Смятение чувств

Наверху.

Я остановилась возле запертой двери в отделение для душевнобольных и замерла у стены, на которой висел бежевый старомодный телефон. Табличка рядом гласила, что для соединения необходимо поднять трубку и набрать номер.

– Я пришла к Мередит Дивайн, – сказала я медсестре, ответившей на другом конце линии.

Когда повесила трубку, зажужжал дверной замок. Сделав пару шагов, я оказалась в широком бледно‑зеленом коридоре. Воздух пропитался запахами прогорклой еды, конфет и аммиака. Я заметила очередную табличку: «Зона повышенной опасности. Будьте внимательны».

Я обернулась и стала наблюдать, как широкая дверь встает на место. Меня охватило сильное желание открыть ее, спуститься вниз и бежать на стоянку.

Нельзя.

Раздался тяжелый щелчок. Итак, путь назад отрезан. Следующая цель – пост медсестры. Что ж, по крайней мере, разведаю что‑нибудь о маме.

Я пошла по коридору. На ближайшей банкетке сидела молодая женщина. Она выглядела так, будто перенеслась сюда из восьмидесятых. Пациентка раскачивалась взад‑вперед, опустив голову. Длинные волосы закрывали ее лицо целиком. Я приблизилась к посту и расписалась в журнале учета. В кабинете со стеклянными стенами на стульях, поставленных в круг, расположилась группа людей. Кажется, они участвовали в дискуссии, и вел ее мужчина в брюках цвета хаки и застегнутой на все пуговицы рубашке. Остальные были одеты в простые серые пижамы, как и женщина в коридоре.

– Вы хотите повидать Мередит Дивайн? – осведомилась сестра.

На лацкане ее халата поблескивал бейджик с именем Латиша. Когда она произнесла имя моей мамы, ее взгляд слегка потеплел.

До того как мама заболела, она работала медсестрой в амбулаторном отделении клиники в Эппл‑Вэлли. Ее вызывали сюда, в главный лечебный центр, когда у доктора Коннорса возникала потребность в дополнительном персонале для замены отсутствующих сотрудников. Уверена, здесь бурно обсуждали новость о новом статусе Мередит Дивайн. Узнай мама, что о ней судачат, она умерла бы от стыда. Репутация значила для нее все.

Я кивнула.

– Мне не обязательно встречаться с ней, хотя… Наверное, я не вовремя. Похоже, у вас групповое занятие.

– Чепуха, деточка, – заявила Латиша. – Мередит их не посещает. Ну а насчет визитов родственников, это именно то, что ей прописал доктор.

– Верно, – услышала я голос доктора Коннорса.

Откуда он взялся? Коннорс держал в руке бювар и был облачен в слаксы и свитер, который красовался на нем в прошлогодний День благодарения. Тогда он заехал к нам на памятный семейный обед. Сейчас, согласно обстановке, Коннорс набросил на плечи белый халат. Доктор приветливо мне улыбался, однако по выражению его глаз я поняла, что ситуация достаточно печальна.

– Как дела у твоего отца? Я звонил вниз. К сожалению, я очень занят и не смог подойти к нему.

– Без изменений.

– Ясно.

Он прокашлялся.

– Она просила, чтобы ее отвели к нему? – спросила я.

– Нет. Я надеялся, что… – Он еще раз прокашлялся. – Пойдем со мной, Грейс.

Я последовала за ним, прежде чем сообразила, что мы шагаем прямиком к палатам, а не в комнату для посещений. Я все еще сомневалась, что готова к встрече с мамой. Доктор оглянулся и выжидающе посмотрел на меня. Я догнала его.

– Грейс, в данном случае… в общем, так будет лучше.

– Что… – я прикусила губу. – Что с ней?

