Глава 55. Приговор

Вернувшись в свою пустую комнату, Алек зажег все лампы, надеясь хоть этим разогнать зловещие тени, заполнявшие его мысли.

«Что угодно, лишь бы избавиться от воспоминания о той поникшей в кресле фигуре, о двух чашах…»

Разрываясь между страхом и гневом, Алек собрал два небольших дорожных мешка, готовясь к поспешному бегству; он надеялся уберечь Серегила от безрассудного шага, который означал бы его гибель. Снова и снова юноша выходил на балкон, но темное окно друга ничего ему не говорило.

«О чем он думает?» — в ярости вопрошал себя Алек, расхаживая из угла в угол.

Его собственные надежды и иллюзии казались ему теперь насмешкой судьбы. Он прибыл в Ауренен, чтобы открыть для себя свое прошлое и больше узнать о прошлом Серегила. И что же это ему принесло? Знание о самопожертвовании его матери, искалеченную руку Клиа, позор, обрушившийся на его друга; и вот теперь это необъяснимое решение Серегила явиться на суд лиасидра.

В дверь проскользнул Теро; похоже было, что этой ночью он тоже не ложился.

— Я увидел у тебя свет. Удалось вам добиться успеха?

— В определенном смысле. — Алек рассказал молодому волшебнику о том, что они обнаружили в тупе Акхенди, и о решении Серегила оставить там все как есть.

Маг, казалось, был удовлетворен таким поворотом дела.

— Ничего еще не кончено, друг мой, — сказал Теро, положив руку Алеку на плечо. — А теперь ложись спать.

Алек едва успел понять, что это не дружеский совет, а заклинание; глаза его закрылись, и он провалился в забытье Юноша проснулся с первыми лучами рассвета Выбравшись из‑под одеяла, которым его заботливо укрыл Теро, он переоделся и поспешил вниз.

Дверь в комнату Клиа была открыта, и Алек остановился. чтобы узнать о здоровье принцессы. У постели сидела Ариани, расчесывавшая темные волосы Клиа; они о чем‑то тихо переговаривались. Обе женщины подняли глаза, когда Алек вошел. Он не побеспокоился о том, чтобы посмотреться сегодня в зеркало, но выражение лица Ариани сказало ему достаточно. Клиа что‑то шепнула ей, и та выскользнула из комнаты, оставив Алека наедине с принцессой.

— Как ты себя чувствуешь, госпожа? — спросил Алек, опускаясь в кресло у постели.

Глаза Клиа все еще были запавшими, но на щеках проступил легкий румянец.

— Немного лучше, мне кажется, — прошептала она. — Теро мне рассказал… Остальные еще ничего не знают. Райш… — На глаза Клиа навернулись слезы и потекли по щекам. Алек вытер их кончиком собственного рукава и сжал здоровую руку Клиа. Теперь от ее кожи исходило здоровое тепло.

— Поможет ли это нам? — с усилием прошептала Клиа.

— Серегил думает, что да.

— Хорошо. — Клиа закрыла глаза. — Не сдавайся. Теперь ничто больше не имеет значения. Все зашло слишком далеко…

— Даю тебе слово, — заверил ее Алек, гадая про себя, понимает ли принцесса, что может ждать Серегила.

«Лучше бы ей этого не знать», — решил он и прижался губами к руке принцессы.

— Отдохни теперь, госпожа. Ты нам нужна.

Клиа не открыла глаз, но Алек ощутил слабое ответное пожатие ее пальцев Воспоминание об этом долго не оставляло его, когда он спустился в главный зал.

Там уже собрались остальные. Алек еле протолкался сквозь толпу охраны Коратана и солдат турмы Ургажи. Вытянув шею, он увидел у камина Коратана и Видониса, разговаривавших с Теро.

— Ну вот и ты, — сказала Бека, подходя к юноше. Она явно нервничала. — Ты готов?

— Что происходит? — спросил он.

— Только что пришло сообщение от Адриэль. Райш мертв. Похоже на то, что вы с Серегилом были правы.

О чем они разговаривают? — поинтересовался Алек, стараясь не показать, какое облегчение испытывает.

Прежде чем Бека успела ответить, его поманил Теро. Оставив Беку заниматься приготовлениями, Алек проскользнул мимо солдат и присоединился к принцу и волшебникам, уединившимся в маленькой боковой комнатке.

