Наставления о всепрощении

Спустя несколько минут.

То, что он находился у больницы, являлось чудом. Белый волк притаился у небольшой рощицы за парковкой. Наши взгляды были прикованы друг к другу, мы оба хорошо видели в лунном свете. Он знает, что случилось? Он пришел ко мне? Он понимает, что у меня есть лунный камень?

Я сделала шаг в его сторону. Он повернулся и скрылся среди деревьев. Мне захотелось окликнуть его, но я не могла привлекать к нему внимание, – ведь мы находились в общественном месте. Я уже собралась последовать за ним, но неожиданно передо мной затормозил красный хэтчбек Эйприл. В салоне я разглядела Слэйда и Брента. «Интересно, – спросила я себя, – сколько часов он и Брент сидели тут, на парковке?»

– Он хочет, чтобы мы отвезли тебя домой, – торжественно объявил Брент, высовываясь в открытое окно.

Я спрятала лунный камень в нагрудный кармашек своей изодранной рубашки и приблизилась к автомобилю. После предательства Толбота я не считала нужным сообщать кому‑то, что теперь я обладаю амулетом.

Устроившись на заднем сиденье, я ощутила всеобщую нервозность. Наверное, мальчиков расстроила смерть Маркуса, подумала я. Никто не произнес ни слова. Слэйд завел двигатель и поехал в направлении Роуз‑Крест. Сейчас он вел машину медленнее, чем в прошлый раз.

Член их стаи погиб из‑за меня.

Два человека, которых я знала, умерли сегодня. Мой отец – в критическом состоянии.

«Ты виновата», – пробурчал мой внутренний волк.

Мы в неловком молчании добрались до нашего района, и я заметила нечто странное. Уже стемнело, но соседи дружно высыпали из своих домов. Некоторые расположились на ступенях террас, другие стояли на улице. Складывалось впечатление, будто они чего‑то ждут.

Для лучшего обзора я опустила стекло и внимательно оглядела семейство Хедриксов. Когда Джек Хедрикс увидел меня, он вскочил и замахал жене и детям. К моему величайшему изумлению, все побежали за машиной. Остальные жители последовали их примеру, и позади нас образовалось своеобразное шествие.

– Что здесь творится? – спросила я.

Слэйд поморщился.

– Они в курсе, – пояснил Брент. – О взрыве сегодня днем говорили по радио. Думаю, и по телевизору тоже. Кто‑то, кажется, слил имя твоего отца газетчикам. Вот и все.

Слэйд свернул на подъездную дорожку, ведущую к моему дому. Толпа горожан вдруг напомнила мне похоронную процессию. Когда хэтчбек остановился, я не могла двинуться с места. Мне хотелось крикнуть этим людям, чтобы они расходились. У меня не было желания видеть их обеспокоенные лица. Отвечать на их вопросы. А они жаждут новостей. И первым делом они намерены узнать, как мой папа оказался на складе. Кто‑нибудь из них обязательно поинтересуется, требуется ли нам помощь.

«Он – твой отец. Кто дал им право вторгаться в твое пространство, вести себя так, будто он уже умер?»

Я открыла дверцу и поспешила к дому. Я решила не бежать, поскольку понимала: большинство соседей сочтет подобное поведение противоестественным. Но я просто мечтала побыстрее скрыться от них. Когда я подошла к террасе, входная дверь открылась. На пороге стояла Эйприл. Она дрожала, как коккер‑спаниель, а ее глаза покраснели от слез. Внезапно она буквально скатилась вниз по ступенькам и кинулась мне на шею.

– Дорогая, как ты?

– Ничего, – растроганно пробормотала я. – Давай зайдем внутрь.

Эйприл принялась гладить меня по спине, а я почувствовала пульсацию лунного камня. Столь радостная встреча приободрила меня, и мое одиночество улетучилось.

– Они собрались, потому что для них это важно, – всхлипнула Эйприл.

Я повернулась и оглядела двор. Соседи успели собраться на лужайке и только некоторые оставались на улице. Когда пропал Бэби‑Джеймс, все было примерно так же. Прихожане горели желанием помочь в поисках.

