Глава 20. Я недовольно рассматривала в зеркале свое лицо

СУД

Я недовольно рассматривала в зеркале свое лицо.

– Прошло три дня, а опухоль так и не спала, Гарт, – констатировала я, надув губы. – Я больше не красивая. Мне надо уйти в монастырь.

– Брось молоть чепуху и возвращайся в кровать, – проворчал Гарт.

– Ваше предложение даже рассмотрению не подлежит, – заявила я, вздернув подбородок. – Ты хоть понимаешь, что мы всего один раз за четверо суток выбирались из дома. И то, если бы это не генерал Джексон нас пригласил, а кто‑нибудь другой, ты бы так и не вылез из постели! Как можешь ты, человек действия, проводить столько времени в праздности!

– Ты верно заметила, я – человек действия, Элиза. Вот тебе и ответ на твой вопрос.

Гарт приподнялся на локте.

– Так ты идешь, или мне тебя принести?

– Ты такой пылкий, Гарт! На нас посмотреть со стороны, так можно решить, будто мы с тобой пара юнцов с бурлящей кровью, а не солидный слуга народа с женщиной, которая была его постоянной спутницей целых четыре месяца, а до этого еще долго отравляла ему жизнь.

– Если бы я был зеленым юнцом, – усмехнулся Гарт, – я бы затащил тебя в постель силой. Но поскольку я старый и седовласый, я могу только просить.

– Ну что же, в таком случае, – я ущипнула его за палец на ноге, – я, конечно же, не пойду к тебе! Старики меня не интересуют…

Гарт стремительно бросился ко мне. Я с визгом кинулась прочь, но, задев туфелькой за ковер, споткнулась. Мы оба упали на пол, смеясь и целуя друг друга.

– Как я тебя люблю, – счастливо бормотала я, – я бы хотела… я хочу, чтобы это никогда не кончалось.

– Так и будет… Но постой, не ты ли говорила, что будешь счастлива видеть меня раз в год по обещанию? Как же так? Чему верить?

– Я так слабовольна и так ненасытна. Я так тебя люблю!

– Бедняжка, насколько мне помнится, ты сама делала все, чтобы мы встречались как можно реже.

– У тебя жена, дом, твои избиратели…

– К черту их всех! К черту Жоржетту и Хайлендс, к черту сенат США! Неужели ты думаешь, что я позволю кому‑нибудь из них отнять тебя? Мы убежим. Мы уедем на запад, в ту часть страны, где не ступала нога ни одного белого. Я буду греться на солнышке, а ты будешь отбиваться от медведей, индейцев и волков.

– Гарт, не дразни меня.

– Я не дразню, я восхищаюсь тобой, Элиза. Как ты сражалась с этими красномундирниками! Как рассерженная львица защищает своего львенка! «Кто‑нибудь, дайте оружие!» Великолепно! Превосходно! Если бы все женщины были, как ты, нам, мужчинам, не пришлось бы воевать. Мне даже жаль Кокрейна. Он проиграл не только войну, но и свой почетный трофей – луизиано‑французскую шпионку! Представляю, какое лицо было у того бедняги боцмана, когда ты прыгнула за борт! – закончил он со смехом.

– Ты бы тоже прыгнул, Гарт, если бы тебя обещали повесить на рассвете! Радуйся, что я воевала на твоей стороне.

– О моя леди, я рад.

Гарт перестал смеяться, черты его лица смягчились, и он поцеловал меня глубоко и нежно.

– Мы вместе уже четвертый день и с тех пор ни разу не поссорились. Такое с нами впервые!

– Я тоже это заметил, Элиза. Наверное, ты взрослеешь.

Я приготовилась произнести гневную тираду, но, увидев его смеющиеся глаза, улыбнулась.

– Зачем ты заставляешь меня нападать? А вдруг я вооружена?

– Я отниму у тебя оружие.

– Я все равно буду сражаться с тобой!

– А я все равно завоюю тебя.

– Силой?

– Любовью.

Гораздо позднее, когда мы лежали в постели, тесно прижавшись друг к другу, я почувствовала, что готова рассказать ему о нашем ребенке. Я наконец поверила, что могу доверять ему, что он не обидит меня, не сделает больно.

– Гарт, послушай. Я должна сказать тебе что‑то важное…

В дверь постучала Саванна.

– Там, внизу, какие‑то люди спрашивают мисс Элизу. Они хотят видеть ее прямо сейчас.

– Вели им убираться и приходить на той неделе, – откликнулся Гарт.

– Я так им и сказала, но они не уходят. Они сказали, что будут ждать, пока мисси спустится.

– Как ты думаешь, что им надо? – спросила я Гарта, выбираясь из постели и натягивая платье.

– Бог знает. Должно быть, твои прежние любовники решили поздравить тебя со счастливым возвращением.

Я отчего‑то нервничала. Дрожащими руками я натянула чулки и платье. Наряд я выбрала поскромнее: утреннее бледно‑голубое платье с длинными рукавами и подходящую по цвету шаль с бахромой.

– Ты бы еще и шляпу надела, – сказал мне вдогонку Гарт, – а то вдруг не отпустят.

Внизу, на ступенях, меня ждали трое незнакомцев. Двое из них были одеты в форму губернаторской полиции, третий – в черный пиджак.

– Мадам Фоурнер? – спросил одетый в черное.

