Диверсионные операции против береговых батарей, шлюзов и плотин

Печальный инцидент у селения Бак-дю-Од закончился – батарея, с прислугой из артиллеристов военно-морского флота, перешла в руки британцев. Все произошло с такой быстротой, что у немцев даже не осталось времени на то, чтобы уничтожить орудия или боеприпасы. Самым скверным оказалось то, что противник получил возможность немедленно использовать эти 150-миллиметровые крепостные орудия, чрезвычайно выгодно расположенные между Онфлером и Трувилем, для обстрела порта Гавр, занятого немцами и находящегося на северном берегу бухты Сены на расстоянии семи километров от батареи.

В Гавре немецкий адмирал, командовавший портом, был сильно встревожен. С маячной башни он мог видеть в бинокль, как по другую сторону бухты работают у орудий британские солдаты. Было чрезвычайно важно устранить эту угрозу и уничтожить батарею.

Увы, гораздо проще было это пожелать, чем исполнить на деле! Прошлой ночью лейтенант немецкой береговой артиллерии предпринял попытку нападения на батарею, пройдя к ней по суше с несколькими своими людьми. Но британцы к тому времени уже заняли Онфлер; штурмовая группа была обнаружена и полностью уничтожена, а угроза для Гавра сохранилась. Тогда адмирал вспомнил, что поблизости расквартирована МЕК-60, под командованием лейтенанта Принцгорна. Они одни только и могли заставить замолчать батарею. Был отдан приказ отыскать Принцгорна. Посыльный мотоциклист нашел его в Руане и привез в Гавр, где ему было разъяснено положение.

– Итак, – подытожил адмирал, – как по-вашему, можете ли вы взяться за выполнение этого задания?

Принцгорн улыбнулся:

– Безусловно, господин адмирал. Но удастся ли нам его успешно выполнить – это совсем другой вопрос.

– Я могу дать вам проводника, – сказал адмирал, – человека, который знает каждый сантиметр противоположного берега как свои пять пальцев. Он проведет ваших людей от германских позиций до самой батареи.

– По берегу? – поинтересовался Принцгорн. – Это будет совершенно безнадежно.

– Каким же еще путем вы хотите туда попасть?

– Со стороны моря, ведь мы же моряки.

Когда адмирал заметил, что бухта буквально усеяна морскими минами, Принцгорн предположил, что они смогут пройти над ними на плоскодонных лодках.

– Очень хорошо, – согласился адмирал. – Мы можем выделить вам пехотные штурмовые лодки. Но нельзя терять времени, задание должно быть выполнено сегодня же ночью.

Принцгорн засомневался, потому что день был уже в самом разгаре и у него не возникало желания торопить события. Диверсионные операции, проводимые без тщательной подготовки и без использования любой возможной поддержки, обыкновенно заканчиваются провалом. Однако в данном случае, похоже, выбора у него не было.

– Но проводник мне все же понадобится, господин адмирал, – сказал он.

– Можете забирать его немедленно, – согласился адмирал. – Этот человек служил на злополучной батарее и может пройти туда с завязанными глазами.

Принцгорн простился с адмиралом и немедленно принялся за работу. Спустя несколько часов он вернулся; уже давно стемнело. Его подчиненные долго и безуспешно пытались завести мотор штурмовой лодки. О двигателях внутреннего сгорания эти люди знали все, но треклятый подвесной мотор просто напрочь отказывался подавать признаки жизни, ничего нельзя было сделать. Адмиралу показалось, что всякая надежда потеряна, но сам Принцгорн думал иначе. Ведь теперь у него будет целый день, чтобы как следует все спланировать и подготовить. Он затребует у местного начальства отряда «К» два катера управления типа «линзе». В июле, после того как его боевые пловцы уничтожили мосты через реку Орн, он водил их на таких катерах еще и для подрыва шлюзов на той же реке. Моторы «линзе» к этому времени были снабжены усовершенствованными глушителями, которые позволяли катерам развивать скорость по крайней мере 8 узлов, не создавая при этом сколько-нибудь значительного шума. Это было средство, столь необходимое для бесшумного подхода к бункерам у Бак-дю-Од.

