Глава 13. Риццоли заглянула в больничную палату Нины Пейтон, огороженную полицейской лентой как место преступления

Риццоли заглянула в больничную палату Нины Пейтон, огороженную полицейской лентой как место преступления. Струи артериальной крови на стене уже засохли, образовав причудливый узор. Она прошла дальше по коридору к раздаточной, где было обнаружено тело полицейского. Вход в комнату тоже был перекрыт лентой оцепления. Инвентарь, хранившийся в этом помещении, – капельницы, подкладные судна, тазы, коробки с латексными перчатками – был залит кровью. Здесь погиб их боевой товарищ, и для каждого полицейского из Бостона охота на Хирурга отныне становилась делом чести.

Она обратилась к одному из патрульных:

– Где детектив Мур?

– Внизу, в администрации. Там просматривают пленки с камер видеонаблюдения.

Риццоли оглядела коридор, но не заметила ни одной камеры слежения. Значит, у них не будет никакого материала по этому коридору.

Спустившись вниз, она прошла в конференц-зал, где Мур и две медсестры просматривали видеопленки. Никто не обернулся при ее появлении; все взгляды были устремлены на экран телевизора, где прокручивалась видеозапись.

В кадре появились лифты пятого западного крыла. Дверь лифта была открыта. Мур нажал на кнопку «стоп-кадр».

– Вот, – сказал он. – Это первая группа, которая вышла из лифта, после того как был подан сигнал. Я насчитал одиннадцать пассажиров, и все они бегом кинулись из лифта.

– Так и должно быть в случае поступления синего сигнала, – пояснила старшая медсестра. – Оповещение проходит по центральному больничному селектору. Все, кто не занят на операциях, должны откликнуться.

– Посмотрите внимательно на эти лица, – попросил Мур. – Вы всех узнаете? Есть среди этих людей кто-нибудь, кому не следовало там находиться?

– Я не могу разглядеть все лица сразу. Они выходят толпой.

– А вы, Шарон? – обратился Мур ко второй медсестре.

Шарон подалась вперед.

– Вот эти трое – медсестры. А двое молодых людей сбоку – студенты-медики. Я узнаю третьего мужчину... – Она ткнула в верхнюю часть кадра. – Это санитар. Остальные лица мне знакомы, но я не знаю имен.

– Хорошо, – устало произнес Мур. – Давайте посмотрим остальные кадры. А потом возьмемся за пленки, записанные камерой на лестнице.

Риццоли подошла ближе и встала за спиной старшей медсестры.

На экране замелькали кадры в обратном порядке, и дверь лифта закрылась. Мур нажал на кнопку воспроизведения записи, и дверь снова открылась. Из лифта вышли одиннадцать человек, в своей спешке напоминавшие сороконожку. Риццоли видела их озабоченные лица, и даже без звука было понятно, что произошло нечто чрезвычайное. Вскоре эта толпа исчезла из кадра. Дверь лифта закрылась, Прошло какое-то мгновение, и дверь снова открылась, выпуская вторую партию персонала. Риццоли насчитала тринадцать пассажиров. Пока получалось, что в течение трех минут на этаж прибыли двадцать четыре человека, и это только на лифте. А сколько пришло по лестнице? Риццоли смотрела запись со все возрастающим интересом. Оперативность медиков была безупречной. Синий сигнал можно было сравнить с ускоренной массовой мобилизацией. В таком людском море любой человек в белом халате мог остаться незамеченным. Убийца наверняка стоял в лифте в задних рядах. Он явно предусмотрел возможность видеосъемки и старался держаться за чьей-то спиной. Несомненно, они имели дело с тем, кто хорошо знал, как функционирует больница.

Она смотрела, как вторая группа пассажиров лифта исчезает из кадра. Лица двух человек так и не удалось разглядеть.

Мур поставил новую кассету, и на экране появились кадры, снятые другой камерой. Теперь перед ними была дверь с лестницы. Какое-то время ничего не происходило. Потом дверь распахнулась, и проскочил мужчина в белом халате.

– Я его знаю. Это Марк Ноубл, один из врачей-интернов, – сказала Шарон.

Риццоли достала блокнот и записала имя.