– Да, я была ею. Мой муж умер.

– Мы пришли арестовать вас, мадам, за убийство Жака Фоурнера. Вы можете взять с собой вещи, которые понадобятся вам в тюрьме.

Я почувствовала смертельную слабость, но не позволила себе упасть в обморок. Вцепившись в перила, я судорожно глотала воздух.

– Она не убивала, – вопила Саванна. – Клянусь, она этого не делала! Я… Я была там, когда его нашли, и я знаю, что это не мисс Элиза! Мистер Гарт! Мистер Гарт!

Саванна с криком побежала за ним.

– Так вы идете, мадам? – тихо спросил один из гостей.

– Дайте мне десять минут, – попросила я. – Обещаю вам, я не убегу. Присаживайтесь, – предложила я, кивнув на стулья в холле.

Все трое явно чувствовали себя неловко.

– Нет, спасибо, мадам.

Я услышала позади себя шаги Гарта.

– Что здесь происходит? – возмущенно спросил он. – Убирайтесь из моего дома!

Двое полицейских взялись за шпаги.

– Не надо, Гарт, – сказала я, тронув его за плечо. – Я обещала, что пойду. Пожалуйста. Мне и так нелегко.

– Но это же абсурд, Элиза! Мы оба знаем, кто за всем этим стоит, и она так просто не отделается.

– Она выйдет из воды сухой, – с печальной горечью возразила я. – Даже если меня признают невиновной, хотя я в это не верю, она сумеет смутить твою душу. Жоржетта, может быть, даже заставит тебя поверить ей, а не мне. Ничего не выйдет…

– Нет! – сказал Гарт, сжимая кулаки. – Мы еще поборемся, Элиза. Я не позволю ей…

Я положила руки ему на плечи.

– Держи меня, Гарт. Крепче держи. Помни, я всегда любила тебя, люблю и буду любить. Всегда.

С этими словами я побежала наверх собирать веши.

Меня увезли в Кебилдоу, тюрьму, построенную еще в эпоху испанских конквистадоров, недалеко от собора Святого Луи, где мы венчались с Жаком. Саванна настояла на том, чтобы поехать со мной. Моя камера была сырой и холодной, и нам немало пришлось потрудиться, чтобы сделать ее хоть отчасти обитаемой.

– Уверена, что они захотят спросить и меня, – кипела Саванна, – вот тогда‑то я и выложу все про мистера Джакоба и эту поганую крысу, мистера Арнольда.

– Не горячись, Саванна, – говорила я. – Тем самым ты дашь им в руки доказательство, что у меня была причина его ненавидеть.

– Он заслужил смерть, каждый об этом знает!

Я не соглашалась с ней, но и спорить не хотела.

– И десяти дней не прошло, как предали земле мистера Жака, а мистер Арнольд уже женился на мисс Колетт и переехал в «Ля Рев». Он вел себя так, будто он тут хозяин! – рассказывала Саванна. – Я не стала там задерживаться. Он продавал все, до чего мог дотянуться, вот я и решила исчезнуть до того, как он решит продать меня. Так что я взяла деньги, которые вы мне оставили, и наутек – в Новый Орлеан. Там я опять стала работать в гостинице. Я работала там до тех пор, пока не пришел мистер Гарт и не сказал: «Ты снова нужна мисс Элизе». О, мисси, я так надеюсь, что они вас не повесят. Вы еще не сказали мистеру Гарту о ребенке?

– Нет, не сказала.

Сейчас я уже была рада, что не успела рассказать ему о том, что беременна. Я нравилась Гарту, конечно, ему будет больно меня потерять. И все же, положа руку на сердце, я не верила в то, что он любит меня по‑настоящему. Ну и что, что я жду от него ребенка? У него полным‑полно незаконнорожденных детей, и ему на них наплевать.

– И не хочу говорить. И я задушу тебя, если ты обмолвишься ему хоть словом!

Адвоката звали Говард Левинсон. Он был высок и светловолос, с длинным худым лицом, добрыми карими глазами и теплой печальной улыбкой.

– Я знаком с Гартом давно, – рассказывал он. – Мы вместе учились в школе. Он поклялся, что разорвет меня на части, если я не вытяну вас отсюда. Я никогда не видел его таким рассерженным. Может быть, вы расскажете мне, что случилось, мадам Фоурнер…

– Называйте меня лучше Элизой, – попросила я, слабо улыбнувшись. – Напоминание о Фоурнере мне не очень приятно.

Говард усмехнулся.

– Понимаю. Элиза – красивое имя. Красивое имя для красивой женщины. А теперь я хочу услышать вашу историю.

Я рассказала ему все, что помнила о том последнем страшном дне в «Ля Рев». Я призналась, что наш брак был по сути фиктивным и что Жак испытывал глубокую страсть к Арнольду Карпентеру.

Левинсон задумчиво покачал головой.

– Едва ли нам удастся что‑либо доказать. У нас нет свидетелей. Только вы и мадам Мак‑Клелланд. А она клянется, что ничего не знает об обстоятельствах смерти Жака.

– Конечно, она не знает. Ни она, ни ее братец Арнольд. Готова поспорить.