Коратан пил чай. изящная ауренфэйская чашечка почти скрывалась в его большой мозолистой руке. Взглянув на Алека поверх чашки, он тихо сказал:

— Ты должен был доложить мне. Я узнал обо всем от мага Клиа только утром.

Алек спокойно посмотрел в светлые глаза принца.

— Прости меня, господин. Я думал..

— Меня не интересует, что ты думал. Вы ведь не оказали помощи этому старому подонку, верно?

— Нет, господин. Мы… я… — Было уже поздно гадать, что именно рассказал Коратану Теро. — Мы с Серегилом просто отправились выведать, что удастся. Райш‑и‑Арлисандин уже принял яд, когда мы там оказались. Просто так случилось, что мы были свидетелями его смерти.

Коратан бросил на Алека еще один долгий загадочный взгляд.

— Есть еще что‑нибудь, что вы скрываете, а я должен бы знать?

— Нет, господин.

— Тебе же будет лучше, если это так и есть. Отставив чашку, Коратан повернулся к остальным.

— Поскольку все вы, похоже, знаете, какой приказ я получил от Фории, позвольте мне обрисовать, как обстоят дела теперь. Если бы Алек и Серегил не сообщили мне о случившемся, я выполнил бы приказ. Не собираюсь извиняться. Я брат царицы и предан ей. Впрочем, должен признаться, что испытываю облегчение. Надеюсь только, что мне удастся столь же убедительно, как сделал это Серегил, доказать, что так действовать более мудро. Лучший путь для этого — выполнить поручение, которое дала вам моя мать. Нужно получить тот северный порт и надежные поставки лошадей, стали и продовольствия Как наместник Скалы я буду вести переговоры; нужно только сначала разделаться с морокой насчет Серегила. Не буду притворяться: мне непонятна эта их лиасидра и как они управляются без единого властителя. Я знаю только, что Скала не может тратить время на праздную болтовню.

Из‑за неожиданной смерти Райша‑и‑Арлисандина суд над Серегилом отложили до середины дня. Алек слонялся по коридорам и конюшенному двору, не в силах ничем заняться. Наконец вместе с остальными он снова отправился на заседание лиасидра. Клиа опять настояла на том, чтобы присутствовать, и Теро все время держался рядом с ее носилками, поддерживая силы принцессы.

На этот раз толпа не окружала здание. Шаги скаланцев громко отдавались в зале; они заняли место за представителями клана Боктерса. Галереи были почти пусты: на них расположились лишь одетые в мантии руиауро и несколько случайных зевак. Одиннадцать кирнари еще не заняли свои ложи.

Зрелищем, которое приковало к себе внимание Алека, была распростертая на полу в середине зала фигура; человек лежал ничком, раскинув руки в стороны. Это был Серегил: Алеку не нужно было видеть скрытое темными волосами лицо, чтобы узнать возлюбленного.

Серегил, одетый в простую белую тунику и рейтузы, лежал совершенно неподвижно; казалось, он даже не дышит. По бокам от него стояли, как мрачные призраки, Кита и Саабан.

— Мужайся, Алек, — прошептала Бека, провожая его в глубину ложи.

«Атуи», — думал Алек, заставляя себя успокоиться. Никто не посмеет сказать, что тали изгнанника опозорил его недостойным поведением.

Серегил уже давно потерял счет времени. Адриэль привела его в зал лиасидра через несколько часов после рассвета. Ночной холод сделал камни пола ледяными, и Серегил дрожал в своей легкой одежде; камни отнимали тепло и силу у его мышц.

В тот раз пришлось лежать на влажной траве, в фейдасте его собственного отца. По коже ползали насекомые, а травинки щекотали лицо. Дерн впитывал слезы…

Лицо и грудь, прижатые к холодному камню, стали болеть; мускулы от усилия сохранять неподвижность начало сводить судорогой. Однако Серегил не позволил себе пошевелиться и лишь прислушивался к доносившимся издалека звукам.

В Боктерсе был слышен насмешливый шепот детей и молодых ауренфэйе. Мучительнее всего было узнавать голоса друзей…

Из обрывков разговоров, которые долетали до Серегила, он понял, что смерть Райша уже обнаружена, и улыбнулся пересохшими губами, слушая, как обсуждаются доказательства вины акхендийца.

