ГЛАВА 18. Вокруг кольца

Алек с огорчением, хотя и без удивления, обнаружил На следующее утро, что Серегил встал с постели.

– Валериусу это не понравилось бы.

– Значит, нам повезло, что его здесь нет, а? – подмигнул Алеку Серегил, надеясь, что тот не заметит, как дрожат у него ноги. – Кроме того, нет ничего более благотворного, чем хорошая ванна. Ты только позволь мне на тебя немножко опираться, и все будет в порядке.

С помощью ворчащего себе под нос Алека Серегил медленно преодолел путаницу коридоров и лестниц и добрался до терм.

Усталый, но довольный, он позволил служителям помочь ему погрузиться в ванну под недовольным взглядом Алека, усевшегося рядом на скамью.

– О Светоносный Иллиор, до чего же здорово снова оказаться в цивилизованном городе! – воскликнул Серегил, погружаясь в горячую воду по самый подбородок.

– Я еще не встречал никого, кто принимал бы ванну так часто, как это делаешь ты! – проворчал юноша.

– Стоило бы и тебе хорошенько отмокнуть – это улучшает настроение, – поддразнил его Серегил, удивляясь раздражительности Алека этим утром. В нем чувствовалось напряжение, которого раньше не было – даже во время их трудного путешествия через Майсену.

– Ради Иллиора, Алек, расслабься! Никто ведь нас не видит! – уговаривал он юношу, болтая в воде ногами. – Думаю, после ванны мне не повредит прогулка по парку.

– Ты же еле дошел досюда, – с безнадежностью в голосе возразил Алек.

– Куда подевалось твое любопытство? Ты живешь посередине величайшего собрания чудес в мире уже целую неделю и все еще почти ничего не видел!

– В настоящий момент меня больше волнует, что сказал бы Валериус, если бы знал, что ты вовсю разгуливаешь, вместо того чтобы лежать в постели. Я ведь в ответе за тебя, знаешь ли.

– Никто не в ответе за меня, кроме меня самого! – Серегил помахал в воздухе намыленной рукой, чтобы подчеркнуть сказанное. – Нисандер это знает, Микам тоже. Даже Валериус знает. Вот и ты тоже теперь в курсе.

К его удивлению, Алек, бросив на него долгий взгляд, резко поднялся и отошел к центральному бассейну. Его спина была такой прямой, что походила на лезвие меча.

– Что случилось? – окликнул его Серегил, искренне изумленный.

Алек буркнул что‑то и махнул рукой.

– Что? Плеск воды мешает слышать.

Алек слегка повернулся, сложив руки на груди, и рявкнул:

– Я сказал, что, пока ты был болен, отвечал за вес! «Что я за слепой дурак», – обругал себя Серегил, поняв наконец, в чем дело. Он вылез из ванны, завернулся в полотенце и подошел к юноше.

– Я перед тобой в огромном долгу, – сказал он, глядя на мрачное лицо Алека. – Я ведь даже не поблагодарил тебя как следует за все, что ты для меня сделал.

– Я не жду от тебя благодарности! – отмахнулся Алек.

– Но ты ее тем не менее заслуживаешь. И мне жаль, если я тебя сейчас обидел. Дело просто в том, что я не привык ни от кого ничего получать.

Алек мрачно посмотрел на него:

– Микам говорил иное. Он сказал, что ты требуешь преданности и никогда не простишь того, кто тебя предаст.

– Ну да… Но ведь мы говорим о другом, не правда ли? Щеки Алека вспыхнули.

– Я говорю только об одном: все это время я был тебе предан, а если я тебе больше не нужен, то какого черта я тут в Римини околачиваюсь?

– Кто сказал, что ты мне больше не нужен? – удивленно спросил Серегил.

– Никто. Дело не в словах… Просто с тех пор, как мы прибыли сюда, когда сошли с корабля… все эти маги и целители… – Алек запутался и умолк. – Не знаю, похоже, я здесь просто не на месте.

– Что за ерунда! – воскликнул Серегил. – Кто это наговорил тебе такого? Теро! Этот паршивый сукин сын!..

– Теро ничего мне не говорил. – Воцарилась напряженная тишина, с каждой секундой становившаяся все более взрывоопасной.

– Никогда не умел спорить голышом, – наконец лукаво сказал Серегил. Алек против воли улыбнулся. – Ты уж мне скажи, когда надумаешь, что же так тебя разозлило. А пока пойдем‑ка в музей. Я обещал показать тебе здешние чудеса, а где еще найдешь их в таком количестве!