– И выиграете спор. Они приведут свидетелей, Элиза, которые под присягой покажут, что слышали, как вы угрожали убить Жака. Его родные с удовольствием подтвердят, что вы унижали Жака, злоупотребляли его добротой, выставляли на посмешище перед обществом, открыто флиртуя с пользующимся печальной славой соседом. У вас было вполне достаточно причин желать, чтобы Жак убрался с дороги: стремление стать полноправной хозяйкой плантации, ненависть, ваш роман с Гартом.

– Но если я и впрямь этого хотела, почему бы мне не сделать все по‑умному? Почему я исчезла вместо того, чтобы взять то, что принадлежало мне по закону?

Адвокат пожал плечами.

– Вы были испуганы. Возможно, почувствовали угрызения совести. Или убежали к своему любовнику. Вас с Гартом потом видели вместе, а история о вашем совместном плавании из Вашингтона до Гранд‑Терры уже у всех на устах. В глазах горожан вы – любовница Гарта и были ею еще до замужества с Жаком Фоурнером. Фоурнеры могут это доказать. Есть документ, удостоверяющий собственность дома на Чарльз‑стрит за Гартом, и сотни людей могут присягнуть, что вы там жили.

– Знакомый почерк, – сказала я. – Жоржетта видела меня возле этого дома несколько недель тому назад. Я должна была догадаться…

– Она ненавидит вас, Элиза. Я встретил ее незадолго до вашего ареста. Она сделает все, чтобы вас уничтожить. У нее есть за что бороться: Хайлендс, положение жены сенатора, но даже этим она пожертвует, если сможет таким образом избавиться от вас.

– Но вы… Вы не верите в то, что я убила его? – тихо спросила я.

– Нет, не верю. Но Гарт и я – единственные люди в Новом Орлеане, которые верят вам. Элиза, все против вас, даже ваше знакомство с Лафитом. Вы были пираткой, а следовательно, вы – женщина действия, привыкшая добывать то, что хочет, силой. Вы знаете, как пользоваться оружием. Истец может запросто найти свидетелей, которые поклянутся, что видели, как вы простреливаете змее глаз с расстояния ста шагов.

– Пожалуй, что я и сама могу в этом поклясться, – сумрачно усмехнулась я.

Говард вскинул руки.

– Вы понимаете, что я имею в виду!

– А мое клеймо?

Адвокат задумался на мгновение, а затем сказал:

– Возможно, это поможет выиграть дело. Но медаль имеет и обратную сторону. Нельзя исключить возможность того, что в вас узнают ту беглую рабыню, Француженку, которая убила своего хозяина в Виргинии, и это только повредит вам. Слишком большой риск, Элиза. Обвинение может заявить, что вас приняли за полукровку случайно, и вы стали рабыней по стечению несчастливых обстоятельств. У суда может сложиться впечатление, что никакого заговора не было.

– Но если найти Нильса Боза, Джека…

– Единственный способ заставить суд поверить вам – это уговорить Арнольда и Жоржетту сознаться. А они никогда на это не пойдут. Я на вашей стороне, Элиза, но я не хочу, чтобы вы питали несбыточные надежды. Дело предстоит не из легких и будет, вероятно, гвоздем сезона. На исход таких дел часто влияет отношение публики.

– Вы имеете в виду дела об убийствах и прелюбодеяниях?

Говард кивнул.

– Да, понимаю, – вздохнула я. – В таких вопросах так легко быть судьей!

Голос мой сорвался, я уронила лицо в ладони и всхлипнула.

– Простите, Элиза, – мягко сказал Левинсон. – Но у меня есть для вас еще одна плохая новость. Суд отказался принять за вас залог из‑за вашей дружбы с Лафитом. Клайборн боится, что пираты могут помочь вам бежать, и, вероятно, он прав.

– Я не убегу, – повторила я. – Я не трусиха. Я хочу остаться и пройти это все до конца.

– Я восхищен вашим мужеством, но не могу сказать, что оно разумно. По мне было бы лучше убежать. Что ж, мне пора. – Левинсон поднялся. – Я хочу, чтобы вы постарались вспомнить моменты, когда Жак и Арнольд открыто ревновали друг друга на людях. Возможно, нам удастся подойти с этого конца. И еще, Элиза…

– Да, – сказала я, словно очнувшись.

– Гарт хочет повидаться с вами. Он сказал, что вы отказались встречаться с ним, но…

– Нет, – ответила я твердо. – Я не хочу тащить его вниз за собой. Мне будет слишком больно видеть его, касаться его и знать, что теряю навсегда. Передайте ему, что я люблю его, скажите, что мы не должны встречаться в интересах дела. Вы ведь сделаете это для меня, Говард?

Он кивнул и поцеловал мою руку.

– Да. Я сделаю, как вы просили. До свидания, Элиза.

Меня охватило черное отчаяние. Жоржетта выиграла.

Я потеряла Гарта. Ей удалось нас разлучить, скорее всего навсегда. Я представляла себе ее торжествующую улыбку на бледном лице, такую же, как тогда, когда Ник‑Старьевщик увозил меня в ночь. Как, должно быть, она рассвирепела, узнав, что я не только жива, но и снова с Гартом.

