Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
ГЛАВА 8. Полковник ничего не сказал и пошел по коридору впереди рассыльного
Полковник ничего не сказал и пошел по коридору впереди рассыльного. Коридор был длинный, просторный, с высокими потолками и по-барски большими промежутками между номерами, выходящими на Большой канал. И так как раньше это был дворец, из всех номеров открывался прекрасный вид, если не считать, конечно, бывших людских. Путь показался полковнику длинным, хотя идти было совсем недалеко, и когда наконец появился коридорный — низенький, черноволосый, с поблескивающим в левой глазнице стеклянным глазом — и, сдерживая широкую улыбку, стал ворочать в скважине большим ключом, полковник никак не мог дождаться, чтобы дверь поскорее открылась. — Отворяйте же, — сказал он. — Сейчас, сейчас, — сказал коридорный. — Вы знаете, какие тут замки. «Да, — подумал полковник, — знаю. Но я хочу, чтобы он отпер побыстрее». — Как поживают ваши домашние? — спросил он коридорного, когда тот наконец распахнул дверь. Полковник вошел и очутился в комнате с высоким, потемневшим, но хорошо полированным гардеробом, двумя удобными кроватями и большой люстрой; через еще закрытые окна была видна исхлестанная ветром вода Большого канала. В ущербном свете зимнего дня канал был серый, как сталь, и полковник попросил: — Арнальдо, откройте, пожалуйста, окно. — Сегодня сильный ветер, а комната плохо натоплена — не хватает электричества. — А для электричества не хватает дождей, — сказал полковник. — Откройте окна. Все окна. — Сию минуту, полковник. Слуга растворил окна, и в комнату ворвался северный ветер. — Будьте добры, соединитесь с портье и попросите позвонить по этому телефону. Слуга позвонил, пока полковник был в ванной. Потом он доложил: — Графини нет дома. Но там думают, что вы найдете ее у «Гарри». — Чего только не найдешь у «Гарри»! — Да, полковник, кроме счастья. — Ну его-то я, черт возьми, тоже найду! — заверил его полковник. — Счастье, сами знаете, понятие относительное. — В этом вы правы. Я принес горькую настойку и бутылку джина. Смешать вам кампари и джин с содовой? — Вы славный малый, — сказал полковник. — Откуда вы это принесли, из бара? — Нет. Купил, пока вас не было, чтобы вам не пришлось переплачивать в баре. Больно уж там все дорого. — Верно, — согласился полковник. — Зря только вы вкладывали свои деньги в такую аферу. — Риск — благородное дело. А мы оба рисковали не раз. Джин стоил три тысячи двести лир, он не контрабандный. Кампари — восемьсот. — Вы очень славный малый, — сказал полковник. — Как вам понравились утки? — Жена до сих пор их вспоминает. Нам еще не приходилось есть диких уток — они ведь дорого стоят, такое лакомство не для нас. Но один сосед рассказал ей, как их готовить, а потом мы вместе с этими соседями их и съели. Ну до чего же вкусно! В жизни не думал, что на свете бывает такая еда! Возьмешь в рот кусочек — ну просто сердце тает! — И для меня тоже ничего нет вкуснее этих жирных уток из-за «железного занавеса». Они летят через громадные поля Дунайской равнины. У нас тут утки делают короткие перелеты, но прилетают к нам всегда по одному и тому же пути, с тех времен, когда еще и ружей не было. — Я плохо разбираюсь в охотничьих делах, — сказал слуга. — Мы для этого слишком бедны. Нам не до охоты. — Но в Венето охотятся не одни только денежные люди. — Да. Оттуда всю ночь доносится стрельба. Но мы еще беднее их. Мы беднее, чем вы себе представляете. — Почему же, я вполне могу себе представить. — Не знаю, — сказал слуга. — Жена даже все перья собрала. Она просила вас поблагодарить. — Если послезавтра нам повезет, мы настреляем много дичи. Больших селезней с зелеными головами. Скажите жене, что, если нам