Шизофрения

Мне трудно сосредоточиться, потому что в последнее время со мной разговаривают банкоматы и иногда высвечивают на экране странные обращения зелеными буквами, типа «Разнеси все к чертям в „Sotheby's“», или «Убей президента», или «Скорми мне бродячую кошку».

Брет Истон Эллис

Шизофрению также называют болезнью Блейлера – по имени Эйгена Блейлера, который впервые предложил этот термин (от греч. schizo – раскалывать, разделять и phren – ум, разум) в 1908 году. Вообще же, конечно, это заболевание известно с давних времен и под разными названиями – от «джунун муфрит» у Авиценны и до «dementia praecox» у Э. Крепелина (а также идеофрении у В. Х. Кандинского и дизнойи у С. С. Корсакова). Это столп психиатрии. На котором, кстати, ее и пытаются повесить – дескать, обзываетесь тут нехорошими словами, а сами только и мечтаете, чтобы править миром, а санитары б вам верно служили и были у вас на посылках…

Для начала возьму на себя почти невыполнимый труд: попытаюсь объяснить, какими критериями руководствуется МКБ‑10, чтобы «шизофрения» в устах доктора выглядела не столько обидным словом, сколько диагнозом. А затем той части аудитории, что не успеет загрузиться и впасть в кататонический ступор, расскажу то же самое, но в более доступной форме. Итак, запасаемся пивом и чипсами – и вперед.

Из всех симптомов, которые можно чаще всего встретить при шизофрении, формируем группы. Их девять.

а) Эхо мыслей – то есть вы думаете, а они, гады, звучат; ощущение того, что мысль вам в голову кто‑то вложил или же, наоборот, отнял, вынул из головы; ощущение того, что ваши мысли все кому не лень видят или слышат, – то есть открытость мыслей; уверенность, что свои мысли вы можете передавать на расстояние (и пусть телепаты не возрадуются, но покаются).

б) Бред овладения, воздействия, бездействия, относящийся ко всему телу (или конечностям), мыслям, действиям или ощущениям. То есть четкая, непоколебимая уверенность, что телом, мыслями, действиями и ощущениями (или чем‑то одним из меню, дело вкуса) кто‑то управляет, или примеряя на себя, как перчатку на руку, или управляя подобно радиомодели, или ставя блок на то или другое, будто выключая. Бредовое восприятие – это когда происходящие вокруг реальные события, вполне повседневные и обыденные, вдруг воспринимаются как сюжет головокружительного детектива (или фэнтези, или ужастика – как повезет) и приобретают особый смысл – сочетание автомобильных номеров, фигуры из светящихся в темноте города окон, улыбки прохожих…

в) Голоса, которые слышны без явного присутствия их источника (выключаем наушники и вслушиваемся еще раз), которые могут комментировать действия (о, пошел, гляди – пива купил, заметь – пьет и нас не угощает…) либо обсуждать поведение, – представьте флуд где‑нибудь в комментах, озвучьте и поместите внутрь головы. Или, как вариант (правда, реже), в живот, руку или ногу. Или… хотя нет, задница в качестве комментатора – это уже слишком. А уж как носитель императивного голоса, приказывающего ее поднять и отнести на поиски приключений, – так и вообще показание к неотложной госпитализации.

г) Стойкие бредовые идеи, которые не адекватны данной социальной культуре, нелепы и грандиозны по содержанию, – то есть будет, мягко говоря, не совсем правильно, будучи системным администратором, считать себя президентом межгалактического союза. Собственно говоря, президентом России тоже не стоит. И Биллом Гейтсом. Можно эльфом шестого уровня или троллем пятого разряда, но в строго соответствующей культуральной нише единомышленников‑ролевиков.