Потроха Билайри, до чего же болит спина! Плечи и колени онемели, кости, казалось, проткнули кожу. Шею ломило от усилия: Серегил старался поддерживать голову, чтобы не совсем расплющить нос о камень. Наконец ему удалось чуть повернуться, так что тяжесть теперь приходилась на скулу. Больше двигаться он не рискнул: его стражникам пришлось бы вмешаться, а Серегил совсем не хотел взваливать еще и это на Киту и Саабана, неподвижно стоявших с ним рядом. Заживающие ранки на левой руке начали чесаться, и Серегил чуть пошевелил пальцами в тщетной попытке унять зуд.

Потом что‑то проползло по левой руке.

«Дракончик», — с надеждой подсказало Серегилу воображение. Он зажмурился еще крепче, когда это что‑то перебралось ему на нос, но не выдержал и чуть приоткрыл веки. Зеленый жук деловито уползал по камню пола; его спинка засверкала, как яркая эмаль, когда он попал в полосу солнечного света.

Никаких драконов для него сегодня.

Сначала Серегил думал, что после всех мучений испытает облегчение, когда заседание лиасидра наконец начнется. Хоть его глаза и оставались закрыты, он чувствовал, когда люди проходили с ним рядом; некоторые останавливались и смотрели ему в спину. Выдерживать тяжесть любопытных взглядов было нестерпимо, гораздо мучительнее, чем многие годы назад в Боктерсе.

«Тогда я еще не прожил целую вечность, стараясь избежать внимания к себе», — мрачно подумал Серегил. Теперь его сердце колотилось, и с каждым ударом все тело немного вздрагивало. Замечают ли это окружающие? Серегил крепче прижал руки к полу и молча начал молить богов ускорить начало суда.

Шарканье ног продолжалось еще несколько минут; Серегилу было слышно, как люди рассаживаются, болтая между собой. Кто‑то говорил о свежих черешнях, которые ел на завтрак; потом до Серегила донесся голос Юлана‑и‑Сатхила, рассуждающего о торговых маршрутах и погоде. Никто не упоминал его имя, Серегил лежал, как брошенная на пол ненужная одежда, и только ежился под обвиняющими взглядами. Солнечный луч, освещавший раньше жука, переместился и коснулся его пальцев, и от этого Серегил еще острее ощутил, насколько окоченело все его тело. Удары сердца раздавались в его ушах, как удары колокола.

«Пожалуйста, Аура, заставь их начать!»

Наконец он услышал торжественный удар серебряного посоха. Суд начался, и Серегил, прислушиваясь к различным голосам, представлял себе лица говоривших.

— Адриэль‑а‑Иллия, — обратился к кирнари Боктерсы Бритир, — член твоего клана нарушил закон объявленного против него тетсага.

— Серегил, ранее именовавшийся Серегил‑и‑Корит из Боктерсы, лежит перед тобой. Пусть будут перечислены обвинения против него. — Слышать голос сестры было приятно, и теперь Серегил определил, где находится ложа Боктерсы. Алек и остальные скаланцы тоже должны быть там. Мысль об этом заставила его щеки вспыхнуть.

— Я говорю от имени лиасидра, — продолжал Бритир. — Серегил‑и‑Корит нарушил условия, на которых ему было разрешено вернуться. Он под покровом ночи покинул священный город. Он взял с собой оружие и использовал его против своих братьев‑ауренфэйе. Он надел одежду ауренфэйе и ходил среди нас, как шпион.

Серегил услышал, как скрипнули ножки кресла, когда поднялся Назиен, чтобы продолжить перечисление обвинений:

— Серегил‑и‑Корит нарушил приговор об изгнании, вынесенный ему за убийство моего родича, Димира‑и‑Тилмани Назиена.

Давно забытый голос отца прорычал откуда‑то из глубин памяти Серегила: «У него есть имя, у того человека, которого ты убил!»

«Да, отец, я никогда его не забывал».

Серегил услышал приближающиеся шаги, и сильные руки подняли его и поставили на колени.

— Мужайся, — прошептал Кита.

Серегил оперся руками на бедра, но голову не поднял. Его повернули лицом к старейшине‑силмайцу, но углом глаза он мог видеть Адриэль и остальных. В ложе сидел Коратан, там же стояли носилки Клиа. В этот момент Серегил был рад, что не видит Алека.

Тогда он не позволил себе плакать, стоя перед родичами с прилипшими к лицу и одежде травинками, под чистым небом Боктерсы. Ему очень хотелось дать волю слезам, но он боролся и загнал их так глубоко, что потом многие годы ни одна не пролилась.

