Глава 6. Произведение оптимизма на знание — величина постоянная

Произведение оптимизма на знание — величина постоянная.

Л. Ландау

Ночью я проснулась от всхлипываний Винты. Девочка, чтобы не беспокоить меня, отодвинулась на самый край кровати и скорчилась там в позе эмбриона, закусив зубами угол подушки и стараясь не плакать в голос. Её трясло мелкой дрожью.

Неужели она слышала что-то из нашего разговора? Или это просто реакция на всё случившееся в последние дни? Чего стоит ребёнку держаться, как держалась Винта, — не показывая страха, не жалуясь, поспевая за двумя взрослыми в темноте, под проливным дождём?

Сама подвинулась к ней ближе и молча обняла. Укрыла одеялом и стала гладить по голове, тихо шепча: «Всё будет хорошо… Всё будет хорошо…» Винта сначала пыталась меня отпихнуть, а потом прижалась и затихла. И уснула.

Ничего. Жизнь продолжается — это я знала по своему опыту.

Рейн сказал, что нам предстоит пробыть в городе ещё три-четыре дня, — он хотел самолично досконально изучить списки замешанных в работорговле чиновников. Особое внимание обратить на вступивших в должность пару лет назад и узнать, кто именно в столице подписал приказы об их назначении.

Два стоящих в гавани судна из нашего перечня подозрительных уже были арестованы. Вместе с командами. Степень причастности и виновности предстояло выяснять. Ещё четыре корабля должна была перехватить в море вторая эскадра. Муж считал, что найти их владельцев вряд ли удастся, поскольку таких может вовсе не существовать в природе. А вот след денег, полученных за продажу девушек, мог куда-то привести. Ведь либо золото клали в банк либо кому-то передавали. И так и эдак — есть шанс отыскать…

В купеческом квартале нашли ещё одну молодую женщину из предместий — её прикупил себе для утех хозяин. Именно прикупил, не нанял… Причём продавцом оказался не кто иной, как начальник полиции Сафрины.

Я поинтересовалась — а как же те агенты короны, которые должны были писать отчёты о положении дел в городе? Рейн пожал плечами:

— То самое, о чём я тебе говорил. Один, очевидно, продался. За что теперь и поплатится. А другой пропал — по словам гвардейца, которого я послал навести справки, жильцы выехали полгода назад в неизвестном направлении. То есть нового адреса нет, и в городе их больше никто не видел.

— И что сие значит?

— Что надо проверить ещё и начальника почты. Не исключено, что письма, идущие в столицу, вскрывались. И хотя адресатом значился не тайный департамент, а якобы живущая в столице племянница, кому-то могло не понравиться, что по Лореции поползут слухи о том, что в Сафрине исчезают девушки.

— Рейн, но кто будет вести все допросы, дознания? Ведь надо быть уверенным, что переловят всех виновных, что никто не откупится, не уйдёт от возмездия. И ты должен знать точно, что предоставленные тебе сведения — истинные, что все необходимые вопросы были заданы и ответы получены.

— Знаешь, не все кирасиры во втором полку — просто кирасиры. Я спустил на город целую свору сыщиков, и поверь, ни один камень на этом берегу не останется неперевёрнутым… — нахмурился, потёр лоб. — Сита, у меня с глазами что-то странное.

— Что, Рейн?

— Как плывёт всё. Будто сильно головой ударился. Точнее, ничего не болит, но контуры предметов, они словно в радужной дымке… не пойму. — Вперился в меня, криво улыбнулся: — Ты у меня — какая-то розовая. Даже не розовая, а, знаешь, по весне в предгорьях цветут цикламены?

— Рейн… — цикламеновая я озабоченно уставилась на мужа. Прищурилась, аура была тревожной, с рыжими всполохами. Похоже, ту неделю слепоты он запомнил крепко.

— А сейчас почему-то посинела… — сообщил мне Рейн задумчиво.

Посинеешь от таких мыслей… О, вот! Представила личико Соль, причмокивающей у моей груди:

— А сейчас, сейчас как?

— Опять цикламеновая, даже с алым. И будто ярче стало.

— Рейн! Ты стал видеть ауры!!!

— Что?!

— То! Ты. Видишь. Ауры.

