Выстрел в голову 2 page

Турецкий уставился на Грязнова, затем хлопнул себя ладонью по колену и рассмеялся.

— Что такое? — не понял Грязнов. — Не веришь, что женщина может быть хорошим сыщиком?

Турецкий смахнул с глаза слезу, выступившую от смеха:

— Да нет, как раз наоборот. Я себе в помощницы тоже взял женщину — Светлану Перову.

— Это такая чопорная девчонка с бойким язычком?

— Угу. У нас получается женская команда!

— Ну и отлично! Вдвоем они твою подозреваемую живо отыщут. Под нашим-то с тобой чутким руководством.

— Представляю, как отреагируют на эту новость журналисты, — продолжал улыбаться Турецкий. — Даже название будущей статьи вижу — «Женское дело»!

Или еще что-нибудь в этом роде. Слушай, а может, мне к этому делу жену подключить, а? Интуиции ей не занимать. Да и аналитик она хороший. А мы с тобой сложим в авоську все наши бумажные дела и махнем на Волгу! Будем сочетать приятное с полезным.

— Мечтай, мечтай, Манилов, — буркнув в ответ Грязнов, однако от улыбки тоже не удержался. — Стало быть, так и запишем: основную часть оперативно-розыскной работы поручаю Галине Романовой. Кандидатура утверждена. Возражений нет?

— Нет.

— Ну тогда с Богом.

Совещание проходило в кабинете Александра Борисовича Турецкого. Скорей даже не совещание, а беседа двух профессионалов.

— В принципе я с вашими выводами согласна. Но у меня есть еще одно предположение. Если вы позволите, я его выскажу.

— Мы позволим, — кивнул Турецкий.

— Девушка могла не быть убийцей, но действовать с убийцей заодно. Допустим, пока генерал спал, утомленный эротическими шалостями, она подала сообщнику знак, а затем открыла ему дверь.

— Резонно, — кивнул Александр Борисович. — В таком случае именно сообщник, будучи профессионалом и просто хладнокровным парнем, помог девушке замести следы. В смысле — проследил, чтобы она не оставила на постели какой-нибудь предмет своего интимного гардероба. Ну или еще что-нибудь, что помогло бы в будущем идентифицировать ее личность.

— Согласна с вами. Хотя… Ее могли и обмануть. Она могла не знать, что замыслил убийца.

— Как это?

— Ну помните «Пиковую даму» Пушкина? Германн проник в дом старой графини под предлогом свидания с ее воспитанницей. Она, дурочка, и оставила ему ключи.

— Гм… Начитанная у нас пошла молодежь.

Светлана прищурилась:

— А разве это плохо?

— Это великолепно. Надеюсь, великая русская литература поможет тебе найти таинственную блондинку. Думаю, прежде всего следует поискать среди дорогих путан.

— Александр Борисович, вряд ли это была путана.

— Почему?

— Мамотюк волновался перед встречей с ней. Судя по протоколу осмотра, он перед ее приходом пил виски, расхаживая по комнате. Бутылка открыта возле бара, а стакан стоял на другом конце комнаты, на журнальном столике. А со своей гостьей он пил итальянское вино «Бруно ди Монтепульчиано». Про виски с ее приходом было забыто.

Александр Борисович пристально посмотрел на Перову:

— А ты молодец. Хотя перед встречей с продажной женщиной мужчина тоже может волноваться.

— Вам виднее, — без тени усмешки произнесла Светлана и поправила пальцем очки.

«Она похожа на кролика из мультфильма про Винни-Пуха, — подумал, глядя на Перову, Александр Борисович. — Разве что посимпатичней. Да и дерзости побольше».

— Есть какие-нибудь идеи?

Светлана задумалась.

— Либо эта девушка очень хороша собой, — медленно произнесла она, — либо это была их первая встреча. Либо и то и другое вместе.

— На чем основывается данный вывод?

— На презервативах.

