Глава V

Внезапно он словно очнулся и вспомнил, что в восемь часов должен приехать его шеф, чтобы сделать поясничную пункцию больному, поступившему в отделение после обеда. Нужно мчаться в больницу, чтобы освободить Керра. Он выбежал из вокзала на туманную улицу. Ему повезло сесть на элдонгровский трамвай, который хоть и с большим трудом, но довез его вовремя. Как прошли следующие два часа, он так никогда и не вспомнил. Говорил и действовал будто автомат, едва сознавая, что находится в больнице. Раз или два он ловил на себе изумленный взгляд Драммонда, однако профессор не отпустил никаких комментариев, и наконец, ближе к десяти вечера, Мори сумел уйти к себе и дать волю своим чувствам.

Он полюбил, а так как вкус ее поцелуя был все еще на его губах, он знал, что она тоже полюбила. Это была неизбежность, которая даже отдаленно ни разу не приходила ему в голову. Все его мысли, все силы и устремления всегда были сосредоточены исключительно на одном – на карьере, желании вытащить себя из болота бедности и добиться в жизни ослепительного успеха. Что ж, рассуждал он, испытывая душевный подъем, если он мог действовать в одиночку, то разве нельзя достичь того же самого вместе с ней, при ее поощрении и поддержке? Пусть у нее скромный социальный статус, зато она обладает всеми качествами идеальной подруги‑помощницы. Он не мог ее потерять – одна только мысль об этом заставляла его морщиться, словно от перспективы внезапной смерти.

В тоске он нахмурил брови: что же теперь делать? Ситуация, в которую она попала, когда уже назначена дата свадьбы, причем через три недели, требовала незамедлительных действий. Что, если из‑за какого‑то страшного невезения он не сумеет ничему помешать? И тут он с ужасающей ясностью представил, как педантичный до умопомрачения Уолтер потребует полного выполнения супружеских обязанностей во всем, в том числе и в самой интимной сфере. Этого было достаточно, чтобы довести его до безумия. Он должен написать Мэри – срочно! – и отправить письмо экспресс‑почтой.

Когда он потянулся к столу за бумагой, внезапно зазвонил телефон «скорой помощи». С досадливым стоном он снял трубку. Это оказался Макдональд, ночной оператор коммутатора.

– Мистер Мори…

– Черт возьми. Мак… что на этот раз? Очередной ложный вызов на понос?

– Это личный звонок вам… Я сейчас соединю.

На линии что‑то заурчало, а потом:

– Дэвид…

У него перехватило в горле.

– Мэри, неужели это ты?

Она говорила сдержанно и в то же время напряженно:

– Я спустилась в лавку… Все остальные уже спят, и я здесь в полной темноте… но мне просто необходимо было поговорить с тобой… Дорогой Дэвид, я так счастлива.

Перед его мысленным взором промелькнуло милое видение – она стоит в ночной рубашке и тапочках в полумраке маленькой булочной.

– Я тоже, дражайшая Мэри.

– С той самой первой минуты в Крэгдоране… когда я увидела тебя в зеркале… я знала, Дэвид. А когда я подумала, что тебе все равно, это чуть не разбило мне сердце.

– Но теперь ты знаешь, что ошиблась. Я просто схожу по тебе с ума.

Он услышал, как из ее груди вырвался тихий, долгий вздох, и это было лучше всякого ответа.

– Я не могу долго говорить, дорогой Дэвид. Мне просто нужно, чтобы ты знал: я ни за что не выйду замуж за Уолтера. Никогда… никогда. Я и раньше не хотела, но дала себя уговорить. А потом, когда думала, что не нужна тебе… Но теперь я все ему расскажу… сразу с утра.

Он не мог допустить, чтобы она одна решала эту проблему.

– Я пойду с тобой, Мэри. Попрошу у Драммонда выходной.

