В. Украшение тела

Необходимо сказать также о красоте человеческого тела, поскольку эта тема, помимо того, что является важной в контексте понимания православного учения о красоте вообще, также имеет немаловажное значение для христианина по той причине, что относится к нравственно-практической плоскости.

В отличие от распространенных в эпоху начала христианской цивилизации воззрений, церковные писатели, вдохновляемые представлением о красоте и гармоничности сотворенного Богом мира, никогда не отрицали телесность как таковую и не воспринимали тело как злое начало или нечто лишнее для человеческого существа (к противоположной позиции в то время склонялись гностические и платонические авторы).

Касаясь в своих сочинениях темы телесности, учители Церкви проявляли единодушие в том, что красота человеческого тела – в его естественности. Покушение на эту естественность, по сути, есть покушение на замысел и волю Божию о телесности человека. Эта тема приобретала особенную остроту в вопросе о женских украшениях. Еще апостол Павел касался этого вопроса, и последующая церковная традиция следовала ему. Апостол говорит об этом следующее: «желаю… чтобы жены, в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, украшали себя не плетением [волос], не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми делами, как прилично женам, посвящающим себя благочестию»[70]; «да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной [красоте] кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом»[71].

Как указывает Климент Александрийский, яркие и пестрые наряды женщин, богатые украшения, а также восхищение всем этим – могут свидетельствовать только о дурном вкусе, об отсутствии чувства естественной красоты, каковая была дарована человеку Богом при сотворении, и утрачивается – в том числе таким образом, с грехопадением[72]. Ярко эта тема раскрывается у святителя Григория Богослова. Так, говоря надгробное слово своей сестре Горгонии, умершей в расцвете лет, святитель Григорий упоминает о ее красоте и отмечает, что ее украшало ни золото, ни пышные прически, ни богатая и прозрачная одежда, ни драгоценные камни, ни «красота», которую можно купить – то есть, не нечто поддельное; «напротив того, она хотя знала много всякого рода наружных женских украшений, однако же ничего не находила драгоценнее своих нравов и внутри сокровенного велелепия». Согласно святителю Григорию, внешние украшения покрывают, замазывают образ Божий, и вместо человека как образа Божиего выставляют напоказ блудницу. Естественная же красота телесности человека как образа Божиего, как видно и из приведенных слов святителя Григория, теснейшим образом связана с его душевным расположением, поскольку обращать внимание на «женские украшения», удаляющие от естественности, значит не радеть достаточным образом о красоте души.

Святитель Григорий увещевает женщин: «Если природа дала вам красоту, не закрывайте ее притираниями, но чистую храните для одних своих супругов и не обращайте на постороннего жадных очей, потому что вслед за очами неблагочинно ходит и сердце. А если при рождении не получили вы в дар красоты, то избегайте второго безобразия, то есть не заимствуйте красоты у рук, – красоты, которую доставляет земля, которую распутные женщины покупают, и покупают за несколько оболов; красоты, которая стирается и стекает на землю, не может удержаться на тебе во время смеха, когда веселье приводит в трепет ланиту; красоты, которую изобличают в подлоге ручьи слез, увлаживающий ланиты страх и уничтожает капля росы. Не расписывай себе лица, распутная женщина, не подделывай своего цвета; я признаю ту одну красоту, которую дала природа, потому что богатство, оставленное мне отцом, лучше того, которое собрала рука моя беззаконно, пусть оно мало, но обильнее последнего. … Сохраняй тело свое таким, каково оно по природе, и не желай, чтобы тебя почитали инаковой, нежели какова ты в действительности»[73].

Итак, тому, кому природа не дала красоты, святитель Григорий не советует восполнять себе красоту при помощи искусственных средств – православие не является религией телесной красоты, поэтому нет необходимости быть телесно красивым любыми средствами; искусственно наведенная красота в собственном смысле есть безобразность. Позиция святителя Григория основана на принципе иерархии красоты: телесная красота бессмысленна без красоты душевной; и искусственное украшение своего тела есть проявление отсутствия этой красоты души. В свою очередь, красота души, то есть правильное ее устроение, отсутствие страстей, склоняющих к области телесного – необходимо способности человека к духовной красоте, его просвещенности Красотой Божества. Имея все это в виду, надо понимать, что, конечно, человеку нельзя «запускать себя», совсем не обращая внимание на свою внешность. Украшать себя сверх меры не стоит, но следить за своим внешним видом, для того, чтобы соответствовать социальным нормам, христианину необходимо, если он, конечно, не ведет пустынническую жизнь.

В итоге, вопрос о телесной красоте – да и понимание красоты вообще в рамках православного вероучения – упирается в проблематику правильной иерархии ценностей, согласно которой необходимо строить свою жизнь каждому христианину. А именно, телесное начало в человеке должно быть подчинено началу душевному, душевное – духовному, духовное же начало должно быть подчинено Богу. В этом случае и телесная составляющая человека будет производить ощущение гармоничности и складности. В качестве примера можно привести свидетельство святителя Афанасия Александрийского из его жития преподобного Антония – «отца монашества». Как говорит святитель Афанасий, «сpеди дpугих выделялся Антоний не pостом и взpачностью, но благонpавием и чистотою души. Поскольку душа была безмятежна, то и внешние чувства оставались невозмущаемыми, а потому от душевной pадости весело было и лицо, и по движениям телесным можно было ощущать и уpазумевать спокойствие души»[74].

Вопроса красоты телесности мы еще коснемся ниже, когда будем вести речь о просветленных и одухотворенных Божественными энергиями телах святых. Именно такой способ существования телесности в рамках человеческой природы понимается в контексте православного вероучения как оптимальный и совершенный.