Студенческая жизнь и первые эстрадные опыты

Что такое Гнесинка. – Наша столовка: подносы с едой и нотами. – Я, она и резоны ее родителей. – Пора входить в шоу-бизнес! – Мои первые съемки и поедание насекомых. – Я смотрю свой клип, или «Что это за парень?!» – Моя песня на MTV!.. – Кастинг в группу: «Делай сольную карьеру, ты не в формате!» – Я расхожусь с родителями Аллы и переезжаю

Современное здание Гнесинского училища, овеянное легендами, отшлифованное крылами витающих над его обитателями муз — это огромный одиннадцатиэтажный корпус, доверху наполненный звуками, чувствами, мелодиями и неосязаемым духом студенчества. Первокурсники входят в Гнесинку с искрящимися от восторга глазами. Не веря своему счастью, они перепархивают из кабинета в кабинет, от преподавателя к преподавателю.

Занятия — с понедельника по пятницу плюс суббота. Предметы начинались с девяти-десяти часов утра и, с перерывами на отдых и самоподготовку, тянулись до девяти вечера. К девяти утра приходили не все, но это нормально. В 11.45 я, что бы ни случилось, отправлялся на специальность – в это время в моем расписании значились индивидуальные занятия вокалом. Специальность проходила в классе №49 с видом на Новый Арбат. Это было пафосное помещение с витражом в имперском стиле – сквозь цветные стекла можно было разглядывать Поварскую улицу и Верховный суд. Кстати, упомянутое здание суда позже не раз появлялось в моей жизни, причем в довольно зловещем качестве. Но для беззаботного студента оно выглядело вполне невинно.

Среди изучаемых предметов были: мировая художественная культура, ансамбль, хоровое сольфеджио, оперный класс, танец… Позже добавился итальянский язык, но это случилось лишь спустя два курса.

Обучение музыке не прекращалось даже в студенческой столовой, где мы болтали и репетировали часами. Со стороны это выглядело забавно. На столах в несколько слоев – ноты, поверх них – подносы с посудой разной наполненности. А в воздухе – привычные ароматы столовки и непередаваемый гул спорящих и распевающихся студентов.

Между тем я по-прежнему дружил с Аллой и обитал в доме Константина и Светланы в районе Фили. Вот вы спросите: какой резон этим людям проживать с молодым парнем из Кабардино-Балкарии? Причем не просто жить с ним под одной крышей, а кормить, поить и одевать его?

Ответов может быть несколько. Во-первых, и Костя, и Светлана имели кавказские корни, что, как-никак, подразумевает определенную степень гостеприимства. Во-вторых, им действительно нравилось моё творчество, и они понимали, что симпатичному талантливому юноше нужна поддержка в большом городе, а в одиночку ему будет ох как сложно. В-третьих, семья, судя по всему, переживала кризис, и просто требовался кто-то, могущий отвлечь от накопившихся проблем, мягко снять внутреннее напряжение. И в-четвертых…

Алла мне нравилась. Её родители видели и это, и то, что я сам нравлюсь Алле. Они старались не препятствовать развитию событий. Просто ожидали, что же будет дальше. Я, в свою очередь, оставался не по годам серьезным парнем — особенно, если учесть, что мои чувства к Зарине окончательно не исчезли. Думал я примерно следующее: «Конечно, Москва и все её прелести — это сказочно интересно, но мне нужно учиться». Из вольностей я позволял себе лишь подержать Аллу за руку на заднем сиденье авто, когда Костя вёл машину — при этом мы делали вид, будто ничего не происходит. Сердце бешено колотилось, адреналин бил в голову, но я все же не выходил за рамки.

Как показало время, с моей стороны это было предусмотрительно. Далее события развивались следующим образом.