Дверь снова распахнулась, и вышли две женщины, обе в белых халатах.

– Это Вероника Там, – сказала старшая медсестра, показывая на ту, что была пониже ростом. – Она работает в пятом западном. У нее был перерыв, когда прошел сигнал.

– А вторая женщина?

– Я не знаю. Ее лицо плохо видно.

Риццоли записала:

«10:48, камера у лестницы: Вероника Там, медсестра, 5 Западный. Неизвестная женщина, черные волосы, белый халат».

Всего из двери лестницы вышли семь человек. Медсестры узнали пятерых. До сих пор, по подсчетам Риццоли, тридцать один человек прибыл лифтом или по лестнице. К этому числу стоило прибавить персонал, уже дежуривший на этаже, и получалось не менее сорока человек, которые в момент ЧП оказались в пятом западном корпусе.

– А теперь наблюдайте за поведением каждого во время и после отбоя, – сказал Мур. – Теперь уже никто не торопится. Может, вы узнаете еще некоторые лица и назовете имена. – Он промотал пленку вперед. Внизу в кадре таймер отсчитал восемь минут. Тревогу еще не отменяли, но персонал, помощь которого не требовалась, начал покидать отделение. Камера показывала их только со спины, пока они шли к лестнице. Первыми были двое студентов-медиков, за ними следом чуть позже прошел неопознанный мужчина. После долгой паузы Мур промотал пленку вперед. Группа из четырех мужчин прошла к лестнице. Таймер показывал время 11:14. К этому моменту сигнал официально был снят, и Герман Гвадовски объявлен умершим.

Мур переставил пленки. И вновь они наблюдали за лифтом.

К тому времени, как были отсмотрены все записи, Риццоли исписала три страницы в блокноте, фиксируя количество медиков, прибывших по сигналу. Тринадцать мужчин и семнадцать женщин. Теперь Риццоли подсчитывала, сколько человек было замечено после того, как сигнал был отменен.

Цифры не сходились.

Наконец Мур нажал на кнопку СТОП, и экран погас. Они смотрела записи больше часа, и обе медсестры выглядели не лучшим образом.

Прервав молчание, Риццоли задала вопрос, и ее голос, казалось, еще больше напугал обеих.

– В вашу смену в пятом западном корпусе дежурят мужчины?

Старшая медсестра недоуменно смотрела на Риццоли. Ее удивило, что в зал проник еще один полицейский, а она этого даже не заметила.

– Есть один медбрат, но он заступает на дежурство в три часа. В дневную смену никого из мужчин нет.

– Значит, в момент сигнала никто из мужчин не работал в пятом западном крыле?

– Возможно, на этаже и был кто-то из хирургов. Но медбратьев точно не было.

– А кто именно из хирургов? Вы не помните?

– Они все время приходят и уходят, делают обходы. Я не слежу за ними. У нас своей работы хватает. – Медсестра посмотрела на Мура. – Нам действительно пора возвращаться на свой этаж.

Мур кивнул.

– Можете идти. Спасибо вам.

Риццоли дождалась, пока медсестры покинут зал. Потом обратилась к Муру:

– Хирург был на этаже еще до того, как был подан сигнал. Вы так не считаете?

Мур поднялся и подошел к видеомагнитофону. Она видела, что он злится, судя по тому, как резко он извлек одну кассету и вставил другую.

– Тринадцать мужчин прибыли в пятый западный корпус. И четырнадцать ушли. Один лишний. Он находился там все это время.

Мур нажал на кнопку воспроизведения записи. Двинулась пленка с камеры наблюдения за лестницей.

– Черт возьми, Мур. Кроу отвечал за безопасность. А теперь мы потеряли единственного свидетеля.

Он молчал, уставившись на экран, где появлялись и исчезали ставшие уже знакомыми фигуры.

– Этот неизвестный проходит сквозь стены, – сказала Риццоли. – Он как будто прячется в воздухе. На этаже работают девять медсестер, и никто его не заметил. А ведь он был там все это время, черт бы его побрал.

– Это одна версия.

– Но как он подобрался к полицейскому? Как полицейский дал себя уговорить покинуть пост? Пошел в эту раздаточную?