д) Галлюцинации (причем необязательно только слуховые), которые длятся более месяца и сопровождаются бредовыми идеями, поясняющими, откуда эти галлюцинации взялись; при этом пациент с их наличием почти смирился и не особо выражает печаль, удивление, страх или радость по их поводу. Что в животе квакает? Да лягушка там, давно уже живет. Иголки колют по всему телу? Да это когда‑то с парнем в постели играли, а он, такой шутник, пачку швейных игл ТУДА вложил, пока я задремала. Не признается, но я‑то знаю! Голоса в голове зудят весь день? Так это спецслужбы эксперимент который месяц проводят, через систему сотовой связи особой частотой волны воздействуют, а заодно и присматривают, чтобы не натворил чего.

е) Ощущение, что мысли шли, а потом либо резко оборвались, либо закупорились (так называемый шперрунг) – и все, затык, дальше какое‑то время без мыслей обходимся. Потом, правда, ход их возобновляется, но эти проделки пьяного мастера смены на ментальном конвейере сильно снижают производительность труда. Разорванность мышления и, следовательно, речи – когда человек говорит вроде бы связно, падежи, склонения и спряжения соблюдает, а вот фразы смысла не имеют, и понять, о чем речь, не представляется возможным. Приблизительное представление может дать ответ министра финансов президенту на вопрос, почему страна не процветает и когда закончится кризис. Сюда же относятся неологизмы – слова, изобретенные пациентом и имеющие смысл только для него, что‑то вроде фуфыриков дудырчатых.

ж) Кататонические расстройства. Кататонический ступор – заторможенность вплоть до полной обездвиженности с маскообразным застывшим лицом, невозможностью получить ответ на любой вопрос, ощущением, будто перед тобой восковая статуя: захотел – придал любую позу, убрал подушку из‑под головы – голова так и застывает в десятке сантиметров над кроватью (симптом «воздушной подушки»), либо стремление пациента свернуться калачиком, приняв позу эмбриона. Длиться такое состояние может часами и днями и, в отличие от самадхи, просветления не приносит. Может внезапно смениться кататоническим возбуждением – без цели, с бурей хаотичных, нередко разрушительных движений и действий, с нечленораздельными выкриками. Смена состояний происходит действительно внезапно, словно кто‑то щелкнул выключателем или прокричал обидное слово в берлогу медведя. В мегафон.

з) Негативные симптомы. В вводной части давалось определение продуктивной, или положительной, симптоматики, теперь настало время дать определение негативной. Так вот, это явление, когда психика не приобретает, а, наоборот, утрачивает что‑то из ранее имевшегося и ей присущего. Чуть позже мы коснемся негативных симптомов подробнее, среди диагностических же критериев это апатия – утрата побуждений, интереса к жизни, способности ей радоваться в полную меру, причем без надрыва и скорби – просто как оставшийся после дня рождения воздушный шарик, который день ото дня сдувается и скукоживается. Эмоции – оскуднены, выхолощены, как персидский кот во избежание мартовских подвигов, приглушены, как звук у телевизора во время рекламы, монотонны, как ход каравана по пустыне, – никаких пиков, только невысокие барханы. Это и социальная отгороженность, когда пациент старается держаться в стороне от людей, за исключением узкого круга, а то и вовсе в одиночестве. И социальная непродуктивность, когда пациент, как трансформатор без полезной нагрузки, – гудит и вибрирует, но ничего общественно полезного не выдает, к работе и заработкам особо не стремится и не расстраивается от отсутствия того или другого. Стоит особо отметить, что эти негативные симптомы как диагностический критерий не должны быть вызваны депрессией или приемом нейролептиков, иначе не считается.

и ) Значительное изменение поведения – его нецеленаправленность, то есть отсутствие планов на будущее, поставленных целей и задач, причем не столько их утрата, сколько нежелание их перед собой ставить, утрата былых интересов, бездеятельность (пациент может днями лежать в кровати и вставать только в туалет и на перекус, не особо тяготясь бездействием), самопоглощенность – когда внутренний мир пациента занимает его гораздо более окружающих событий и людей, при этом он может быть удивительно богатым, но окружающим от этих богатств ничего не перепадет.