Светлана решила, наконец, начать мою раскрутку. Ведь я довольно часто говорил о том, что, раз уж так сложилось, пора бы нам пробиваться в шоу-бизнес общими усилиями. И, чем черт не шутит, даже начать этим зарабатывать… Да, мне хотелось движения — и одного поступления в Гнесинку в этом смысле было недостаточно. Училище – одно из средств достижения цели, но не сама цель. И вообще, разве Москва должна просто стоять, а я – смотреть на неё и облизываться?..

Костя был риэлтером, имел средства и полезные связи. Правда, с шоу-бизнесом его связи почти не соприкасались. Однако он, будучи опытным предпринимателем, мигом очертил тактику моей раскрутки: записать несколько треков и клип, затем пробивать это на радио и телевидение.

Мы окунулись в музыкальный мир, по незнанию и неопытности наугад находя студии, встречаясь с различными людьми – композиторами шансона и просто любителями-энтузиастами, – которые обещали много, а могли мало. Нам неизменно говорили, что нужно записать песню, «качественный продукт, который обязательно появится на радио», – но появится только благодаря связям наших собеседников. С таким же успехом можно было связываться с внеземными цивилизациями через дымоход. Направление верное, а толку нет. Правда, мы всё-таки записали несколько приличных песен и выкупили на них права.

Вскоре судьба вынесла нас к студии звукозаписи «Союз», где мы познакомились с одним из независимых продюсеров. Продюсер действительно имел возможность пристроить хороший материал на радио и ТВ. Мы впервые почувствовали, что дело сдвинулось с мертвой точки…

* * *

Мой первый клип был на песню «Осень». Мы снимали его в Финском заливе под Питером, для чего отправились в Выборг, в гости к брату Константина. Брат Андрей, по-видимому, тоже занимался бизнесом – это было видно по антуражу нашей встречи.

С момента выхода из поезда я чувствовал себя, как в кино. Нас встречали по всем тамошним правилам — с охраной, с бронированными автомобилями, с эскортом. Процессия прибыла в особняк, окруженный рвом, до краёв заполненным водой. У ворот стояла охрана, а по двору бегали натасканные на ловлю чужаков собаки.

На следующий день мы приступили к съемкам клипа. Бюджет был небольшим, но режиссер Михаил Сигал умудрился в него уложиться. Да не просто уложиться, а проявить чудеса изобретательности и нашпиговать ролик самыми разными символами. От пианино и телефонных будок, стоявших на берегу Финского залива, до автомобиля с девушкой-моделью. По сюжету девушка так и не приехала на свидание со мной – машина сломалась по дороге. Небольшая роль досталась и Алле – в одном из эпизодов она шла от берега с массовкой.

Тогда я впервые понял, какова она, судьба киноактера. Хотя в целом съемки получились забавными. Они проходили ночью, на дворе был конец лета, и после заката становилось ощутимо холодно. Особенно когда от Финского залива дул северный ветер. На свет прожектора слетались насекомые. Они кружили вокруг нас, норовя залететь под рубашку, забиться в нос, рот, уши… Я шел навстречу световой пушке, и вредные твари неслись прямо на меня. Большие – наподобие саранчи, маленькие – типа гнуса, и средние – вообще ни на что не похожие. А я шел на свет и пел. И, конечно же, наглотался насекомых. Не советую повторять это дома, было очень неприятно. Мясо я люблю, но не такое и не сырым…

Но это так, рабочий момент съемок. Главное, я остался доволен процессом.

По возвращении в Москву я не расставался с полученной пленкой. Так и не доверив никому свою драгоценность, я отвез ее на студию для монтажа. Затем я забрал готовый ролик и почти всю дорогу до своего временного жилища прижимал его к груди. Я ехал на метро, бежал по улицам и подспудно боялся, кабы чего не вышло. Ну мало ли? Меня могут ограбить или сбить мордой легковушки. Я могу упасть в раскрытый канализационный люк или случайно выронить кассету и неловко на нее наступить. И мир не увидит этого шедевра… Да что там мир, я не увижу! Свой первый клип! А уж это совершенно непереносимо… Я вцепился в футляр мертвой хваткой.