— Серегил‑и‑Корит, ты слышал выдвинутые против тебя обвинения. Если они будут доказаны, позор падет на весь клан Боктерса. Что ты ответишь?

Горло Серегила пересохло, голос звучал хрипло, как воронье карканье, но он не дрогнув взглянул на своих обвинителей.

— Я был изгнан из своего клана. Теперь я известен вам как Серегил из Римини, изгнанник, и как изгнанник и слуга принцессы Клиа я и действовал. Ничто из совершенного мной не может принести позор Боктерсе.

Как изгнанник, я сделал все, что вы перечислили, и принимаю весь позор на себя. Я вернулся сюда пособственной воле, чтобы предстать перед вами и ответить за свои поступки. Я действовал вопреки тетсагу, но без злого умысла.

Бритир долго смотрел на него; кругом началось перешептывание. Сбило ли их с толку то обстоятельство, что он признал свою вину, или же просто полное нарушение привычного ритуала?

— Будет ли кто‑нибудь говорить в защиту этого человека? — обратился Бритир к собравшимся.

— Изгнанник добровольно сдался мне в Гедре, — заявил Риагил‑и‑Молан.

Последовала пауза, и Серегил заметил какое‑то движение среди скаланцев. Адриэль наклонилась к носилкам Клиа, потом передала слова принцессы:

— Клиа‑а‑Идрилейн говорит, что Серегил и двое его спутников поступили вопреки тетсагу ради нее. Они с риском для жизни отправились навстречу Коратану, чтобы сообщить ему о несчастье с ней и о странной смерти Торсина. Царица Фория не знает о том, что Клиа пока что воздерживается от тетсага.

Пока что? Глаза Серегила широко раскрылись: он не сомневался, что и все в зале вытаращили глаза. Он случайно взглянул на Юлана и обнаружил, что вирессиец многозначительно улыбается ему, словно только им двоим известен какой‑то секрет. Может быть, так и есть, обеспокоенно подумал Серегил. Может быть, этот старый лис и не нуждался в помощи пленимарских шпионов, чтобы догадаться о том, какой приказ на самом деле получил Коратан.

Адриэль продолжала говорить от имени Клиа:

— Решение второй раз рискнуть жизнью, чтобы обелить Хаман и Вирессу, Серегил и Алек приняли по собственной инициативе. Клиа ничего не знала об этом, пока они вчера не вернулись в Сарикали.

И пусть смерть Райша‑и‑Арлисандина тоже будет свидетельством в пользу обвиняемого. Хоть он и нарушил условия, он обнаружил истинного виновника преступления. Разве следует лишать его за это жизни?

Коратан поднялся со своего места.

— Серегил из Римини с честью служил царицам Скалы много лет. В память об этом я от имени царицы Фории прошу вас сохранить ему жизнь.

«Интересно, что скажет об этом твоя сестрица, если когда‑нибудь узнает?» — подумал Серегил.

— Нам тоже есть что сказать в его пользу, — прозвучал еще один голос, и все взгляды обратились на вышедшего в центральный круг руиауро.

— Элизарит, как ни почитаем мы тебя и твоих собратьев, ты же знаешь, что руиауро не выступают в лиасидра, — пожурил его Бритир.

— Мы заступились за Серегила‑и‑Корита, когда его судили в первый раз, и делаем это сейчас снова, — возразил Элизарит. — Он отмечен. Воля Ауры ясно написана на его плоти — это каждый может видеть.

— Будет ли кто‑нибудь еще свидетельствовать в пользу этого человека? — спросил Бритир.

— Я буду, — сказал глубокий уверенный голос, и Серегил чуть не нарушил предписанной неподвижности, оглянувшись на Юлана‑и‑Сатхила. — Независимо от того, хотел он этого или нет, Серегил избавил мой клан от позора убийства гостя. То же самое сделал он и для Хамана, причин любить который у него нет. Человек, лишенный атуи, легко мог бы ни с кем не поделиться своим знанием.

«Позже еще предстоит узнать, какова цена этой поддержки», — подумал Серегил; теперь же он был благодарен Юлану.

Кирнари Вирессы был последним, кто выступил в защиту Серегила. После него были вызваны и допрошены Алек и Бека.

Алек был одет в синий скаланский кафтан, и Серегил улыбнулся про себя, заметив, что юноша откинул свои длинные волосы так, чтобы метка дракона на мочке уха была видна. Несмотря на это, Алек выглядел усталым и встревоженным; Бека же, напротив, держалась перед лиасидра уверенно, высоко подняв голову.