Следующим шагом должна была быть подготовка устройства для точного наведения «линзе» на занятый противником берег перед батареей. Принцгорн вынужден был торопиться. Утром он отправился на наблюдательный пункт на окраине города в сопровождении данного ему адмиралом проводника. Тот указал ему на противоположном берегу залива едва заметную прожекторную позицию. От нее, сообщил проводник, до батареи не больше ста метров. Высадиться у прожекторной позиции, а потом незаметно взобраться по тропе на возвышенность, где были установлены орудия, вполне возможно, утверждал он, потому что тропа проходит среди густого кустарника и небольших деревьев.

Затем Принцгорн вызвал к себе унтер-офицера и вместе с ним тщательно, но не привлекая к себе внимания, осмотрел город на предмет выбора мест, одно несколько выше другого и дальше от берега, для установки потайных фонарей, которые должны были послужить для «линзе» створными знаками. Если выбрать положение для этих двух фонарей таким образом, что линия, проведенная через них, упрется в прожекторную позицию у Бак-дю-Од, то катера, правя так, чтобы огни фонарей были видны в точности один под другим, будут иметь готовую трассу к месту высадки. Подходящие места были в конце концов выбраны на чердаках двух зданий, и фонари установлены. Для их охраны Принцгорн поставил по одному своему человеку. В первую очередь в их задачу входило, чтобы слух об этих фонарях не дошел до командира местного гарнизона, который, по всей вероятности, стал бы возражать против зажигания любых огней после наступления темноты.

Незадолго до полуночи два «линзе» покинули устье Сены, держа курс вдоль южного берега бухты. На них находился Принцгорн и еще семь человек из отряда «К». Продолжим рассказ словами самого Принцгорна:

«Ночь выдалась мглистая, кое-где стояли полосы легкого тумана. Мы держались на постоянном расстоянии от берега – так, чтобы он неясной серой полосой едва виднелся по левому борту. Катера шли ровно, моторы были отрегулированы так, чтобы выдерживать скорость в 8 узлов, что, по нашим расчетам, должно было привести нас на линию Гавр – Бак-дю-Од через полчаса, причем наши створные огни мы должны были увидеть даже несколько раньше. И тем не менее, мы шли так уже больше часа, ничего не видя. Мы безуспешно старались разглядеть в темноте и распознать знакомые ориентиры. Это подтверждало мои опасения, что без помощи створных огней нам не удастся найти место высадки. Все наши надежды были теперь на людей, оставшихся в Гавре при сигнальных фонарях.

Могло существовать несколько причин, по которым огни оставались для нас невидимы. В первую очередь, я был не слишком уверен в том, что они вообще горят. Во-вторых, возможно ли вообще их увидеть сквозь рваные полосы тумана? Но я все же склонялся к третьей возможности, именно что из-за встречного приливного течения мы продвинулись вперед на значительно меньше расстояние, чем рассчитывали. Поэтому я решил продолжать идти прежним курсом, несмотря на то что некоторые из моих людей считали, что мы уже миновали нужную линию. Я оказался прав. В 12.50 пополуночи мы неожиданно увидали два наших створных огня, и их относительное положение говорило, что мы еще не достигли желаемой линии. Однако наша радость оказалась недолгой, потому что меньше через минуту один из огней погас так же внезапно, как и появился. Второй продолжал упорно гореть, но он один не мог помочь нам в определении направления. Поэтому мы решили положиться на удачу и направились к берегу. Нам была примерно известна ширина прибрежных минных полей, а потому, достигнув их границы, мы выключили двигатели и почти бесшумно двинулись к берегу на веслах.

В 1.10 ночи на дальнем берегу вновь зажегся второй створный огонь. Он открыл нам, что мы далеко уклонились от требуемого курса. Прилив весьма значительно снес нас по направлению к устью Сены, поэтому мы развернулись, вышли за границу минных полей и начали все снова. Выйдя на прежний курс, мы все больше воодушевлялись по мере того, как на наших глазах створные огни все больше сближались друг с другом. Однако когда огни уже почти совместились, то оба одновременно исчезли, теперь уже – окончательно».