Ворвавшись в квартиру, я поспешно сунул видеокассету в магнитофон. Включил и посмотрел – первый, в одиночку, хотя собирался сделать это вместе со Светой, Костей и Аллой. Ну что ж… Не могу сказать, что я остался доволен возникшим на экране Биланом. Позже я выяснил, что так чувствуют себя все начинающие артисты… Я не узнавал себя на видео! Что за ерунда, я же совсем не такой!.. Я смотрел, перематывал, и снова сидел, уставившись на картинку. Когда я прокрутил клип раз двадцать, приехала Алла, затем появились Светлана и Костя. Мы посмотрели ролик вместе. Тоже отнюдь не один раз. В итоге мы все же решили, что работа – очень даже ничего, и её вполне можно продвинуть на какой-нибудь музыкальный канал.

Правда, мы еще плохо понимали, как и куда можно пристроить видеоклип. С «куда» оказалось проще – мы просто посовещались и пришли к выводу, что нам прекрасно подходит MTV. Но насчет «как»… Для начала мы просто отправили запись на канал – вовсе не будучи уверенными, что её заметят и что она попадёт в эфир. Каков же был сюрприз, когда нам сообщили, что ролик приняли к показу и будут транслировать в категории C[3]!!! То есть раз в день – для ознакомления публики!..

О, как я ждал начала трансляции! Но в день, когда мой клип должны были впервые показать по телевизору, случилось нечто из ряда вон выходящее. Загорелась Останкинская башня! Тут уж озноб пробрал не только меня, мы все изрядно подергались. Я, правда, тогда не знал, что Останкино не отвечает за дециметровый канал MTV, поэтому скорее боялся за свой ролик – его могли так и не показать! Но постепенно я проникся и глобальным смыслом происшедшего. Останкино — символ Москвы и всего российского телевидения — могло погибнуть! В расстроенных чувствах я переключал каналы, пытаясь поймать новости. Я смог вздохнуть свободно, только когда сообщили, что пожар полностью потушен. Потом я услышал о жертвах и перед моими глазами пронеслись картины гибели людей в огне и удушающем дыму…

В итоге я пропустил показ своего первого ролика – мои мысли были заняты другим. Но позже клип показали вновь – несколько раз. И – ничего не произошло. Хотелось бы написать, что в одно прекрасное утро я проснулся знаменитым – вышел на улицу и меня стали узнавать прохожие… Но нет, этого не было. Похоже, что никто ничего не заметил. Поначалу в это было трудно поверить – я был преисполнен радужными надеждами, они поблекли и развеялись далеко не сразу.

Однако сидеть и смотреть, как жизнь проходит мимо, я не мог. Следовало действовать – хоть как-то. Я стал записываться на все музыкальные мероприятия и отборы, до которых мог дотянуться. Я ходил на кастинги и участвовал в тусовках. Из моих скитаний того периода мне особенно запомнился кастинг, проходивший в одном из московских клубов. Дело было днем, и на прослушивание собралась невероятная толпа молодых людей — подобных мне соискателей артистической карьеры. Шел набор в некую мальчиковую группу; на смотр начинающих вокалистов собрались весьма именитые продюсеры.

Словом, до меня дошла очередь, а я взял микрофон и запел первое, что пришло на ум – песню на английском. Вернее, изначально эта вещь была на английском, а я исполнял ее, как вы понимаете, на тарабарском. Да ладно, главное, что от души.

— Послушай, - сказал мне один из продюсеров, - с такими вокальными данными тебе обязательно нужно делать сольную карьеру.

В ответ на мой вопросительный взгляд он добавил:

— Но это немного не наш формат, извини.