— Да-а?! — уставился на меня, потом брови поползли вверх. — Неужели ты так по жизни в розовом тумане и ходишь? — Перевёл взгляд вниз, на свою руку. Растопырил пальцы. Соединил. Растопырил. Укоризненно покачал головой.

— Нет, не хожу. Послушай, у нормальных магов это приходит с созреванием, годам к двенадцати-тринадцати. И я училась включать и отключать магическое зрение по своему желанию. Это — вроде как пассивное умение, не требующее расхода магии. Можно смотреть на мир, как все вокруг. Можно — как ты сейчас. А можно — но это надо тренироваться, выработать фокусировку — видеть ауру интересующего тебя человека посреди толпы. Это просто особенность организма, примерно как слышать высокие звуки или видеть самый тусклый свет. Но ты понимаешь, что это значит? Твои способности растут!

— Мм-м. Сита, слушай. Никому, вообще никому, об этом не говори. Даже ньеру Расселу. Пусть я для всех останусь обычным человеком, хорошо?

Поняла. Это — дополнительный вид чувств, добавочный способ получения информации, при умелом использовании — детектор лжи. А при том, что по ауре мага от не-мага и не отличишь, Холт может скрывать свои новые таланты долго… очень долго…

— Хорошо. Но это обнадёживает, да?

— Поглядим, — улыбнулся муж. — Ты меня научишь, что с этим делать?

— Конечно, — засмеялась я в ответ.

Он поймал меня за руку и притянул к себе.

— Скажи, а маги могут читать мысли других людей?

— Я не слышала. Точнее, так. В учебниках об этом ничего нет. Я когда-то спрашивала у учителя, тот сказал, что таких заклинаний не существует. Или же их никто не знает. Но в то же время достоверно известно и подтверждено опытами, что магически одарённые близнецы иногда видят глазами друг друга. Например, одного из пары сажали в закрытой комнате и давали рассматривать картину. А второй — на другом конце города — описывал увиденное словами так, словно полотно висело у него под носом. Включая трещины на краске и подпись художника. Но, в общем, такие феномены крайне редки. Сам понимаешь, чтоб близнецы, да ещё маги… и практического применения это не нашло. Не в карты же жульничать?

— Близкие люди. А мужья с жёнами?

— Не знаю, — я подняла его ладонь, потерлась об неё щекой.

— Ладно, поживём-увидим, — чуть пожал плечами муж. И, высвободив руку, стал водить пальцем по коже в вырезе моего платья. Склонился к уху: — Если б не гостиница и не Винта рядом…

— А как твой северянин? — перехватила я настойчивую длань, которая попробовала нырнуть вниз, под ткань платья.

— Знаешь, в голове вертится имя «Ингварр», вроде как с двумя «р» на конце. А дальше что-то непроизносимое…

— Ну, это ты магический язык пока учить не начал. Непроизносимое — это там. Но Раиндэлл Ингварр лен Холт — звучит красиво. Главное, чтобы твоё «Рейн» всегда стояло первым.

Хорошо, что Рейн уже не нервничает и не мечтает переломать мебель и перебить посуду, а шутит. И добавила:

— В Лореции есть большая библиотека, да? Вот если такой фризландец существовал, там о нём наверняка что-нибудь найдётся. Приедем, покопаемся, да? Ой, Рейн, пока есть время, ты не посмотришь мою спину? И не покажешь свою?

— Ну, я синий и без осмотра. Вдоль позвоночника как муравьи строем ходят — дивное чувство. А на тебя с удовольствием взгляну. Пойдём ко мне в комнату?

— Мм-м… — сообщил Холт пять минут спустя, водя пальцем по моей спине.

Расстёгнутое платье он спустил до талии.

— Может, перейдёшь на тарисийский? — слегка желчно осведомилась я. А то сидит, что-то там рисует и ничего внятного не говорит.

— Кожа у тебя, как лепестки весенних яблонь… А синего стало меньше. Расплывчатых линий нет вообще, и светится примерно четверть от того, что было вначале.

Это хорошо. Выходит, к тому моменту, как мы попадём в столицу, я снова смогу магичить. Вот только знать бы — стало у меня всего больше или меньше? Обидно, если зря страдала. Оправила платье:

— Рейн, давай я тебя посмотрю.