Легко можно понять чувства, испытанные людьми на катерах в тот момент, когда во второй раз погасли створные огни. Однако никак нельзя винить в этом их товарищей, остававшихся при фонарях в Гавре, поскольку в это время в городе вступила в силу воздушная тревога. Фонари выключились, потому что питались от электросети, которая автоматически обесточивалась в момент объявления тревоги. Но Принцгорн не мог этого знать, и теперь ему оставалось только наудачу определить, какую поправку следует сделать на приливное течение, прежде чем снова повернуть к берегу. Он продолжал двигаться к морю еще несколько минут, а потом повернул катера в сторону берега и пошел на веслах, пока тихонько не пристал к песчаному пляжу. Вот тут-то им и пригодился проводник. Он за несколько секунд определил, что они высадились на несколько километров к западу от намеченной точки, почти на границе пляжей Трувиля. Поэтому они осторожно погребли вдоль берега в направлении устья Сены, потом бесшумно высадились на берег и крадучись направились к прожекторной позиции. Было 2.30 ночи, когда проводник знаками показал, что до позиции осталось не больше ста метров. Проводник с Принцгорном и еще одним человеком отправились на рекогносцировку, а остальные остались на месте и замаскировались. Трое ушедших возвратились спустя двадцать минут. Принцгорн шепотом сделал несколько распоряжений, после чего вся группа двинулась вперед.

Теперь необходимо описать положение батареи на окружающей местности. Над усеянным минами пляжем поднимался высокий берег, на котором и были возведены артиллерийские позиции. Над ними возвышались три тяжелых бетонных купола, каждый из которых прикрывал одно 150-миллиметровое орудие. Доступ к орудиям был через блиндажи, вход в которые располагался на стороне, обращенной к суше, и охранялся часовым. Но существовала и другая возможность проникнуть внутрь. Отверстия в куполах для орудийных стволов были достаточно широки, чтобы пропустить человека, при условии, что он сможет сначала забраться на крышу блиндажей. И здесь помог проводник, указавший дорогу – персональную дорогу, как он в шутку назвал ее, – через дырку в высокой и очень густой живой изгороди, известную только посвященным. Вся батарея была окружена зарослями кустарника и небольших деревьев. От самого берега параллельно живой изгороди вела узкая, извилистая тропа в направлении асфальтированной дороги, подходившей к батарее со стороны суши. Вдоль этой дороги стояли хижины, в которых разместились томми.[5]С этой стороны и стали подбираться к своей цели люди Принцгорна. Рассказывает он сам:

«Наши льняные маскировочные костюмы насквозь промокли, когда мы, оставив катера, вброд добирались до берега. Теперь при малейшем движении они издавали довольно громкие хлюпающие звуки, и мы очень боялись, что этот шум будет слышен и за сто метров. В то же время нам было необходимо прокрасться менее чем в десяти метрах от часового, охранявшего вход в блиндажи, к тому же по временам делавшего по нескольку шагов в ту или другую сторону. Я заранее приказал своим людям не применять оружия до тех пор, пока они не будут на самом деле обнаружены, поскольку мы могли надеяться на успех только в том случае, если доберемся до орудий без боя. Получилось так, что все семеро проскользнули мимо часового, не привлекая его внимания, – замечательная удача, если вспомнить, что они тащили с собой тяжелый груз взрывчатки. Драгоценную помощь в этом нам оказал неумолчный рокот самолета противника, оказавшегося в это время над нами. Гул его мотора перекрывал неизбежный шум, производимый нашей группой».

Один за другим диверсанты пробирались через дыру в живой изгороди. Купола, скрывающие орудия, были теперь совсем рядом, но командир диверсантов, тем не менее, решил сначала послать трех человек на разведку. Через несколько минут они вернулись с известием, что сами орудия не охраняются – стоят покинутые в своих казематах.

«Каждому из моих людей была поставлена строго определенная индивидуальная задача, – пишет далее Принцгорн, – три человека с зарядами назначено для каждого из орудийных стволов, также три человека должны были залезть в казематы и пристроить заряды к стеллажам со снарядами, находившимся позади орудий.

Мы сверили часы. Было решено запустить механизмы взрывателей ровно через три минуты после того, как люди двинутся от изгороди к казематам. Те из них, кто должен был минировать стволы орудий, могли бы справиться и быстрее, но было важно не подвергать опасности товарищей, которым нужно было еще выйти из казематов, протиснувшись мимо этих самых стволов. А для них три минуты было как раз достаточно.