У мамы всегда наблюдалась тенденция к ОКР,[4]которая усиливалась, когда дома возникало напряжение. Например, если дела обстояли совсем плохо, она упорно представляла себе, что все просто идеально. А после бегства Джуда ее заболевание обострилось. Она выработала собственный, «дизайнерский», стиль биполярного расстройства:[5]из маниакально заботливой матери она превращалась в Королеву Зомби. В такие дни она была одержима желанием смотреть новости, поскольку надеялась хоть что‑нибудь узнать о Джуде. Подобный приступ длился несколько дней. Мама категорически отказывалась заниматься чем‑то другим и полностью теряла интерес к остальным детям. Доктор Коннорс не раз говорил моему отцу, что ее лечение не должно ограничиваться консультациями и таблетками. Он был прав. Вероятно, мое исчезновение привело к резкому ухудшению ее психического здоровья, потому что папа вдруг взял и отвез ее в больницу. Хотя отлично понимал, что она никогда не простит его за это.

Доктор Коннорс остановился перед больничной палатой. Под номером на двери висела табличка с именем и фамилией мамы.

– Я давно знаю Мередит. И она была для меня своего рода спасением. Однако у нее всегда наблюдалась склонность создавать вокруг себя видимость совершенства, скажем так, некий фасад. Этот механизм очень сложен. Как я выяснил на основе наших прошлогодних консультаций, ее мир постепенно начал распадаться. Сейчас что‑то – и неважно что – разрушило ее реальность, и она больше не может совладать с ней.

Коннорс открыл дверь, и я увидела ее, впервые за неделю. Она сидела на кровати и смотрела на серое пятно на противоположной стене. Как и на остальных пациентах, на ней была серая пижама, причем на брюках отсутствовала резинка. На ногах болтались тапочки. В прошлом мама даже под страхом смерти не напялила бы подобный «наряд». Ее некогда красивые волосы свисали немытыми патлами. Она осунулась. Интересно, когда она ела в последний раз?

– С тех пор как ее поместили сюда, она отказывается по собственной воле покидать палату, – пояснил доктор. – Она игнорирует групповую терапию и не посещает столовую. Со мной она не обмолвилась ни словом.

Я по‑настоящему испугалась. Мама была такой… безучастной…

– А ей станет лучше?

– Только когда ее рассудок примет истинную реальность. Как часто говорил твой отец: «Правда освободит тебя». Вот что предстоит осознать твоей маме. Она абсолютно потеряна. И пока она не найдет новую точку опоры, и ментальную, и эмоциональную, ее разум будет функционировать только таким образом.

Я кивнула. Значит, от мамы требуется только одно: сообщить врачам, что она согласна с тем фактом, что ее старший сын – вервольф, а дочь – охотница за демонами? Конечно, после этих заявлений о выходе из психушки можно и не мечтать.

– Побудьте наедине. У тебя есть около четверти часа.

Я взглянула на часы, убеждая себя в том, что у меня действительно мало времени. Сил у меня хватало лишь на короткий визит. А может, их вообще не было…

– Хорошо, что ты пришла, – вымолвил доктор Коннорс, легонько подтолкнул меня вперед и закрыл за мной дверь.

Я почувствовала себя пойманной в ловушку.

Мои часы отсчитали три бесконечные минуты, пока я решала, что мне предпринять. Мама не шевелилась.

– Мам? – робко окликнула я.

Тишина.

– Мам? – повторила я.

Никакой реакции.

А может, я просто не хочу, чтобы она смотрела на меня? Папа признался ей в том, что я… подверглась проклятью вервольфа… Возможно, она считает меня чудовищем. Вот почему она сломалась.

– Мамочка? – произнесла я, а на глаза уже навернулись слезы. – Не знаю, что тебе рассказал папа… В это трудно поверить… в то, что случилось с Джудом… и со мной. Но я – твоя дочка. И Джуд – твой сын. Он вернулся. И ты нужна ему. Нам всем.

Ничего.

– Джеймс и Черити сейчас у тети Кэрол, но они не могут жить у нее вечно. И папа ранен. Серьезно. За ним надо ухаживать. А у меня – дел по горло. Я ищу способ вернуть Дэниелу человеческий облик. И с Джудом полно проблем. А один сумасшедший тип с ватагой бесов хочет прикончить меня. Вдобавок меня преследует банда оборотней. И зачем я им понадобилась? У меня появилась собственная стайка из пяти – нет, четырех – мальчишек‑вервольфов. Они приглядывают за мной. Я вроде бы их вожак… или мать… или еще кто‑то. Но я не представляю, как мне с этим справиться. Мы очень скучаем по тебе, – пробормотала я и приблизилась к ее койке.