Мол, давай, парень, пробуй сам. Конечно, с одной стороны, это была похвала, и я ушел оттуда окрыленный, вновь веря в светлое будущее. С другой стороны, это всё-таки отказ… Кстати, с тех пор роковое слово «формат» преследует меня повсюду. Это серьезный момент, испортивший жизнь многим поколениям артистов: иногда тебя ругают не потому, что ты плох. Просто ты – другой. А нужны форматные.

И вновь всё осталось по-прежнему. Я продолжал жить у Аллы и её родителей, а время тикало, и нужно было что-то делать. Я понимал, что мне нужна собственная история, что пора действовать самостоятельно. Также я чувствовал, что готов встать на ноги и стоять без посторонней помощи. Нужно было искать профессионального продюсера.

Вот так вышло, что мы с Костей и Светой сначала обоюдно решили начать совместную музыкальную деятельность, а затем постановили ее прекратить – и вновь по взаимному согласию. Расставание происходило плавно, без грусти, без надрыва. Было лишь понимание того, что времена, как и декорации вокруг нас, меняются, но дружба остаётся. Безусловно, эти почти два года жизни не прошли даром. И я был безмерно благодарен Косте и Свете за то, что они дали возможность мне, приезжему юноше, спокойно заниматься творчеством, постепенно вливаясь в столичную жизнь и не думая при этом ни о пропитании, ни о крыше над головой. Чуть позже я смог отплатить им добром – Алла не раз обращалась ко мне за помощью, и я помогал – с радостью и признательностью за всё, что было.

Итак, начиналась новая жизнь. Я переехал в студенческое общежитие.

ОБЩАГА

Дом музыкантов. – Общая страсть. – Кстати о еде. – Студенческий суп, рецепт. – Простые радости. – Мои заработки: клубы, корпоративы. – Попытка кражи на почве голода. – Моя студенческая любовь. – Подробно о дружбе между мужчиной и женщиной

Для меня это веселое время было не просто этапом взросления. Это был период обзаведения друзьями – и отношения со многими из них сохранились на долгие годы.

Меня поселили в двухкомнатном номере с соседом. Двушка оказалась заметно скромнее квартиры Светы и Кости, но я был к этому готов. Так что перемена окружения меня лишь взбодрила.

Музыкальное студенческое общежитие здорово отличается от любого другого. Его обитатели транслируют в пространство вокруг себя гремучую смесь эмоций творческих карьеристов – молодых и еще способных всем показать. В общаге живут исключительно приезжие, не москвичи. И почти каждый из них явился в столицу, чтобы покорить этот огромный город. Все по-своему талантливы и все – втайне или явно – мечтают о звездных высотах. Поэтому из музыкального студенчества хлещет не только креатив, но и множество побочных чувств, которые появляются у человека, если он воспринимает окружающих как соперников.

В остальном жизнь студента Гнесинки традиционна. Вечное безденежье, галдеж, совместное разгильдяйство, поиск заработков… Главная проблема студента одна на все времена. Еда. Денег практически ни у кого не водилось, и мы ходили друг к другу в гости – поесть. Давали в долг и занимали, делились переживаниями, влюблялись, расставались… Все это – на фоне одной общей страсти, которой была большая музыка.

Кстати о еде. В студенческой столовой Гнесинки работала наша спасительница – повар, которая могла запросто ссудить кому-то из студентов немного булочек. В долг, за свой счет. Если вы бывали в шкуре безденежного дона, то знаете, что деньгами подобных вещей не измерить.

В самой общаге было принято делиться всем, что есть в заначках. Кому-то прислали родители, кто-то сам заработал. В таких условиях кристаллизировалось наше студенческое братство, и находились те люди, которых я теперь могу назвать своими друзьями, на которых могу положиться. Катя, Юля, Сережа…

Друзья…

Дружба для меня ассоциируется прежде всего со взаимопомощью. Еще одно хорошее слово о дружбе – это слово «вместе». Знаете, каков был наш любимый суп? Сборная солянка из всего, что нашлось в тумбочках и холодильниках как можно большего числа студентов.