Я вздохнула. Сил не было даже на слезы. Жизнь была так несправедлива ко мне: как только мне казалось, что последний кошмар рассеялся, другой, еще более жуткий, еще более чудовищный, разрастался, обволакивая меня. Как сказал Левинсон о Жоржетте? Ах да, она хочет уничтожить меня. А если даже меня оправдают? Кем я буду? Снова любовницей Гарта? Да, и больше ничем. Мы никогда не убежим вместе. Все это мечты, навеянные любовным дурманом. Опьянение страстью проходит, и мечты тают под жестким светом необходимости. Я буду его, пока он не оставит меня ради нового приключения, новой женщины.

Если он действительно любит тебя, подсказывал мне внутренний голос, он должен развестись с Жоржеттой и жениться на тебе. Скандал не должен его испугать. Он должен быть выше всех условностей. Если любит.

Медленно тянулись дни до суда. Один день походил на другой как две капли воды. Лафиту не разрешили видеться со мной, но он каждый день посылал корзины с едой и вином, которые, перед тем как передать мне, тщательно осматривала стража. Еще он посылал мне письма, в которых пересказывал городские сплетни, книги и даже французские газеты. Но от Гарта я не получила ни одной записки. От него вообще не было вестей. С глаз долой, из сердца вон, как говорится. Гарт был слишком деятельным, слишком горячим мужчиной, чтобы ждать заключенную в тюрьму любимую. Наверное, он завел себе новую любовницу или даже целую дюжину. Марию, Луизу или Аннет.

Суд начался второго февраля. Левинсон спрашивал меня, стоит ли просить об отсрочке, но я отказалась. Я была на четвертом месяце беременности и не хотела, чтобы мое положение стало очевидным. Я не хотела, чтобы мой ребенок стал объектом жалости и сочувствия. Где моему малышу предстоит увидеть свет? В тюрьме? Дадут ли ему вообще возможность родиться, если меня приговорят к казни? Надо ли мне просить Гарта, чтобы он взял ребенка к себе? Но в таком случае моему малышу предстоит расти под одной крышей с Жоржеттой. Нет, уж лучше убить и его, и себя.

Когда я вошла в зал суда, по толпе пробежал возбужденный шепоток. Я поискала глазами Гарта и, не увидев его, потеряла всякий интерес к ходу процесса. Я была безучастна к происходящему действу, пока знакомый голос не проревел откуда‑то сзади:

– Скажи этим ублюдкам правду, Элиза, они должны тебе поверить!

Клич Доминика был подхвачен остальными пиратами.

– Не позволь им повесить тебя за то, что ты не совершала! – кричал один из них. – Мы спасем тебя, Элиза! Не бойся!

Послышался шум падающих стульев и выстрелы. Мои друзья хотели мне помочь, но их быстро успокоили стражи порядка. Прямо в зале был выдан ордер на их арест, и баратарианцев отправили за решетку. Этим же вечером мои тюремщики перевели меня в другую камеру, чтобы пираты не смогли до меня добраться.

– Я знаю, что они хотели как лучше, – говорил мне позднее Левинсон, – но получилось как нельзя хуже: они фактически провалили дело, настроив против вас суд. Прокурор ухмылялся как крокодил, разве что зубами не щелкал. И еще, я не знаю, где Гарт. Я его уже несколько дней не вижу.

– Не важно, Говард, – сказала я. – Не расстраивайтесь.

– Не понимаю, – удивленно сказал адвокат, уставившись на меня во все глаза. – Вы что, не хотите на свободу?

Я ответила не сразу.

– Наверное, все пленники хотят вырваться на свободу. Но если говорить о моем теперешнем состоянии, то мне как‑то безразлично, что из этого выйдет. Гарту все равно, что со мной. Если бы это было не так, он был бы здесь, он перетряхнул бы небеса и землю, чтобы спасти меня.

– В этом‑то и причина его отсутствия, – сказал адвокат с чувством, но не очень уверенно.

– Конечно, Говард, – улыбнулась я. Он ушел, покачивая головой.

На следующий день заслушивали свидетелей обвинения. Джеймс, старый привратник Фоурнеров, под присягой показал, что я грозилась убить Жака, и все члены семейства дружно закивали, даже Колетт, виновато посматривая на меня, повторила те же убийственные для меня показания. Левинсон старался обратить внимание суда на столкновение на лестнице, но, видимо, никто, кроме Арнольда, не знал, что меня толкнул Жак, а Арнольд, естественно, солгал, невзначай заметив, что я была слегка пьяна. Чем дальше продвигалось слушание, тем более мрачным и озабоченным становился мой адвокат. Свидетели укрепляли присутствующих в мысли, что обвиняемая – шлюха и злодейка, а бедный Жак – невинная жертва. Со временем я уже даже перестала обижаться. С самого начала я предчувствовала, чем это для меня закончится, и вникать в подробности для меня значило еще больше усугублять боль.

По окончании третьего дня слушаний в мою камеру пришла Жоржетта.

– Как мило с вашей стороны принять меня, – заявила она, брезгливо осматриваясь.

– Полагаю, вы подкупили тюремщиков, чтобы они впустили вас полюбоваться на дело ваших рук. Посмотрели? А теперь убирайтесь.

Жоржетта приподняла юбки и осторожно присела на топчан, служивший мне кроватью.

– Я пришла поговорить с вами, Элиза.

– Я не желаю разговаривать с вами. Стража! – позвала я. – Стража!

– Никто не придет. Когда я подкупаю кого‑нибудь, то делаю это с умом.