Чувствуя себя бодрее после ванны и в чистой одежде, Серегил увлек Алека к арке на противоположной стороне вестибюля.

– Подвалы под Домом Орески ломятся от сокровищ того или иного рода, – сообщил он, все еще опираясь на руку Алека. – Я часто ходил туда с Нисандером или Магианой. Ты не поверишь, сколько всего накопилось за столетия!

Открыв огромную дверь, ведущую в музей, Алек присвистнул от изумления.

Сводчатое помещение музея имело такие же размеры, как и термы. Здесь, однако, стены были увешаны гобеленами, картинами, щитами, доспехами. С потолка свешивался скелет какого‑то чудовища пятидесяти футов в длину; его клыки были длиннее, чем рука Алека. Деревянные витрины всевозможных размеров с толстыми стеклами сверху стояли вдоль стен и аккуратными рядами поперек зала. Самая ближняя к дверям витрина содержала драгоценные украшения и сосуды, следующая – золотую корону, украшенную рубинами, следующая – какие‑то колдовские принадлежности.

– Как тебе это нравится? – с улыбкой прошептал Серегил, глядя на изумленное лицо и открытый рот Алека. Тот ничего не ответил, медленно переходя от витрины к витрине с видом умирающего от жажды человека, неожиданно обнаружившего источник.

В зале стояла тишина, но безлюдным он не был. Несколько ученых расположились у дальней стены, рассматривая гобелен. Ближе к дверям девушка в одежде ученицы сидела на высоком табурете у одной из витрин, старательно копируя на восковой табличке страницу лежащей за стеклом открытой книги. В противоположном конце помещения двое слуг в красных ливреях заменяли содержимое хрустального ящика.

– Я раньше проводил здесь много времени, – тихо сказал Серегил. – Мне даже удалось добавить к коллекциям два или три предмета. Вот этот, например.

Он подвел юношу к витрине в середине зала и показал на изящный цветок, искусно вырезанный из полупрозрачного розового камня.

– Он принадлежал чародейке Нимии Решал. Если произнести соответствующее заклинание, он издает колдовской аромат, превращающий всякого, кто его вдохнет, в беспомощного раба владелицы. Ей удалось завлечь Микама, прежде чем я подоспел.

– А почему она и тебя не поработила тоже? – прошептал Алек.

– Случилось так, что я подошел к ним с другой стороны и увидел, что происходит. Она сосредоточилась на Микаме, и я просто зажал нос, подкрался сзади и ударил ее по голове. Не следует недооценивать неожиданного нападения.

Алек кивнул, сделал шаг к следующей витрине и оцепенел. Внутри лежали две мумифицированные руки цвета старого пергамента.

– Что это такое? – выдохнул Алек.

– Ш‑ш! Это нечто необыкновенное. Приглядись получше.

На иссохших пальцах все еще сверкали драгоценные кольца, бледные ногти покрывали тонкие золотые узоры; грубые железные наручники, защелкнутые на запястьях, выглядели странно рядом с изысканными украшениями. Каждый наручник крепился еще и длинным железным стержнем, проходящим между костями ладони, и все это металлическое сооружение было приковано ко дну витрины цепью.

Алек вытаращил глаза с выражением изумления и отвращения.

– Что, ради всего святого, это за…

Тут же один из костлявых указательных пальцев медленно поднялся и качнулся из стороны в сторону, словно осуждая праздное любопытство.

Серегил внимательно следил за происходящим и, как только заметил движение мумифицированной руки, слегка ткнул Алека в спину. Юноша подпрыгнул, издав пронзительный вопль.

– Будь ты проклят, Серегил! – рявкнул Алек, оборачиваясь.

Ученые, изучавшие гобелен, с любопытством посмотрели на них, девушка, копировавшая надпись, уронила стило, потом начала хихикать. Слуги обменялись недовольными взглядами.

Серегил облокотился на витрину, его плечи тряслись от беззвучного смеха.

– Прости меня, – сказал он наконец, хотя по его лицу было ясно, что никакого раскаяния он не испытывает; они с девушкой весело подмигнули друг другу. – Так разыгрывают каждого подмастерья, когда он появляется здесь впервые. Я тоже не избег этой участи, так что теперь просто не мог удержаться.