Турецкий слегка порозовел и крякнул, а Перова продолжила, не обращая внимания на его смущение:

— Под кроватью валялись два презерватива со свежей спермой. Выходит, генерал успел сделать два захода и все это еще до полуночи. А ведь Мамотюк был далеко не мальчик. В его годы для некоторых и один раз за неделю — подвиг.

Турецкий неопределенно хмыкнул. Перехватив его взгляд, Светлана вспыхнула до корней волос.

— Только не думайте, что это мой богатый личный опыт!

— Я и не думаю, — пожал плечами Александр Борисович.

— Вот и хорошо. Я все это к тому говорю, что нужно искать девушку не из обычного окружения Мамотюка. Нужно протрясти его недавние знакомства. Не-деля-две — не больше. Таким людям, как Мамотюк, девушка уже через месяц бы надоела. Поверьте мне, я таких типов знаю. Чтобы возбудиться, им постоянно нужно что-нибудь новенькое.

На этот раз Александр Борисович улыбнулся:

— С таким богатым воображением и знанием людей нужно детективные романы писать.

Светлана небрежно дернула острым плечиком:

— Меня и моя работа устраивает.

— Можно вопрос?

— Запросто.

— Что там у тебя стряслось в твоем Гагаринском районе?

— Ничего. Не сошлись взглядами с прокурором. Я больше люблю арбузы, а он — свиной хрящик.

Пока Александр Борисович переваривает слова Перовой, мы позволим себе сделать маленькое отступление, дабы раз и навсегда расставить все точки над «и». Дело было так. Прокурор Москвы Анатолий Зверев попросил прокурора Гагаринского района Владимира Маслова выделить «какого-нибудь не слишком даровитого» следователя и отправить его «в ссылку» — то бишь в распоряжение Генпрокуратуры.

Маслов, будучи человеком — как он сам себя называл — веселым (на деле это проявлялось в постоянном волокитстве за молодыми сотрудницами и склонности к ежевечерним возлияниям), с самого начала невзлюбил правдолюбку Перову.

Отдав Светлану «во временное пользование» Генпрокуратуре, прокурор Маслов ловко избавился от «неугодного человечка». Перова не лезла за словом в карман, давая характеристику своему шефу, за что он искренне считал ее потенциальной стукачкой. Поэтому и вздохнул облегченно, когда представился случай безболезненно от нее избавиться.

Генпрокуратура же, а конкретно Меркулов и его зам Турецкий, приобрели в лице Перовой способного и трудолюбивого следователя, о чем никогда потом не пожалели.

Поглядывая на непримиримое личико Светланы Перовой, Турецкий не спеша закурил и, рубанув в воздухе горящей сигаретой, веско произнес:

— Значит, так…

Перова вся обратилась в слух, однако что же означало это «значит, так», понять не успела, поскольку в кармане у Александра Борисовича запиликал телефон. Досадливо поморщившись, он достал трубку и приложил к уху:

— Слушаю!

Слушал он довольно долго. И с каждой последующей секундой лицо его делалось все мрачнее и мрачнее. После долгой паузы он сказал:

— Хорошо. Минут через пятнадцать буду у тебя.

Убрав телефон в карман он глянул на любопытноеличико Перовой и сказал:

— Я должен срочно войти в работу по составлению доклада Генпрокурора на коллегии. Большую часть работы тебе придется проделать самостоятельно. Сегодня, ближе к вечеру, к тебе подключится Володя Поремский. Ваша ближайшая цель — найти любовницу Мамотюка. Опросите родных и близких генерала. Сделайте упор на его друзей. На тех, с кем он ездил на рыбалку и играл по субботам в преферанс. Думаю, они знают о личной жизни покойного больше, чем его жена и дети.

— Знают-то знают. Но расскажут ли? — с сомнением произнесла Перова.

— Нужно, чтобы рассказали. Ты изучала психологию?

— Такточно.

— Ну вот и примени свои знания на практике. К тому же ты так лихо обрисовала мне душевное состояние пожилого генерала, что…

— Знать душу человека и уметь ею манипулировать — разные вещи, — нахмурив бровки, перебила Турецкого Светлана.

Турецкий усмехнулся и глянул на часы:

— Извини, но у меня нет времени на дискуссию. Будут проблемы — звоните. Все.