Броситься бы ей на шею и уткнуться в нее лицом, как я делала в детстве! Но вместо этого я лишь положила руку на ее худые пальцы.

– Мне нужна мама. Не только мне – нам всем, – всхлипнула я.

Она не двигалась.

– Пожалуйста, мам. Это же – твоя реальность, какой бы безумной она ни казалась. Прошу тебя, будь моей мамой.

Слезы текли у меня по щекам. Я терпеть не могла, когда плачут на людях, но сейчас я не сдерживалась. Она ничего не замечала. Она не реагировала. Просто таращилась на то чертово пятно. Но я почему‑то думала, что она откликнется.

Я ощутила, как из темных глубин моего сердца волной поднимается глухой ропот. Волк шепотом подталкивал меня к тому, чтобы я набросилась на свою мать – или на ту женщину, что сейчас сидела передо мной. Сопротивление ему отняло у меня все силы. Я схватилась за живот и тяжело задышала, сосредоточившись на том, чтобы вытеснить злые мысли из своей головы. Я пришла, чтобы вернуть свою маму.

Я поспешила прочь из палаты. Прикрывая зареванное лицо ладонями, я подбежала к посту и попросила Латишу выпустить меня отсюда.

Мне хотелось поскорее убраться восвояси.

Я едва не налетела на пожилую пару, ждавшую лифта. Женщина стояла привалившись к своему мужу, а тот придерживал ее за плечи. Я заметила в ней сходство с той молодой пациенткой, которая сидела на банкетке. Наверное, они ее родители, решила я. Меня мгновенно охватил страх. Лишь бы не оказаться вместе с ними в тесной кабине! Как будто к моим собственным переживаниям могли добавиться еще и чужие.

Поэтому я отворила тяжелую дверь, ведущую на лестницу, и понеслась вниз. Я преодолела несколько пролетов. Мои шаги эхом отдавались от стен. Когда я добралась до этажа, где располагалось отделение интенсивной терапии, у меня подкосились ноги, и я остановилась. От рыданий у меня разболелась грудь. Наверное, мой плач слышали на всех этажах – настолько он был громким. Я ненавидела себя за самонадеянность. Как будто я могла вырвать маму из кататонического состояния! Я потерпела неудачу. В глубине души я знала, что не имею права винить ее за умственную недееспособность. Ведь не упрекаю же я папу за то, что он лежит без сознания в больничной палате.

Мое одиночество достигло апогея.

Я плакала до тех пор, пока боль внутри меня не сменилась глубочайшей усталостью. Слишком много всего случилось за один день. Я словно преодолела дистанцию триатлона. Я зажмурилась, и через несколько секунд в мое сознание начал просачиваться один из снов о Дэниеле.

Он отличался от обычных. Я не сидела на скамье, а стояла напротив Дэниела. На его губах играла лукавая улыбка, но внезапно он помрачнел. Все было очень реально, и мне приходилось напоминать себе, что его образ сотворен моей тоской.

– Как ты? – спросил Дэниел.

Я попыталась на шаг приблизиться к нему, но начала падать. Дэниел придержал меня своей сильной рукой. Я знала, что мне нельзя впускать в себя этот сон, потому что я опять окажусь в пустоте. Однако я так остро ощущала тепло, идущее от его тела, что прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди.

Он обнял меня, и я сразу согрелась. Дэниел уткнулся носом мне в темечко и втянул в себя запах моих волос. От наслаждения я даже застонала.

– Я люблю тебя, – сказала я.

Он судорожно вздохнул.

– Я тоже тебя люблю, – донесся до меня почти неслышный шепот.

Я положила ладонь ему на грудь, туда, где в вырезе рубашки виднелся островок обнаженного тела.

– Дэниел, почему ты уходишь от меня?

Он напрягся. Раздался кашель. Хотя звук был знакомым, издавал его не Дэниел.

И ткань под моей щекой напоминала фланель.

О, нет! Я открыла глаза и увидела другого человека. Он смотрел на меня ясными зелеными глазами из‑под козырька красной бейсболки.

– Толбот! – воскликнула я и вырвалась из его объятий. – Что ты себе позволяешь?