– Не сомневаюсь. Примерно так, как вы подкупили Ника‑Старьевщика, чтобы избавиться от меня? Но только он не оправдал ваших надежд, правда?

– Я всегда говорила, что если хочешь сделать дело по‑умному…

– И я полагаю, вы подкупили свидетелей, которых мы сегодня слышали. Я в жизни не делала и не говорила половину из того, что они здесь насочиняли. Вы каждому составили речь и велели разучить роль?

– Ну‑ну, Элиза, – сказала гостья, прищелкнув языком. – Вы уж слишком многое мне приписываете. Что поделаешь, если у людей богатое воображение? Я не могла бы сочинить и трети того, что было рассказано. Впрочем, я пришла не за тем, чтобы препираться с вами. Я хочу предложить вам сделку, Элиза.

– Сделку! Я не заключаю сделку с… дьяволом!

– Выслушайте меня, пожалуйста, – сказала Жоржетта и, собравшись с духом, выпалила: – Я не хочу потерять Гарта.

– Опомнились, – засмеялась я. – Да вы потеряли его много лет назад. Неужели вы думаете, что после всего он останется с вами? Он знает, что вы сделали со мной. Вам крупно повезет, если он вас не пристрелит, как собаку, коей, впрочем, вы и являетесь.

– Не смейте так говорить со мной, Элиза, – покраснев, возмутилась миссис Мак‑Клелланд.

– Я буду говорить, как сочту нужным. Я у себя дома, а вы – незваная гостья. Если вам не нравится мой прием, уходите, только и всего.

Жоржетта неожиданно улыбнулась.

– Люди говорят, что у вас пропал интерес к жизни. Что вам все равно – пойти на эшафот или нет. Я думаю, они лгут. Вы все так же цепки, как прежде. Маленькая дикая кошка. Вы хотите жить. А каждый день этого суда оставляет вам все меньше шансов на освобождение, и с каждым днем вам все больше хочется жить. Могу предположить, что даже жизнь без Гарта покажется вам более приятной перспективой, чем смерть на виселице. Не так ли?

Я не ответила, и Жоржетта решилась продолжить:

– Как я уже говорила, мне не хотелось бы потерять Гарта. Я не хочу с ним разводиться.

Сердце мое подпрыгнуло.

– Он… он просил вас, просил вас…

– Пока нет. Мы не встречались с тех пор, как он вернулся из Вашингтона. Я не хочу потерять свой дом. Хайлендс для меня – все, Элиза. Вы не поймете меня, пока не обретете собственный дом. Я помогла Гарту сделать его таким, каков он есть сейчас, и не хочу от него отказываться. А мне придется отказаться от него, если он оставит меня или если ваша скандальная связь разрушит его карьеру. Я годами жила в окружении слухов о нем и его женщинах, но он ни разу не дал мне понять, что относится к этим романам всерьез. Ему нравилась известность, слава, доверие президента, приключения. В наших отношениях существовал устоявшийся порядок. Так было, пока не появились вы. Я мирилась со многим в его жизни, но с этим мириться не хочу.

– О чем вы говорите?

– Если вас повесят, разразится такой скандал, что на его карьере будет поставлен крест. Если вас освободят, он может развестись со мной и жениться на вас, то есть результат будет тем же. Я вынуждена буду покинуть свой дом.

– Вы могли бы подумать об этом раньше, – заметила я. Жоржетта не обратила внимания на мои слова.

– Я нашла выход, Элиза, – продолжала она спокойно.

– Однажды вы уже решили освободиться от меня, – прохладным тоном заметила я. – Что вы припасли на этот раз? Решили‑таки меня убить? Может быть, вы даже подкупили одного из стражей, чтобы он взял вину на себя? Говорят, у каждого есть своя цена.

– Послушайте, Элиза, – сказала она, поднимаясь с топчана. – Я предлагаю вам свободу. Слышите меня? Свободу! Я приду до начала завтрашнего заседания в суд и скажу, что Арнольд убил Жака и что он признался мне в содеянном. Умолял ему помочь.

Я засмеялась.

– Арнольду ваше признание вряд ли понравится!

– Мне все равно, – сказала Жоржетта. – И потом, он ведь виноват, не так ли? Я всего лишь скажу правду.

– Вы, конечно же, не станете говорить им о Старьевщике, о…

– Почему нет? Это всего лишь часть плана Арнольда. Я скажу, что он заставил меня повиноваться, что он угрожал меня убить, если я только заикнусь о Жаке или о вас. Я хорошо знаю своего кузена. Он не сможет выслушать мое признание, не выдав себя какой‑нибудь возмущенной репликой, так что все сразу увидят, что виновен он, а не вы. Завтра утром он будет в суде, можете не сомневаться. Он ни дня не пропустил из этого представления. Это самое большое удовольствие из доступных ему ныне. Вы будете свободны, и Гарт будет свободен от вас. Мы снова можем зажить по‑старому. Все будет так, как и было до вашего появления.

Я смочила губы.

– Вы не сказали, что я должна сделать взамен, – заметила я. – Неужели вы это делаете, чтобы не разбить Гарту сердце?

– У Гарта нет сердца, Элиза, – усмехнулась Жоржетта. – Вы знаете это не хуже меня. Он будет добиваться желаемого, пока оно от него ускользает, но как только он получает то, что хочет… Он упрямый человек, и ему быстро все приедается. Единственная причина, по которой он все еще за вас держится, состоит в том, что вы заставляете его гоняться за вами, и его веселит погоня. Но коль скоро вы окажетесь вместе, он переключится на что‑нибудь другое.