Теперь ахтунг, сейчас воспоследует оргвывод. Для того чтобы поставить диагноз «шизофрения», необходимы или

1) один четкий или два не особо четких симптома из группы от а) до г),

или

2) два симптома из группы от д) до и),

при этом симптомы должны отмечаться во время болезненного эпизода с длительностью не меньше месяца. Если меньше – ставим диагноз острого шизофреноподобного психотического расстройства и наблюдаем дальше, уточнить диагноз еще успеется.

Каким видится человек, который болен шизофренией, психиатру? Поскольку шизофрения имеет несколько форм (параноидная, простая, гебефренная, кататоническая и другие) и типов течения (непрерывный – вялотекущая, среднепрогредиентная и злокачественная; приступообразно‑прогредиентная, или шубообразная, от немецкого слова schub, что значит «толчок, сдвиг»; рекуррентная, [69]или ремитирующая, и, как редкий вариант, фебрильная [70]или гипертоксическая), то и картина может сильно разниться. И все же есть черты и особенности – более или менее выраженные, в том или ином их сочетании, позволяющие пристально посмотреть на пациента и изречь: «Да вы, я вижу, наш клиент! У вас, батенька, болезнь Блейлера!»

1. Наследственность. Среди родственников пациента могут быть люди, страдающие шизофренией, но это вовсе необязательно приводит к заболеванию. Просто возможность заболеть, если кто‑то в роду был болен шизофренией, больше. Больные часто спрашивают, будет ли их ребенок также болеть этим заболеванием. Такая вероятность существует, но больше шансов, что ребенок будет здоров.

2. Детство и юность. Могут быть самыми обычными и не предвещать ничего плохого. Но зачастую можно услышать, что пациент с детства любил побыть один, не выносил шумных компаний, имел максимум одного‑двух друзей и не тяготился одиночеством. Умничка, но умничка нелюдимый и чуть странный. Черты шизоидной акцентуации характера, хоть и не обязательны, но нередко присутствуют. Внимание, это важно! Ни в коем случае между шизоидной акцентуацией и шизофренией нельзя ставить знак равенства либо расценивать как ранний признак! «Это потом мы потупим взоры и установим, что наш моряк был любопытный, пьющий ром и глядящий на небо тип…» (М. Щербаков).

3. Начало. Преимущественно в интервале 18–35 лет. Именно в этом периоде человек начинает проявлять себя как полноценная боевая, трудовая и политическая единица электората, а тут бац – и такая засада. В некоторых случаях, впрочем, заболевание может наступить и позже, и раньше, причем значительно раньше. Среди психиатров бытует профессиональная примета: чем раньше манифестировала шизофрения, тем менее благоприятным будет ее течение. По счастью, работает она не всегда, но данная тенденция определенно прослеживается.

4. Обострение и его проявления. Обострение зависит от формы шизофрении. Если форма параноидная – то параноидная и симптоматика, то есть галлюцинации (преимущественно слуховые, в виде голосов, причем опять‑таки чаще тех, что звучат не снаружи, а внутри, в голове; наличие зрительных галлюцинаций всегда заставляет задуматься – а нет ли тут интоксикации алкоголем или наркотиками с соответствующей картиной делирия) и бред (преследования, воздействия, отношения, величия и далее по списку). Могут спросить – а как же синдром Кандинского‑Клерамбо, парафренный синдром, синдром Котара наконец? Да‑да, и они тоже имеют полное право присутствовать здесь при обострении, но мы рассматривали их прицельно в разделе общей психопатологии. Если форма шизофрении кататоническая – то, соответственно, будет или кататонический ступор, или кататоническое возбуждение, мы их тоже касались ранее. Если гебефренная (от греч. hebe – юность и phren – сердце, душа, ум) – то будет проявляться гебефреническим синдромом, когда больной напоминает дурашливого и кривляющегося подростка и совершает неожиданные, нелепые поступки безо всякой цели, гримасничает, будто готовя свою физиономию к параду мимов, чудит, сюсюкает, манерничает, оставаясь в безмятежно‑эйфоричном состоянии. Почти безмятежном и почти эйфоричном, если выразиться точнее: за этим настроением вы не увидите живой, истинной веселости или чувства удовольствия от всего этого цирка, лишь обреченность человека, которому зачем‑то НАДО это делать. Можно и не увидеть никаких симптомов, перечисленных выше. Это может быть при простой форме шизофрении, и здесь, при полном отсутствии продуктивной, будет нарастать.