— Хорошо. Только расстегни рубашку сама. Да-а… вот так. Манжеты, теперь от ворота вниз…

Его голос казался другим, глубоким, хрипловатым. Подняла глаза — смотрит на меня в упор из-под полуопущенных век. Занервничав, облизнула губы. И, похоже, он узрел в этом какой-то намёк — через секунду я оказалась лежащей на спине в платье, опять почему-то спущенном до пояса. А он, в непонятно как молниеносно расстегнувшейся рубашке, навис сверху. Опираясь на руки, чтобы не давить всем весом мне на грудь.

— Си-и-та-а…

Одна рука нырнула вниз, задирая подол. И, не останавливаясь на этом, потянула завязку панталон. Ладонь скользнула под распустившуюся тесёмку, и ещё ниже — я ахнула, почувствовав его пальцы. И стала отпихивать от себя.

— Не брыкайся, — он улыбался. — Сейчас отпущу. Всё, что хотел, я уже узнал. — Перекатился вбок. — Погляди мою спину?

Угу. Сейчас, глазки в кучку соберу и посмотрю. И даже скажу что-нибудь умное.

Но, если серьёзно, изменения были, и явные.

Да, он был ещё синюшным и светящимся, как лучшая гнилушка с образцового болота. Но зато замкнутые контуры пятен сгладились, приобрели плавность и чёткость. Пока разрывов, как у меня, в линиях не было… но ведь и магии он хватанул на порядок больше. И до того был лишенцем. Я сочла картину внушающей надежду, о чём и сообщила мужу.

Пока приводила себя в порядок — я собиралась пойти поиграть и позаниматься с Соль, но являться Винте в таком виде значило подать дурной пример, Холт присел за стол и достал лист с непонятной схемой, напоминавшей то ли паутину, то ли развесистое родословное древо кого-то дюже знатного. Десятки кругов, в каждом — имя. И между ними — чёрточки взаимосвязей. Разные. Жирные чёрные линии. Тонкие чёрные линии. Пунктиры.

— Что это?

— Сама видишь. Наши фигуранты и то, как они связаны между собой. Это только те, кто проживает в столице и каким-то боком причастен к этой истории. Подписывал назначения нечестных чиновников, игнорировал жалобы, покрывал явное мошенничество со страховками кораблей и т. п.

Гм. Да тут их…

Холт верно понял моё выражение лица:

— Много, да? Я б сказал, это не просто злоупотребление властью ради наживы. Предполагаю, здесь большее…

— А почему линии разные?

— Жирные — точно установленная связь: неоднократно оказанные услуги, родство, партнёрство. Тонкие — известные разовые контакты. Пунктир — мои предположения. Но видишь, какая путаница?

— Мм-м… — я пригляделась. — Рейн, если поменять вот эти два имени местами, то уберутся длинные тонкие через весь рисунок, и всё станет выглядеть попроще.

Холт всмотрелся.

— Согласен. Ещё идеи будут?

— Да. Думаю, все имена надо написать на отдельных кружочках плотной бумаги. И тогда, меняя их расположение друг относительно друга, нужно будет перерисовывать только связи.

Муж заинтересованно прищурился.

— А ещё?

— А ещё разбей на группы по какому-нибудь осмысленному ключевому признаку и промаркируй кружочки с именами цветом. Вдруг увидим что-то новое?

То, что правильный способ представления данных — это наполовину решённая задача, ньер Рассел вдолбил в мою голову намертво.

— И по какому принципу предлагаешь делить?

— Кто бы знал… — задумалась я. — Родство. Учились в одной семинарии, так сказать — однокашники. Или держат деньги в одном банке. А ещё стоит проверить сделки с недвижимостью — не продавал ли или не уступал ли кто-то кому-то чего-то хорошего по льготной цене… Тогда будет хоть видно, кто с кем расплачивался.

— И откуда у меня такая умная жена? — наклонил голову набок Холт.

— Нанял? — невинно осведомилась я.

Рейн засмеялся.

В другой спальне Винта в новых штанах и с блюдом антипедагогичных, но таких полезных для улучшения настроения пирожков с повидлом прямо на кровати листала мой учебник. Я подняла бровь.

— Тё… ой, ньера Сита, я аккуратно! Пирожки беру левой, а страницы листаю правой! Откуда у вас эта книжка?

— От мамы, — честно сказала я.

— А у вас мама тоже магиней была?

— Была. И, Винта, послушай меня. Попробуй говорить потише, хорошо? Мы же не на рынке, где стоит шум да гам. Как думаешь, хорошо ли, если половина этажа услышит, что у наших мам были магические способности?

