Глава 11. Всю ночь мне снилось что‑то хорошее, как будто стены старого дома нашептывали добрые сказки

Всю ночь мне снилось что‑то хорошее, как будто стены старого дома нашептывали добрые сказки. Огромная кровать с балдахином, на которой мы спали, оказалась удивительно удобной, в ней так и хотелось понежиться подольше. Но, наверное, все постели в этом доме располагали к безделью: когда мы с Саймоном и Адрианом вышли в зал, то никого там не обнаружили. Утро было в разгаре. На полу, стенах и мебели лежали веселые солнечные квадратики, через распахнутые окна вливалась многоголосая волна птичьих голосов.

Около стола, за которым вчера мы сидели с Грасини, я едва не споткнулась о загорелые ноги, торчащие из большого кресла. Оказывается, мы не заметили Надьку. Подруга тоже не слышала наши шаги: она мечтательно смотрела перед собой, словно воображая себе заманчивые картины. Наверное, планирует очередное нападение на Александру – мелькнуло у меня в голове. Тут Надька очнулась от мечтаний и вскочила.

– Полин, уговори их всех! Давайте останемся еще хотя бы на денек у этих милых стариканов! Ну пожа‑а‑алуйста! – заканючила она, вцепившись в мою руку горячими пальцами.

Ответить я не успела: одна из портьер отодвинулась и перед нами предстали «милые стариканы» Грасини. Несмотря на ранний час, Элеонора была в длинном роскошном платье из серого шелка, расшитом жемчугом, а Стив – в безупречно сидящем черном костюме, словно они собрались на бал. За ними следовал Ченг с подносом, полным экзотических фруктов.

Когда к нам присоединились Александра и Антон, мы сели за стол. Таец поставил отдельное маленькое кресло для Адриана и малыш угнездился в нем с необычайно важным видом.

– Уф ты! Император офтрова Родондо! Не хватает только фкипетра и короны! – давясь огромным куском манго, пробурчала Надька, и все засмеялись. Неловкость и настороженность, которую мы испытывали в присутствии Грасини, словно растворилась в этом смехе. Антон даже не вздрогнул, когда Стив снял темные очки. Надька же и вовсе чувствовала себя как рыба в воде и тарахтела без умолку. Моя мама в таком случае говорит: «болтает как после наркоза», потому что после анестезии пациенты очень много разговаривают. Подруга перескакивала с темы на тему, то передразнивая клушек‑лохушек из коллежа, то распространяясь о своих выдающихся успехах на психологическом поприще. Из ее рассказов выходило, что она уже без пяти минут психотерапевт, спаситель разрушающихся семей и целитель израненных душ. Очевидно, Надька так и не поняла, какой опасности подвергается в доме Грасини. Я переглянулась с Александрой и поняла, что она думает о том же.

– Сегодня мы уедем от вас. – прервал поток надькиных откровений Саймон.

На несколько секунд повисла тишина.

– О да. – с легким вздохом согласилась Элеонора. – Вам пора возвращаться. Нам будет очень приятно, если вы воспользуетесь нашим катером. Капитан Ченг доставит вас в Рио за двадцать минут!

Смуглые щеки тайца залила краска, он несколько раз ударил себя кулаком в грудь, как это делают самцы павиана.

– Конечно. Мы готовы ехать. – отозвался любимый.

Спустя полчаса мы уже стояли на небольшом причале на берегу. Все вокруг утопало в солнечном сиянии и лазури: небо сливалось с морем на горизонте, как будто смыкался стеклянный купол. Птицы громко гомонили в ярко‑зеленых зарослях, словно прощаясь с нами.

К причалу уже подошел новенький белый катер. Капитан Ченг приветствовал нас гудком. Его несуразную фигуру украшала элегантная синяя форма, над смуглой физиономией возвышалась белая фуражка. Таец весь раздулся от важности, казалось, он вот‑вот взлетит в воздух, как шар, наполненный гелием. За его спиной маячил незнакомый нам огромный волосатый человек.