Вопрос, таким образом, был закрыт.

Будучи девушкой энергичной и не имея привычки откладывать дела в долгий ящик, Светлана Перова немедленно принялась за дело.

Уже через час после беседы с Александром Борисовичем Турецким она сидела в шикарной квартире генерала Мамотюка и беседовала с его женой.

Жена Мамотюка была толстой, пожилой женщиной с отечным лицом и слезливыми, выцветшими голубоватыми глазами. Она сидела перед Светланой в накинутой на плечи черной шали и время от времени подносила к глазам платок. Света говорила с ней, боясь расстроить женщину неосторожным словом или намеком.

— Нина Ивановна, примите мои искренние соболезнования. Я не знала Рэма Борисовича лично, но слышала о нем много хорошего.

— Спасибо, деточка.

Она всхлипнула и промокнула платком глаза.

— Нина Ивановна, — негромко сказала Света, — если вы не можете сейчас разговаривать, я пойму.

Однако женщина покачала головой:

— Нет-нет. Я могу. Спрашивайте.

Устав ходить вокруг да около, Света спросила напрямик:

— У вас есть предположения — кому могла быть выгодна смерть Рэма Борисовича?

Женщина задумалась. Ее толстые пальцы нервно теребили голубой платок, и смотреть на это Свете было неприятно. Подумав, Нина Ивановна покачала тяжелой головой и сказала:

— Нет, деточка. Никаких предположений у меня нет. Я ведь никогда не входила в курс его дел. Но думаю, все это из-за его работы. Он вывел на чистую воду стольких мерзавцев… Неудивительно, если кто-то из них решил ему о-томспЛъ.

Света вздохнула:

— Да, понимаю. Скажите, а может, было в последние дни что-нибудь странное? Что-нибудь… необычное. Может, Рэм Борисович вам что-нибудь рассказывал?

— О чем?

Света пожала плечами:

— Ну я не знаю. Может, ему кто-нибудь угрожал?

И вновь женщина погрузилась в раздумье. И вновьпокачала головой:

— Нет, ничего такого. Хотя… — В ее тусклых глазах что-то затеплилось. — Вы знаете, за несколько дней до смерти Рэма я достала из почтового ящика листок бумаги. На нем было напечатано только одно слово — «Мамотюк». И оно было перечеркнуто. Помню, я немного удивилась, хотела спросить у Рэма, что это такое. Но потом совершенно об этом забыла.

Светлана подалась вперед как гончая, почуявшая добычу:

— У вас сохранилась эта записка?

Нина Ивановна разочарованно вздохнула:

— Нет. Я ее прямо тогда и выбросила, вместе со всей рекламной макулатурой.

Светлана не смогла скрыть досады:

— Жаль. Высказали, что это слово было напечатано?

— Да. На компьютере. Крупными такими буквами. А поперек слова — полоска. Тоже компьютерная.

— Странно, — задумчиво проговорила Светлана, поправляя очки.

— Вы думаете, это связано со смертью Рэма?

— Не знаю, Нина Ивановна. Может, в ходе расследования что-нибудь прояснится.

Из глаз Нины Ивановны вытекло несколько слезинок. Она вытерла их платком и с чувством сказала:

— Рэм Борисович был очень… очень хорошим человеком. Но самые лучшие люди уходят раньше других, правда?

— Правда, — вынуждена была признать Светлана.

Полутора часами позже Света вошла в кабинет одного чиновника средней руки, который вот уже двадцать лет дружил с покойным генералом Мамотюком. Чиновника звали Петр Иванович Славский. Он был невысок, плешив и имел животик, туго обтянутый белой рубашкой, серебристые волосы на висках и не слишком приветливое лицо с крупными чертами. На левой щеке — тонкий, длинный шрам, начинающийся от виска и спускающийся зигзагом к скуле.

— Ну-с, милая моя, — начал беседу Славский, сцепив пальцы и деловито сложив руки на круглом животе, — чем обязан посещению столь приятной особы?