– Ты испугал меня до полусмерти! – прошипел Алек. – Все‑таки, что это такое?

Серегил поставил локти на стекло витрины и постучал по нему пальцем.

– Это руки Тикари Меграеша, великого некроманта.

– Они двигались. – Алек с содроганием еще раз заглянул в витрину поверх плеча Серегила. – Как будто они все еще живые.

– В определенном смысле так оно и есть, – ответил Серегил. – Великий некромант окончил свои дни как дирмагнос. Ты когда– нибудь слышал это слово?

– Нет. Что оно значит?

– Это судьба, которая постигает в конце концов всех некромантов. Видишь ли, все формы магии требуют определенной платы от тех, кто к ним прибегает, но некромантам их чары обходятся дороже всего. Они высасывают жизнь из их тел, хотя и увеличивают при этом их власть. Постепенно человек превращается в ходячий труп, обладающий могучим интеллектом, – в дирмагноса. Этому колдуну было по крайней мере шесть сотен лет, когда Нисандер отсек ему руки. Если верить рассказу Нисандера, они уже тогда были такими же, как сейчас, – отсюда ты можешь сделать вывод, что собой представлял Тикари Меграеш.

Левая рука снова пошевелилась, почерневшие ногти слегка поскребли дно витрины. Алека снова передернуло.

– Если так выглядели его руки, не хотел бы я увидеть лицо.

– Они однажды сбежали, – продолжал Серегил, глядя на подергивающиеся пальцы. – Убить дирмагноса, который достиг такого возраста, почти невозможно. Все, что можно сделать, – это расчленить тело и держать его части под замком. Видишь символы, начертанные на ногтях? Они часть заклятия, которое должно обессилить эту тварь. Постепенно жизнь покинет руки.

Алек, нахмурившись, продолжал смотреть на пальцы.

– А что, если все части собрать вместе прежде, чем чары подействуют?

– Они соединятся, и дирмагнос снова оживет. Насколько я помню, другие части тела Тикари Меграеша хранятся где‑то в подвалах, но по большей части их хранят у себя для надежности другие волшебники. Наибольшую опасность представляет голова. Ее запечатали в свинцовый сосуд и бросили в море. То обстоятельство, что руки продолжают двигаться, означает, что голова все еще жива.

Серегил тоже поежился, представив себе живую голову, запертую в темном сосуде под холодными волнами; снятся ли ей сны, проклинает ли она с ненавистью бесчувственные существа, копошащиеся в иле? Однако следом за этой мыслью пришла другая: приходилось ли ему раньше видеть, чтобы руки так активно шевелились, как теперь?

– Здесь есть и другие мертвые твари? – спросил Алек, переходя к другой витрине.

Серегил отогнал неприятную мысль и присоединился к нему.

– Такие, чтобы двигались, – нет.

– Хорошо!

Они еще некоторое время побродили по залу, но силы скоро оставили Серегила. Скрывать это от Алека было бесполезно; парень, казалось, знал не хуже самого Серегила, когда тот начинал чувствовать усталость.

– Ты снова побледнел, – сказал юноша. – Пойдем, прогулка на воздухе, может быть, и не такая уж плохая идея.

Посмотрев на бледное зимнее небо, Алек решил, что скоро будет снегопад; однако внутри стен садов Орески дул теплый благоуханный ветер. Мягкая трава под ногами пестрела ромашками и цветами чабреца.

Теперь Серегил сильнее опирался на руку Алека, чем раньше. Алек забеспокоился: не совершил ли он ошибку, не настояв на возвращении в свою комнату.

– Пойдем туда. – Серегил указал на один из фонтанов. Там он обессиленно опустился на траву, прислонившись к ограде бассейна.

Алек встревожился еще больше:

– Ты бледен, как этот мрамор! Серегил нетерпеливо отмахнулся. Окунув руку в воду, он смочил лоб и виски.

– Просто дай мне перевести дух.

– Он все это делает только назло Валериусу, знаешь ли, – раздался знакомый голос.

К ним приблизились две женщины. Обе носили белозеленую форму царской конной гвардии. Более миниатюрная из них, как с изумлением сообразил Алек, была принцесса Клиа. Ее спутница, суровая темноволосая женщина, молча стояла рядом с ней.

Клиа без всяких церемоний уселась на траву рядом с Серегилом, но обратилась не к нему, а к Алеку, как будто они были старыми друзьями.