Все были готовы, я скомандовал: „Пошли!“ – и люди побежали вперед, низко пригибаясь. Их действиям никто не мешал. Часовой у входа в блиндажи оставался в блаженном неведении, так же как и томми, спавшие в своих хижинах. Через очень короткое время мои солдаты вернулись, сообщив, что все в порядке и взрыватели пущены в ход. Это были подводные взрыватели, совершенно водонепроницаемые. Стволы орудий должны были взорваться через четыре с половиной минуты, а вслед за ними, через пять минут, – взлететь на воздух и стеллажи со снарядами.

По мере того как люди возвращались, они проползали через дыру в живой изгороди и собирались на тропинке. До взрыва у нас оставалось три минуты, и мы побежали назад к берегу, по маршруту в обход часового. Потом, держась рассыпным строем из-за минной опасности, мы продолжали бежать по пляжу к нашим катерам. Точно, секунда в секунду, наши заряды сдетонировали. Казалось, весь берег рассыпался на куски. Мы попрятались кто куда в ожидании падения камней и кусков земли. Никто не пострадал. Батарея была уничтожена. Без помех со стороны противника мы забрались в свои катера и все так же без помех вернулись в Гавр».

То была одна из двадцати четырех операций, проведенных МЕК-60 между датой высадки союзников в Нормандии и крахом германского фронта во Франции. В этот период напряженных боев личный состав отряда «К» выполнял роль «прислуги на всех». Недостатка в заданиях для них не было. Не один раз они демонстрировали, что может достичь горстка решительных, бесстрашных и великолепно обученных людей перед лицом превосходящих сил противника. И все же успехи их многочисленных и разнообразных предприятий, которые имели конечно же только чисто тактическое значение, не заставляли их даже и помыслить, что их усилия могут оказать решающее воздействие на общий ход войны. Например, уничтожение батареи в Бак-дю-Од было, несомненно, смелым и значительным делом, эти орудия не произвели больше ни одного выстрела по Гавру. Но тем не менее, всего через несколько дней как сам город, так и порт были очищены от немцев, поскольку союзники на суше повсеместно наступали.

Несколько недель спустя лейтенант Принцгорн и его солдаты снова вступили в дело, на сей раз – в Голландии и Бельгии. В то время как германское Верховное командование сохраняло полное молчание о подвигах этих людей, союзные власти, по всей видимости, были прекрасно о них осведомлены, поскольку так называемая «Солдатская радиостанция», вещавшая из Кале под контролем союзников, вскользь упоминала о них как о «разбойниках из банды Принцгорна». Что же касается самих людей из отряда «К», то им льстил явный интерес, проявленный противником к их успехам. Среди важнейших из этих успехов мы можем перечислить следующие операции, имевшие особое значение:

1. Главный шлюз гавани в Антверпене.

2. Мосты в Неймегене.

3. Мост через Холанда-Дин (рукав в дельте реки Рейн).

Эти три операции имели общую цель – сдержать наступление союзных армий в северном и западном направлениях или по крайней мере замедлить его. Поэтому атаки были направлены против наиболее чувствительных точек по ту сторону фронта противника. Было вполне естественно, что неприятель станет защищать такие пункты всеми доступными ему способами. Сведения, преданные огласке после войны британцами, показывают, что для защиты двух мостов через реку Ваал в Неймегене ими было задействовано более двухсот зенитных орудий. Неудивительно поэтому, что все попытки германских военно-воздушных сил разрушить эти мосты были расстроены шквалом огня, встречавшим наши самолеты.

Такое изобилие защитных средств не смущало, однако, боевых пловцов из отряда «К», которые с холодной рассудительностью не рассматривали ни одну защитную линию как непреодолимую до тех пор, пока атакующие не обнаружат себя. Их сила заключалась в полнейшей скрытности. Уже упомянутые жизненно важные объекты были вполне уязвимы, коль скоро находились бойцы, наделенные самообладанием, достаточным для того, чтобы двигаться незаметно перед самым носом у часовых и даже под дулами наведенного на них оружия. Это следует иметь в виду, читая находящиеся ниже отчеты об операциях военнослужащих отряда «К» в Антверпене и Неймегене, поскольку эти люди не были слепыми фанатиками и не были склонны к самоубийству. Напротив, они обладали вкусом к жизни и были готовы бороться с помощью своего искусства и силы с неизбежными опасностями войны.