И я поняла, что мой внутренний волк ошибается. Эти люди считают моего отца своим. Он – их пастор, их отец. И у них есть право беспокоиться за него. Если бы они являлись волчьей стаей, папа стал бы их альфа‑самцом.

А без него они похожи на стадо, лишившееся пастуха.

Я как‑то вывернулась из объятий Эйприл. Нельзя их игнорировать.

– Спасибо всем вам за поддержку, – произнесла я, подражая властной и одновременно ободряющей манере папы. – Я глубоко тронута вашей любовью к моему отцу. Его состояние пока критическое, но в последний час ему стало немного лучше. Когда я узнаю что‑то новое, я позабочусь о том, чтобы весть дошла и до вас.

Меня принялись забрасывать вопросами. Я поведала им ту же ложь, что рассказала полиции, когда меня расспрашивали в отделении скорой помощи. Дескать, папа подыскивал в городе новое помещение для приюта, а взрыв прогремел совершенно неожиданно.

Потом трое из моих соседей предложили принести мне ужин.

– Спасибо за ваше великодушное предложение, – заявила я, – но в приходе есть люди, которые гораздо сильнее, чем я, нуждаются в поддержке. Сегодня в нашей больнице скончался Пит Брэдшоу.

Эйприл ахнула. Кто‑то в толпе издал удивленный возглас.

– Я уверена, ваша любовь значительно нужнее его матери, чем мне.

Я поняла, что поступаю правильно. Именно этого хотел бы от них мой отец. У Пита имелись заморочки, но его мама не заслуживала смерти сына.

Я снова всех поблагодарила и прошла в дом. Эйприл бросилась за мной. Закрывая дверь, я видела, как небольшая группа людей направилась к Роуз‑Драйв, где жила Энн Брэдшоу.

– Ты прямо как пастор, – восхитилась подруга. – Возможно, тебе уготовано будущее общественного деятеля.

– Сомневаюсь, – пробормотала я.

– А я нет, – раздался голос Гэбриела.

Он как раз был на кухне.

– И похоже, что будущее наступит раньше, чем ты думаешь, – продолжил он.

Перед ним на столе лежало нечто вроде альбома для набросков.

– Грейс, нам надо поговорить, – вымолвил он, пристально глядя на меня.

Спустя пять минут.

Эйприл извинилась и под каким‑то надуманным предлогом покинула нас. Я сразу догадалась, куда она направилась.

– Кто сейчас с Джудом? – спросила я.

– Я послал туда Райана и Зака.

– Он в курсе?

– Он знает, что произошло какое‑то несчастье, но лишь в общих чертах.

Я с облегчением вздохнула, но вновь встревожилась.

– Нужно рассказать ему. Но в присутствии Райана и Зака, на тот случай… Неясно, как он отреагирует.

Поделиться новостью с братом следовало именно мне. Но если ему все безразлично? Я же просто этого не вынесу.

Кроме того, у меня есть более важные дела, подумала я, хлопая себя по кармашку с амулетом.

Гэбриел поманил меня к столу. В руке он сжимал угольный карандаш, и у него даже побелели костяшки пальцев. Мне хотелось сбежать куда‑нибудь подальше и сконцентрировать свою энергию на решении очень сложной задачи. Необходимо использовать лунный камень, чтобы вернуть Дэниелу человеческий облик! Однако, посмотрев на мрачное лицо Гэбриела, я поняла – речь пойдет о чем‑то серьезном. Поэтому я промолчала, придвинула стул и села рядом с Гэбриелом.

– Первым делом хочу извиниться, – начал он. – Я должен был обратиться к прихожанам. Я, как‑никак, младший пастор, подчиняющийся твоему отцу. Но, учитывая обстоятельства, я передал тебе бразды правления.

И Гэбриел указал на повязку, которая закрывала его свежий шрам на щеке, и на синяки, украшавшие его скулу. Я не видела его всего пару часов, а синяки ни капли не побледнели. Когда же они полностью исчезнут? – удивилась я.

– Просить прощения надо мне. Я ужасно хотела помочь папе, но не подготовилась.