Светлана обворожительно (насколько вообще была способна) улыбнулась пожилому чиновнику:

— Я хочу поговорить с вами о Мамотюке. Вы ведь дружили?

Чиновник сложил брови домиком и скорбно вздохнул:

— Да, милая. Именно, дружили. Увы, в прошедшем времени. Хороший он был человек, Рэм Борисович Мамотюк. Ума не приложу, какой сволочи пришло в голову убить его.

— Нашлась какая-то… Петр Иванович, вы часто встречались с Мамотюком?

— Не так часто, как хотелось бы. По субботам мы собирались, чтобы поиграть в преферанс. Иногда у меня дома, иногда дома у кого-нибудь из наших общих друзей. Вы, кстати, сами-то пулькой не балуетесь?

Светлана робко улыбнулась:

— Так, иногда. Со мной не любят играть, говорят, я зануда.

— То есть не любите рисковать?

Светлана покачала головой:

— Не очень. А если и рискую, то всегда обдуманно.

— И как? Выигрываете?

— Когда как. Но чаще всего — выигрываю.

— Вот и Рэм выигрывал. Он вообще был везунчиком, но при этом, в отличие от вас, любил риск.

— А на фотографии это он?

— Да. Здесь мы на рыбалке. Этого сома… видите, какой гигант?., мы водили полчаса.

— Как у Хемингуэя! В «Старике и море»!

Петр Иванович улыбнулся:

— Именно!

Светлана с любопытством взглянула на фотографию:

— Вот это да! А сколько в нем?

— Почти сорок килограмм.

— Ва-ау! — тихо охнула Светлана.

Петр Иванович прищурился:

— А вы и рыбачите, милая девушка?

Светлана удрученно вздохнула:

— Рада бы, да не с кем. Мужчины с собой не берут, а женщины… У них на уме совсем другая рыбалка. Хотя когда-то в детстве я рыбачила с дядей. Но на такую серьезную рыбалку я никогда не ходила. Дядя говорил, что ходить на сома — это все равно что на медведя. Так же тяжело и опасно, но если случится выловить — с этим удовольствием ничто не сравнится.

— Что ж, ваш дядя знал толк в рыбалке.

— Да, я тоже так думаю. — Светлана вновь посмотрела на фотографию. — А генерал был красивый мужчина.

— Вы находите?

Светлана кивнула:

— Да. Думаю, на его удочку клевали не только рыбы. Я могла бы в такого влюбиться!

Петр Иванович посмотрел на Светлану, затем перевел взгляд на фотографию, облизнул сухие губы и сказал:

— Да, женщин он любил.

— Думаю, это чувство было взаимным. У меня когда-то был парень, похожий на него. Тоже высокий и сильный, но вот взгляд… Это, наверно, приходите возрастом?

— Наверно. — Петр Иваныч покосился на Светлану. — А вы, я вижу, знаете толк в мужчинах.

— Хотелось бы так думать. В любом случае мужчина, который долго жил и много испытал, интереснее двадцатилетних сопляков. Цезарь тоже был далеко не мальчик, когда его полюбила Клеопатра. Одно плохо… силы у мужчин в шестьдесят лет уже, наверно, не те, что прежде.

— Ну это у кого как. У Рэма с силами все было в порядке. По крайней мере, ни одна из его пассий на это не жаловалась.

— Но его пассиям тоже, наверно, было не по двадцать лет, — небрежно пожала плечами Светлана.

Глаза Петра Иваныча воинственно сверкнули:

— Как раз-таки наоборот! Именно что по двадцать!

— В таком случае Рэму Борисовичу мог позавидовать любой мужчина. — Светлана глянула на Петра Иваныча и недоверчиво прищурилась: — А вы меня не разыгрываете? Рэм Борисович ведь был страшно занятой человек. Откуда он мог взять время на романы? Это ж нужно присмотреться, познакомиться, поговорить. Обаять, в конце концов! Хотя, конечно, в шестьдесят лет любая двадцатилетняя дурнушка покажется красавицей. — Светлана осеклась и, испуганно глянув на Петра Ивановича, инстинктивно прикрыла пальчиками рот. — Ой, простите! Я, наверно, сказала глупость.