– Нет, Дэвид, – твердо возразила она. – Тебе еще держать экзамен. Очень важно, чтобы ты сдал. А после сразу приезжай к нам. Я буду ждать… – Она слегка запнулась. – И… если у тебя выдастся свободная минутка, то напиши мне.

– Обязательно, Мэри. Я уже начал письмо.

– Жду не дождусь, когда его получу. Ну а теперь мне пора. Спокойной ночи, Дэйви, дорогой.

На том конце провода положили трубку. Сейчас она на цыпочках поднимется по лестнице притихшего дома в свою спальню, рядом с комнатой Уилли. Схватив перо и бумагу, он набросал длинное и пылкое письмо, после чего разделся в каком‑то трансе и упал на кровать.

Следующим утром он воодушевленно и с двойной энергией взялся за подготовку к выпускным экзаменам. Теперь, на последнем рывке, время не шло, а бежало. Когда настал решающий день, он вошел в «Элдон Холл» натянутый, как струна, но уверенный в себе и занял место за одним из столов. Выдали первые бланки с вопросами. После быстрого ознакомления он увидел, что вопросы ему подходят, и начал писать, ни разу не подняв глаза, заполняя страницу за страницей ровным четким почерком. Последующие три дня, разрываясь между больницей и университетом, он во время экзаменов садился за тот же стол и старался изо всех сил – не только ради себя самого, но и ради нее.

Затем настал черед экзаменов по клинике. На терапии он сразу поставил диагноз: бронхоэктаз со вторичным церебральным абсцессом. Ему казалось, что он хорошо справляется. В последний день сессии он явился на устный экзамен. Драммонд, сидевший рядом со стариком Мердо Маклишем, профессором королевской кафедры акушерства, известным среди студентов под кличкой Хайлендский Мерин, и Первисом, приглашенным экзаменатором, дружески ему кивнул и заметил своим коллегам:

– Это тот парень, у которого есть врачебный такт.

– Похоже, у него есть гораздо больше, – сказал Первис, просмотрев его экзаменационные листы.

Они начали опрос, и Мори – быстрый на ответ, сговорчивый, улыбчивый и при этом неизменно почтительный – чувствовал себя на высоте, хотя Мерин давал ему повод для беспокойства. Эта устрашающая личность, наводившая ужас на многие поколения шотландских студентов, но в то же время оказывавшая им поддержку, уже успела войти в легенду благодаря своей грубой прямолинейности и вульгарному юмору. На вводной лекции семестра он имел обыкновение вызвать к кафедре какого‑нибудь робкого юношу, швырнуть ему кусок мела и, ткнув в доску с мрачной ухмылкой, на глазах у всего потока высказать в самых грубых выражениях свое пожелание получить наглядное изображение женских наружных половых органов. Сейчас же он говорил немного и внимательно наблюдал за Мори, а в его маленьких красных глазках сквозило подозрение. Вскоре, однако, опрос подошел к концу, и Первис сказал с улыбкой:

– Думаю, нет необходимости задерживать вас долее. – Когда Мори ушел и за ним закрылась дверь, он добавил: – Приятный юноша.

Мерин раздраженно покачал головой.

– Соображает хорошо, – проворчал он, – хотя, конечно, большой пройдоха.

Его коллеги расхохотались. В этом возрасте никто старика Мердо уже не воспринимал всерьез.

Результата экзаменов должны были вывесить в субботу утром. Пока Мори поднимался подлинной тропе на университетский холм, вся его уверенность куда‑то испарилась. Он ошибался: и вовсе он не преуспел на экзаменах, а провалился. Он едва осмелился подойти к доске объявлений у главной арки. Его имя оказалось наверху списка рядом с двумя другими. Он сдал с отличием.

У Мори закружилась голова. После всех лет неизменного самоотречения в торжественность минуты как‑то не верилось. Радость была двойной оттого, что вскоре он разделит ее с Мэри. Едва выслушав поздравления сокурсников, собравшихся вокруг доски, он немедленно отправился в местный почтовый филиал у подножия Гилморского холма и послал телеграмму: «ПРИБУДУ АРДФИЛЛАН ПОЕЗДОМ 17.30 СЕГОДНЯ».