5. Негативная, или дефицитарная, симптоматика. Собственно, она присутствует в той или иной мере при большинстве типов шизофрении, за исключением разве что вялотекущей и рекуррентной. Это то, чем, помимо особенностей мышления, характерен пациент вне фазы обострения. Уберите продуктивную симптоматику – останется негативная и особенности мышления, их‑то мы и ищем в беседе с пациентом, помимо захватывающих историй про лучи смерти и инопланетное вторжение на конкретный суверенный балкон. В чем проявляется? В эмоционально‑волевом снижении, переходящем при прогрессирующем процессе в эмоционально‑волевой дефект. Выглядит это следующим образом. Постепенно человек утрачивает яркость и глубину эмоций: улыбается и смеется, но без радостной искорки в глазах, грустит, но без ощущения боли в душе – словно бы просто потому, что ситуация подразумевает необходимость радоваться или грустить. Может проявляться холодность в отношениях с близкими, причем не оттого, что затаил обиду, а просто от невозможности проявить тепло души. В ряде случаев можно заметить, что и голос пациента утрачивает живые нотки и выражение, и речь становится такой, будто нерадивый ученик читает нелюбимый текст без выражения. Соответственно, может оскудевать и мимика лица, оно становится маскообразным, будто его обкололи ботоксом и самую малость перестарались. Не следует, однако, думать, что шизофреник не способен глубоко чувствовать и сильно переживать, – просто внешне он это не сможет показать, даже если захочет. Воля тоже сдается: постепенно ослабевает интерес к событиям вне собственного внутреннего мира, да и сам этот мир постепенно сужается, и вот уже становится неинтересно и неохота учиться или ходить на работу, да и просто на улицу, кроме как по необходимости, и лебедкой не вытянуть (кстати, бывает и совсем наоборот, когда, дабы не тяготить себя пребыванием дома вкупе с необходимостью что‑то по этому дому делать и общаться с домочадцами, пациент начинает путешествовать или бродяжничать). Мне встречались пациенты, которые годами не покидали пределов своей комнаты – разве что в туалет выходили, но старались сделать это быстро и незаметно: за окнами враждебный холодный мир, а в комнате, хоть и срач, зато душе тепло и безопасно. Пациент постепенно перестает следить за своим внешним видом – для кого? Для ВОТ ЭТИХ? Я сам себя устраиваю, а остальные могут удавиться на шарфике от Гуччи или утопиться в ванне духов от Нины Риччи – мне‑то что за печаль! Опять же всклокоченная борода, нечесаные патлы и общая бомжеватость облика всегда были отличительной чертой птицы высокого интеллектуального полета – вы на ученых да на лауреатов Нобелевской премии гляньте! Что значит – большая разница между орлом академическим, экстравагантным и сычом домашним, неряшливым? При всем при этом внутренний мир пациента удивительно богат, и там, внутри, кипят нешуточные страсти, но никто из посторонних фейсконтроля не пройдет и не попадет внутрь. Почему мы стараемся как можно быстрее вывести больного из обострения? Потому что каждое обострение делает эмоционально‑волевое снижение более выраженным.