– Должно быть, это был человек, ему знакомый. Или кто-то, не вызывавший подозрений.

Впрочем, в пылу общей спешки, когда все кругом бросились спасать жизнь больного, могло показаться естественным, что работник больницы обратился к постовому, который дежурил в коридоре. Скажем, попросил его помочь принести что-то из раздаточной.

Мур нажал на ПАУЗУ.

– Вот, – тихо произнес он. – Думаю, это он.

Риццоли уставилась на экран. Перед ней был одинокий мужчина, который возвращался к лестнице уже после сигнала. Они видели только его спину. На нем были белый халат и шапочка. Из-под нее выглядывала полоска коротко стриженных русых волос. Он был худощавого телосложения, не слишком широкоплечий, а походкой напоминал ходячий вопросительный знак.

– Это единственное место, где мы видим его, – сказал Мур. – Я не заметил его среди тех, кто выходил из лифта. И не видел, как он выходил из двери, ведущей на лестницу. Но он уходит именно этим путем. Видите, как он толкает дверь бедром, не прикасаясь к ней руками? Бьюсь об заклад, он нигде не оставил своих отпечатков. Он слишком осторожен. И заметили, как он сутулится? Словно знает, что его снимает камера. И что мы обязательно увидим его.

– Его кто-нибудь опознал? – спросила Риццоли.

– Нет, ни одна из медсестер не смогла назвать его имени.

– Черт, он же был на их этаже.

– Как и многие другие. Все были заняты спасением Германа Гвадовски. Все, кроме него.

Риццоли подошла к экрану, вцепившись взглядом в одинокую фигуру, вырисовывающуюся в проеме белого коридора. Хотя она и не видела его лица, но у нее возникло ощущение, будто она заглядывает в глаза чудовищу.

«Так ты и есть Хирург?»

– Никто не помнит, что видел его, – сказал Мур. – Никто не помнит, что ехал с ним в лифте. И тем не менее вот он. Призрак, который появляется и исчезает, словно по волшебству.

– Он ушел через восемь минут после сигнала, – заметила Риццоли, посмотрев на время в кадре. – Прямо перед ним вышли два студента.

– Да, я уже говорил с ними. Им нужно было успеть на лекцию к одиннадцати. Поэтому они так рано ушли с этажа. Они не обратили внимания на человека, который шел за ними к лестнице.

– Выходит, у нас опять ни одного свидетеля.

– Только эта камера.

Она снова уставилась на таймер. Восемь минут он пробыл на этаже. Восемь минут – это много. Она попыталась воспроизвести хронологию событий. Подойти к полицейскому – десять секунд. Уговорить его пройти по коридору в раздаточную – тридцать секунд. Перерезать ему горло – десять секунд. Выйти, закрыть дверь, зайти в палату к Нине Пейтон – пятнадцать секунд. Зарезать вторую жертву, выйти – тридцать секунд. На все это примерно две минуты, не больше. Остается целых шесть минут. На что он использовал это время? Чтобы помыться? Было много крови; вполне возможно, он забрызгал одежду.

В его распоряжении была уйма времени. Медсестра обнаружила тело Нины Пейтон спустя минимум десять минут после того, как этот мужчина вышел в дверь, ведущую на лестницу. К этому времени он мог уехать очень далеко на своей машине.

«Как безупречно все рассчитано. Этот убийца действует с точностью швейцарских часов».

Она вдруг резко выпрямилась. Внезапно пришедшая в голову мысль была подобна электрическому разряду.

– Он знал. Господи, Мур, он знал, что будет подан синий сигнал. – Риццоли посмотрела на него и по его спокойной реакции поняла, что он уже пришел к этому выводу. – У господина Гвадовски были посетители?

– Сын. Но медсестра все это время находилась в палате. И она была там в тот момент, когда у пациента остановилось дыхание.

– А что было до этого?

– Она сменила емкость с внутривенным раствором. Мы отправили его на исследование.

Риццоли вновь перевела взгляд на экран, где застыла фигура мужчины в белом халате.

– Это кажется полной бессмыслицей. Зачем ему так рисковать?