– Понимаешь, если бы Валериус велел ему немедленно встать, он валялся бы в постели до весны. А ты гораздо лучше выглядишь, чем когда мы встретились в прошлый раз, должна я сказать. Под каким именем ты известен теперь?

Юноша смущенно улыбнулся:

– Алек.

– Еще раз здравствуй, Алек. А это капитан Миррини. К удивлению Алека, темноволосая женщина весело улыбнулась и тоже уселась на траву.

– Я тогда удивилась, встретив еще одного Силверлифа, – жизнерадостно продолжала Клиа. – Если бы я знала, что Серегил с тобой, вы могли бы приехать в столицу вместе с нами.

– Я тогда был нездоров. – Задорный взгляд Клиа наконец обратился на Серегила. – Откуда ты узнала, что я вернулся?

– Я встретила Нисандера, когда он вчера вечером направлялся к матушке и благородному Бариену. – Ее голубые глаза яростно сверкнули. – Из того, что она говорила сегодня утром, можно сделать вывод, что жизнь скоро снова станет интересной.

Серегил поморщился:

– Мне казалось, что с тебя хватило битв в прошлом году. Это развлечение едва не стоило тебе руки, а Миррини – обеих.

Миррини шутливо толкнула Клиа ногой.

– Ты же ее знаешь. Ее подзуживает Сакор. Те неприятности только распалили нашу воительницу.

– Как будто ты сама не такая же, – усмехнулась Клиа. – Мы обе давно могли бы обзавестись ребеночком или двумя, если бы не предпочитали сражения речам придворных красавчиков. Серегил, пойдем посмотрим на коня, которого Алек помог мне купить в Цирне. Хверлу как раз осматривает его в роще.

Клиа помогла Серегилу подняться, потом обняла его за талию и повела к расположенной неподалеку группе дубов.

– Я знаю одного красавчика, который ей нравится, – если бы только у него хватило ума это заметить, – шепнула Миррини Алеку, кивнув в сторону Серегила.

Дойдя до деревьев, Алек с радостью обнаружил, что Хверлу – это тот самый кентавр, которого он видел в первый день по прибытии в Римини.

При ближайшем рассмотрении он производил даже еще более сильное впечатление: гнедое конское тело было могучим, а человеческий торс принадлежал великану. Чернобелый жеребец Клиа и еще одна ауренфэйская лошадь стояли рядом с ним, и он похлопывал их своими большими мозолистыми руками, словно это были собаки. Серегил и Клиа перед ним выглядели детьми.

– Ну‑ка иди сюда! – крикнул Серегил Алеку. – Мне помнится, ты однажды говорил, что кентавры – это всего лишь легенда.

Когда Хверлу наклонился, чтобы поздороваться с ним, Алек разглядел, что глаза у него лошадиные – большие и темные.

– Приветствую тебя, маленький Алек! – пророкотал низкий голос. – Свет Иллиора просветил тебя! Должно быть, приятно обнаружить, что легенды оборачиваются правдой!

– Это так, – ответил ему Алек. – И я никогда не думал, что кентавры такие большие!

Хверлу со смехом откинул черную гриву и загарцевал вокруг них; его огромные копыта сотрясали землю у них под ногами. Потом он неожиданно остановился, повернулся и потрусил к лужайке.

– А вот и еще одно легендарное существо! Моя прекрасная Фийя! – объявил он. Под сень деревьев вступила золотисто‑гнедая женщина– кентавр.

Фийя была только немного миниатюрнее, чем Хверлу, у нее была такая же спутанная грива волос, падающая на спину, но кожа ее человеческого торса была столь же гладкой, как у любой женщины. Тяжелое ожерелье было ее единственной одеждой, как и у Хверлу, но Алек сразу же заметил, что у него нет оснований смущаться: груди у женщины‑кентавра отсутствовали, поскольку своих малышей кентавры вскармливают так же, как лошади. Крупные черты лица не были красивы в общепринятом смысле, но, с точки зрения кентавра, вероятно, обладали специфической привлекательностью.

Хверлу галантно представил Алека своей подруге.

– Она не говорит на твоем языке, но любит слушать человеческую речь.

Алек поклонился женщине‑кентавру. Она с улыбкой взяла его за подбородок и с явным интересом принялась рассматривать лицо юноши, говоря при этом что‑то на своем свистящем языке.