Жоржетта высказала вслух мои самые сокровенные страхи.

– Другое приключение, другая женщина, – прошептала я.

– Точно. Но, Элиза, на этот раз все должно быть исполнено четко. Я хочу избавиться от вас раз и навсегда. Обещайте мне, что вы покинете Луизиану, вернетесь во Францию и никогда ноги вашей не будет в этой стране. Если вы мне пообещаете это, я освобожу вас. Сейчас здесь на рейде стоит торговое судно «Etoile de France», которое отплывает завтра вечером в Марсель. Вы должны уплыть с этим судном, Элиза. Подумайте над моим предложением. Всего через несколько недель вы сможете вновь увидеть Францию. У вас ведь есть семья, Элиза. Дом. Вы не хотите домой, Элиза?

– Да! – воскликнула я. – Да, я хочу вернуться домой! Боже, если бы я могла вам поверить, если бы вам можно было доверять…

– Верьте мне, – сказала Жоржетта, сдавив мне руку одетыми в перчатки пальцами.

Мне на миг показалось, будто когти ее впились в мое тело и в глазах блеснуло что‑то звериное, но мне не приходилось выбирать, из чьих рук принимать свободу. Кем бы она ни была, она предлагала мне жизнь. А я хотела жить! Я хотела, чтобы мой ребенок родился и превратился в мужчину. Я хотела домой.

– Доверьтесь мне, я говорю правду, Элиза. Я уже договорилась с капитаном. Все, что от вас требуется, это взойти на корабль и сказать «прощай» всем вашим бедам. Я все предусмотрела, в том числе и небольшую сумму на расходы.

– Мне не нужны ваши деньги…

– Я не собираюсь вас подкупать, Элиза. Будьте разумной: вам понадобятся деньги, чтобы добраться из порта до дома, экипаж, еда, прочее. Подумайте.

– А что, если он… Что, если он поедет за мной во Францию?

– Не поедет, – спокойно сказала Жоржетта, – если вы будете действовать с умом. Вы не должны встречаться с ним после суда. Не позволяйте ему приближаться к вам. Сразу же – в карету и на корабль. Послушайте, Элиза, если вы обманете меня, если он будет пытаться вас отыскать, вам не поздоровится. Я сломаю вам жизнь, пусть для этого мне придется уничтожить и Гарта. Вы знаете, на что я способна, Элиза. Вы знаете, как далеко я могу пойти. Если вы хотите, чтобы он жил в покое и счастье, уезжайте во Францию. Адвокату скажите, что я хочу выступить с разоблачением. А остальное предоставьте мне. Через несколько часов вы будете свободной.

– Хорошо, – тихо сказала я. – Я сделаю то, о чем вы просите. Я уеду и не вернусь.

– Отлично, – пробормотала Жоржетта с ледяной улыбкой. – Приятного путешествия, Элиза. Писать не обязательно, – добавила она перед тем, как позвать стражу.

Надзиратель выпустил ее из моей камеры. Я опустилась на топчан. Итак, я может быть, больше никогда не увижу Гарта, но я останусь жива и у меня будет от него ребенок. Я буду всю жизнь благословлять Господа за то, что он подарил мне этого ребенка и за то, что я узнала пусть краткий миг счастья с Гартом.

На следующее утро перед судом я сказала Говарду:

– Вечером у меня была гостья. Жоржетта Мак‑Клелланд. Она собирается рассказать правду об Арнольде и убийстве.

– Вот это да!

– Вы должны с ней встретиться немедленно. Она расскажет обо всем, даже о Нике‑Старьевщике. Она представит дело так, будто все это была идея Арнольда, он якобы заставил ее действовать заодно. Ее признания хватит, чтобы меня освободили.

– Не могу поверить. Она никогда бы не предложила… Что она получила от вас взамен, Элиза? – спросил адвокат. – Что вы пообещали ей?

– Ничего. Совсем ничего. Если кто‑то спросит вас, скажите, что у Жоржетты внезапно проснулась совесть и она не захотела, чтобы повесили невинного человека. Тот, кто знает ее хорошо, не поверит, но все равно скажите только это.

– Но…

По задним рядам зала суда прокатился ропот. Я даже головы не повернула. Только когда Говард удивленно протянул: «Гарт…», я оглянулась. Гарт стоял, прислонясь к двери и, победно улыбаясь, смотрел на меня. По левую руку от него стоял Ник‑Старьевщик, а по правую – Джек Речная Крыса.

Я опустила голову. Гарт перевернул вверх дном небо и землю. Он не предал меня, не бросил. А я – дура. Я сомневалась в нем. Внезапно мной овладело безумное желание побежать к нему и броситься в его объятия. Я порывисто повернулась и встретилась глазами с Жоржеттой. Взгляд ее не предвещал ничего хорошего. Она повесит меня, если я нарушу слово.

В зал вошли судьи, открыв очередной день слушания.

– Мистер Левинсон, есть ли у вас свидетели защиты?

– Да, ваша честь. Мадам Жоржетта Мак‑Клелланд хочет дать показания.