– Эй, Грейс, – произнес он с опаской. – Я случайно вышел на лестницу и обнаружил тебя. Я спросил как ты, и ты – именно ты – обняла меня.

– Ничего подобного! – крикнула я и моя шея покрылась красными пятнами – так случалось всегда, когда я врала. Но сейчас‑то я не лгала! – Я заснула. И приняла тебя за… неважно за кого. А ты мной воспользовался.

– Что? А что ты скажешь насчет того, что я не дал тебе упасть?

– Я в порядке! И мне не за что тебя благодарить.

– Вот как?

– Ты пообещал, что мы встретимся в больнице. Это было пять часов назад. Ты хоть понимаешь, насколько мне страшно? Где ты пропадал?

– Я инсценировал собственное исчезновение, потому что врачи попытались запихнуть меня в отделение скорой помощи. Ты бы видела, в какое возбуждение приходят наши медики, когда слышат, что у меня в груди бьются два сердца. Я затаился, а потом медсестры из интенсивной терапии отказались впускать меня к вам, поскольку я не родственник. Тогда я отправился домой, помылся и переоделся. Кстати, сегодня я потерял свою счастливую голубую бейсболку. А еще мне надо было закончить одно дельце, прежде чем я…

– Ты переживаешь из‑за дурацкой кепки? Да я едва не лишилась отца! – выкрикнула я.

Мое тело вдруг наполнилось энергией. Я пихнула Толбота в грудь, причем достаточно сильно. Он даже попятился, чтобы не упасть.

– Почему ты его не защитил? – возмутилась я. – Я просила тебя уберечь его от опасностей!

Я наступала на Толбота, но он, наконец, перехватил мои руки.

– Эй, полегче!

Я попыталась вырваться из его цепких пальцев. Я намеревалась ударить его. Причинить ему боль. Пусть помучается так же, как я. «Он должен лежать без сознания, а не папа!» Но Толбот вынудил меня приблизиться к нему почти вплотную и, прижав к себе, крепко обнял. И на короткие секунды мне захотелось раствориться в его объятиях, перестать сопротивляться и позволить событиям, пусть ненадолго, развиваться свои чередом.

Но я не могла.

– Отпусти, – произнесла я. – Что ты себе позволяешь?

– Ведь ты именно в любви и нуждаешься, – не унимался Толбот. – Я слышал, что ты говорила в кабинете отца при церкви. Я мог бы этим заняться.

Я высвободилась.

– Нет. Тогда я сказала, что скучаю по Дэниелу и по его объятиям. А ты – не он. И никогда им не станешь. Проку от тебя – никакого.

Я отступила на шаг.

Он пристально взглянул на меня из‑под козырька.

– Как можно скорбеть по тому, кто не умер? – осведомился он.

– Что?

– Тогда, в отцовском кабинете, ты заявила, что тебе кажется, будто Дэниел мертв, хотя он жив. Когда человека уже нет на этом свете, по нему сперва очень горюют… но время‑то все лечит. А как ты сможешь прекратить убиваться по нему? Тебе надо осознать, что какая‑то часть Дэниела погибла навсегда. Он никогда не заключит тебя в объятия…

– Заткнись.

– Когда‑нибудь ты со мной согласишься. И будешь жить дальше.

– Заткнись, – повторила я.

Толбот взял меня за руку с таким видом, словно хотел притянуть к себе.

– А я смогу тебя поддержать.

Я вырвалась.

– Я запрещаю тебе. Оставь меня в покое.

– Я подожду.

– Хватит!

Толбот попятился. Он как будто дал мне понять, что подставляет себя под мой удар.

– Прости, – пробормотал он и опустил голову. – Я сглупил. Мне просто… не нравится то, как ты страдаешь. Я не вижу прежнюю Грейс. И я скучаю по ней.

– Я никуда не делась… и я никогда не была твоей.

– Ты сейчас рядом со мной, но ты – не та, с которой я познакомился несколько недель назад. В той девушке пылал огонь. Она мечтала стать супергероем. А ты чахнешь и забываешь обо всем. Когда в последний раз ты тренировалась? А ела когда?