…хм, заговорив о студенческой дружбе, я опять съехал на еду. Впрочем, ничего удивительного…

Итак, рецепт совместного супа. Я бы даже сказал не рецепт, а история создания. Берется пакетик обыкновенного сухого супа… Такие супчики часто водились у Сережи, ему присылали родители. Поэтому пакетик берется у Сережи… Потом кто-то из соседок тащит картошку. Если имелось мясо или его аналоги, это был праздник. Аналоги – колбаса или сосиски – периодически появлялись у студента Вити, то есть у меня. Правда, шикануть таким образом удавалось лишь после какого-нибудь корпоративного заказика… Затем вся собранная по общаге роскошь сваливается в огромную кастрюлю с водой и отваривается. После чего картошку можно растолочь – получится суп-пюре с колбасными кусочками. Или с еще какими-нибудь кусочками, как повезет… Сготовив, мы уминали это всем этажом — причём, напомню, такой суп считался праздничным блюдом. Это был фактически пир на весь мир – с народными гуляньями, с цыганами и медведем… Праздники поменьше устраивались индивидуально и ограничивались лапшой быстрого приготовления. Ее, как и всякую еду, мы тоже любили.

А какими необыкновенными в ту пору казались моменты простых житейских радостей! Например, просмотр кинофильмов и видеоклипов. Так как телевизора у нас не было, мы одалживали его вместе с видеомагнитофоном у кого-нибудь из соседей «побогаче» – на вечер. У других брали видеокассеты – сразу семь-восемь штук, общаговское переходящее красное знамя. Их обычно выменивали на сигареты. Вот это были вечера! Кассеты смотрели до победного конца, всю ночь напролёт. Умри, студент, но досмотреть обязан!.. После этого воздвигнуться на утреннюю лекцию не представлялось возможным. Иногда мы героически доползали до училища часам к одиннадцати.

Ребята на нашем курсе были разные, и я тесно общался далеко не со всеми. Мы вместе гуляли, ходили на концерты, постепенно сближаясь. Но самое сокровенное, что, наверное, нужно просто почувствовать, происходило все же за стенами училища.

Именно в общаге удалось проникнуться и до конца оценить помощь московских друзей. Например, Катя периодически подселяла к себе кого-то из оголодавших ребят и вместе с родителями их подкармливала.

Вообще музыканты — народ ранимый и не склонный к коммерции. Только задумался, размечтался о высоком – бац, к вечеру обнаруживаешь, что кушать уже нечего. Жестокая реальность заставляла постоянно искать возможность заработка. Конечно, мы не метались лихорадочно в поисках еды, но было очевидно, что шевелиться нужно быстро. Чтобы музыка могла не просто радовать душу, но и питать тело.

Каждый зарабатывал, как мог. Серега играл на флейте в метро. Я пел на корпоративах и в клубах. Их я посещал с завидной регулярностью — именно в поисках заработка, а не как все нормальные люди. Не могу сказать, что эти доходы были постоянными. Периодически я устраивался на работу, но долго на ней не выдерживал – совмещать ее с учебой и выступлениями в клубах было невозможно. Но пару месяцев продавцом в магазине одежды я таки проработал.

Если у кого-нибудь из ребят появлялись деньги или продукты, это быстро делилось между соседями, ибо кто-то из нас обязательно был на мели. Случалось, что денег одновременно не оказывалось ни у кого. Типичная ситуация: в кармане ни копейки, а следующий корпоратив только через неделю. И тогда…

Страшно сказать, я однажды едва не украл булку. Дело было так. Мы с Серегой ездили на очередное собеседование, и на обратном пути увидели перед магазином лоток с хлебом. Булки, батоны, буханки, плетенки — всё это лежало на виду и источало аромат, от которого скручивало желудок. А нас обоих томило то требовательное чувство молодого организма, когда он… э-э, давно не жрамши.