— Ой! — Винта виновато уставилась на меня, прикрыв рот ладошкой с обгрызенными ногтями.

Я кивнула:

— Да, важность сохранения тайн ты уже хорошо понимаешь. А ещё юные, — улыбнулась, — и даже не очень юные ньеры не голосят, как рыбные торговки на пристани. Мягкость тона и мелодичность голоса не мешают нам быть не менее крутыми, чем самые суровые, побывавшие в невероятных переделках, насквозь просоленные морские волки.

Винта неуверенно улыбнулась в ответ на мою не слишком удачную шутку.

— Винта, скажи, тебе нужно сделать в Сафрине что-нибудь ещё? Через пару дней мы уедем и не вернемся сюда долго.

— Я хотела Воблу побить, думаю, это он меня ловцам продал.

— Ловцов больше не будет. И, знаешь что, вставай и иди к ньеру Рейну. Расскажи ему всё-всё-всё, что знаешь и о ловцах, и об остальном. Это поможет сделать так, чтобы больше девочки могли не бояться ходить по улицам в юбках.

— И отомстить за маму…

— И отомстить за маму, — согласилась я.

— Иду. Я кое-что слышала, всё расскажу!

Оказалось, что после того, как Винту выгнали из дома, та где только не искала ночлег. И одним из хороших мест оказался сеновал на чердаке конюшни большого постоялого двора. Забиралась туда через узкое чердачное окошко Винта по вечерам, после того, как лошадям раздавали на ночь сено. Мало того, сообразительная девочка ещё и догадалась накидать скорлупы от орехов под приставленной к сеновалу лестницей. Как кто наступит — у него под ногами трещит, и можно успеть спрятаться в углу или выскользнуть на крышу.

Несколько раз Винту спугивали любовные парочки или зашедшие в поисках тепла выпивохи. Но один раз она стала свидетельницей разговора важного приезжего господина с кем-то из местных.

В тот весенний вечер на улице лил дождь. Поэтому, когда внизу раздался хруст скорлупы под сапогами, девочка просто юркнула в угол, прикрывшись сеном.

Мужчины прошли в конец коридора и остановились прямо под ней. Видеть собеседников через дощатое перекрытие Винта не могла, а вот слышала разговор прекрасно.

Пересказать дословно, о чём шла речь, спустя полгода у Винты не вышло. Она честно морщила лоб, пытаясь сосредоточиться. Рейн подсел к ней, взял маленькие ладошки в свои руки, передавая уверенность и одобрение:

— Не волнуйся. Просто давай по порядку…

По порядку было так. Один лебезил, а другой вёл себя важно, слова не произносил, а ронял, как брошенные нищему от щедрот монеты. Первый, заискивая, называл второго «высоко…» — тут Винта запуталась. То ли «…превосходительством», то ли «…благородием». Что-то длинное. И имя было — Фы…, Фе… — какое-то чудное, затейливое. Винта такого раньше не слышала. Но «Ф» там точно было.

Рейн тоже задумался, потом пожал плечами.

Сначала девочка не поняла, что речь идёт о поставке девушек в Симиру. Их — похохатывая, словно хорошо пошутили, — называли «розы Сафрины», или просто «наши розочки». А потом, когда речь зашла о «непокорных — секите, но так, чтоб шрамов не осталось. Или привяжите к кровати на денёк и отдайте экипажу — а остальных смотреть заставьте», до Винты дошло. Ещё упоминался какой-то ньер Ке… Кей… — во! — Кейрист, который опасен и которого надо убрать вместе с семьей.

— Пропавший агент, — вслух вздохнул муж.

Договорились до того, что следующий перевод денег — пятьдесят тысяч соленов — подобострастный тип пообещал отправить через «Банк корабелов Равсела» не позднее конца мая. Название банка Винта запомнила, потому что именно в нём мама хранила их небольшие сбережения.

Под конец тот, который важный, пообещал безопасность и бездействие со стороны властей и сказал, что завтра покинет Сафрину, мол, надоел ему этот дождливый захолустный городишко. Второй кивал и поддакивал.

— Итак, у нас есть название банка, через который шли переводы, и часть имени. Винта, ты молодец! Повтори, как назывался постоялый двор? «Счастливая волна»? А точную дату помнишь? Нет? Жаль. Ну ничего, сейчас дам команду проверить журнал постояльцев за весну.