6. Мышление. Здесь характерны следующие особенности. Резонерство – бесплодное рассуждательство и мудрствование, зачастую на совершенно незначительную тему. Соскальзывание – когда пациент излагает мысль вполне связно и правильно, а потом без всякой видимой причины, но столь же бойко и уверенно, перескакивает на другую мысль, ни с какого бока с предыдущей не связанную, и продолжает ее развивать как ни в чем не бывало, бронепоезду пофиг, по какой ветке ехать. Паралогичное мышление, или «кривая логика», – когда умозаключение не вытекает из суждений, и дважды два равно собака, а то, что сосед сегодня на обед приехал раньше на четверть часа, означает, что ветер все же переменится. Опора на слабый признак – это когда для построения умозаключения берутся не основные, а второстепенные признаки предмета или явления – это как если счесть девушку легкомысленной или распущенной, если она надела лакированные туфли (в них же может отразиться, как в зеркале, то, что показывать не положено, уж ей ли не знать!). Неологизмов и шперрунгов мы касались выше. Небольшое замечание насчет интеллекта. Он у шизофреника НЕ СТРАДАЕТ, и даже конечные состояния, описанные Крепелином как dementia praecox (преждевременное слабоумие), к деменции отношения не имеют: больной просто не считает нужным демонстрировать интеллект. НО! Страдает усвоение новых знаний (в том числе и из‑за отсутствия побудительных мотивов, поскольку наблюдается снижение воли), и интеллект будто бы застывает на том уровне, что был где‑то к началу болезни. Это одна из причин, почему раннее начало – это не есть хорошо.

Притом что шизофрения довольно распространена (один человек на одну‑две сотни населения), ее прогноз при правильном подходе к лечению вселяет некоторый оптимизм: по некоторым данным, в первые пять лет выздоравливают 14 % больных, а для более длительного периода цифры могут быть больше.

Теперь о формах и типах шизофрении.

Вялотекущую шизофрению как диагноз сейчас не пинает только ленивый, безногий и непосредственно больной вялотекущей шизофренией. Вот так всегда: при желании из любого явления можно сделать пугалку‑страшилку, напугать других, ужаснуться самому, откреститься и обозвать по‑новому, если уж нельзя совсем никак не называть. Хорошо, пусть будет шизотипическое расстройство. Суть та же: неврозоподобная либо психопатоподобная симптоматика, некоторая эмоциональная холодность, эксцентричность, неадекватность эмоций, которые практически не прогрессируют со временем; особенности мышления: резонерство, вычурность, метафоричность и символичность.

Простая шизофрения характеризуется тем, что при ней продуктивная симптоматика выражена слабо и присутствует на начальных этапах в виде разрозненных, нестойких галлюцинаций и бредовых идей, а на первый план выходит нарастающий эмоционально‑волевой дефект с постепенной утратой тонкости и яркости эмоций, эмоциональным отупением, постепенным уходом пациента в себя, нарастанием безразличия к тому, как он выглядит, как к нему относятся окружающие, что ждет его самого впереди.

И все же, когда речь заходит о шизофрении, прежде всего рисуется образ параноидного шизофреника, нечто академически понятное, идейно толковое, этакий козырный туз в партии «Психиатры против правозащитников», некий иридиево‑платиновый эталон.

При параноидной шизофрении на первый план во время обострений, как уже упоминалось, выходит параноидная симптоматика. В ее развитии, если оно протекает lege artis,[71]есть определенная закономерность. Перечисленные далее синдромы будут сменять друг друга с течением времени.

1. Паранойяльный – это бред, первичный (то есть не вызванный тем, что наговорили голоса, и не сопутствующий глубокой депрессии), систематизированный – то есть если следят, то конкретные люди, с конкретной целью и при помощи конкретных средств, если супруга изменяет – то вот список кавалеров, график ее отлучек и расписание вычисленных свиданий, если изобрел мопед на атомной тяге – то вот чертежи и томик переписки с охреневшим патентным бюро, если сутяжный – то томов переписки с соответствующими органами будет больше.