– Это был отвлекающий момент, чтобы избавиться от нежелательного свидетеля.

– Но что могла рассказать Нина Пейтон? – недоумевала Риццоли. – Она видела только лицо в маске. Он знал, что она никогда не опознает его. Знал, что она практически не представляет опасности. Ивсе равно затеял всю эту возню, чтобы убить ее. Он серьезно рисковал. Чего он в итоге добился?

– Удовлетворения. Он наконец завершил убийство.

– Но он мог сделать это в ее доме. Мур, он сам оставил в живых Нину Пейтон той ночью. А это значит, что он планировал избавиться от нее именно таким способом.

– В больнице?

– Да.

– С какой целью?

– Не знаю. Но мне представляется интересным, что из всех пациентов этого отделения он выбрал в качестве жертвы Германа Гвадовски. Пациента Кэтрин Корделл.

У Мура запищал пейджер. Пока он принимал сообщение, Риццоли вновь повернулась к экрану. Она нажала на кнопку воспроизведения записи, и мужчина в белом халате двинулся к двери. Он выставил бедро, чтобы распахнуть дверь, и вышел на лестничную площадку. И ни разу не позволил камере заснять хотя бы часть своего лица. Она перемотала пленку назад, еще раз просмотрела последовательность его движений. Теперь, когда его бедро выдвинулось вперед, она заметила выпуклость под белым халатом. Справа, на уровне пояса. Что он там прятал? Смену одежды? Орудие убийства?

Она услышала, как Мур говорит в трубку:

– Не трогайте ничего. Оставьте все, как есть. Я еду.

Когда он отключил телефон, Риццоли спросила:

– Кто это?

– Кэтрин, – ответил Мур. – Наш неизвестный только что придал ей еще одно письмо.

– Оно пришло со служебной почтой, – сказала Кэтрин. – Увидев конверт, я сразу поняла, что это от него.

Риццоли смотрела, как Мур надевает перчатки – бессмысленная мера предосторожности, подумала она, поскольку Хирург никогда не оставлял после себя отпечатков. Конверт был большой, коричневый с застежкой в виде пуговицы и резинки. Вверху было написано синими чернилами: «Кэтрин Корделл. Поздравление с днем рождения от Э.К.»

«Эндрю Капра», – подумала Риццоли.

– Вы не открывали его? – спросил Мур.

– Нет. Я сразу же отложила его на стол. И позвонила вам.

– Умница.

Риццоли сочла его ответ снисходительным, но Кэтрин явно подумала по-другому, поскольку зарделась от смущения и слегка улыбнулась ему. Что-то неуловимое промелькнуло между Муром и Кэтрин. Какая-то теплая волна, и Риццоли испытала нечто похожее на приступ болезненной ревности.

«Это зашло гораздо дальше, чем я думала».

– На ощупь он кажется пустым, – сказал он и размотал резинку. Риццоли подложила белый лист бумаги, чтобы поймать содержимое. Мур раскрыл конверт и перевернул его.

Шелковистые рыжеватые пряди высыпались из конверта на лист бумаги.

У Риццоли мурашки побежали по коже.

– Похоже на человеческие волосы, – пробормотала она.

– О Боже. О Боже...

Риццоли обернулась и увидела, что Кэтрин в ужасе пятится назад. Она уставилась на волосы Кэтрин, потом перевела взгляд на пряди, выпавшие из конверта.

«Это ее. Волосы Корделл».

– Кэтрин. – Голос Мура прозвучал нежно и успокаивающе. – Это могут быть вовсе не ваши волосы.

Она в отчаянии посмотрела на него.

– А что если это мои? Как он смог...

– Вы оставляете свою расческу в раздевалке? Или в кабинете?

– Мур, – сказала Риццоли. – Проверьте эти пряди. Их явно сняли не с расчески. Корневые концы срезаны. – Она повернулась к Кэтрин. – Кто в последний раз подстригал вам волосы, доктор Корделл?

Кэтрин медленно подошла к столу и посмотрела на срезанные пряди так, будто перед ней лежала ядовитая гадюка.

– Я знаю, когда он это сделал, – тихо произнесла она. – Я помню.

– Когда?