Расспрашивали их недолго. После того как Алек и Бека заявили, что действовали в интересах обеих стран, им велели снова сесть среди скаланцев.

Наконец пришел черед Ниала. Рабазиец вышел в круг, опустился на колени рядом с Серегилом и раскинул руки. Сенгаи на нем не было.

— Правильно ли мы поняли из твоих слов вчера, что ты добровольно помог изгнаннику бежать из Сарикали? — спросил его Бритир.

— Да, достопочтенный, — ответил Ниал. — Когда я догнал их с Алеком и увидел, что на них напали, я решил, что лучше их отпустить; я надеялся, что им удастся добраться до безопасных мест. Я принимаю последствия, вызванные моими действиями; мой клан объявил меня тетбримаш.

Лишиться поддержки своего клана было серьезным наказанием, в некоторых отношениях даже более тяжелым, чем изгнание, однако то, что он стал тетбримаш, оставило Ниала странно равнодушным.

— Ты служил скаланцам по поручению лиасидра, Ниал‑иНекаи. Мы должны будем дополнительно рассмотреть это дело, — сурово сказал Бритир. — Пусть обвиняемые остаются на своих местах.

Члены лиасидра удалились, чтобы обсудить решение. Сидя между Бекой и Теро, Алек наклонился в кресле так, чтобы видеть Серегила. Его друг ни разу не пошевелился с тех пор, как допрос закончился: он по‑прежнему стоял на коленях, опустив голову; волосы наполовину скрывали его лицо. Он с такой уверенностью защищался, не скрывая никаких своих поступков и лишь умолчав об истинном характере полученного Коратаном приказа, что, хоть он и ни в чем себя не оправдывал, его слова прозвучали как вызов.

Алек взглянул на маленькую боковую дверь, за которой скрылись кирнари, мысленно призывая лиасидра поторопиться.

Судя по тому, как сместились тени, не прошло и часа, как кирнари вернулись в зал и заняли свои места в ложах. Серегил немного поднял голову, но в остальном остался неподвижен. Бека схватила Алека за руку и крепко сжала.

Бритир встал перед Ниалом и протянул к нему руку.

— Ниал‑и‑Некаи, мы сочли, что ты наказан достаточно. Ты будешь тетбримаш не менее двадцати лет, лишишься поддержки своего клана и своего имени. Тебе запрещено входить в храмы, Сарикали для тебя будет закрыт. Покинь город.

Ниал низко поклонился и молча вышел из зала. Бека с облегчением перевела дух и отпустила руку Алека, у которого уже начали болеть пальцы.

Следующим поднялся Назиен‑и‑Хари. Указав на Серегила, он сказал:

— Ради атуи, который этот человек проявил по отношению к нашему родичу, Эмиэлю‑и‑Моранти, клан Хаман не требует больше его смерти. Пусть приговор об изгнании будет отменен.

— Да будет благословен Свет! — тихо выдохнул Алек. Теро схватил его за руку и радостно потряс. Однако дело еще не кончилось.

Место Назиена занял Бритир.

— Серегил из Римини, тебе позволили вернуться в Ауренен, чтобы служить советником Клиа‑а‑Идрилейн. Эта честь была тебе оказана как человеку, знающему обычаи нашего народа и наш кодекс чести. Ты действовал умело, соблюдая атуи, несмотря на оскорбления в свой адрес. Со временем ты мог бы заслужить снова свое имя. Однако вместо этого ты предпочел нарушить условия, нарушить закон тетсага. Ты стал нам чужим, избрал обычаи тирфэйе. Таков был твой выбор, и теперь ты должен принять его следствия. Серегил из Римини, мы объявляем тебя тетбримаш на всю жизнь, и это решение не твоего клана, а самой лиасидра.

Алек смутно уловил подавленное рыдание, раздавшееся где‑то рядом, — может быть, это всхлипнула Адриэль или Мидри; Серегил оставался неподвижен — слишком неподвижен.

— Ты теперь не ауренфэйе, ты — яшел кхи, — продолжал Бритир. — Для нас ты тирфэйе, чужестранец, на тебя распространяются те же ограничения и ты имеешь те же права, что и они. Ты не можешь претендовать на родство с народом Ауры. Отправляйся к скаланцам и оставайся с ними.

Date: 2015-07-10; view: 247; Нарушение авторских прав