Деньги? Какие, право, деньги! В последний раз я видел их давно и мельком.

Я потоптался вокруг лотка, надышался еще больше и подошел к симпатичной продавщице. На языке почему-то вертелось только «Как пройти в библиотеку?».

— Привет, - сказал я, поражаясь своей находчивости. – А подскажите, как… м-м… вы всегда здесь торгуете? Каждый день?

— Ну да, — ответила девушка.

— Знаете, я вас увидел и сразу понял… - продолжал я, глядя на ближайшую буханку, - вы такая красивая, такая милая! Мне вдруг пришло на ум… вот это, из Ахматовой:

Быть веселой — привычное дело,

Быть внимательной это трудней...
Или томная лень одолела
После мартовских пряных ночей?

Девушка сперва улыбалась, но после Ахматовой посерьезнела.

— Слушай, я всё поняла, спасибо, - сказала она, - только шел бы ты отсюда, парень. Ты мне работать мешаешь.

Она почему-то покраснела.

— Ну ясно, - вздохнул я.

Я осознал, что мошенник из меня никудышный, а чужую булку я не возьму и под дулом пистолета. Поэтому сказал прямо и честно:

– Девушка, вы знаете, очень хочется есть. А до вечера еще далеко…

Выпалил и смотрю на её реакцию. А у самого от стыда уши горят.

– Так бы сразу и сказал! – засмеялась продавщица. – У меня сегодня хорошее настроение – на, держи батон, угощаю!

Девушка взяла с лотка булку хлеба и сунула её мне в руки.

– А теперь правда отойди, не мешай, - добавила она. – У меня покупатели.

Мы с Серегой повернулись к лотку спиной и зашагали плечом к плечу, отламывая куски от теплого, фантастически свежего батона и на ходу запихивая их в рот. Так и жевали, сгорая от стыда.

— Докатились, – мрачно подытожил я, когда от хлеба ничего не осталось.

— Но есть-то хочется… — вздохнул Серега. — Считай, пожрали авансом.

Весь остаток дня прошел в тяжелых раздумьях. Через пару суток я постучался в дверь к Сереге.

— Слушай, неудобно-то как. Мне кажется, нужно съездить, отдать девчонке деньги, у неё же вычтут…

— Ты прав, - сказал Серега, - только у меня голяк. Я пока вообще ничего не заработал.

— У меня есть. Поехали?

Мы прибыли на Полежаевскую, но лотка на месте не оказалось. Зато рядом с метро просила милостыню бабулька с самым что ни на есть разнесчастным видом. Мы зашли в магазин и вышли оттуда, гордо неся перед собой йогурт и батон хлеба.

— Бабуля, держи, — сказал я и стал торопливо совать продукты в сухенькие руки старушки.

Та в первый момент оторопела от такого напора. Но следом за этим на ее глаза навернулись слёзы, она неловко притиснула булку к груди, а йогурт запихала в черный целлофановый пакетик – она держала его в руках и, видимо, складывала туда подаяние.

— Ой, спасибо, спасибо, ребята, дай вам Бог здоровья, — растроганно прошептала она.

А мы уже неслись вниз по лестнице, торопясь и перепрыгивая через ступеньки, пока, наконец, метро не приняло нас в свою утробу.

* * *

В общежитии со мной вновь случилось то большое и прекрасное, ради чего стоит жить.

Меня всегда тянуло к девушкам, которые как-то выделялись из общей массы. Внешним видом, манерой разговора, мировоззрением… И Настя Матвеева была именно такой – выделяющейся. Она носила потрясающие прически, постоянно экспериментировала со своим имиджем, периодически перекрашивала волосы в невероятные цвета. Словом, я просто не мог ее не заметить. А заметив, втюрился по уши. Звучит не очень серьезно, скажу иначе: я действительно влюбился. Очень сильно.

…Когда нам надоело просто встречаться, мы поселились вместе в одной комнате и зажили почти семейной студенческой жизнью.