– Мы уезжаем все. – прошелестел Стива бесцветным голосом за моей спиной. – Через пятнадцать минут лаборатория взлетит на воздух, поэтому здесь оставаться опасно.

Я сглотнула и оглянулась. Лицо Стива в темных очках было непроницаемо. На мгновение мне стало не по себе. Я знала, что не хочу обладать тайными знаниями Грасини и все же испытывала разочарование. Можно ведь было попросить у них лекарство для долголетия – родителям. Или что‑то еще… Но теперь уже поздно. Я кинула тревожный взгляд на Саймона и любимый ответил мне безмятежной мальчишеской улыбкой. Его глаза казались лазурными, как море и небо над нами, легкий ветерок шевелил волнистые волосы надо лбом. Ощущение счастья вдруг нахлынуло теплой волной. Нет, нам не нужны тайные знания, уводящие в темные и загадочные лабиринты. Ведь самое главное уже произошло – Саймон стал человеком.

Ченг спустил трап и мы взошли на катер. Волосатый мужчина, показавшийся мне с берега очень грозным, оказался поваром Грасини. Когда он сел на палубе рядом со мной, к свежему запаху моря примешался аромат ванили и еще чего‑то вкусного. Едва катер тронулся, Надька вновь принялась тарахтеть. Но ее рассказы не имели успеха – было видно, что каждый думает о своем. Лишь волосатый повар заворожено внимал ей, вытаращив большие черные глаза. Его огромные усищи топорщились вверх, что придавало здоровяку изумленный и встревоженный вид.

– Ну вот что они все такие скучные? – донесся до меня недовольный голос Надьки. И вдруг она запела – хрипло и совсем не мелодично – В море ветер, в море буря, в море воют ураганы, в синем море тонут лодки и большие корабли! Ха‑ха‑ха! – она по‑шаляпински развела руки – Корабли на дно уходят с якорями, с парусами, на морской песок роняя золотые сундуки! Золотые‑е сундуки‑и!!!

Александра зажала уши, Антон опасливо пересел подальше от певицы и только волосатый повар в полнейшем восторге захлопал в ладоши.

– Я вижу, здесь только один человек разбирается в искусстве! – Надька обвела нас недовольным взглядом.

– Антонио глухонемой от рождения. – сообщил Стив, морща тонкие губы, чтобы удержаться от улыбки. Все остальные не были столь сдержанными – взрыв хохота покачнул наш маленький катер. Надька обиженно надулась.

– Полина, вы позволите? – искательно и несколько виновато обратился ко мне Стив, указывая на Адриана. Сын так и потянулся к нему. Оказавшись у него на коленях, малыш тут же отобрал темные очки и выломал одно стеклышко. Потом он принялся исследовать нос и уши Стива. Тому было щекотно, он фыркал как большой кит, отчего Адриан закатывался звонким смехом. Элеонора следила за ними задумчивым взглядом светлых глаз.

Легкий хлопок заставил меня вздрогнуть. Я оглянулась на остров, но ничего особенного не заметила. Однако спустя несколько минут над зеленью поднялось небольшое облачко дыма. Ну вот и все, лаборатории больше нет. Странно, но сейчас эта мысль принесла мне облегчение. Сомнений больше не было, тревога ушла – решение было принято и исполнено.

Впереди показалась земля. Белые пляжи, катера и яхты, небоскребы на фоне голубого неба – большой шумный город стремительно надвигался на нас. Мы высадились на тот самый мол, с которого начался наш путь. На шоссе нас уже ждали два длинных черных «Мерседеса» – Грасини позаботились обо всем заранее.

Мы стояли на моле под порывами горячего ветра. Неловкость перед предстоящим прощанием сковывала мне язык, было трудно встречаться взглядом с Грасини. Я не могла понять, кто они для меня – безжалостные убийцы и холодные экспериментаторы или грустные старики, ищущие утешения и любви перед лицом неизбежной смерти?