Он надеялся, что к этому часу она успеет вернуться из Крэгдорана, и действительно, когда он приехал, она была уже на вокзале, встречала его. Быстро‑быстро, с сияющими глазами, бледная, но еще красивее, чем раньше, она приближалась и, оказавшись рядом, задохнувшись, не обращая ни на кого внимания, подставила ему губы. Если за последние лихорадочные дни он забыл теплую свежесть ее поцелуя, то теперь узнал заново. Они покинули вокзал и направились к пекарне, а он так и не выпустил ее руки. Переполненные чувствами, они пока не произнесли ни одного вразумительного слова. Он видел, что она не осмеливается задать самый важный на тот момент вопрос, и хотя заранее готовился интригующе долго рассказывать о своем успехе, сумел лишь робко выдавить, не поднимая глаз:

– Я сдал, Мэри… с отличием, среди первых.

Она вдруг нервно сжала ему пальцы и напряженным от эмоций голосом произнесла:

– Я знала, что так и будет, Дэйви, дорогой… я так рада, ужасно рада за тебя. Теперь нам вместе ничего не страшно.

Он в тревоге склонился к ней.

– Что, трудно пришлось?

– Нелегко. – Она нежно на него взглянула, смягчив тем самым последовавшие слова. – Когда я пошла к Уолтеру, он сначала решил, будто я шучу. Все никак не мог поверить, что какая‑то женщина его отвергла. А когда убедился в моей серьезности… повел себя… не очень красиво. Потом его родители пришли к моему отцу… это тоже было неприятно… – Она печально улыбнулась. – Я узнала про себя много нового.

– О боже, – простонал он. – Подумать только, тебе столько пришлось вынести, а меня не было рядом. С каким удовольствием я сломал бы этому негодяю шею.

– Нет, – серьезно сказала она. – Наверное, это я виновата. Но я могу только благодарить небеса за то, что избавилась от этой семейки… – Она сильнее прижалась к нему. – И за то, что встретила тебя. Я люблю тебя, Дэйви.

– А я тебя, Мэри.

– Это самое главное, – вздохнула она. – Все остальное не имеет значения.

– Но разве твои родные не встали за тебя горой?

– Отчасти, – сказала она. – Не считая Уилли, они не слишком мною довольны из‑за всего… Ну вот мы и пришли, сначала заглянем к отцу.

Мэри завела его в пекарню через боковой вход. Там было тесно и темно, от двух раскаленных печей шел жар, и сладко пахло свежеиспеченным хлебом. Дуглас вместе со своим помощником Джоном Дональдсоном задвигал тяжелую полку, на которой выстроились ряды двойных шотландских буханок, темной корочкой вверх. Пекарь, без пиджака, в испачканном мукой фартуке и старых белых холщовых туфлях, бросив взгляд через плечо, увидел Мори, но не стал прерываться. Покончив с делом, он медленно снял фартук и только тогда подошел.

– Сам, значит, явился, – сказал Дуглас, не улыбаясь, и протянул руку.

– Отец, – выпалила Мэри, – Дэвид с отличием сдал экзамен, он среди первых в списке.

– Значит, ты теперь врач. Ладно, уже кое‑что.

Он повел их за собой из пекарни наверх, в гостиную, где Уилли сидел за расчищенным столом и делал уроки, а тетушка Минни вязала у окна. Мальчик радостно улыбнулся при виде Мори. Тетка, однако, даже не взглянула в его сторону, продолжала вязать, хмуро уставившись на мелькающие спицы.

– Садись, парень, садись, – сказал маленький пекарь. – Сегодня мы выпили чайку пораньше, не как обычно… но… может, позже, если проголодаешься, Мэри принесет тебе перекусить.