— Может, и глупость. А может, и нет. Могу вам сказать, милая девушка, что Рэм тоже клевал не на всякую молодку. Он был большой эстет. Даже принимал участие в работе жюри на конкурсах красоты. Да-да, не удивляйтесь.

— Да что вы!

— Именно так.

Светлана посмотрела еще более недоверчиво и тонко усмехнулась: дескать, знаю я вас, старых хвастунов. От Петра Ивановича не укрылась эта усмешка.

— Вижу, не доверяете? — сухо и с достоинством поинтересовался он.

— Отчего же? Доверяю. Как я могу вам не дове… Ой! — Светлана уставилась на шкафчик. — А что это у вас там за фотография? Вон там, за стеклянной дверцей! Это ведь тоже Рэм Борисович, да?

Славский проследил за взглядом Светланы и кивнул:

— Да. — Лицо старого чиновника при этом сделалось недовольным. И его можно было понять.

На этой фотографии были изображены трое: Славский, Мамотюк и какая-то блондинка весьма эффектного вида. Из одежды на ней были только белые джинсы и бирюзовый купальный лифчик. Все трое были изображены на фоне лодки, серой, сверкающей на солнце реки и пологого берега, заросшего ядовито зеленой травкой. Они стояли в обнимку (причем женщина стояла посередине, аккурат между довольно улыбающимися Славским и Мамртюком) и весело смотрели в камеру.

— Это мы на пикнике, — неохотно прокомментировал Славский. — Ничего интересного.

— А кто эта женщина?

— Так… одна знакомая.

Светлана, не дожидаясь приглашения, встала со стула и подошла к шкафчику.

— Прошу прощения, — услышала она у себя заспи-ной недовольный голос Славского, — ноу меня сегодня еще много дел. К сожалению, нам с вами пора прощаться.

— Да-да, — сказала Светлана, однако, вместо того чтобы раскланяться и выйти из кабинета, быстро открыла дверцу шкафчика, взяла с полки фотографию и перевернула ее.

— Что вы себе позволяете, девушка? — резко сказал Славский.

Светлана быстро поставила фотографию на место и закрыла дверцу (она успела увидеть все, что хотела). Затем повернулась к чиновнику и виновато улыбнулась:

— Простите, не удержалась. Женское любопытство. Если можно, я хотела бы занять у вас еще пять минут.

Петр Иванович сердито мотнул головой:

— Ни минуты. Вы и так злоупотребили моим доверием. Мне нужно работать.

— Что ж… — Светлана поправила пальцем очки и вздохнула. — Очень жаль. Мы с вами так славно беседовали. Мне даже показалось, что мы подружились…

Славский слегка смягчился:

— Дружба, милая девушка, — это то, что происходит за пределами этого кабинета. Я никогда не смешиваю личную жизнь со служебными функциями. Я не хочу показать грубым, но… — Славский вновь красноречиво посмотрел на чары и развел руками.

— Понимаю, понимаю, — поспешно кивнула Светлана. Она робко и вместе с тем лучезарно улыбнулась Славскому: — Петр Иванович, а вы не дадите мне ваш домашний телефон? Вдруг у меня появится какой-нибудь важный вопрос.

Чиновник на несколько мгновений задумался, затем улыбнулся и кивнул:

— Я дам вам номер своего сотового. Записывайте.

Сразу же после разговора со Славским Светлана позвонила Турецкому:

— Александр Борисович, я кое-что выяснила!

— Ну!

— В кабинете у Славского… друга генерала Мамотюка… я увидела фотографию. На ней Мамотюк и Славский изображены в компании светловолосой красотки.

— Да что ты! И как это прокомментировал Славский?

— В том-то и дело, что никак. Он сразу напрягся. Видимо, когда к нему приходили следователи из угро, он прятал эту фотографию куда-нибудь в стол. А теперь расслабился и… Ну, в общем, я перевернула фотографию и на обороте прочла следующее: «Моим любимым мужчинам от Аллы Б.». Представляете?

