Глава 22.1

Я просыпаюсь неожиданно, но медленно, как бы выплывая из чудесного мира сновидений. Сему вынужденному пробуждению способствует тянущая, с каждой минутой все более разрастающаяся, боль, концентрирующаяся, внизу живота. Она пульсирует то накатывая, то отступая. При этом частота пульсаций все увеличивается.

Еще не до конца проснувшись, не успев осознать что-либо, я машинально перекатываюсь на бок и сворачиваюсь в комочек, не обращая внимания на весьма увесистую руку д’е Море, по хозяйски обнимающую меня. С моих губ срывается тихий стон.

“Что со мной опять происходит? И почему у меня так сильно болит низ живота?”

Только, когда я полностью сформулировал фразу в голове, до меня доходит: откуда конкретно исходит эта странная боль.

Я леденею, понимая, что невероятно сильно тянет там, где растет и развивается мой малыш.

Я уже хочу было выпрямиться, но новая волна режущих, невероятно болезненных спазмов не позволяет мне этого сделать. Я сжимаюсь еще в более тугой комок. В эту же секунду из моих уст, помимо моей воли, срывается более сильный и протяжный стон. В этот же момент я понимаю, что лежу не на сухих, свежих простынях, а на чем-то мокром. Я тяну руку туда, где, по моим ощущениям, наибольшее количество влаги.

“Да тут целая лужа! Но откуда?”

Я подставляю мокрую ладонь под бледный свет луны, проникающий сквозь небольшую щель плотных штор, падающий рядом со мной и чувствую, как меня мгновенно накрывает целым ураганом неконтролируемого страха и паники. Моя ладонь, только что побывавшая в вязкой субстанции, покрыта темно-бардовой жидкостью. Более того, вероятно, вся кровать пропитана ею. До меня не сразу доходит: это самая настоящая кровь. Более того, она выделяется из… моего заднего прохода.

Волна невероятного ужаса накрывает меня.

Я еще плотное охватываю низ живота. Его вновь и вновь наполняют сильнейшие тянущие спазмы, но не это меня беспокоит. Сейчас единственная мысль гонгом раздается в моей голове:

“В порядке ли мой ребенок?”

Игнорируя, продолжающую разливаться по животу сильнейшую боль, стуча зубами от паники и страха, весь дрожа от ужаса, что с моим малышом возможно что-то не так, я разворачиваюсь и, расталкивая Дэуса, клацая зубами, охрипшим от невероятной тревоги и волнения голосом, хочу закричать, но из горла вырывается лишь слабый писк похожий на звук навязчивого комара:

-Дэус, со мной… с ребенком… Дэус, проснись!

Д’е Море приподнимается и, включив свет, активно моргая, вероятно пытаясь проснуться и понять, что происходит, уставляется на меня.

Не медля ни секунды, понимая, что мне легче показать в чем причина моего волнения, чем пытаться донести информацию до еще не до конца проснувшегося д’е Море, я одним движением откидываю одеяло, продолжая держаться за низ живота.

Передо моими глазами предстает по истине ужасающая картина: я действительно лежу в луже крови, продолжающей вытекать из моего ануса. Кроме того, я обращаю внимание на странные темно-бардовые, практически черные сгустки. Мое сердце на мгновение останавливается и, кажется, я забываю как дышать, с каждой секундой входя все в больший шок.

Я поднимаю безумный взгляд на Пару и, дрожащими губами, боясь сделать лишнее движение, дабы не усугубить мое физическое состояние, едва слышно, спрашиваю:

-Дэус, что со мной?

Окинув быстрым взглядом представшую перед ним картину, мрачнея и одновременно с этим бледнея, Ресеи, поднимаясь и подхватывая меня на руки, жестко чеканит на незнакомом для меня языке:

-Сейн Джи, вейшайн лерайден. Ишет Рокхейн. Ходжет!* - после, более спокойно добавляет: - Вели принести Лоаллю обезболивающее, свежее постельное белье и бинт.

Вцепившись в Дэуса одной рукой, другой, весь дрожа, я продолжаю держаться за живот.

-Дэус, что со мной происходит? – словно невменяемый, напуганный до полусмерти, снова повторяю я.

Так и не ответив на мой вопрос, Пара аккуратным, невероятно нежным жестом убирает пряди, прилипшие к моему лицу. Подхватив меня на руки, он поднимается и быстрым шагом устремляется в ванную.

Одной рукой словно в спасательный круг, я вцепляюсь в д’е Море, другой, продолжаю держаться за низ живота и тихо поскуливать, при этом крупно дрожа.

Распахнув ногой дверь, Ресеи вносит меня внутрь и, забирается со мной в ванну.