Дэвид опустился у стола на жесткий стул, Мэри придвинула ближе к нему свой стул и тоже села.

– Выйди из комнаты, Уилли, – сказала тетушка, воткнув наконец спицы в вязание и одарив Мори холодным взглядом. – Слышишь меня, Уилли!

Мальчик ушел.

– Итак, Дэвид, – начал пекарь, – ты должен понять, что для всех нас это было потрясение…

– И для всех прочих тоже, – встряла тетушка Минни, возмущенно качая головой. – Весь город гудит. Просто скандал и позор.

– Да, – снова заговорил Дуглас. – Мы оказались в весьма неприятной ситуации. Моя дочь обручилась с достойным человеком. У него хорошие связи, в округе его уважают. Она не только обручилась, но уже назначили день свадьбы… когда ни с того ни с сего, без всяких причин, она вдруг все отменяет ради какого‑то незнакомца.

– Причина была, сэр, и очень весомая. Мы с Мэри полюбили друг друга.

– Полюбили! – воскликнула тетка неописуемым тоном. – Но до того, как вы прикатили на этой своей проклятой тарахтелке, как какой‑нибудь… какой‑нибудь недоделанный Лохинвар,[28]она любила Уолтера.

– Ничего подобного. – Мори почувствовал, как Мэри украдкой коснулась его руки под столом. – Она никогда его не любила. И я убежден, что она никогда не была бы с ним счастлива. Вы назвали Стоддарта достойным человеком. Я же считаю его напыщенным, самодовольным, бесчувственным ослом.

– Хватит! – резко перебил его Дуглас. – Уолтер, возможно, не без странностей… но мы знаем, что нутро у него крепкое.

– А про вас даже этого не скажешь! – бросила тетка.

– Мне жаль, что вы обо мне такого плохого мнения. – Мори с укоризной посмотрел на Минни. – Надеюсь, позже вы его измените. Помолвки расторгают довольно часто. Лучше поздно, чем никогда.

– Верно, – тихо шепнула Мэри, – Уолтер мне никогда не был нужен.

– Тогда почему же ты раньше об этом не сказала, окаянная твоя душа? Теперь ты настроила Стоддартов против нас. И они всегда будут нас ненавидеть. Сама знаешь, каково теперь придется твоему отцу.

– Да, хорошего теперь не жди… но чем меньше разговоров по этому поводу, тем лучше.

– А я все‑таки выскажусь, Джеймс. – Тетушка наклонилась вперед, обращаясь к Мори: – Вам может вздуматься, что у нас тут все легко и гладко. Но это не так. Совсем не так. Со всеми этими большими комбайнами и хлебом, выпеченным автоматами, а еще прибавьте доставку грузовиками, что утюжат наши дороги, не говоря уже об изменениях, которые мы должны внести по новому закону о фабриках, моему зятю много лет приходится нелегко, он трудится в поте лица, а ведь здоровье у него уже не то. А Уолтер определенно пообещал, что через своего отца…

– Хватит, Минни. – Дуглас поднял руку. – Чем меньше сказано, тем быстрее забудется. Мне пока удается стоять на собственных ногах. Так было и, надеюсь, с Божьей помощью, так и будет.

Наступила тишина. Мори, пожав руку Мэри, обратился к пекарю. Никогда еще он не представал в таком выгодном для себя свете, его свежее умное молодое лицо так и сияло от искренних чувств.

– Я сознаю, что причинил вам много неприятностей, сэр… и боли. Мне искренне жаль. Но есть такие вещи, против которых ты бессилен… например, молнии… случается, они ударяют. Вот так и произошло со мной и Мэри. Быть может, сейчас вы обо мне не слишком высокого мнения. – Он повернулся к тетушке Минни. – Но я вам еще докажу… Вы не пожалеете о том, что я стал вашим зятем. У меня есть диплом, причем хороший. Я легко получу работу, и пройдет совсем немного времени, как я обзаведусь первоклассной практикой. Я хочу лишь одного – чтобы Мэри была со мной – и уверен, она тоже этого хочет.