К концу августа 1944 года союзная десантная операция вторжения стала уже историей, германский фронт во Франции рухнул, и немецкая армия повсюду отступала. Ей не суждено было остановиться до тех пор, пока она не достигла оборонительного рубежа на германской границе. Мобильным частям союзников понадобилось всего несколько дней для того, чтобы проложить себе дорогу в Бельгию через всю северную Францию. Вскоре был захвачен Антверпен. При этом погиб германский комендант порта, руководивший разрушением портовых сооружений, но главный шлюз гавани, расположенный в Кройцшанце, остался в целости. Это стало для союзников в высшей степени ценным приобретением, поскольку они получили возможность использовать крупнейший в Западной Европе порт для снабжения своих частей во время их завершающего наступления в сердце Германии.

Хотя гавань Антверпена и расположена высоко по течению Шельды, она, тем не менее, подвержена действию приливов и отливов. Не считая небольшой приливной гавани, она состоит в основном из доков, причем имеются только одни шлюзовые ворота, через которые должны проходить все суда. Эти ворота открываются только во время прилива, что обеспечивает постоянный уровень воды в гавани. Уничтожение этих ворот практически вывело бы порт из строя. И снова перед лейтенантом Принцгорном был поставлен вопрос:

– Можете ли вы справиться с такой задачей?

Он принялся изучать факторы, поскольку за правило было взято, что команды МЕК могут использоваться только в тех случаях, когда их начальники, оценив риск, связанный с операцией, признают его оправданным.

Было совершенно ясно, что единственная атака на шлюзовые ворота, о которой может идти речь, должна быть выполнена боевыми пловцами, поскольку было известно, что неприятель установил на последней тысяче метров канала, ведущего к шлюзу, несколько сетевых заграждений. Но из-за трудностей, связанных с особенностями течения Шельды, было необходимо использовать также штурмовые катера «линзе» для того, чтобы подводные пловцы могли проделать на них большую часть пути до входа в шлюз. Подход следовало произвести темной ночью, предпочтительно – в тумане, с приглушенными моторами, поскольку, хотя Шельда в районе шлюза достаточно широка, противник на значительном протяжении занимал оба ее берега. Половину пути пловцам предстояло пройти в водах, контролируемых неприятелем, и если они будут обнаружены во время подхода, то их атака, без сомнения, закончится неудачей. Выгоднее всего было воспользоваться приливным течением, поскольку оно позволит катерам, не форсировав моторы, не потерять при этом скорости.

Были проведены вычисления для определения оптимального размера подрывного заряда, потребного для действенного уничтожения массивных шлюзовых ворот, которые имели в ширину более 30 метров. Вместе с тем заряды следовало сделать достаточно компактными, чтобы ныряльщики могли обходиться с ними достаточно легко. Некоторое время назад для отряда «К» были разработаны новые сигарообразные мины-торпеды. Длинный алюминиевый корпус содержал заряд взрывчатки и имел регулировочную цистерну, с помощью которой можно было придать мине отрицательную плавучесть величиной не более одного фунта. Будучи в воде почти невесомой, такая мина плавала практически под самой поверхностью, что позволяло троим ныряльщикам с легкостью управляться с нею в стоячей воде. Такую мину взрывали не на поверхности, а всегда – на речном дне, у основания объекта, подлежащего уничтожению, где давление воды существенно усиливало разрушительное действие взрыва. Снаружи на корпусе мины имелись две кнопки. Нажатие на одну из них открывало клапан, затоплявший цистерну, и погружало мину на дно, при этом ныряльщики могли опускаться вместе с ней, держась за специальные ручки. Вторая кнопка запускала часовой механизм взрывателя, предварительно установленный на требуемое время. Принцгорн заказал две такие мины, содержавшие каждая примерно по тонне взрывчатки. Он предполагал передать их, по одной каждой, двум независимым, но взаимодействующим группам пловцов, чтобы удвоить шансы на успех.

Ночью 16 сентября 1944 года, при благоприятных погодных условиях, два катера «линзе» вышли со своей базы в Роттердаме и, направляясь вверх по реке Шельде, исчезли в тумане и дымке. На каждом катере находился офицер – командир группы, рулевой и три боевых пловца. Каждый катер вел за собой на буксире по одной мине-торпеде. Так началась эта операция.

«Нос Принцгорна» – так говорили потому, что руководитель МЕК-60 обыкновенно «вынюхивал» правильное решение, – в очередной раз должен был доказать свою эффективность, в чем мы вскоре и убедимся.