Как только он ставит меня на ноги, издав очередной стон, я еще сильнее вцепляюсь в Пару, не только пытаясь устоять, но и надеясь получить помощь и поддержку, в которых сейчас нуждаюсь как никогда. Я не могу припомнить случая, когда мне было столь же невероятно страшно. А в мозгу, тем временем, продолжает пульсировать одна и та же мысль, которую я озвучиваю очередной раз:

-Дэус, что со мной? Со мной все в порядке? Почему из меня бежит кровь?

Прежде чем включить воду, поддерживая меня и тем самым не позволяя мне упасть (мои ноги отказываются меня держать), он заглядывает в мои глаза и мягким голосом произносит:

-Аэль, сейчас приедет Рокхейн. Все будет хорошо.

“Все будет хорошо?”

Почему-то я в это не верю. С каждой минутой мне все больше кажется: случилось что-то по истине страшное, то, чего уже не исправить и не изменить.

Вероятно в моем взгляде столько ужаса, непонимания и безумия, что, словно сквозь туман, до меня доносится вопрос моего Пары, заданный неприкрытым обеспокоенным тоном:

-Аэль, ты меня слышишь?

Я едва заметно киваю и, тут же всхлипнув, снова обхватываю рукой низ живота, чувствуя очередной тянущий, болезненный спазм.

Более не медля, продолжая поддерживать меня и, потому, не позволяя упасть, Дэус включает теплую воду и быстро смывает с меня кровь.

Стекающая вода окрашивается в красный цвет, от чего меня начинает трясти еще больше. Я зажмуриваюсь, потому что не в силах смотреть на покрасневшую, благодаря крови, продолжающей течь из меня, воду.

Быстро закончив процедуру, Ресеи выносит меня из ванны и, усаживает на табурет, где я, опять же, сгибаюсь в двое, обхватив руками низ живота.

Достав огромное, махровое, чистое полотенце, Пара вытирает меня и заворачивает в него. Снова подхватив меня на руки, он выходит из ванной.

На столике уже стоит поднос с небольшим пузырьком и бинтами. Постель перестелена.

В любой другой момент я бы удивился такой оперативности и пониманию происходящего со стороны Лоалля, но сейчас меня беспокоит совершенно другое.

Устроив меня на низеньком диване среди многочисленных мягких подушек, Дэус достает нижнее белье и, вернувшись ко мне одевает меня. Соорудив из бинтов прокладку, он подкладывает ее мне в трусы. Вновь подхватив меня на руки, он укладывает меня в кровать и заворачивает в одеяло.

Краем глаза я замечаю на диванчике, на том самом месте, где только что сидел, кровавые следы.

-Почему она не останавливается? – пересохшими губами, весь сотрясаясь от тревоги и страха за мое дитя, задаю я очередной вопрос моему Паре.

Но ответа не получаю, потому что в этот самый момент раздается голос Хранителя:

-Аштари, Рокхейн прибыл.

Запечатлев у меня лбу легкий поцелуй, Дэус поднимается и возвращается в ванну, откуда буквально тут же выходит, на ходу завязывая пояс на халате.

В эту же минуту раздается легкий стук в дверь.

Не медля ни секунды, д’е Море в мгновение оказывается около нее и открывает, пропуская внутрь запыхавшегося, взволнованного пожилого дженуи.

-Обильное кровотечение, - глухим голосом изрекает Пара.

Рокхейн тут же оказывается около меня и, поставив небольшую сумку на пол. Подтянув к себе лежащую поблизости от постели подушку, он устраивается на ней.

Положив мне на лоб руку, он мягко спрашивает:

-Когда началось?

-Сегодня ночью, - едва слышно, продолжая клацать зубами, дрожащим, хриплым голосом отвечаю я.

-Закрой глаза, сейчас я проведу диагностику, - просит он.

Я подчиняюсь, надеясь, что у старичка получится все исправить, что он сможет помочь мне и моему ребенку.

Меня окутывает приятное тепло. Мне кажется, я вновь оказываюсь где-то далеко, совершенно в другом мире. Пульсирующая боль притупляется, а надежда просыпается, успокаивая меня. Мне вновь кажется, я становлюсь птицей и, взлетев высоко в поднебесье, парю над облаками, наслаждаясь приветливыми лучами солнца. Но это ощущение быстро проходит, возвращая меня к реальности, как и тянущую, продолжающую снова и снова накатывать на меня, пульсирующую боль.

Я открываю глаза и устремляю взгляд на старичка, что-то ищущего у себя в сумке.

-Рокхейн, что со мной? С ребенком все в порядке? – спрашиваю я, полным тревоги и одновременно надежды, голосом.

Вместо ответа, пожилой дженуи извлекает из саквояжа флакон с микстурой и, приподняв мою голову, подносит его к моим губам.

