Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Обратный эффект
Несколько часов спустя.
– Надо что‑то делать, – бормотала я, беспокойно шагая взад‑вперед по палате в отделении интенсивной терапии. Папа больше не открывал глаза. Врачи и медсестры пытались привести его в сознание, но результатов их усилия не приносили. В какой‑то момент кто‑то из персонала оглядел меня с ног до головы, а потом мне велели принять душ в пустующей палате. Медсестра вручила мне фирменный зеленый костюм, а мою порванную и окровавленную одежду сложила в пластмассовый мешок и бросила в бак с надписью: «Биологически опасное вещество». А откуда на мне кровь? Разве меня ранили? Наверное, это папина… Очевидно, они решили, что чистой мне будет легче воспринять плохую весть. Как только я вымылась и переоделась, меня поманила за собой какая‑то женщина с бюваром.[2]Она заговорила о моем отце, в ее речи прозвучали слова «травма» и «инвазивная операция»,[3]а также целый набор фраз. В их смысл я не вникала, потому что меня мучил один и тот же вопрос. Как получается, что я, обладая сверхспособностями, оказалась так беспомощна? От стеклянной сдвижной двери раздался сдавленный возглас, похожий на французское ругательство. Повернувшись, я обнаружила Гэбриела. Он стоял, зажав руками рот, и смотрел на моего отца. Папа лежал на кушетке и постепенно отдалялся от этого мира. Я уже собралась съязвить и сказать ему нечто вроде «ты не торопишься». Я ведь отправила ему кучу срочных сообщений! Но Гэбриел убрал руку от лица, и я увидела длинный, ярко‑розовый, уже успевший зарубцеваться шрам, пересекавший его щеку. Утром у него раны не имелось. – Ты как? Что случилось? – воскликнула я. – Джуд постарался? Мне не хотелось спрашивать Гэбриела, но деваться было некуда. Джуд вел себя спокойно, но я знала, что он нестабилен. Он напоминал мне бомбу замедленного действия… При воспоминании о взрыве, покалечившем моего отца, у меня на глаза опять навернулись слезы. «Виновата только ты», – пробурчал злобный волк внутри меня. – Нет, – успокоил меня Гэбриел. – Джуд ни при чем. Но обсудим все позже. Как отец? Гэбриел прошел в палату, и стеклянная дверь закрылась, скользнув на место. – Я соврал сестре, что я – его брат, иначе она бы не пустила меня. – Состояние критическое. Больше мне ничего неизвестно. Отделение интенсивной терапии оказалось шумным местом. Туда‑сюда сновали врачи, однако я ощущала абсолютное одиночество. Толбот так и не появился, хотя обещал заглянуть. Эйприл я решила не звонить – не стоило ее зря тревожить. Связаться с Гэбриелом долго не получалось, а кроме них не было никого, кто мог бы поддержать меня. Ни Дэниела. Ни Черити. Ни мамы. – Они хотели взять у меня кровь для переливания, но я не стала рисковать. А вдруг я заражу его? Хотя я допускаю, что ошибаюсь. Возможно, надо специально инфицировать его, чтобы кровь вервольфа запустила процесс восстановления. – А сможешь ли ты простить себя? Дэниел страдал от воздействия проклятья, прежде чем, предположительно, исцелился. И Дэниел часто говорил мне: он предпочел бы умереть, чем жить со страшной мыслью, что он снова превратится в чудовище. Я бы, конечно, передала папе свою заживляющую силу, но где гарантия, что после выздоровления он останется прежним? И я не знала, что предпочел бы он сам. – Но, Гэбриел… Меня, псевдовервольфа, которому ничего не стоит убить дракона, переполняет сверхэнергия! А я не могу использовать ее для своего отца. – Вероятно, это выход… – неуверенно произнес Гэбриел. – И не буду утверждать наверняка, что все получится. Я пробовал только трижды, и каждый раз результат был разным. Но помогало, – пробормотал он и умолк. Казалось, он скорее спорит с самим собой, чем разъясняет мне, в чем суть. – Что ты имеешь в виду? – удивилась я. – Ага, ясно!.. Вы с Толботом применили свою силу, чтобы вылечить меня после того, как на меня напали волки на складе. Я валялась без сознания, а ты передал мне свою энергию, и мое тело принялось заживлять раны, верно? – Да, – подтвердил Гэбриел. Впрочем, воспоминания о том, что случилось после моего возвращения со склада, были смутными. Но, значит, целительство других людей является