– Ну вот. Нам пора. – сдержано и тихо сказала Александра.

Я решилась и посмотрела в глаза Элеоноре. Ощущение было такое, словно заглядываешь в бездну. Казалось, она вся отдалась во власть предстоящего одиночества.

– Мы хотели бы еще раз увидеть Адриана. До того как… Как наша вечность закончится. Можем ли мы надеяться на это? – Стив замялся и добавил чуть слышно, обращаясь к Саймону – Ты не откажешь нам в этом, мой дорогой мальчик?

– Да. Мы увидимся. – пообещал любимый. Кончики его выпуклых губ чуть поднялись в улыбке – У меня нет к вам злости, Стив. Если бы не поступок вашего отца, я никогда не встретил бы Полину…

– О да! Полина! Тебе несказанно повезло, что ты смог разглядеть в этой эмоциональной девочке свою избранницу… Ты полюбил ее так сильно, что ради нее отказался от вечности. Я завидую тебе, Саймон! – выговорив это, Стив торопливо нацепил темные очки с одним стеклом, чтобы скрыть смущение. Надька фыркнула и он, еще больше смутившись, снял их.

– Да, и еще кое‑что мы должны сказать вам. – вмешалась Элеонора – Наш опыт исследователей подсказывает, что совершенно особенная эмоциональность Полины не могла уйти в никуда. И если ее эмоциональный заряд не выплескивается наружу, значит, он накапливается где‑то внутри. Не хотела бы я стать тем, на кого он обрушится! А теперь действительно пора прощаться. – резко бросила она, щурясь от сильного ветра.

– Как прощаться? Я же не успела вам рассказать! Подождите минуточку, всего одна история! – выпалила вдруг Надька. – У нас в коллеже есть такая одна толстуха, размером будет с небольшой комод примерно…

Стив весь обратился во внимание, казалось, он жаждал услышать о злоключениях толстухи. Надька, обретя слушателя, воспряла и развела руки, обозначая размеры героини рассказа. Рыбьи глаза Стива буквально сверлили ее. Но продолжения не последовало: Надька молчала, как будто на уста ей наложили печать.

В наступившей тишине, Элеонора обратилась ко мне:

– Твой любимый сделал правильный выбор, Полина. Когда я смотрю на твою подружку, то понимаю, чего мы лишили себя, получив тайное знание. Мы оказались исключенными из мира людей. Знаешь, я бы отдала много лет своей жизни, чтобы дружить вот с такой смешной и наивной девочкой… – в уголках глаз старухи легли смешливые морщинки.

Надька возмущенно покосилась на Элеонору: ей определенно не понравилось, что ее считают наивной. Но Стив продолжал сверлить ее взглядом. Наконец, он одел темные очки без одного стекла и Надька обрела голос:

– Совсем не обязательно было затыкать мне рот! Можно было просто попросить помолчать немного…

И все же она поцеловала Стива на прощанье. Он что‑то шепнул ей на ухо и погрозил пальцем. Когда мы садились в машину, лицо у Надьки было растерянное и виноватое. Машина Грасини свернула в сторону города, где у них была резиденция, мы же направились в аэропорт.

…Хуже нет, чем ждать в любую минуту неведомой опасности. Я поняла это уже на следующий день, когда мы оказались у себя дома в Сочи. Все так же лил дождь, сад за два дня нашего отсутствия совсем облетел, стал просторнее и печальнее. Море ревело и бушевало днем и ночью. Еще несколько дней назад мы бы наслаждались бунтующей стихией. Купание в огромных волнах пьянит не хуже вина, это «изысканный дар осени», как выражается Александра. Но мне было достаточно взглянуть на бледное, напряженное лицо Саймона, чтобы пьянящая радость сменилась тревогой. Я видела, что любимый не расслабляется ни на минуту. Шорох опавших листьев, трескотня сорок в саду, визг тормозов за забором – любой звук заставлял мышцы на его руках каменеть, а глаза сужаться и темнеть. Он не оставлял нас с Адрианом ни на минуту и, похоже, не собирался выходить на работу, пока опасность не минует.