– Это было в ту ночь... – Она посмотрела на Риццоли изумленным взглядом. – В Саванне.

* * *

Риццоли повесила трубку телефона и посмотрела на Мура.

– Детектив Сингер подтверждает это. Прядь волос была срезана.

– Почему это не отражено в его отчете?

– Корделл заметила это только на второй день пребывания в больнице, когда посмотрела на себя в зеркало. Поскольку Капра был мертв, а на месте преступления никаких волос не обнаружили, Сингер предположил, что волосы отрезали в больнице. Возможно, в процессе реанимации. Помните, у Корделл было здорово повреждено лицо? Врачи могли отрезать пряди, чтобы обнажить кожу головы.

– А Сингер даже не опросил персонал больницы, чтобы убедиться в этом?

Риццоли отбросила карандаш в сторону и вздохнула.

– Нет. Никого он не опрашивал.

– Он просто оставил все, как есть? – Мур возмущенно развел руками. – И даже не отразил в своем отчете, поскольку не видел в этом никакого смысла.

– Да, но в этом есть смысл! Почему отрезанные волосы не были найдены на месте преступления, рядом с телом Капры?

– Кэтрин не помнит многое из того, что произошло с ней в ту ночь, – пояснил он. – Рогипнол сыграл злую шутку с ее памятью. Капра мог выйти из дома. Потом вернуться.

– Хорошо. Но теперь мы должны ответить на самый главный вопрос. Капра мертв. Как этот сувенир оказался в руках Хирурга?

На этот вопрос у Мура не было ответа. Двое убийц – один живой, другой мертвый. Что связывало этих двух монстров друг с другом? Связь между ними была гораздо более осязаемая, нежели энергетика; отныне она приобрела вполне материальную форму, которую можно увидеть и пощупать.

Он посмотрел на два пакетика с вещественными доказательствами. Один был помечен: «Волосы неизвестного происхождения». Во втором был образец волос Кэтрин для сравнения. Он лично отрезал эти медные пряди и положил в пакет. Весьма соблазнительный сувенир. Волосы – материя слишком интимная. Женщина носит их на ef5e, спит с ними. Они хранят ее запах, цвет, текстуру. Саму сущность женщины. Неудивительно, что Кэтрин пришла в ужас от того, что незнакомый человек обладал столь интимной частью ее тела. Гладил их, вдыхал их аромат, словно любовник, привыкающий к запаху своей избранницы.

«Теперь Хирург хорошо знает ее запах».

* * *

Близилась полночь, но в ее окнах все горел свет. Сквозь задернутые шторы он видел ее силуэт и знал, что она не спит.

Мур подошел к припаркованной патрульной машине и наклонился к окошку, чтобы поговорить с двумя дежурившими полицейскими.

– Есть что-то новенькое?

– Она не выходила из дома с тех пор, как пришла с работы. Все ходит по квартире. Похоже, ночь у нее будет бессонная.

– Я поднимусь к ней, поговорю, – сказал Мур и развернулся, чтобы перейти на другую сторону улицы.

– Останетесь на всю ночь?

Мур замер. Обернулся и недовольно взглянул на полицейского.

– Что вы сказали?

– Вы останетесь на всю ночь? Просто, если вы там будете, мы передадим это следующей дежурной группе. Чтобы они знали, что наверху есть кто-то из наших.

Мур устыдился своей гневной реакции. Вопрос полицейского был вполне резонным. Тогда почему же он так разволновался?

«Потому что я знаю, как это выглядит со стороны. Среди ночи я иду домой к женщине. Представляю, какие мысли их посетили. Но такие же мысли носятся и в моей голове».

Стоило ему переступить порог ее квартиры, как он увидел в ее глазах вопрос и ответил на него мрачным кивком.

– Не хочу вас огорчать, но лабораторный анализ подтвердил это. Он прислал ваши волосы.

Она приняла новость молча.

На кухне засвистел чайник. Кэтрин развернулась и вышла из комнаты.