одной из многих сверхспособностей Урбат! Однажды я уже побывала в роли реципиента. Тогда мы с Дэниелом после спасения Бэби‑Джеймса бежали по ущелью. Я начала отставать и вдруг почувствовала прилив энергии, исходящей от Дэниела. Она связала нас в единую цепь. Позже, той же ночью, он показал мне, как лечит самого себя – и только. – А почему Дэниел ничего мне не рассказывал? – Думаю, он просто не знает. Это – тщательно охраняемый секрет. Сирхан попросил меня помочь ему опробовать метод на его жене, Рэйчел. С ней получилось не так удачно, как с тобой. – Гэбриел потер ладонью заросший щетиной подбородок. – Подобный дар является крупицей способностей, которые были присущи изначальным Небесным Гончим. Их Господь призвал к себе. Он наделил их силой помогать людям своего клана и защищать их. Легенда гласит, что они стали великими воинами, врачевателями и учителями. Здесь, на земле, их воспринимали как ангелов. Но сила развратила их, и они возжаждали власти. Их постигла та же судьба, что и падших ангелов, которые пренебрегли своим долгом, отказались от своего дара и опустились до уровня бесов. С тех пор Урбат забыли о своем умении. Сейчас они несут с собой смерть. Я сомневаюсь, что с тех давних времен дар использовался во благо хотя бы одного обычного человеческого существа. – Но ведь можно попробовать? – Никогда раньше не пробовал применять его к людям. Это требует огромного напряжения и бывает опасным, – заявил Гэбриел и внимательно посмотрел на мониторы с линиями и цифрами. – Учитывая состояние твоего отца, я считаю, что попытаться стоит. Если ты, конечно, разрешишь. – Разрешу, – сказала я. – Одному мне не справиться. Понадобится твоя поддержка, – ласково и ободряюще улыбнулся Гэбриел. Он напоминал мне священника, утешающего прихожанина. – Ты должна полностью сосредоточиться и очистить свое сознание от всего негативного. Ты будешь проводником, через который начнет поступать положительная энергия. Никаких негативных мыслей и эмоций. Только любовь. Я перевела взгляд на папу. Его шею охватывал корсет, большая часть лица скрывалась под кислородной маской. Но я все равно узнала бы его по знакомым морщинкам вокруг глаз. Почему я отпустила его? А если у меня ничего не получится? А вдруг я не смогу подготовиться? Глубокий вдох, выдох. Нужно срочно избавиться от любых колебаний. – Давай, – произнесла я и вытянула руки вперед, словно талант врачевания являлся чем‑то осязаемым. Гэбриел задернул штору, почти полностью опустил жалюзи на окне, выходившем в коридор. Затем аккуратно прикрыл дверь. Медсестры пустили меня к отцу всего на двадцать минут, и половина времени уже прошла. Гэбриел взял мои руки в свои и подвел меня вплотную к кровати. Потом положил обе мои ладони на папину грудь. Я почувствовала, что он дышит, но как‑то неестественно. Напряженно и поверхностно. – Держи их здесь, у его сердца. А я наложу свои, – прошептал Гэбриел. – Очисти сознание. Открой дорогу для положительной энергии. Отрицательные эмоции подпитывают волка внутри тебя, но ты должна полностью избавиться от них. Медитируй. Я вздрогнула. – А что, если не сработает? – Я верю в тебя, Грейс. – Гэбриел никогда в жизни не говорил мне такого. До сих пор я видела в нем старейшего в мире скептика. – Ведь ты смогла дать отпор Калебу. Помни, что ты Богоданная. – Я ничего не чувствую. – Не сдавайся. Я кивнула. Гэбриел сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Я последовала его примеру. Он закрыл глаза. Я тоже. – Сконцентрируйся на своей любви к нему. Представь, что он не ранен. Гэбриел замер на мгновение и плотно прижал свои руки к моим. Я ощутила, что его ладони стали излучать тепло. Я попыталась вообразить, что мой папа опять здоров, и принялась вспоминать все хорошее, что было в нашей жизни. Как он улыбается. Как терпеливо что‑то объясняет. Внезапно перед моим мысленным взором возникла сцена в искореженном взрывом подземном переходе. Я увидела отца, лежащего без сознания. Если тогда я не смогла уберечь его, почему я так самоуверенна? «Ты слаба, – с презрением произнес волк внутри меня. – Ты вообще никому не в состоянии помочь». Жар, исходивший от ладоней Гэбриела, стал почти