Он улыбнулся, переводя взгляд с одного на другого, своей застенчивой, обаятельной, трогательной улыбкой.

Все молчали. Несмотря на решение проявить твердость, пекарь не смог удержаться от одобрительного кивка.

– Хорошо сказано, Дэвид. И раз уж ты высказался, я тоже признаюсь, что с самого первого раза… как и моя Мэри… – он улыбнулся дочери, – я проникся к тебе симпатией. Мне понравилось, что ты многого добился. А раз чему быть, того не миновать, я согласен на вашу помолвку. Что касается женитьбы, то нужно подождать для приличия, да, нужно подождать, чтобы не допустить в городе скандала. Поработай месяца три или четыре, а там поглядим. Что скажешь на это, Минни?

– Что ж… – смягчилась тетка. – Нечего плакать над разлитым молоком. – Даже на нее произвела впечатление пылкая маленькая речь недавнего студента. – Наверное, ты прав… нам не стоит поступать с ними слишком сурово.

– Спасибо, папа… спасибо, тетушка Минни. – Мэри вскочила и бросилась их целовать. Щеки ее пылали, на лоб упал выбившийся из прически локон, и она отбросила его назад с торжествующим видом. – Я знала, что все будет хорошо. А сейчас, тетушка, можно, я принесу Дэвиду немножко поесть?

– Принеси ему печенья и сыра. И захвати несколько вишневых кексов из свежей партии. Я знаю, он их любит. – Она бросила на Мори косой взгляд. – В прошлый раз шесть штук проглотил.

– И еще одно, папа, – с ангельским видом взмолилась Мэри. – Можно Дэйви остаться здесь на ночь? Пожалуйста. Я так давно его не видела.

– Ладно… но только на одну ночь. Завтра ему придется уехать, искать работу. – В голову маленького пекаря закралась какая‑то мысль, и он сурово добавил: – А если ты рассчитываешь на прогулку сегодня вечером, то Уилли пойдет с вами.

Мэри заметалась между кухней и гостиной, выстроив перед Мори тарелочки с отборным угощением, но после всего пережитого в этот волшебный день кусок не лез ему в горло, аппетита почти не было. Когда он поужинал, она надела шляпку и пальто. Каждое ее движение казалось ему особым и значительным, дорогим, неповторимым, восхитительно женственным. Они вышли рука об руку и побрели в темноте вдоль городской стены, а Уилли крутился где‑то рядом. Мальчик, взволнованный тем, как повернулись события, болтал не останавливаясь и забрасывал Мори всевозможными вопросами, а у того не хватало духу сказать, чтобы он не мешал им. Зато Мэри, терзаемая тем же желанием, оказалась сообразительнее.

– Уилли, дорогой, – мило произнесла она, когда они достигли конца дорожки, – я только что вспомнила, что забыла купить для тетушки на завтра мятных лепешек. Держи трехпенсовик. Сбегай в лавку Макеллара и купи лепешек на два пенса, а себе – шоколадный батончик. Вот молодец. А мы с Дэйви посидим здесь, пока ты не вернешься.

Когда Уилли умчался прочь, они скрылись в пустой беседке. Забившись в угол, куда не доставал ветер, они прижались друг к другу, и стук их сердец заглушал шум прибоя. На берег накатывали волны, по небу пролетала падающая звезда, но они этого не замечали. У Мэри были сухие и теплые губы, а невинность ее поцелуя, пусть даже пылкого и страстного, никогда прежде так его не трогала.

– Дэйви, дорогой, – прошептала она, прижимаясь щекой к его щеке. – Я так счастлива, что готова умереть. Во мне столько любви, что сердце вот‑вот разорвется.

Date: 2015-06-12; view: 263; Нарушение авторских прав