Мудрые люди считают, что любовь в самом высшем ее понимании проявляется в том, что ты служишь любимому человеку. Бескорыстно, беззаветно, а порой даже безответно.

На что я только не был готов ради своей любимой! Я встречал ее из училища, мыл полы и посуду, ходил в магазин за продуктами, варил обеды. И был счастлив от того, что рядом со мной такая замечательная девушка; я дорожил ей и обожал её. Мне доставляло радость ухаживать за ней и видеть её благодарную улыбку.

Настя заметно отличалась от меня по складу характера. Талантливейшая скрипачка, она жила музыкой, занималась с утра до вечера, репетируя и с головой погружаясь в волшебные звуки. Она оказалась лишена всяческого тщеславия, ею не двигали карьерные помыслы, она не стремилась продвигать себя и карабкаться вверх по лестнице успеха. Это ее свойство очень подкупало. Мне нравилось, что рядом со мной находится кто-то с совершенно иными мыслями в голове — иногда, возможно, слишком странными для меня, но такими живыми. Хотя в глубине души я понимал, что эти отношения, по всей вероятности, обречены. Именно из-за несоответствия наших жизненных устремлений.

Но, что бы я себе ни думал, подобные мысли отфильтровывались и уходили в отсев. Наш разрыв оказался внезапным...

Настя не любит вспоминать о том, что произошло. Мы приняли это непростое решение и, понурые, разъехались по разным комнатам общежития. Некоторое время мы старались не пересекаться, затем потихоньку начали общаться снова. А вскоре и вовсе сдружились. Мы были молоды и потрясающе легкомысленны, поэтому не вполне серьезно воспринимали происшедшее между нами.

Дружба и любовь никогда не заканчиваются. Хотя бывают разные серии

Расставаться нужно так, чтобы не причинять друг другу боли. Нет смысла наносить близкому человеку раны, которые невозможно будет залечить. Ведь самые тяжелые травмы — те, что достаются от любимых. От людей, которые знают о тебе всё – мысли, мечты – и, как следствие, видят самые уязвимые места. В таких случаях важно вовремя остановиться и остановить бывшую половинку. А еще важнее — не выносить на всеобщее обозрение то, что должно быть известно только двоим.

Не всегда, далеко не всегда кто-то виноват в разлуке. Чаще бывает так, что время расстаться приходит само собой. И ты шагаешь вперед, вдаль, сохраняя в сердце нежность и ласку – воспоминания о человеке, с которым многое пережил. Для меня очень важно оставлять после себя добро.

Мы с Настей общаемся и по сей день. Она бросила профессиональную карьеру скрипачки и погрузилась в шоу-бизнес – занялась продюсированием, продвигает собственный коллектив. Сейчас Настя живет в Воронеже, куда я иногда приезжаю её навестить. И я знаю, что там у меня есть отличный друг, к которому я всегда могу обратиться. И это взаимно.

Я дружу со своими бывшими девушками. Как и с женщинами вообще – потому что в этом нет ничего странного или противоестественного. Напомню, мы живем в мире людей. Всё лучшее в нашей жизни происходит только потому, что рядом есть кто-то, кого можно любить, с кем можно сотрудничать, для кого можно жить. А с женщинами можно еще и вести молчаливые диалоги — например, усевшись где-нибудь в парке на скамейке. Или в другой обстановке за бокалом вина. Можно позвонить друг другу и, занимаясь своими делами, слушать тишину, когда на том конце провода тоже играют в молчанку, просто наслаждаясь присутствием потенциального собеседника.

Люди живут условностями. Изобретают некие «правила жизни», отгораживаются от окружающих, придумывая себе круг общения или кланы, что еще хуже. И шаг в сторону становится побегом, после которого – ах-ах! – «ты нам чужой». А я не устаю повторять, что все мы просто люди – не столь важно, кто; главное – какие.