повезет, она получит очень вкусных уток — жирных, как поросята — они здорово отъелись у русских, — и с красивыми перьями. — А как вы относитесь к русским, полковник, если это, конечно, не секрет? — Говорят, это наш будущий враг. Так что мне как солдату, может, придется с ними воевать. Но лично мне они очень нравятся, я не знаю народа благороднее, народа, который больше похож на нас. — Мне ни разу не посчастливилось с ними встретиться. — Не горюйте, у вас еще все впереди. Встретитесь. Разве что почтенный Паччарди задержит их на реке Пьяве, в которой, правда, больше не осталось воды. Ее разбирают гидростанции. Может, господин Паччарди решит драться с ними там. Но не думаю, чтобы бой очень затянулся. — А я даже не знаю, кто он такой, этот господин Паччарди. — Зато я знаю. А теперь попросите соединить вас с «Гарри» и спросите, нет ли там графини. Если нет, позвоните еще раз домой. Полковник проглотил смесь, приготовленную Арнальдо, коридорным со стеклянным глазом. Пить ему не хотелось, и он знал, что это ему вредно. Но он пил с тем упорством дикого кабана, с каким жил всю жизнь, и когда он шел к открытому окну, движения его были по-кошачьи мягки, хотя это был уже довольно старый кот; он поглядел на Большой канал, который серел на глазах, словно его написал Дега в один из своих самых сереньких дней. — Большое спасибо, Арнальдо, — сказал полковник. Тот разговаривал по телефону и только кивнул, блеснув в улыбке стеклянным глазом. "Жаль, что ему пришлось вставить стеклянный глаз, — думал полковник. — Жаль, — подумал он, — что я люблю только тех, кто воевал или был искалечен. Среди остальных тоже есть славные люди, я к ним отношусь хорошо и даже с симпатией; однако настоящую нежность я питаю только к тем, кто был там и понес кару, которая постигает всех, пробывших там достаточно долго. Ну да, любой калека может меня обдурить, — думал он, допивая джин, который ему не хотелось пить. — Любой сукин сын, если только ему как следует попало, — а кому же не попадет из тех, кто там долго пробыл? Вот таких я люблю. Да, — согласилась другая, лучшая сторона его натуры. — Таких ты любишь. — А зачем мне это надо? — думал полковник. — Зачем мне кого-то любить? Лучше бы поразвлечься напоследок. Но и поразвлечься, — говорила лучшая сторона его натуры, — ты не сможешь, не любя. Ладно, ладно, вот я и люблю, как последний сукин сын", — сказал себе полковник, правда, не вслух. А вслух он сказал: — Ну как, дозвонились, Арнальдо? — Чиприани еще не пришел, — сказал слуга. — Его ждут с минуты на минуту, а я не кладу трубку на случай, если он сейчас появится. — Дорогое удовольствие, — сказал полковник. — Ну-ка, доложите, кто там есть, и не будем терять время попусту. Я хочу знать точно, кто там сейчас есть. Арнальдо что-то вполголоса произнес в трубку. Потом он прикрыл трубку рукой: — Я разговариваю с Этторе. Он говорит, что барона Альварито еще нет. Граф Андреа там, он довольно пьян, но, как говорит Этторе, не так пьян, чтобы вы не могли с ним повеселиться. Там все дамы, которые обычно бывают после обеда, ваша знакомая греческая княжна и несколько человек, с которыми вы не знакомы. И разная шушера из американского консульства — они сидят там с полудня. — Пусть позвонит, когда эта шушера уберется, — я тогда приду. Арнальдо сказал что-то в трубку, а потом повернулся к полковнику, который смотрел в окно на купол Доганы. — Этторе говорит, что он бы их выпроводил, но боится, не рассердится ли Чиприани. — Скажите, чтобы он их не трогал. Раз им сегодня после обеда не нужно работать, почему бы им не напиться, как всяким порядочным людям? Но я не хочу их видеть. — Этторе говорит, что он позвонит. Он просит передать, что, по его мнению, они сами сдадут