Катер, которым командовал лейтенант Дёрингхауз, вскорости постепенно вырвался вперед, оставив позади катер самого Принцгорна, у которого возникли трудности с буксировкой мины. Ночь была черным-черна, над водой Шельды опустился желанный туман, плотный и непроницаемый. Условия были идеальными для проведения операции, но создавали для рулевого большие трудности с ориентацией на воде. «Линзе» ровно шел вперед, двигатели были отрегулированы так, чтобы придавать ему скорость около 8 узлов относительно воды, в действительности оказывавшуюся несколько ниже из-за сопротивления буксируемого груза. Туго натянутый буксирный конец приподнимал нос мины на поверхность, так что шум от возникавших в результате бурунов совершенно заглушал мягкое мурлыканье снабженного двойным глушителем двигателя. С добавлением к собственной скорости катера скорость приливного течения, делавшего 4–5 узлов, общая скорость их продвижения могла быть около 12 узлов, что давало людям некоторое неясное представление о вероятном времени прибытия к шлюзовым воротам. При видимости, составлявшей не более 30 метров, отыскать в темноте восточный берег реки и следовать вдоль него вплоть до шлюза им могла помочь скорее удача, нежели точный расчет. Почти целый час Дёрингхауз и его подчиненные старались не пропустить в тумане так называемых «дельфинов» – группы высоких свай, отмечавших подходы к шлюзу. Милю за милей шли они вдоль берега, а потом, когда стало ясно, что шлюз остался позади, повернули назад. Наконец берег с правого борта неожиданно скрылся из виду, но почти сразу же они заметили одного из громадных «дельфинов», высоко выступающего из воды. Они повернули и направились к противоположному берегу устья входного канала, до которого не могло быть более тысячи метров. Дёрингхауз взглянул на часы, поскольку он не должен был закладывать мину позднее заранее оговоренного срока, чтобы не помешать действиям группы Принцгорна. Убедившись, что все в порядке, он пришвартовал катер к одному из «дельфинов», и три подводных пловца – унтер-офицер Шмидт и унтер-офицеры механики Гретен и Охрдорф – соскользнули в воду.

«Мы отвязали от мины буксирный конец, – рассказывал Шмидт, – помахали на прощание остававшимся в лодке и поплыли вдоль цепочки „дельфинов“ по направлению к воротам шлюза, с трудом различая в темноте каждую следующую сваю. Вид этих прочных деревянных свай действовал на нас почти успокаивающе, в случае чего они могли укрыть нас от глаз встревоженного часового. Я плыл впереди, а остальные двое удерживали хвост мины в водоворотах, крутившихся вокруг „дельфинов“. Мы проплывали очень близко от одного из них, вероятно седьмого по счету, когда мой гидрокостюм зацепился за какое-то препятствие, выступавшее в сторону от сваи. Костюм был прорван, и я почувствовал, как его заполняет холодная вода, вытесняющая согревавшую тело воздушную прослойку. Товарищи пришли мне на помощь и попытались уговорить меня вернуться в ожидающий катер, но я твердо решил двигаться вперед. Пустив немного газа в дыхательный мешок моего кислородного аппарата, я смог снова обрести плавучесть. Через десять минут мы подплыли к первому сетевому заграждению и пробрались сквозь него. Но второй ряд сетей, в десяти минутах хода от первого, оказался для нас более сложным из-за плотно переплетенных проволок. Все же мы смогли преодолеть его, проведя мину в проход, остававшийся свободным под самым берегом. Каждый из двух следующих рядов заграждений задерживал нас на пять минут, нужных, чтобы обогнуть его таким же образом. Теперь нас отделяло от цели меньше 50 метров, и я уже мог рассмотреть изгиб набережной там, где начинался вход в шлюз. Это подстегнуло меня, и я позабыл о ледяной воде, наполнявшей мой гидрокостюм.