Александра поселилась у нас – вместе легче отразить нападение. Антон тоже категорически не соглашался уехать, он остался в Сочи и каждый день приходил к нам, невзирая на явное недовольство Саймона.

Время как будто снова замедлилось. День за днем тянулось изматывающее ожидание. Сидя на крыше у бассейна, мы почти не разговаривали, лишь смех, лепетание и топот ножек Адриана нарушали повисшую в доме тишину: в эти дни малыш сделал свои первые шаги.

Звонок мобильного заставил меня вздрогнуть.

– Полиночка, доченька, как вы там? – донесся издалека родной и теплый голос мамы.

– Мам, у нас все нормально. – как можно бодрее ответила я, прикрывая трубку, чтобы она не услышала Адриана. После того, что случилось, и речи не было о том, чтобы рассказать о сыне родителям. Они сразу же захотят приехать, чтобы увидеть внука. А я не хотела подвергать их опасности.

– У нас с папой тоже все хорошо, соскучились только по тебе, Полиночка! А как твоя учеба?

– Нормально. – соврала я. – Очень нравится.

– Ну да, ну да… – задумчиво протянула мама – А как Саймон? Вы готовитесь к свадьбе?

– Мам, ну рано еще! – вскинулась я. Но тут же мне стало жаль маму и я сбавила тон – И как я без тебя приготовлюсь, мам? Вот ты приедешь весной, вместе и займемся…

Мама несказанно воодушевилась и принялась описывать мне свадебные платья, которые видела в салоне рядом с нашим домом в Москве.

– … и рюшечки по краю, Полиночка, представляешь, как тебе пойдет? – а я просто слушала ее голос, представляя, как она в своем уютном байковом халатике, с телефоном у уха меряет шагами нашу московскую кухню…

Когда мы с мамой попрощались, Александра отложила модный журнал и потянулась, разминая затекшее от неподвижности гибкое тело.

– Полина, сегодня ты можешь не вздрагивать от каждого телефонного звонка. Ведь у Адриана отличное настроение. – Насладившись моим удивлением, морская соизволила пояснить – Это значит, что в ближайшие несколько часов у нас не будет неприятностей, ведь твой сын предвидит будущее! – Пока я осмысливала утверждение, она вдруг перескочила на другую тему – Полин, скажи, если я испытываю жалость к человеку, это значит, что я в него влюблена? – таинственно прошептала она.

– Ого! Неужели ты испытываешь жалость к Пинежскому? – изумилась я. Мне вообще слабо верилось, что она может испытывать жалось к кому‑либо.

– Еще чего! – Александра даже подскочила на шезлонге – За что его жалеть? Бедняжка сломал ноготь? Обгорел в солярии? Может, я и не человек, но могу разобраться, кто переживает искренне, а кто нет. Вот Антон страдает по настоящему, я это поняла, когда побывала в его снах! – отрезала морская, вызывающе глядя на меня.

– Так ты его…жалеешь?

– Когда я смотрю на него, то испытываю печаль. Я думаю о том, как ему тяжело, и вот здесь – она прикоснулась тонкой рукой к груди – что‑то сжимается… – Александра задумчиво уставилась через пластиковый купол на низко повисшие облака и продолжила – Ты знаешь, рядом с ним я впервые почувствовала осень. Раньше для меня времена года ничего не значили, я их воспринимала, как декорации где‑то на заднем плане. А теперь я чувствую, что осень, это как старость. А зима – как смерть. Когда она приближается, словно прощаешься с кем‑то навсегда… А что, если это у меня безответная любовь? Как у поэтов! – вдруг подскочила она – Ведь раньше я не задумываясь утопила бы Антона, чтобы забрать его душу. А теперь жалею его! Вот здорово‑то!

Я подумала, что даже если это и так, за нее можно не волноваться – пока что новое чувство только обогатило ее эмоции. Комментировать ситуацию не хотелось: мой опыт слишком отличался от ее, поэтому я промолчала.