-Выпей, - произносит он.

Я подчиняюсь, а после снова задаю сильно беспокоящий меня вопрос:

-Рокхейн, что со мной?

Старичок переводит взгляд на Дэуса и, поднявшись, снова обращается ко мне:

-Мне нужно переговорить с твоим Парой. Ты полежи, мы сейчас вернемся.

Переглянувшись друг с другом, словно ведя, как я с Урлыкой, мысленный диалог, Рокхейн с д’е Море покидают спальню.

Понимая, сейчас будет обсуждаться нечто важное, касаемо здоровья моего и малыша, игнорируя слабость, скручивающие низ живота спазмы, я с трудом сползаю с кровати и на четвереньках, обливаясь потом и игнорируя чрезмерную слабость, добираюсь до дверей.

Прислонившись к закрытой дверце, используя ее как опору, я совершаю над собой очередное неимоверное усилие, дотягиваясь до дверной ручки и приоткрывая одну створку, таким образом образую небольшую щель. После, прислонившись к дверце, я концентрирую все свое внимание на тихих, едва доносящихся до меня, голосах.

-... Нет, господин д’е Море, - голос несомненно принадлежит Рокхейну. - Происходящее с Аэлем спровоцировано вовсе не эмоциональным состоянием мальчика. Подобные скачки настроения абсолютно нормальны для беременных дженуи, поскольку их гормональный фон в это время меняется. А вот столь сильный токсикоз меня как раз более всего и беспокоил. Я очень надеялся: он вызван в первую очередь тем, что Аэль еще слишком молод для вынашивания ребенка. Так же я надеялся, что со временем столь сильные недомогания пройдут, как это происходит у многих юных дженуи. К моему сожалению, мало кто из одисов, образуя Пару с дженуи, только-только успевшими войти в половое созревание, задумывается, насколько непомерно большой для молодого, растущего организма стресс - вынашивать ребенка. Но чаще всего организм справляется. Аэль же получил не двойную, а тройную нагрузку, а если учитывать те травмы, которые он умудрился приобрести втянув себя в неприятности, то и четверную. Дело в том, что яд пусть и в нейтрализованном виде, выводясь из организма, съедал огромное количество ресурсов, которые должны были быть направлены на поддержание и развитие ребенка, которого носил мальчик. Тут все просто: организм не справился с нагрузкой и мы имеем результат: выкидыш...

Далее я уже не слышу... Вернее не разбираю слов. Да так ли они и важны? Единственное, что продолжает гонгом звучать в голове это последнее слово, сказанное пожилым дженуи: “ ...выкидыш ”.

Мне кажется, в меня пустили ядовитую стрелу, которая, попав в самое сердце, с огромной скоростью, распространяя яд по телу, убивает меня. Мне с каждой минутой становится все сложнее дышать. Да и воздухом ли я дышу? Нет вовсе не воздух наполняет мои легкие, а раскаленная лава, сжигающая меня изнутри. Хотя, сопротивляюсь ли я ей? Скорее всего нет, потому как не вижу в этом совершенно никакого смысла. Моего ребенка больше нет. И не будет. Так, какой смысл трепыхаться, бороться, жить?..

Разрывающая, агонизирующая боль медленно заполняет все мое существо, и я утопаю в ней, захлебываюсь, медленно погибая.

“Выкидыш... Мой ребенок мертв...”

Вновь и вновь слово бредя по ухабистой, закольцованной дороге, сбивая ноги в кровь, я продолжаю повторять эту фразу про себя, чувствуя, как то, чем я жил и дышал в последние две септиманы исчезло, растворилось, безвозвратно ушло в небытие.

Я не чувствую крупной дрожи, сотрясающей мое тело, не слышу звук открываемой двери и обеспокоенные голоса моего Пары и Рокхенйа, обнаруживших меня сидящим на полу, подпирающим спиной закрытую половину дверей. Я не ощущаю, как меня подхватывают сильные руки и, поднеся к кровати, устраивают на ней, вновь закутывая в мягкое одеяло. Я не хочу чувствовать, не хочу ощущать... Краски мира для меня потускнели, превратившись в серую, ничего не значащую массу...

Мне протягивают флакон с микстурой. Я знаю, это успокоительное, наверняка, смешанное со снотворным. Я послушно его выпиваю, потому как более всего хочу покинуть этот мир, погрузиться в вечное небытие, забыться глубоким сном и более уже никогда не просыпаться.
Я сворачиваюсь в тугой комок, пряча лицо в одеяло. Закрыв глаза, я погружаюсь в то самое небытие, о котором мечтал с той самой минуты, когда прозвучало роковое слово: выкидыш.

____________________________
*Сейн Джи, подозрение выкидыша. Рокхейна сюда. Срочно!