позиции. — Поблагодарите его, — сказал полковник. Он смотрел, как гондола с трудом движется по каналу против ветра, и думал, что если уж американцы пьют, их с места не сдвинешь. «Я ведь понимаю, им здесь скучно. Да, здесь, в этом городе. Им тут очень тоскливо. Здесь холодно, платят им маловато, а топливо стоит дорого. Жены их молодцы, они мужественно делают вид, будто живут не в Венеции, а у себя в Киокаке, штат Айова, а дети уже болтают по-итальянски, как маленькие венецианцы. Но сегодня, Джек, мне не хочется разглядывать любительские снимки. Сегодня мы обойдемся без любительских снимков, без полупьяных откровений, назойливых уговоров выпить и скучных неурядиц консульского быта». — Нет, Арнальдо, мне сегодня что-то не хочется ни второго, ни третьего, ни четвертого вице-консулов. — В консульстве есть очень милые люди. — Да, — сказал полковник. — В девятьсот восемнадцатом тут был чертовски симпатичный консул. Его все любили. Сейчас вспомню, как его фамилия. — Вы любите уходить далеко в прошлое, полковник. — Так дьявольски далеко, что меня это даже не веселит. — Неужели вы помните все, что было когда-то? — Все, — сказал полковник. — Его фамилия была Керрол. — Я о нем слышал. — Вас тогда еще и на свете не было. — Неужели вы думаете, что надо вовремя родиться, чтобы знать все, что тут происходит? — Да, вы правы. Неужели все тут знают всё, что происходит в городе? — Не все. Но почти все, — сказал слуга. — В конце концов, простыни есть простыни, кто-то должен их менять, кто-то должен их стирать. Я не говорю, конечно, о постельном белье в таком отеле, как наш. — Мне случалось совсем неплохо обходиться и без постельного белья. — Еще бы! Но гондольеры, хоть они и самые компанейские люди и самые, на мой взгляд, у нас порядочные, любят поболтать. — Я думаю! — Потом священники. Они хоть никогда и не нарушают тайны исповеди, но тоже любят почесать языки. — Еще бы! — А их домоправительницы — посплетничать друг с другом. — Это их право. — Теперь — официанты. Люди разговаривают за столиком так, словно официант — глухонемой. У официанта есть правило никогда не подслушивать беседы клиентов. Но уши-то ведь себе не заткнешь! У нас, между собой, тоже идут разговоры, — конечно, не в таком отеле, как этот… И так далее. — Да, теперь понятно. — Я не говорю уже о парикмахерах! — Какие новости на Риальто? — Вам расскажут у «Гарри» всё, кроме того, в чем замешаны вы сами. — А я в чем-нибудь замешан? — Все обо всем знают. — Ну что ж, меня это только украшает. — Кое-кто не понимает той истории в Торчелло. — Да будь я проклят, если я и сам что-нибудь понимаю! — А сколько вам лет, полковник, простите за нескромность? — Пятьдесят да еще один. Почему вы об этом не спросили портье? Я всегда заполняю листок для квестуры23. — Я хотел это услышать от вас самих и поздравить. — О чем это вы? Не понимаю. — Разрешите вас все-таки поздравить. — Не могу, раз не знаю с чем. — Вас очень любят у нас в городе. — Спасибо. Вот это мне приятно слышать! В эту минуту зазвонил телефон. — Я возьму трубку, — сказал полковник и услышал голос Этторе: — Кто говорит? — Полковник Кантуэлл. — Позиция сдана, полковник. — Куда они пошли? — В сторону Пьяццы. — Хорошо. Я сейчас буду. — Приготовить вам столик? — В углу, — сказал полковник и положил трубку. — Я пошел к «Гарри». — Счастливой охоты. — Охотиться я буду на уток послезавтра поутру в botte24 на болотах. — Ну и холодно же там будет! — Наверно, — сказал полковник, надел плащ и поглядел на себя в большое зеркало, надвигая фуражку. — Ну и уродина! — сказал он в зеркало. — Вы когда-нибудь видели более уродливое лицо? — Да, — сказал Арнальдо. — Мое, каждое утро, когда бреюсь. — Нам обоим лучше бриться в темноте, — сказал полковник и вышел.
|