– Не вини себя, Грейс. Я не догадывался, как много гнева ты накопила в себе. Ты помнишь историю о безжалостном слуге?

Я была не в настроении слушать библейские притчи, но догадывалась, к чему клонит Гэбриел, и кивнула.

– Некий милосердный царь простил своему слуге огромный долг. А слуга, в свою очередь, пришел к своему земляку за меньшим долгом. Обнаружив, что тот не может заплатить, он разозлился и бросил его в темницу. Когда царь узнал об этом, он разгневался на слугу за проявленную жестокость и приказал посадить его в тюрьму.

– Я сомневаюсь, что это имеет какое‑то отношение к сегодняшним событиям, – раздраженно буркнула я.

– Грейс, я почувствовал твою ярость, когда мы с тобой были в больнице. Гнев бурлит внутри тебя, и он съест тебя живьем, если ты не одолеешь его. Он обладает такой же силой, как любовь. Именно его ты пропустила через себя, а не позитивную энергию. Вот почему все так и случилось. Ты открыла мои раны. Я надеюсь, что большая часть удара пришлась на меня, а не на твоего отца.

Я вспыхнула. Теперь ясно, отчего в палате завопили мониторы!

– Значит, мои эмоции могут причинить физический вред окружающим? – спросила и стиснула руки, будто они превратились в опасное оружие.

– Не столько другим, сколько себе самой. Волк внутри тебя питается твоим негативом. Конечно, ты можешь противостоять внешней агрессии – ты доказала это на складе. Но нападки демона гораздо изощреннее, – объяснил Гэбриел и поправил повязку на лице. Очевидно, он не привык к ней, и она ему мешала. – Грейс, скажи мне, не таясь, на кого ты злишься?

– Не знаю. Ни на кого.

Я соврала. «Они все подвели тебя, а теперь он смеет читать тебе лекцию!» Я сконцентрировалась на лунном камне в надежде, что он поможет мне успокоиться.

– Я злюсь на отца за то, что он не пустил меня на склад. И на Толбота – он не уберег папу, и еще он просто лживый мер… – я не договорила.

– Но твоя ярость гораздо глубже. И она возникла не сегодня. – Гэбриел сделал глубокий вдох. – Как насчет Дэниела?

– Нет.

– Уверена? Было бы легко обвинить только его.

– Но он же пожертвовал всем ради меня. Оттуда должен был выбраться именно он. Я заставила его дать мне слово. Он пообещал, что сбежит со склада, если появится такая возможность. Однако вместо этого он попытался спасти меня.

А все лежало практически на поверхности. Гэбриелу достаточно было поскрести, и мои чувства хлынули наружу, как кровь из раны. Я действительно злилась на Дэниела. Ведь его нет со мной рядом. Он оставил меня в одиночестве. Его не было в больнице. Он не обнял меня, не заверил в том, что папа выздоровеет. Но, конечно же, мой гнев был иррациональным.

«Твой отец не пошел бы на склад, если бы Дэниел был здесь».

Черт.

Я знала, что это сказал волк. Тем не менее его ворчание извлекло на свет кое‑что, глубоко запрятанное в моем подсознании. Как получается, что мне в голову влетают настолько жуткие мысли? Мои глаза сразу наполнились слезами.

– Почему я разозлилась на него? Это неправильно…

– Из‑за того, что, там, в логове Калеба ваши планы изменились в последнюю минуту.

– Но он нарушил обещание! Ради моего спасения он спрыгнул с балкона и был превращен в белого волка.

– Верно.

– Неужели я такая отвратительная?

– Ты просто человек. – Гэбриел положил руку мне на плечо. – Но ты, Грейс, должна учитывать, что ты и Дэниел сильно связаны. Ты чувствуешь то же, что и он. Ты знаешь, что ему необходим лунный камень. Ведь постепенно он отдаляется. Но, возможно, твой гнев и заставляет его уходить прочь.

Гэбриел мог бы с тем же успехом молча всадить мне нож в сердце.

– Ты так считаешь?