Толпа возбужденно загудела. Жоржетта спокойно и с достоинством вышла перед судом и положила руку на Библию. Левинсон прочистил глотку.

– Мадам Мак‑Клелланд, не вспомните ли вы утро…

Жоржетта говорила уверенно и ровно. Она оказалась великолепной актрисой, даже я поймала себя на том, что почти поверила ей. Интересно, попался ли на ее ложь Гарт? Чувствовалось, как в зале нарастает возбуждение, и, когда Жоржетта произнесла: «… Арнольд сказал мне, что только что пристрелил Жака Фоурнера и хочет, чтобы я ему помогла, ведь я в конце концов была ему кузиной…», в зале кто‑то истерично завизжал, люди повскакивали с мест. Арнольд рванулся к выходу. Два дюжих полицейских схватили его и препроводили в комнату для ожидания.

Со стороны обвинения мадам Мак‑Клелланд был задан вопрос, почему она не сделала признания раньше, на что Жоржетта, не моргнув глазом, ответила, что Арнольд пригрозил ее убить, если только она откроет рот. Но видеть, как пострадает невинная Элиза, – это было для нее слишком. Жоржетта знала, сколько пришлось вынести несчастной девушке, и со временем груз на сердце стал просто невыносим. Сейчас, сделав признание, она, Жоржетта, испытывает огромное облегчение, поскольку, веря в мудрость суда, знает, что наказан будет виновный. Она и сама готова понести наказание, если так решит суд. Она смиренно надеется лишь на то, что Элиза и жители города простят ее за столь долгое молчание. У нее не было другого выбора.

Затем Говард Левинсон пригласил Ника‑Старьевщика и Джека. Он позволил Нику дать только те показания, которые уличали Арнольда, при этом оставляя в тени миссис Мак‑Клелланд. Сторона обвинения не стала делать перекрестный допрос. Зал гудел, как растревоженный улей. Суд удалился на совещание. Через несколько минут был вынесен вердикт о моей невиновности. Суд рекомендовал заключить под стражу Арнольда и допросить. Говард обнял меня. Уголком глаза я видела, что Гарт пробирается ко мне сквозь толпу.

– Прошу вас, заберите меня отсюда, Говард. Я… Я сейчас упаду в обморок.

– Но, Элиза, разве вы не хотите…

– Нет, Говард, прошу вас!

Он вывел меня через боковую дверь на залитую солнцем улицу. На свободу! Экипаж уже ждал.

– Как и обещала Жоржетта, – задумчиво протянул адвокат, глядя на черную карету. – Она и впрямь обо всем позаботилась.

Я уехала.

Вежливый седовласый француз, судя по выговору, уроженец Бордо, после того как я представилась, провел меня в каюту и вытащил из кармана кителя увесистый мешочек.

– Меня просили передать это вам, когда вы взойдете на борт.

Я сердечно поблагодарила его, и он удалился, сообщив, что мы отплываем с вечерним отливом. Я огляделась. В углу стояли сумки, бывшие при мне в тюрьме, и саквояж, оставленный в доме на Чарльз‑стрит. Жоржетта действительно была весьма предусмотрительной особой.

Шли часы. Я сидела, опустив руки. Я ни о чем не думала, ничего не чувствовала, кроме зудящего желания наконец‑то отчалить от этих берегов. Только в море я почувствую себя по‑настоящему в безопасности. На палубе послышался топот ног и характерные звуки, подсказавшие мне, что матросы готовятся поднять якорь и натянуть паруса. Вдруг дверь в каюту распахнулась.

– Какого черта ты тут делаешь?! – сердито заорал Гарт. Из‑за его спины выглядывала перепуганная Саванна. – Ты думаешь, я не знаю, что вы с Жоржеттой обтяпали дельце? Не считай меня круглым дураком, Элиза. Я знаю Жоржетту очень неплохо, почти так же хорошо, как и тебя.

– Ты не знаешь меня, Гарт, – тихо сказала я. – Едва ли ты дал себе труд хоть раз подумать обо мне.

– Что ты хочешь этим сказать? Пошли, мы уходим с этого корабля.

– Нет, я остаюсь здесь. Я хочу… я хочу домой. Гарт, пожалуйста, оставь меня. Не надо…

Сердито взглянув на стоявшую в двери Саванну, Гарт захлопнул дверь перед ее носом, пробурчав что‑то насчет того, что нам надо поговорить без свидетелей.

– Саванна настояла на том, чтобы поехать со мной. Нам с трудом удалось разыскать тебя. Разумеется, ты не стала посвящать ее в свои планы, поскольку знала, что она мне все расскажет. Саванна до последней минуты не верила, что ты уезжаешь. И я тоже.

Гарт подошел ближе, я отшатнулась. Лицо его помрачнело.

– Так вот, значит, как. Ты не можешь дождаться, когда от меня отделаешься.