Теперь мы находились всего в нескольких метрах от громадных каменных колонн, возвышавшихся по обе стороны шлюза, и позволили себе короткий отдых, чтобы собраться с силами для завершающего этапа. Один из нас услышал шаги часового по набережной, но мы никого не увидели. Совершенно бесшумно, не произведя ни единого всплеска, мы проплыли последние несколько метров, пока наши головы не уперлись в створку ворот. Здесь мы снова немного отдохнули, повернув кверху лица, затянутые маскировочными сетками, и наблюдая за пешеходной дорожкой, проходившей совсем близко прямо над нами. Все было спокойно, и мы подтянули мину так, чтобы она лежала вдоль ворот. Я подал знак, нажал кнопку и уцепился за рукоять. Мина камнем ушла на дно, утянув меня головой вперед вслед за собой с такой быстротой, что мои ноги с плеском поднялись из воды».

Гретен, который оставался на поверхности, ужаснулся произведенному ими шуму. Через несколько секунд медленно, тяжелой походкой прошагал от одной стороны шлюза к другой часовой, однако он ничего не заметил. Шмидт продолжает:

«Неожиданный перепад давления, вызванный быстрым погружением, вызвал у меня и у Охрдорфа некоторое онемение. Вода была высокая, и мы продолжали погружаться, пока на глубине примерно 15 метров мина не ударилась с тяжелым стуком о порог ворот шлюза. Она улеглась как надо, так что я тотчас нажал кнопку, запускающую часовой механизм взрывателя, и мы быстро стали подниматься к поверхности – чересчур быстро, по моему мнению. Я набрал в легкие воздуха из дыхательного мешка и стравил его в воду, чтобы замедлить скорость подъема. И все же мы как пробки выскочили на поверхность, отдуваясь и тяжело дыша. Если бы часовой на своем обходе в этот момент оказался поблизости, наше обнаружение было бы неминуемым. Однако нам повезло. После самой короткой паузы мы отправились назад вдоль линии „дельфинов“ к дожидавшемуся нас катеру. Конечности у меня к этому времени оцепенели от холода, и я понимал, что мне не преодолеть это расстояние. После первого сетевого заграждения я больше уже не мог плыть. Двое моих товарищей сразу же пришли мне на помощь. Я велел им меня не ждать – необходимо было торопиться, используя время, пока двигаться еще можно было в относительной безопасности, а я сам смогу добраться до ближайшего берега. Но товарищи отказались. Подплыв ко мне с двух сторон, они зацепили ремни от своих обвязок за отверстия в моем поясе и поволокли меня вперед. Бедняги, им выпала двойная ноша – плыть к шлюзу с миной на буксире, а теперь еще в обратном направлении – тащить за собой мое беспомощное тело…»

С того момента, когда они вошли в воду, и до возвращения к катеру прошел час с четвертью. Их втащили в «линзе», все еще пришвартованный к свае. Причальный конец был отдан, и, набрав скорость, катер устремился к выходу из канала в Шельду, а тем временем на его борту энергичными растираниями возвращали к жизни окоченевшие и потерявшие чувствительность руки и ноги Шмидта.

Едва только скрылся из виду последний «дельфин», как внезапно в темноте замаячил какой-то моторный катер, направлявшийся прямо к ним. Хотя туман уже немного рассеялся, было невозможно определить, кто это приближается – катер Принцгорна или же вражеское судно. Дёрингхауз предпочел более не рисковать, и на полном газу со скоростью 30 узлов их катер рванулся вперед. Незнакомец еще некоторое время шел у них в кильватере, но скоро был проглочен темнотой и туманом.

Подозрительное судно в действительности оказалось катером Принцгорна. Он и четверо его людей провели все это время в безуспешных поисках входа в шлюз; они поднялись вверх по Шельде вплоть до самой приливной гавани Антверпена, где, завидев стоящий на якоре корабль, повернули назад и, наконец, обнаружили вход в шлюз как раз в тот момент, когда первая группа уже возвращалась в своем катере назад. Принцгорн опознал в них своих, а по скорости, с которой они от него оторвались, понял, что мины с ними уже нет, в то время как сам он был по-прежнему отягощен буксировкой своей. Он верно посчитал, что люди Дёрингхауза успешно выполнили задание, и решил тоже возвращаться. Его идея двойной атаки на шлюз принесла свои плоды.

Через несколько минут после 5 часов утра гавань Антверпена потряс взрыв необычайной силы. Воздушная разведка в течение дня обнаружила, что ворота шлюза практически уничтожены, а уровень воды в гавани упал вместе с отливом, сделав ее более непригодной для крупного судоходства. В действительности прошло почти три месяца, прежде чем противник смог исправить повреждения, причиненные горсткой отважных людей.