– Я лишь думаю, что тебе надо постараться простить его, пока еще не поздно. И – всех остальных, пока ты не оказалась один на один с волком, сидящим внутри тебя. Прости Дэниела. Отца. Мать. Брата… – Я отвела взгляд. – Бога.

– Бога? – изумилась я.

– Грейс, только что ты сама сказала, что Дэниел «был превращен в белого волка». Как будто ты винишь некую внешнюю высшую силу. Самого Бога.

Я промолчала.

– Дитя мое, – мягко продолжал Гэбриел тоном священника. – Когда ты преодолевала испытания, ты молила Господа о том, чтобы он направил тебя?

Я захлопала глазами. Вопрос Гэбриела застал моего внутреннего волка врасплох. Я замотала головой.

– Нет, – честно призналась я.

– Не забывай, кто ты такая, Грейс Дивайн. Твой отец – пастор, а сейчас ты беседуешь со старым, восьмисотлетним монахом. Но обращаться тебе следует к Нему. – Гэбриел указал вверх, на небеса.

– Но я не могу… Что, если я… боюсь?

Гэбриел склонил голову набок. В его глазах зажглось любопытство.

– Ты утратила свою веру?..

– Нет. Господь там. Но я больше не понимаю Его. Зачем Он создал Урбат? Почему он позволил им стать такими безнравственными? Для чего нужно проклятье? Зачем Он так обошелся с нами? Со мной? Это не то, чего я хотела. Я просила не об этом.

– А о чем же?

– В последний раз, когда я молилась на складе, – я просила Господа уберечь Дэниела и мою семью. Я приготовилась к смерти, но вдруг Дэниел спрыгнул с балкона, и все перепуталось. Мою мольбу услышали, но выполнили не так, как я ожидала. Цена оказалась не той. И я не хочу, чтобы подобное снова повторилось, – пробормотала я.

Мы сидели в молчании, а мои размышления постепенно выстраивались в логическую последовательность.

– Наверное, в глубине души я и вправду злюсь на Бога, – произнесла я наконец.

– Прежде я тоже сомневался и терялся. Возможно, не имея якоря, я блуждал бы до сих пор. Я твердо убежден, что во всем есть определенная цель. Но, прожив почти тысячелетие, я до сих пор не понимаю Божественных замыслов. Зато я знаю, что тебе необходимо изгнать из себя ярость и самой обрести прощение. Попробуй, Грейс.

Я опустила голову. Вероятно, именно себя я и ненавидела сильнее всего. Я неловко рассмеялась, пытаясь разрушить охватившее меня напряжение.

– В следующий раз напомни мне, чтобы я не занималась с тобой слиянием разума. Ты слишком проницателен.

– Слиянием разума? – спросил Гэбриел. Его говор, в котором смешались европейский и американский акценты, звучал довольно забавно.

– Ах, да, я забыла, что ты не смотришь кино.

– Ты не поверишь: у меня вообще не имелось времени.

– Так в чем же твой якорь? – поинтересовалась я.

Я никогда не думала о Гэбриеле как о своем друге, но сочла себя вправе задать ему несколько сугубо личных вопросов.

– Восемь веков – громадный срок. А ты все выдержал.

– О, нет, – возразил он.

Похоже, я вторглась в нечто очень личное. С другой стороны, мне было известно, что случилось с его сестрой, Катариной. Она умерла от его рук (вернее, клыков) вскоре после того, как он уступил волчьему проклятью.

– Но я всегда находил путь назад благодаря ей, – произнес Гэбриел и открыл альбом, лежавший перед ним. Я увидела лицо молодой светловолосой женщины с тонкими чертами. Сразу стало ясно, что рисунок сделал истинный художник – мастер, который любил свою модель.

– Твоя работа?

– Да, – Гэбриел постучал карандашом по столу. – Я всегда рисую, когда чем‑то взволнован. Не так действенно, как тай‑чи, зато люди меньше таращатся на тебя, если ты занимаешься живописью на публике.

– Красиво.

Я воспринимала Гэбриела как вервольфа и одновременно – учителя старших классов. А ведь он еще и художник. В портрете скрывалась какая‑то тайна. Женщина словно испытывала величайшую боль, но старалась ее не показывать. Она слабо улыбалась и пыталась быть отважной, несмотря на владевшие ею страхи.