2. Параноидный – бред уже не столь систематизирован и начинает охватывать еще одну‑две области. Появляются галлюцинации: слуховые, обонятельные, осязательные, содержание которых перекликается с бредом: если жена изменяет, то голоса охотно расскажут, когда, с кем и как; если ведется слежка, то следящие будут перешептываться где‑то рядом, периодически переключаясь на обсуждение неверной жены этого лопуха.

3. Синдром Кандинского‑Клерамбо, он же синдром психического автоматизма, когда имеется бред преследования и воздействия, и он как бы подтверждается ощущениями, будто пациентом кто‑то управляет. Автоматизм может быть: а) идеаторным, когда имеет место наплыв мыслей, их закупорка (шперрунг), «эхо» мысли (пациент подумал, а окружающие, жалкие плагиаторы, повторили слово в слово), чувство, что мысли его могут прочесть все кому не лень (открытость мысли), а также всякие телепатические заморочки; б) сенсорным, когда есть четкое ощущение воздействия на внутренние органы и физиологические отправления, с некоторой обидой на спецслужбы за столь тотальный контроль – вот возможность самостоятельно сходить по‑большому могли бы и оставить пациенту; в) двигательным, когда те же неведомые силы добрались до пульта дистанционного управления руками‑ногами (и даже языком), и пациент теперь птица подневольная: как джойстиком двинут – то и спляшет.

4. Парафренный – это когда бредовые идеи принимают уже откровенно фантастический характер, с планетарным и галактическим размахом и с идеями величия себя, любимого.

Также выделяют кататоническую форму шизофрении, при которой основной симптоматикой в период обострений будет кататоническая, и гебефренную шизофрению – соответственно, с гебефренным синдромом в качестве ведущего.

Теперь о том, как протекает болезнь.

При непрерывно‑прогредиентном течении продуктивная симптоматика присутствует постоянно, постепенно усложняясь с течением времени. Нарастает и эмоциональноволевое снижение (негативные синдромы), переходя в эмоционально‑волевой дефект.

При приступообразно‑прогредиентном (шубообразном) течении каждый приступ, проявляющийся продуктивной психосимптоматикой, ведет к углублению симптоматики негативной (то есть того же эмоционально‑волевого снижения), а в межприступный период мы видим только это самое эмоционально‑волевое снижение, и, чем больше приступов, тем оно будет глубже.

При рекуррентном течении обострения также характеризуются наличием продуктивной психосимптоматики, но эмоционально‑волевое снижение не нарастает или нарастает незначительно.

Прогноз во многом зависит от течения болезни. Чем быстрее можно купировать обострение – тем лучше: не успевает углубиться эмоционально‑волевое снижение. Если удается подобрать поддерживающее лечение так, чтобы обострений не было год, два и больше, – просто прекрасно, есть надежда на долгую и качественную ремиссию, а то и вовсе на выздоровление. Далеко не последнюю роль здесь играет психотерапия (естественно, не как способ борьбы с психозом, со стороны психотерапевта это был бы редкостный мазохизм), позволяя пациенту адаптироваться в социуме.

Большинство пациентов с шизофренией находятся на диспансерном наблюдении с необходимостью посещать психиатра определенное число раз в год. Если честно, такая обязаловка – геморрой, причем для докторов даже в большей степени, чем для больных. Какими бы монстрами ни рисовали нас товарищи, напуганные историями о карательной психиатрии до состояния реактивного параноида, сами мы мечтаем, чтобы пациенты, как в Америке, ходили к нам по собственному желанию, – и у них появится правильная трактовка понятия свободы как осознанной необходимости, и у психиатра высвободится побольше времени на поболтать об этой свободе с пациентом.

Date: 2015-07-02; view: 342; Нарушение авторских прав