– Ты, наверное, думаешь, что я бездельничаю и рыдаю, – буркнула я. – Ладно, я только что плакала в углу лестничной площадки, но это не имеет значения. – Я – не слабая немощь. И я спасу Дэниела.

– Здесь‑то и заключена проблема. Свою страсть ты тратишь на бесплодные поиски, – тихо продолжал Толбот. – И я боюсь, что ты потеряешь себя. Ты должна все прекратить. Склад уничтожен, а обнаружить амулет на церковном дворе невозможно.

Я промолчала. Он прав. Нет смысла перебирать щебенку на парковке. Но как же быть? Есть еще одна возможность раздобыть лунный камень, но я пообещала папе, что прибегну к ней в крайнем случае…

– Пожалуйста, Грейс, не злись на меня. Давай будем друзьями, как раньше. Я с тринадцати лет жил сам по себе, и у меня не очень хорошо складываются межличностные отношения.

– Ага, – кивнула я, размышляя над своей идеей.

– Но я стараюсь, – произнес Толбот. – Ты когда‑нибудь поверишь мне?

Как же ему хочется помириться со мной, подумала я. Мне вспомнилось, в какой ступор ввел Слэйда пожар на складе. Значит, Толбот преодолел себя, зашел в горящий коридор и вытащил моего отца. Он искренен. Может, Толбот несет полную чушь, но он заслуживает гораздо большего, чем вечное презрение с моей стороны.

– Спасибо, – поблагодарила его я. – Ты попытался защитить моего отца. – Я положила руку на предплечье Толбота. – А мне и вправду очень нужны друзья.

– Надеюсь, ты поймешь, как много ты значишь для меня, – улыбнулся Толбот.

– Не обольщайся, – проговорила я. – Кстати, мне пора.

– Что?

– Мне пора, – твердо произнесла я. – Ты не ошибся. Я никогда не найду лунный камень на церковном дворе. И теперь, когда склад разрушен… у меня есть один план. Я пойду к Сирхану.

– Грейс, это безумие, – сказал Толбот и его взгляд стал жестким. – Если ты пойдешь к Сирхану, то велика вероятность, что ты никогда…

– Не вернусь. Но если такова цена, которую я должна заплатить за возвращение Дэниела, я так и сделаю.

– А дальше?

– Я отправлю камень Эйприл или… Не знаю. Позже решу. Но теперь никто меня не остановит.

– А твой отец и другие родные?

– Я ничем не помогу папе. Я пыталась вместе с Гэбриелом вылечить его, но эффект получился обратным, я причинила ему вред. – Я прикусила губу, а на лице Толбота отразилось изумление. – Что до моей мамы… До нее невозможно достучаться.

А ведь я еще не упомянула Джуда…

Толбот пригладил свои вьющиеся светло‑каштановые волосы.

– Ну, а я? Я тебя не отпущу.

– Нет, Тол.

Я назвала его уменьшительным именем, хотя однажды он попросил меня не делать этого. В моих устах оно звучало очень ласково.

– Ты же не материализуешь лунный камень из воздуха, – вымолвила я. – В общем, я отправляюсь домой. Соберу вещи, а с утра выйду в путь.

Он открыл рот, собираясь мне ответить, но ничего не сказал. Мне почудилось, что в глубине его глаз промелькнула боль.

Приподнявшись на цыпочки, я чмокнула его в щеку. Он слегка задрожал. Он слишком трепетно относился ко мне.

– Пожалуйста, не осложняй мне жизнь.

Я развернулась, но Толбот опять схватил меня за руку.

– Нет, Грейс! – взмолился он.

– Прощай.

– Я не могу допустить, чтобы ты отдала себя Сирхану.

– Я должна.

– Нет!

Я посмотрела на него.

– У меня кое‑что есть для тебя, – прошептал он и вложил мне в ладонь небольшой плоский предмет серебристого цвета.

Я не сразу сообразила, что он мне дал. Вещь имела форму треугольника с закругленными углами. В широкой трещине я различила похожую на кристалл сердцевину. И эта штука пульсировала, излучая тепло, которое я не могла спутать ни с чем иным.

Я ощутила надежду.

– Лунный камень! – выдохнула я.

Date: 2015-06-11; view: 310; Нарушение авторских прав