— Гм. А…

— Вот только не надо шутить насчет Аллы Пугачевой! — вспыхнула Светлана.

— А я и не собирался. Значит, говоришь, блондинка. Молодая или как?

Светлана замялась:

— Ну… Возможно, чуть постарше меня.

— Прекрасный ответ, — насмешливо заметил Турецкий. — И главное — очень емкий. Мне остается только спросить: сколько тебе лет.

— Мне…

— Ладно, не отвечай. Твоей блондинке лет тридцать — тридцать пять. Так?

— Примерно.

— И по возрасту она не подходит под твою схему.

— Да, не совсем, — нехотя призналась Перова.

Турецкий помедлил.

— Это и не важно. Узнай, кто она, и как можно быстрее. Знаешь, как действовать?

— Да. Все о'кей.

— Что?

— Я говорю: так точно.

— Ох, молодежь… — шутливо проворчал Турецкий. — Ладно, если что-то узнаешь — докладывай немедленно. Ну пока!

Он положил трубку.

Светлана была возбуждена, так, что у нее даже слегка подрагивали пальцы. С ней всегда так было, когда она чувствовала, что подошла совсем близко к разгадке тайны. Она не сомневалась, что женщина, изображенная на фотографии (таинственная Алла Б.), и есть та самая «роковая блондинка», с которой встречался генерал Мамотюк незадолго до своей смерти.

…Следующим в списке Светланы Перовой был Иван Павлович Рогов, полковник в отставке. В настоящее время возглавлял какой-то отдел в МПС.

Едва завидев Перову на пороге своего кабинета, Иван Павлович вскочил с кресла, ослепительно улыбнулся и простер руки ей навстречу, словно они были старыми и закадычными друзьями.

— Ну входите же скорей, королева! — воскликнул Рогов.

Светлана слегка опешила. Затем сглотнула слюну и сказала:

— Здравствуйте, Иван Павлович.

Рогов зажмурился как кот и покачал головой:

— Рад, что в Генпрокуратуре работают такие интересные девушки! Знаете такую песню?

И, не дожидаясь ответа, напел:

Ах, какая женщина-а… Кака-ая женщина!

Мне бы таку-ую!

Затем указал на стул рядом с собой и усмехнулся:

— Хорошее начало для знакомства. Здесь жарко. Не хотите снять жакет?

— Спасибо, мне и так хорошо, — сказала Светлана, присаживаясь.

— Ну как знаете. Чай, кофе?.. Коньяк, вино, сигареты?

— Кофе, если можно.

— Айн момент! — Иван Павлович нажал на кнопку коммутатора: — Деточка, чашку кофе со сливками для нашей гостьи. Для меня — как всегда.

— Сделаю, Иван Павлович, — отозвался женским голосом динамик.

Рогов убрал палец с кнопки, затем сладко улыбнулся, сел и, откинувшись на спинку кресла, уставился на Светлану таким взглядом, словно она была куском торта, который он собирался съесть.

— Итак, милая гостья, с чем пожаловали?

— Иван Павлович, я хочу…

— Хорошее начало! — с улыбкой воскликнул Рогов. — Вы смелая девушка. Вот так сразу, от порога, признаваться в своих тайных желаниях — на это нужно мужество!

Светлана улыбнулась в знак того, что оценила юмор собеседника, затем вновь заговорила:

— Я хотела…

— Вот как? — вновь воскликнул Рогов и всплеснул руками. — Минуту назад вы сказали «хочу». А теперь — «хотела». Что же случилось? Передумали?

Светлана поняла, что пора кончать с этим балаганом, и сурово нахмурилась. Затем поправила пальцем очки и сказала деловым голосом:

— Послушайте, Иван Павлович, я не совсем понимаю, чем вызвано столь игривое настроение. Я пришла поговорить на очень серьезную тему.

Рогов сложил ладони домиком у груди.

— Простите великодушно! — проблеял он голосом раскаявшегося грешника. — Бес попутал!