К четырем часам вдруг выглянуло солнышко. Наш сад с черными голыми деревьями залило золотым светом от опавших листьев, толстым ковром устилавших землю. Мы с Адрианом в холле смотрели в окно, как ветер гоняет свернутые листочки – словно маленькие рыжие мышки пробегали по саду. Неожиданно у наших ворот остановились сразу два такси. Саймон и Александра замерли в боевой стойке. Но из одной машины вышли Надька и Антон, а из другой – стройная девушка с длинными рыжими волосами. Это была Жанна, коллега Саймона.

Мы вышли из дома им навстречу. Саймон открыл ворота и все трое оказались в саду. Цокая каблучками по каменной дорожке, Жанна направилась к нам. На ней были черные стильные брюки, а распахнутая жилетка из чернобурки приоткрывала очень глубокое декольте, в котором молочно светилась белая кожа. На ходу девушка оглядывала наш дом цепким взглядом оценщика. «Ишь ты, небось уже квадратные метры посчитала!» – пробурчала за моей спиной Надька. Кажется, коллега Саймона даже не заметила, что он держит за руку Адриана, и что ребенок по человеческим мерками никак не мог родиться два месяца назад.

– Семен, я приехала узнать, когда вы выйдете на работу. Вас все очень ждут, наши исследования встали… – ее грудное контральто звучало очень сексуально, как будто девушка из «секса по телефону» обольщала клиента.

– Не знаю. Я буду со своей семьей столько, сколько понадобится. – сухо ответил любимый, скрещивая руки на груди.

Тут только Жанна окинула нас рассеянным русалочьим взглядом. Но он дольше задержался на моем лице, которое сильно изменилось с нашей последней встречи, чем на Адриане. Она сделала нетерпеливый жест и хотела возразить что‑то, как вдруг раздался хриплый голос Надьки.

– Сегодня, кажется, семнадцатое ноября. Сезон охоты на чужих парней окончен, подруга. Можешь зачехлить оружие! – она кинула выразительный взгляд на декольте Жанны.

Глаза рыжеволосой девушки сузились, лицо приобрело сходство с лисьей мордочкой.

– Это ты свои орудия зачехли, дура! – взвизгнула Жанна дурным голосом уличной торговки.

Надька покосилась на свое декольте, которое не уступало вырезу рыжеволосой, и возразила:

– Мое оружие – это мозги. И их я всегда держу наготове.

Антон прыснул, Саймон деликатно сдерживал улыбку, но его серо‑синие глаза излучали смех. Александра посмотрела на Жанну с деланным сочувствием: поражение рыжеволосой красотки в словесной перепалке было очевидным. Жанна поджала тонкие губы и обвела нас неприязненным взглядом. Кажется, она заметила, наконец, Адриана. Несколько секунд она изучала лицо малыша, потом ее глаза впились в меня.

– Вот, значит, как. – хрипло сказала она – Я слышала о таком. Ведьмы, которые меняют внешность. Ты же была ниже ростом, я помню! И ребеночек под стать мамаше…

– Жанна, вы ведь занимаетесь наукой! Уж вам‑то стыдно верить в ведьм, меняющих внешность. – мягко возразил Саймон. Он говорил серьезно, но глаза продолжали смеяться.

– Ты сам не понимаешь, с кем связался. – она даже не заметила, как перешла на «ты» – Ты полностью под властью ее чар! Эта ведьма прибрала тебя к рукам, приберет и твой домик. – девушка вновь обвела взглядом наше жилище – Так что мне здесь делать нечего. – Она резко развернулась, откинула назад рыжие волосы и устремилась к выходу. Через минуту, уже сидя в холле, мы услышали, как громко хлопнула дверца такси.

– Итак, обиженная принцесса покинула заколдованное царство. – прокомментировала Александра, усаживаясь на белый диван – А кое‑кто продемонстрировал высший пилотаж в деле укрощения рыжих стерв…

Надька надулась от важности.

