Мой примарх не стыдится того, что он делает лучше других, и я тоже.

– Вы прибыли для участия в Совете? – спросил Локен, меняя тему.

– Да, я состою советником при своем примархе.

Торгаддон иронически поднял бровь:

– Тяжелая работа.

– Иногда, – признался Кхарн. – Ангрон не слишком заботится о дипломатии.

– А Воитель считает, что это очень важно.

– Я тоже так думаю, но каждый Легион по-своему относится к разным вещам, – хохотнул Кхарн и хлопнул Локена по наплечнику. – Как честный воин, могу сказать, что и у вашего Легиона хулителей не меньше, чем поклонников. Многие из вас слишком самодовольны.

– У Воителя высокие требования, – сказал Локен.

– Могу тебя заверить, у Ангрона тоже, – ответил Кхарн, и Локен с изумлением услышал в его голосе нотку тревоги. – Император знает, что в некоторых случаях лучше всего предоставить Пожирателям Миров заниматься тем, что они делают лучше других. Воителю тоже это известно, иначе нас бы здесь не было. Может, тебе неприятно будет это услышать, капитан, но если бы не такие воины, как я, Великий Крестовый Поход давно бы потерпел неудачу.

– А вот в этом позволь с тобой не согласиться, – сказал Локен. – Я не могу поступать так, как поступаете вы.

Кхарн тряхнул головой:

– Капитан, ты воин Астартес. Если ради победы потребуется убить все живое в городе, ты это сделаешь. Мы должны превосходить своих врагов во всем. Это известно воинам всех Легионов. Только Пожиратели Миров говорят об этом открыто.

– Будем надеяться, что до такого не дойдет.

– Не слишком уповайте. Как я слышал, этот Истваан III будет нелегко взять.

– А что тебе о нем известно? – спросил Торгаддон.

– Ничего особенного, – пожал плечами Кхарн. – Обычные слухи. Что-то насчет религии, говорили о ведьмах и колдунах, о небесах, которые вдруг становятся красными, о монстрах из варпа. Старые сказки. Вряд ли Сыны Хоруса верят в такие вещи.

– Галактика очень сложна, – осторожно заметил Локен. – Нам неизвестно и половины того, что в ней происходит.

– Да, мне и самому приходилось удивляться, – поддакнул Кхарн.

– Она меняется, – продолжал Локен. – Галактика изменяется, а вместе с ней меняется и Великий Крестовый Поход.

– Да, – охотно подтвердил Кхарн. – Так и есть.

Локен хотел расспросить Кхарна, что он под этим подразумевает, но в этот момент распахнулись двери Совета Луперкаля.

– Вероятно, скоро начнется созванный Воителем совет, – сказал Кхарн, кланяясь обоим капитанам. – Мне пора вернуться к своему примарху.

– А нам пора присоединиться к Воителю, – сказал Локен. – Может, еще увидимся на Истваане III?

– Может, и увидимся, – кивнул Кхарн и отвернулся от стендов, хранящих трофеи былых войн. – Если только от этого Истваана что-нибудь останется после того, как над ним поработают Пожиратели Миров.

Date: 2015-07-10; view: 287; Нарушение авторских прав