Закрывая дверь, он обратил внимание на сияющий новый замок. Насколько ненадежна даже закаленная сталь, если имеешь дело с противником, который умеет проходить сквозь стены. Он последовал за Кэтрин на кухню и стал смотреть, как она выключает газ и снимает чайник с плиты. Она достала коробку с пакетиками чая и вздрогнула, когда они рассыпались по столу. Такое досадное недоразумение, казалось, было воспринято ею как катастрофа. Кэтрин тяжело облокотилась на стол, сжав кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Она отчаянно боролась со слезами, чтобы не упасть в его глазах, но явно проигрывала. Мур увидел, что она сделала глубокий вдох, расправила плечи, пытаясь сдержать рыдания.

Он больше не мог стоять и смотреть на это. Мур подошел к ней и притянул к себе. Долго держал ее, дрожащую, в своих объятиях. Весь день он думал об этом прикосновении, страстно желал его. Он не хотел, чтобы это случилось именно так – чтобы она, гонимая страхом, кинулась в его объятия. Ему хотелось большего, нежели быть ее тихой гаванью, надежным товарищем, к которому можно обратиться за помощью.

Но сейчас ей нужно было только это. Поэтому он держал ее в своих руках, укрывая от ужасов ночи.

– Почему это происходит снова? – прошептала она.

– Я не знаю, Кэтрин.

– Это Капра...

– Нет. Он мертв. – Он взял в ладони ее мокрое от слез лицо, заставил заглянуть ему в глаза. – Эндрю Капра мертв.

Уставившись на него, она замерла.

– Тогда почему Хирург выбрал меня?

– Если кто и знает ответ, так только вы.

– Я не знаю.

– Может быть, вам и кажется, что не знаете. Но вы сами говорили мне, что не помните всего, что произошло в Саванне. Не помните, как сделали второй выстрел. Не помните, кто отрезал вам волосы и когда. Что еще вы не помните?

Кэтрин покачала головой. Потом вздрогнула, услышав писк его пейджера.

«Почему нельзя оставить меня в покое?»

Он подошел к телефонному аппарату, висевшему на стене, чтобы ответить на звонок.

Риццоли приветствовала его легким упреком в голосе:

– Вы все-таки у нее.

– Вы догадливы.

– Нет, просто у меня на телефоне определитель номера. Сейчас полночь. Вы хорошо подумали о том, что делаете?

– Зачем вы звонили мне на пейджер? – раздраженно произнес он.

– Она слушает?

Он видел, как Кэтрин вышла из кухни. Без нее комната сразу показалась пустой. Лишенной всякого интереса.

– Нет, – ответил он.

– Я все думала насчет прядей волос. Знаете, у меня есть еще одна версия того, как они оказались у нее.

– И какая же?

– Она сама их себе послала, – с уверенностью в голосе заявила Риццоли.

– Даже не верится, что слышу подобную чушь.

– А мне не верится, что вам самому эта мысль никогда не приходила в голову.

– А какой мотив?

– Тот же самый, который заставляет людей признаваться в преступлениях, которых они не совершали. Подумайте только, сколько к ней сразу внимания! Ночь, а вы у нее, суетитесь, утешаете. Я не хочу сказать, что Хирург не охотится за ней. Но этот трюк с волосами заставил меня посмотреть на дело иначе. Пора подумать и о других вариантах. Откуда они могли взяться у Хирурга? Мог ли Капра передать их ему два года назад? И каким образом, если он лежал мертвый на полу в ее спальне? Вы сами увидели нестыковку между ее показаниями и протоколом вскрытия Капры. И мы оба знаем, что она не рассказала всей правды.

– Эти показания выудил из нее детектив Сингер.

– Вы полагаете, он добавил кое-что от себя?

– Подумайте только, под каким давлением работал Сингер. Четыре убийства. Все кричат об аресте преступника. И у него есть великолепное чистое решение: преступник мертв, убит своей жертвой. Кэтрин помогла ему закрыть дело, даже если ему и пришлось вложить в ее уста нужные слова. – Мур сделал паузу. – Нам необходимо знать, что произошло той ночью в Саванне на самом деле.

– Но Корделл единственная, кто там был. И она утверждает, что ничего не помнит.

Мур обернулся, услышав, что в кухню зашла Кэтрин.

– Подождите, еще не все потеряно, – сказала она.