– Вы еще не знаете всех моих талантов! – сообщила подруга. – Счас покажу вам кое‑то…

– Ой, только, пожалуйста, не пой! – испуганно попросил Антон.

Надька прожгла его гневным взглядом и вытащила из сумки папку с альбомными листами. Вместе с ней на стол вывалился смятый номер «Сочинского вестника».

– Вот. – Надька протянула мне странную картинку, нарисованную акварелью. Это был человечек с большим кругом вместо ног. – Узнаете?

– Это, наверное, гончар со своим гончарным кругом? Или кентавр на колесах? – с сомнением пробормотал Антон.

– Ты издеваешься? – взревела Надька – Это Элеонора Грасини сидит у моря и ждет, когда приедет Адриан! Какой гончарный круг? Это колеса инвалидной коляски!

– А‑а‑а… – только и сказал Антон. Он явно не хотел развивать тему ее творчества. Но от Надьки так просто не отвяжешься.

– Нет, ну скажите! Ведь похоже? – настаивала она.

– Мне кажется, художника из тебя не получится. Может, тебе поискать у себя какие‑нибудь другие таланты? – деликатно заметил Саймон, изо всех сил удерживая рвущиеся вверх уголки губ.

– Уже искала. Нет никаких. – вжала голову в плечи подруга – Обманули меня Грасини…

– Что? Что ты натворила, дурочка? – хищно придвинулась к ней Александра – Что ты позволила им сделать с собой?

– Да ничего такого! Стариканы не сделали мне ничего плохого! – отбивалась Надька – Утром, пока вы все спали, я попросила их развить во мне какой‑нибудь талант. А Стив сказал, что все заложено в человеке от рождения и они не знают, к чему у меня способности. Ну я ужасно их уговаривала и они согласились. И ничего такого страшного не было, они обмотали меня проводочками, какие‑то лампочки включались. Потом они сказали, что теперь талант проявится сам. Если он во мне заложен, конечно. Ну и значит, нет у меня никакого таланта. – голос ее упал почти до шепота – Чего, конечно, и следовало ожидать.

– Ну, подожди, почему так сразу: «нет таланта»? – возразила Александра уже гораздо мягче – Ты еще что‑нибудь попробуй. Танцевать, например!

– Уже. – карие глаза Надьки налились слезами – Вчера вечером пошла в «Атмосферу», думала там всех поразить. Так меня охранник выставил, сказал, таким пьяным не место на танцполе! А я и не пила совсем…

– Может, у тебя к точным наукам талант? – встрял вдруг Антон – К математике, например?

– Не произноси при мне это слово! – простонала подруга. Я только усмехнулась, вспомнив как в школе при виде дроби на доске ее глаза наливались тоской.

Солнце скрылось также неожиданно, как и появилось. На небе сгустились низкие облака, сразу стало темно и хмуро. Но нам было очень уютно при мягком свете лампы с розовым абажуром. Мы сидели за круглым журнальным столиком в холле, подшучивая над Надькой и придумывая для нее различные таланты. Адриан бродил вдоль стен, рассматривая причудливый узор на обоях и лопоча что‑то себе под нос. Напряжение, владевшее нами в последние несколько дней, отпустило. Ощущение уюта и покоя опустилось на меня.

– Смотри, Полина! – рука Саймона легла на мое плечо. Любимый показывал на большое окно, выходящее в сад – Это же первый снег. Понимаешь, в жизни Адриана это самый первый снег! – прошептал он.