А ещё Винта выдала целый список тех, кто высматривал, выслеживал, хватал девушек. Ловцов. С описаниями, прозвищами, даже адресами. Это было здорово. Только меня слегка царапнуло, что Винта испытывала явное удовлетворение от свершающейся мести — щёки раскраснелись, глаза горели, ноздри раздувались. Кстати, имя Воблы прозвучало тоже. Понять можно. Похоже, потерявшей мать девочке, которая пряталась и тряслась от страха день за днём, месяц за месяцем, было необходимо почувствовать себя снова сильной, уверенной. Победительницей.

Качнула головой — может, мне просто кажется, что она слишком наслаждается возможностью отплатить? Это взрослые привыкли держать эмоции в узде. А у детей всё выплёскивается…

Ведь Винта не злая. Об осиротевших котятах заботилась. Купила молоко для них на последние деньги. Это — поступок доброй души. Так что, наверное, зря я беспокоюсь. Меня же не тревожит то, что Рейн мстит за отца? Правда, муж делает это молча, с непроницаемым лицом, а не шипит, как закипающий чайник. Но он взрослый. А Винта ещё ребёнок. И мстить за неё и её маму некому. Всё справедливо.

Отправив Винту доедать пирожки, Холт пробежал глазами исписанный лист.

— Сейчас отойду на пару часов. Не волнуйся. Обед принесут, я распорядился, охрана у дверей стоит. Это, — помахал листом, — отдам своим людям. А журнал из трактира хочу просмотреть сам, может, увижу знакомые имена. Эх, жаль, ты сейчас не можешь делать копии записей, как в Салерано.

Шагнул к двери. Обернулся:

— Сказать мне на прощанье ничего не хочешь?

Кивнула:

— Хочу. Если будет непонятно по датам, смотри, кто занимал лучшие комнаты и требовал больше всего дополнительных услуг.

Холт кивнул в ответ. Лицо казалось нейтральным.

Только когда он закрыл дверь снаружи, до меня дошло — ему не нужен был совет. Он хотел, чтобы я с ним попрощалась, поцеловала и попросила вернуться быстрее. А я вместо этого… Ох, ну я и дура!

Пока я купала Соль, Винта стояла на подхвате с полотенцем и преданно ела меня глазами. Наконец, она не выдержала:

— Тё… ой, ньера Сита, можно я спрошу?

— Спрашивай, — улыбнулась я.

Винта сглотнула. Открыла рот, закрыла. Похоже, вопрос был для неё очень важен.

— Вы с ньером Холтом ищете того, кто всё это сделал, да? Того, из-за кого пропала моя мама? Можно, я с вами?

Я покачала головой:

— Винта, ты — будущий маг. И в том возрасте, когда нужно учиться, а не думать о мести. Я могу — и хочу — отправить тебя к ньеру, который научил меня всему, что я знаю. Он стал моим наставником, когда я тоже осталась без мамы, а тётя не могла меня содержать и не была в состоянии со мной справиться. Его зовут ньер Рассел лен Дилэнси, он преподаватель магической семинарии в городе Виэния. Поверь, он — хороший человек и замечательный педагог. Я, — улыбнулась, — надеюсь однажды вернуться к нему сама, в аспирантуру.

Винта смотрела на меня отчаянными глазами. Нижняя губа задрожала.

— Не отсылайте меня! Я не хочу… Я хочу с вами. А если вы не можете меня содержать, я сама смогу прокормиться, честное слово! Только не прогоняйте меня!

— Мышка, — можно я буду звать тебя так? — Мышка… Тебя никто не прогоняет. Но там, куда мы едем, может оказаться опасно. Сама я ехать должна. А вот девочке, ребёнку, там не место. Ты уже и так много пережила.

— Я полезная, я много умею! Могу готовить, могу на посылках бегать, за покупками ходить, дом убирать! А ещё я умею красивые прически делать, меня мама научила, я ей помогала. А, — в серых глазищах заблестели слёзы, — если не хотите меня брать, тогда оставьте тут. В Сафрине я хоть всё и всех знаю.

Справедливо. Ведь она — человек, а не собака или кукла. И способность быть самостоятельной доказала.