– Кто она? Твоя сестра?

– Моя жена.

Я изумленно уставилась на него. Синяки на его лице совсем побледнели, а вот душевные раны не зажили.

– Ты никогда мне ничего не рассказывал.

– Ее звали Мари. – Гэбриел произнес ее имя немного странно, и получилось что‑то вроде «Махрии». – Она умерла при родах сотни лет назад. До того, как я стал монахом. До крестовых походов. Тогда я не был проклят.

– Извини, – прошептала я.

– Перед смертью она взяла с меня слово, что я отыщу ее на небесах. Вот поэтому я и принял постриг. Я решил, что только так обрету чистоту. Но я потерпел поражение и уступил проклятью вервольфа. Потом я отбросил прочь обещание. Ты же знаешь некоторые мои поступки…

Я кивнула, опять вспомнив о его сестре Катарине.

– Но Мари вернула меня на прежний путь.

– Как?

– Вавилонская жрица – та женщина с лунными камнями – нашла меня не случайно. Она сообщила мне, что к ней обратился дух Мари. И она все еще ждет, когда я присоединюсь к ней на небесах. А камни помогли мне. Я отказался от применения любого насилия. С тех пор я всеми силами стараюсь искупить все ужасы, которые я совершил.

Я ахнула. Мне стало совестно, что я до сих пор не рассказала ему о своем амулете. Ведь если бы не Гэбриел, я бы и понятия не имела о силе, сдерживающей волков.

– Но на складе ты сражался?

– Ты вдохновила меня. – Гэбриел подтянул к себе альбом и ласково провел пальцами по портрету Мари. – Дэниел признался мне, что ты сделала ради него. Поэтому я и поверил в то, что могу исцелиться. Твой поступок дал мне надежду, Грейс. Однако после стольких веков сомнений я все‑таки боялся. А знаешь чего? Я испугался, что потеряю тебя, и поэтому решил тебя опекать и оберегать. Что, в конечном итоге, было неправильным и не обеспечило тебе безопасность. Но я благодарен тебе, Грейс.

– Но я же постоянно подвергаю себя опасности.

Гэбриел негромко рассмеялся.

– Да. Но ты во многом права. Очень давно я раздумывал над тем, как вернуть Урбат их Божий дар. Я считал, что это – невозможно, пока не появилась ты. Между прочим, у вас со жрицей есть нечто общее. Кстати, весьма интересная черта.

Я вскинула голову.

– Какая?

– Фиолетовые глаза.

– Серьезно?

Подобный оттенок встречается очень редко. Мама однажды рассказывала мне одну забавную историю. Когда моя по‑детски голубая радужка превратилась в фиолетовую, дедушка Крамер попытался убедить ее изменить мое имя на Лиз – в честь его любимой актрисы Элизабет Тейлор. Но папа настоял на имени Грейс. Он заявил, что оно больше мне подходит. А вообще‑то я знаю лишь одного человека с такими же, как у меня, глазами – это был Джуд.

– Между прочим, в Древнем Египте таких, как ты, называли «людьми духа». А та вавилонская жрица умела общаться с мертвыми. Выполнять их просьбы. Возможно, именно поэтому ты узнаешь, в чем нуждается Дэниел.

У меня пересохло во рту.

– Значит, Дэниел мертв?

– Нет, – Гэбриел похлопал меня по руке. – Я имею в виду, что у тебя – очень прочная духовная связь с миром. Грейс, ты – особенная, просто еще неопытная. Если ты поймешь себя, у тебя появится возможность стать великим вождем и врачевателем. Но тебе этого никогда не достичь, если ты не избавишься от своего гнева. Он может развратить тебя точно так же, как и всех нас.

Слова Гэбриела звучали правдиво. Хотя говорить‑то легко, а делать… Я посмотрела на портрет, гадая, как Гэбриелу удавалось держаться за якорь.

– Я не хотел читать тебе нотации или обескуражить тебя. Наоборот. Я верю в тебя и в твой дар. Но время бежит, Грейс.

– В каком смысле?

– Я ухожу.