Малыш тем временем подошел к стеклу и заворожено уставился на медленно падающие крупные снежинки. Подсвеченные фонарями, они, казалось, не спешили на землю, то кружась на месте, то взлетая вверх. Мы затихли, наблюдая за сыном. Я уже представляла себе, как мы пойдем на улицу лепить снежки, как вдруг малыш обернулся к нам. Его лицо было искажено гримасой, кулачки сжаты. Он опустился на пол и громко, отчаянно заревел. Мы с Саймоном подбежали к нему, любимый схватил сына на руки. Я утирала слезы, градом бегущие из синих глаз, и пыталась успокоить его. Но все было тщетно, малыш не унимался. Напрасно Надька рычала, изображая серого волка, а Антон кукарекал петухом. Не помог и его любимый резиновый дельфинчик, которого принесла из детской Александра. Лишь минут через десять лицо малыша прояснилось. Он притих на руках у Саймона и уже не рвался исследовать комнату. Потом глазки его закрылись и он уснул.

– Кажется, он что‑то видел. – шепнула мне Александра, оглядываясь на Надьку. – Что‑то плохое. Давай‑ка сплавим отсюда твою подругу, сегодня ночью здесь может быть горячо. – потом добавила уже громко – Наверное, мы утомили малыша. Пора расходиться, уважаемые! – она выразительно взглянула на подругу.

Мы вызвали такси и через полчаса машина подъехала к воротам. Надька запихала в сумку свои рисунки и хотела было забрать газету.

– Оставь «Сочинский вестник», я тут кое‑что начала читать, мне понравилось. В кои‑то веки самая скучная газета на планете написала забавную статейку… – попросила Александра.

Надька переменилась в лице.

– Тебе про начальника ЖЭКа понравилось? – прошептала она, выпучивая карие глаза.

– Ага. Какой‑то Н.Х. здорово расчихвостил коммунальщиков! Вот, послушайте – она взяла в руки мятый газетный лист – «Начальник ЖЭКа по всей видимости, человек‑невидимка, потому на рабочем месте его еще ни разу никто не заставал. Однако удивительным образом его подпись в ведомости за зарплату появляется регулярно. Сонм его родственников, оформленных на разные должности, также не видим человеческому глазу, похоже, речь идет о целом семействе невидимок…»

– Так это же я! – завопила Надька. Но, оглянувшись на спящего Адриана, снизила голос до шепота – Я же это! Написала! Я письмо в газету написала, подписалась Н.Х. – Надежда Храпова!

Я не верила своим ушам. Надька и письмо в газету – понятия несовместимые. Да и с русским языком она всегда была не в ладах…

– Похоже, Грасини не зря с тобой поработали. – улыбаясь, заметил Антон.

– И как это называется? Какой у меня талант? – уставилась на него подруга.

– Это дар обличения! – торжественно сообщила Александра. И продекламировала – Восстань, пророк! И виждь и внемли! Исполнись волею моей. И обходя моря и земли, глаголом жги сердца людей! Но ты смотри поосторожнее со своим обличительным даром, красавица. История полна примеров: Иоанна Златоуста за его обличения император сослал на север…

– …А при Иване Грозном отрезали языки за чрезмерную критику… – ввязался Антон.

Тут с улицы донесся нетерпеливый сигнал. Надька и Антон поспешили к машине, Саймон отдал мне спящего Адриана и вышел проводить их до ворот.

Александра опустилась на диван рядом со мной. На ее побледневшем лице не осталось и следа от наигранного оживления, которым оно светилось минуту назад.

– Похоже, нас ждет бессонная ночь. Неприятности уже близко. – прошептала морская – Я уверена в этом. Антон видел вещий сон. – она потупилась, скрестив на груди руки – Кровь на белом снегу.

В спину как будто бросили песком – побежали мурашки. Я невольно взглянула в окно, за которым все усиливался снегопад.

– Понимаешь, эти сны отличаются от других. Их не спутаешь ни с чем. Они случаются под утро – вдруг в ткань обычного сна прорывается что‑то извне. Как послание. Отчетливое, как картинка по телевизору. Антону снилась работа, какие‑то люди в студии давали интервью. И вдруг в мгновение ока я оказалась среди заснеженной поляны. Я помню только белый снег и красную кровь. И тишину, разрывающую уши. Тогда я поняла, что вся эта история может плохо кончиться… По крайней мере – для кого‑то из нас.