— Хорошо, Винта, — я подхватила брыкающуюся Соль поперек животика, выудила из ванны и ловко подставила полотенце. — Тогда слушай. Сначала ты должна узнать, на что соглашаешься. Основное — мы все можем оказаться в опасности, как две ночи назад. Причём откуда грозит беда, я не знаю. Знаю только, что точно грозит.

— Я понимаю, — мотнула русой головой Винта.

Вот что я делаю, а? И не придётся ли потом за это бесконечно себя грызть? Но оставить её здесь, в Сафрине, в бессмысленном кругу напрасных ожиданий — тоже не выход.

— Понимаешь? Тогда докажи это. За эти два дня до отъезда ты должна научиться говорить тихо, как положено юной ньере. И ещё — ты поклянешься памятью мамы, что никому и никогда не расскажешь о том, что знаешь о нас. Что моя мама была магом, что у нас есть Ссэнасс и обо всём остальном, что увидишь или услышишь. Хорошо?

— Это как вы — изображали служанку, да? Чтобы все думали, что вы ничего не знаете и вообще ни при чём?

Сообразительная девочка.

— Примерно, — улыбнулась я, заканчивая бережно промокать светлые волосики дочки. Подняла её к лицу. Соль тут же внесла лепту в разговор, булькнув нечто оптимистичное и попытавшись ухватить меня за нос. Глаза у Соль по-прежнему были ярко-голубыми. Хотя пока судить рано, может, ещё посереют… Прикрыв головку краем полотенца, прислонила дочку к плечу, отдав на растерзанье ухо.

— Я буду вас причёсывать, можно? А ещё чистить и гладить платье.

Кажется, Винта твёрдо решила доказать свою полезность. Почему нет? Это правильный путь и к самоуважению, и к преуспеянию.

— Хорошо. Беру тебя личной помощницей. Оплата — три серебряных солена в неделю. Твои обязанности: помогать мне по хозяйству, если это потребуется, следить за моими платьями — ты шить, кстати, любишь? — выжидающе уставилась на Винту — та интенсивно закивала. Я вознесла молитву Рианнесу — сама я относилась к оторванным пуговицам и обтрепавшимся манжетам как к проявлению мирового зла и вселенской несправедливости, хотя до сих пор, стиснув зубы, исправно делала всё потребное. — Попробуем с причёсками, это — полезный навык. И, наконец, ты будешь учиться тому и столько, чему и сколько я скажу. Это первое. Согласна?

Винта закивала головой, как наша учебная семинарская лошадка, когда той показывали морковку. Примем за согласие.

— И второе, — продолжила я. — Мне не нужна просто наёмная прислуга. Мне нужен друг и помощник, которому я могла бы доверять целиком. Я, со своей стороны, обещаю делать для тебя то, что делала бы для моей Сонеали. Но ты, в ответ, должна поклясться слушаться меня так, как слушалась бы свою маму. Поэтому предупрежу сразу — не позже, чем через год или полтора, я всё равно отправлю тебя в Виэнию. Потому что дать тебе образование, какое потребно будущей магине, сама я не смогу. А в семинарии — могут. Там тебя научат, как стать такой, как мама. Нет, нет, я не хочу тебя прогонять — выучившись, ты сможешь снова вернуться к нам. Если захочешь, конечно. И когда Соль подрастёт — она тоже туда обязательно поедет. Поняла?

— А мы найдём за год того, кто виноват?

— Наверное. Сделаем всё, что можем, — пожала я свободным плечом.

А если не найдём, отложим это в сторону и станем жить дальше… Мне вот до сих пор хотелось надавать по ушам Андреасу… но портить ради этого свою жизнь я не собиралась. Лучше пойду дальше, достигну большего, стану счастливой. Но если он попадётся мне на пути — сам будет виноват!

— Тогда я согласна! Спасибо за оплату, она большая, как у взрослой! — Винта, шевеля губами, начала загибать пальцы, похоже, пересчитывала серебряные солены в привычные медяки. — И можете звать меня Мышкой. — Неожиданно всхлипнула: — Меня мама Мышонком звала.

Я свободной рукой обняла Винту за плечи. А потом прижала к себе. Плевать, что рука мокрая, ей сейчас это нужно. Мышка уткнулась мне в бок. А потом, что-то решив, обняла за талию и крепко прижалась.

Date: 2015-07-17; view: 416; Нарушение авторских прав