Светлана вгляделась в лицо Рогова, в блестящие, шальные глаза, в алые пятна на его щеках — и только тут поняла причину столь буйного приема: Рогов попросту был пьян. В четыре часа дня, на рабочем месте!

— Не желаете по двадцать капель, пока дожидаемся кофе? — словно в подтверждение ее мыслей спросил Рогов.

— Я на работе не пью.

— А кто пьет, деточка? Кто пьет? — саркастически спросил Иван Павлович. Затем наклонился, извлек откуда-то длинную бутылку и жестом фокусника поставил ее на стол: — Вуа-ля!

— Пожалуй, я зайду в другой раз, — сказала Светлана.

— Стойте! — Рогов сделал умильное лицо и жалобно посмотрел на Перову. — Не уходите, деточка, прошу вас… Мне так тоскливо последние дни.

— И в чем причина вашей тоски?

— Я бы сказал, но вы все равно не поверите.

— А вы попытайтесь.

Иван Павлович вздохнул:

— От меня ушла жена. Да-да, не удивляйтесь. Ушла, оставив пошлую записку.

— Вероятно, вы это заслужили?

— Кто? Я?! — воскликнул Рогов, но тут же сник и кивнул: — Ода, заслужил. Вы правы, деточка, вы абсолютно правы. Если не возражаете, я дерну рюмашку? Это итальянская граппа. Дерет горло не хуже нашей водки. — Он вновь наклонился к ящику, и на столе появились два граненых стограммовых стаканчика. Рогов взял бутылку и, перед тем как налить, снова поинтересовался: — Уверены, что не хотите?

— Уверена.

— Ну тогда… — Он плеснул в стакан граппы, отсалютовал стаканом Светлане: — Ваше здоровье, деточка! — И лихо влил напиток в рот.

Поставил стакан на стол и поморщился:

< — Ух, зараза. Обыкновенная чача, а туда же — граппа, граппа. — Он, морщась, облизнул губы, посмотрел на Светлану и сказал: — Итак, деточка. За каким… счастьем Генпрокуратура вас ко мне прислала?

— Мы ведем расследование убийства генерала Мамотюка.

— Да-да, — грустно покивал Рогов. — Он убит. Я слышал, что какой-то мерзавец выстрелил Рэму в рот. — Иван Павлович усмехнулся и повторил, прислушиваясь к звучанию фразы: — «Рэму в рот». Жуть какая!

— Вы дружили с Мамотюком, — полуутвердительно-полувопросительно сказала Светлана. — Играли с ним по субботам в преферанс.

— Кто? Я? Э-э… Ну да, дружил. Если можно так выразиться. А вообще мы с Рэмом виделись не слишком часто… «Мыс Рэмом», — вновь повторил Рогов. — Прямо как «Мыс Рэма». Красивое имя было у стервеца.

— У стервеца? — удивилась Светлана.

Иван Павлович кивнул:

— Ну да. Он ведь был порядочный стервец, этот Рэм… Не удивляйтесь, моя дорогая. Я могу его так называть, потому что я этого сукина сына любил. Любил искренне… как Кастор любил Поллукса— перед тем как обратился в дерево. Ну или в камень — точно не помню.

Рогов вновь взялся за бутылку. Налил себе граппы, быстро проговорив «чтоб они все сдохли» и одним залпом опустошил стакан. Поставил стакан на стол, мрачно усмехнулся и вдруг сказал:

— Он спал с моей женой.

Светлана вытаращила на него глаза:

— То есть… как это?

— Как все, — сказал Иван Павлович. Затем сложил из пальцев левой руки колечко и подвигал внутри него указательным пальцем правой руки. — Примерно так, — прокомментировал он свои действия. — Хотя… возможно, были и какие-нибудь особые извращения.

Светлана почувствовала, как краснеет. Ей стало жутко неуютно.

— И вы… так спокойно об этом говорите? — тихо, почти шепотом, спросила она.

— Нуда, — кивнул седой гривой Рогов. — А что тут такого? Все мы люди, правильно? А Рэм был мне… ну как брат. — Он мрачно усмехнулся. — Да мы с ним и породнились через…

' — Не продолжайте, — предостерегающе сказала Светлана, пораженная скабрезностями Рогова.