– Дело не в тебе, Гарт, – пролепетала я, – дело во всем этом кошмаре. Вся моя жизнь с тех пор, как мы встретились…

– Я знаю, знаю, – нетерпеливо перебил Гарт. – Неужели ты искренне считаешь, что я такой жестокий и черствый человек? Неужели ты действительно думаешь, что я нисколько не уважаю твои чувства, твою боль? Я дам тебе время прийти в себя, если ты этого хочешь. Но я не хочу, чтобы ты вот так убегала от меня. Я не позволю Жоржетте распоряжаться моей жизнью…

– Жоржетта здесь ни при чем, – искренне сказала я. – Дело во мне. Я хочу уехать, далеко, как можно дальше. Я хочу, чтобы мой… – я поперхнулась, едва не проговорившись, – дядя, братья, моя семья снова были рядом. Пожалуйста, Гарт, позволь мне…

– Ты жалкая трусливая баба, – злобно бросил мне в лицо Гарт. – У тебя не хватает мужества признать…

– Нет! – горячо возразила я. – Иногда для того чтобы уйти, требуется больше мужества, чем для того чтобы остаться. Я сейчас думаю не о себе. Я… Я не доверяю тебе, Гарт, – выпалила я. – Я не могу заставить себя поверить в то, что ты больше не предашь меня и не заставишь страдать!

Гарт молча сверлил меня светлыми прищуренными глазами.

– Так, значит. Похоже, мы по‑разному понимаем, что такое трусость и мужество, Элиза. В твоих действиях здравый смысл отсутствует начисто. Пару недель назад ты клялась, что любишь меня, говорила, что будешь счастлива довольствоваться крохами. Так что же ты думаешь на самом деле? Хочешь ты меня или нет? Едешь ты со мной или не едешь? Решай. Это так просто.

– Жоржетта говорила, что у вас не было даже разговора о разводе.

– У нас будет время поговорить потом, Элиза. Пошли, – сказал он, беря меня за локоть.

– Нет, подожди. Скольким ты готов ради меня пожертвовать, Гарт? Насколько я важна для тебя?

– Не говори глупостей, Элиза. Ты знаешь, что я тебя хочу.

– Хотеть и любить – разные понятия, Гарт, – медленно проговорила я. – Сейчас ты хочешь меня, а что будет завтра?

– Как это по‑женски! – обреченно выдохнул Гарт. – Ты хочешь, чтобы я женился на тебе, Элиза? Но узы брака прочны лишь настолько, насколько прочны отношения между супругами. Мой брак с Жоржеттой никогда не удерживал меня от того, к чему меня влекло.

– И брак со мной едва ли был бы иным, так? Это ты хотел сказать? Ты знаешь, дело даже не в замужестве. Я хочу твоей любви, Гарт, и думаю, что прошу о невозможном.

– Ради Бога, Элиза, не надо об этом снова! Я хочу тебя. Я хочу тебя сильнее, чем когда‑либо хотел любую из женщин. Я люблю твой нрав, твою волю, стойкость, твой темперамент…

– Мои черные глаза, мои красивые волосы, мои мягкие губы…

– Да, всю тебя. Ты – королева среди женщин, маленькая звездочка. Я никогда не встречал женщин, достойных твоего мизинца. Что же, если брак для тебя так важен, мы поженимся, Элиза. Но если тебе нужны сладкие слова и вечные клятвы – уволь.

– Так значит, я никогда не услышу от тебя «Я люблю тебя, Элиза»? – спросила я тихо. – Ведь это все, чего я хочу. Это ведь немного, правда, Гарт? Но не для тебя. Ты никогда не говорил этих слов ни одной женщине, потому что ни к одной не испытывал этого чувства. И я не исключение.

Нас разделяли всего несколько шагов, но между нами легла непреодолимая пропасть.

– Ты идешь со мной?

– Нет. Нам обоим так будет лучше, Гарт.

– Тогда убирайся к дьяволу, – прохрипел он, распахнул дверь и пропал в сумраке.

Саванна скользнула в каюту.

– Куда вы едете, мисси? – спросила она.

– Домой, Саванна. Домой во Францию.

– Ну что же, я никогда не была во Франции, – засмеялась Саванна. – Я поеду с вами.

– Саванна, – покачала я головой. – Это так далеко. Язык другой…

– Французский? Я всю жизнь жила среди людей, говорящих на французском, и меня это нисколько не беспокоит. Не спорьте со мной, мисси, потому что я все равно никуда не уйду. Вы не можете плыть через океан одна и с ребенком в животе! Я позабочусь о вас, пока он не появится на свет, а там, как вы захотите. Я думаю, во Франции я смогу подыскать себе мужа?

Я засмеялась, но тут же упала в объятия девушки и заплакала.

– Саванна, я так его люблю! Ну почему он такой упрямый?

– Похоже, вы оба друг друга стоите, – сказала она. – О, мисси, корабль отплывает. Пойдем посмотрим.

Я протестовала, но Саванна была неумолима. Она притащила меня на палубу и стала махать руками людям на пристани.

– Саванна, ты же никого из них не знаешь, – осторожно заметила я.

– Ну и что, почему бы мне с ними не попрощаться? Кроме того, я знаю мистера Гарта. Смотрите, он здесь.

Тогда я увидела его. Он стоял, опираясь на тюк с хлопком, и выглядел абсолютно холодным и бесстрастным. Сердце мое едва не выпрыгнуло из груди. Я думала, что задохнусь от горя. Я хотела было уйти вниз, но Саванна удержала меня.

– Не уходите, мисси, – заявила она твердо. – Не позволяйте ему увидеть, как вы расстроены. – Будьте красивой, мисси, и он запомнит вас такой, как вы сейчас, красивой и гордой.

Date: 2015-07-17; view: 300; Нарушение авторских прав