невыносимым. Я стиснула зубы и приказала себе держаться до последнего. Я нужна папе. Он оказался на складе из‑за меня… В моем сознании замелькали картины пожара. Я будто наяву услышала звук взрыва в динамике телефона. В моей голове зазвучала речь медсестры. И я вновь наблюдала за отцом в «Скорой». «Это твоя вина. Это твоя вина». Нет, – возразила я волку. – Я не просила его идти в логово. Он сам настоял. Погибнуть в переходе должна была я. Он сам виноват! Гэбриел закричал, как от резкой боли. Он мгновенно убрал ладони с моих, и жар пропал. Я открыла глаза. Гэбриел, шатаясь, отошел от кровати. Одну руку он прижимал к щеке. – Что с тобой? – забеспокоилась я. Гэбриел опустил руку. Шрам превратился в свежую, кровоточащую рану. Успевшие побледнеть синяки стали ярко‑лиловыми. – Прости, – сказал он, глядя на испачканные кровью пальцы, и направился к двери. – Я думал, ты успела подготовиться. Он отодвинул дверь и исчез, прежде чем я успела что‑либо спросить. «Не смогла», – прорычал мой внутренний волк. Я перевела взгляд на папу. А если я причинила ему вред? Мои опасения получили подтверждение: один их мониторов начал издавать сигнал тревоги. В палату влетели две медсестры. Я молчала и не сопротивлялась, когда они оттолкнули меня в сторону.
Час спустя.
Я стояла в коридоре и смотрела сквозь щелочку в закрытых жалюзи, ожидая, когда врач сделает все необходимое, а монитор перестанет издавать жуткий писк. Медсестра разрешила мне ненадолго проведать папу. Но потом мне следовало отправляться домой. Я выучила эту присказку еще в прошлом году, когда Дэниел лежал прикованный к больничной кровати. Хотя в отделении интенсивной терапии время посещения больных никак не ограничивалось, мне, несовершеннолетней, нельзя было здесь ночевать. Я кивнула и ответила ей, что так и сделаю. Однако мне потребовалось пара минут, чтобы заставить себя отойти от папиной койки. Мне хотелось взять его за руку, но я испугалась. Вдруг прикосновение будет для него слишком болезненным? Поэтому я просто оставила на тумбочке записку на тот случай, если он очнется. Я изо всех сил стремилась не допустить, чтобы он почувствовал себя таким же заброшенным, как я сама в данный момент. Покинув отделение, я побрела по коридору к лифту. Стоя перед закрытыми дверцами, я таращилась на треугольники, указывавшие вверх и вниз, и не знала, какую кнопку нажать. Если вниз, то я попаду к выходу. Если вверх – то в палату для душевнобольных. К маме. Когда отца переправляли из машины «Скорой помощи» в приемное отделение, кто‑то спросил у меня, как связаться с моей матерью. Я объяснила, где она находится, и врач заявил, что им сначала придется вызвать доктора Коннорса. Пусть он решает, надо ли сообщать миссис Дивайн о случившемся. То, что она не спустилась, чтобы взглянуть на папу, не предвещало ничего хорошего. Я знала: будь он в сознании, он попросил бы меня навестить маму. А еще он наверняка захотел бы, чтоб я зашла к Джуду. Я не видела никого из них с тех пор, как вернулась домой со склада. Он обязательно сказал бы, что это не в моем духе, и похвалил бы Эйприл. Дело в том, что в последние годы более близкие отношения у меня сложились именно с папой. Однако раньше опорой для меня являлась мама. В те годы я носила косички, срезала с ломтика хлеба корку и питалась сэндвичами с арахисовым маслом и медом. Тогда я думала, что материнский поцелуй способен залечить любую рану – от телесной до душевной. Я тосковала по тем дням, когда клала голову ей на колени, а она гладила меня по волосам и утешала. Но я уже отстранилась от нее. Держала ее подальше от своих секретов. Полагаю, мной руководила благородная идея защитить ее. Вероятно, я считала, что она еще слишком слаба. А может, истинная причина заключалась совсем в ином. Я опасалась, что она будет бояться меня. Но, несмотря на то, что я быстро повзрослела и изменилась, я все равно нуждалась в ней. А она? Мне потребовалось унять дрожь в пальцах, но, в конце концов, я нажала на кнопку «вверх». Вскоре передо мной с тихим звоном раскрылись двери лифта. Я решилась. Настало время рассказать маме… в общем, все.
Date: 2015-06-11; view: 306; Нарушение авторских прав |