«Пожилой человек, голова уже седая, а все туда же», — удивленно и неприязненно думала Светлана.

— Ну вы меня поняли, — договорю! Иван Павлович. Ухмылка его стала злобной и кривой. — Он знал, что я об этом знаю. Но мы никогда это не обсуждали. Я почти и не ревновал… Ну то есть… так, иногда… когда позволял себе стаканчик-другой. Напрасно хмурите свои бровки, деточка. Я Рэма не убивал. Доказывать вам это не буду по одной простой причине: у меня есть железное, пуленепробиваемое алиби. Вдень, когда прикончили Рэма, меня не было в городе. Я отдыхал с семьей в Доме отдыха в Отрадном. Можете позвонить, поинтересоваться. Более того, чтобы облегчить вам задачу, сразу скажу: я весь вечер и полночи был на виду. Сидел в баре и накачивался граппой, как какой-нибудь итальянский поросенок. Что? Не верите?

— Нет, почему же. Просто… — Светлана замялась. — То, что вы сказали, резко отличается от всего того, что я слышала о Мамотюке раньше. И кстати — вы не говорили об этом следователю из угро.

— Не говорил, — согласился Рогов. — А знаете почему?

Светлана отрицательно покачала головой:

— Нет.

— Да потому, что тогда она еще не ушла от меня. И я готов был забыть все и ни словом ее не упрекнул. Что, не верите?

Иван Павлович был изрядно пьян. Блеск в его глазах сменился мутью, голова медленно покачивалась.

— Верю, — поспешно сказала Светлана. — Иван Павлович, я думаю, вам больше не стоит пить. Если ваши коллеги увидят вас в таком состоянии, вы…

— А, бросьте! — небрежно махнул рукой Рогов. — Ничего со мной не случится. Как говорится, не впервой.

Он вновь потянулся за бутылкой. «Еще одна порция граппы — и он будет совершенно невменяем», — подумала Светлана и поспешно спросила:

— Иван Павлович, кто такая Алла Б.? Я видела ее на фотографии вместе с Мамотюком.

Бутылка замерла в руке» Рогов.

— Алла Б.? Ну… я знаю двух Аллочек Б. — Улыбка Рогова стала игривой, и Светлана поняла, что сейчас он будет шутить. — Первая…

— Только не надо про Пугачеву, — опередила Светлана.

— Хорошо, не буду. Тогда перейду сразу ко второй. Это страшная женщина. Ну то есть… Не в том смысле, что страшная физиономия. С физиономией у нее как раз все в порядке. Я имею в виду… душу. Душа у нее черная. В ней царит полный хаос, как в вертепе. Одним словом, р-роковая женщина!

Иван Павлович налил-таки себе граппы и отставил бутылку в сторону.

— Скажите мне фамилию этой женщины.

— А зачем вам?

— Я хочу с ней поговорить.

— О Рэме?

— Да.

— Что ж… Это будет вполне уместно. Рэм частенько к ней захаживал. Впрочем, не он один. Ваше здоровье, деточка! — Рогов осушил стакан и вытер губы ладонью. — Так говорите, хотите знать ее фамилию?

Светлана кивнула:

— Да. Очень.

— Боровская. Алла Петровна Боровская. Проживает в Марьиной Роще. По адресу…

Рогов продиктовал адрес. Светлана записала его в блокнот.

— Иван Павлович, вы назвали Боровскую роковой женщиной. Могу я узнать, что вы имели в виду?

— Ох, деточка. Я вижу, любопытства вам не занимать.

— Это не праздный интерес. Я делаю свою работу.

— Я понимаю, понимаю, — покивал Рогов. — Что ж, видимо, истина, и впрямь, достигается путем многочисленных расспросов. Видите ли, я назвал Боровскую роковой женщиной, потому что на ее счету немало разбитых мужских сердец. Даже ваш покорный слуга чуть было не потерял из-за нее голову.

Date: 2015-07-17; view: 282; Нарушение авторских прав