Серегил из‑за плеча Алека ответил ей на ее языке. Встряхнув гривой, Фийя кивнула им обоим и отошла, чтобы рассмотреть нового коня Клиа.

– Что она сказала? – поинтересовался Алек.

– О, просто приветствовала тебя. Я поблагодарил ее. – Серегил опустился на траву и с довольным вздохом прислонился к дереву.

– В Скале много кентавров? – спросил Алек, любуясь величественными созданиями, резвящимися на лужайке. Серегил покачал головой:

– Они живут в основном в горах за Осиатским морем. Там на плоскогорьях еще сохранилось несколько больших племен. Магиана привела Хверлу и Фийю сюда несколько лет назад. Вон ее башня – слева от башни Нисандера.

– Они с Нисандером друзья?

– Да. Магиана много путешествует. Вот она и отправилась в земли кентавров, чтобы побольше о них узнать. Хверлу заинтересовался ее колдовскими приемами – они очень отличаются от его собственных, – поэтому решил сопровождать ее в Римини. Со временем, удовлетворив свое любопытство, он вернется к соплеменникам.

– Значит, ты тоже волшебник? – спросил Алек подошедшего к ним Хверлу.

– Я не умею зажигать огонь без топлива и летать по воздуху, как это делают маги в Ореске. Моя сила – в музыке. – Хверлу показал на большую арфу, висящую на ветке дерева. – Мое пение приносит исцеление, зачаровывает, насылает сны. Пожалуй, мне стоит спеть тебе, Серегил, чтобы ты исцелился. Я все еще вижу в тебе болезнь.

– Буду тебе благодарен. Твое лечение не оставляет противного вкуса во рту, как отвары дризидов. Пожалуй, я пробуду здесь до вечера. Алек, почему бы тебе не взять в конюшне лошадку и не отправиться на прогулку? Это пошло бы тебе на пользу.

– Лучше я останусь здесь, – возразил тот, не испытывая никакого желания в одиночку разъезжать по незнакомому городу.

– И будешь смотреть, как я сплю? – фыркнул Серегил. – Нет, думаю, пора тебе продолжить свое образование. Отправляйся‑ка ты на Кольцо, а потом расскажешь мне, что видел.

– Кольцо? Я даже не знаю, что это…

– Я ему покажу, – предложила Миррини. – Мне все равно нужно обратно в казармы, а это по дороге.

– Ну вот, – довольно кивнул Серегил, не обращая внимания на умоляющий взгляд Алека. – Ты уже познакомился с кентаврами, с магами, а теперь отправишься кататься по городу с капитаном царской гвардии. Только надвинь капюшон поглубже. Не годится, чтобы кого‑нибудь из нас узнали. И будь осторожен! Ты теперь не в пустынных лесах. В Римини опасность может подстерегать даже среди белого дня. И ради Иллиора, надень перчатки! Твои руки еще не в таком состоянии, чтобы можно было обойтись…

Миррини вытащила из‑за пояса пару кавалерийских рукавиц и бросила их Алеку.

– Пошли, парень, пока он не нашел еще чего‑нибудь, к чему придраться.

Все еще недовольный, Алек последовал за ней к конюшням, расположенным в стороне от Дома Орески; конюх оседлал для него резвого коня.

Покинув волшебные сады впервые со времени своего прибытия в Римини, юноша с удовольствием ощутил холод и свежесть зимнего ветра.

Вдоль улицы Золотого Шлема тянулись высокие стены, ограждающие виллы знати. Заглядывая поверх них, Алек иногда мог разглядеть статуи, резные карнизы, колонны зданий более величественных, чем любой храм в северных землях. После того, как они проехали несколько кварталов, улица вывела всадников на круглую мощеную площадь, которую Алек помнил еще по первой своей поездке через Римини вместе с Нисандером.

– Для чего она? – спросил он Миррини, оглядываясь по сторонам.

– Это круг для катапульт, – объяснила та. – Часть оборонительных сооружений. Улицы, которые отходят от площадей, прямые – это дает защитникам возможность стрелять по приближающемуся противнику. Такие круги есть во всех городских кварталах. Кольцо и рыночная площадь у ворот тоже входят в систему укреплений: на них враг будет перебит, даже если ему удастся ворваться в ворота.

– Римини когда‑нибудь подвергался нападению?

– О да. Пленимарцам, правда, удалось проникнуть в город лишь однажды. Последний раз они осаждали Римини всего лет сорок назад.

Улица Двух Соколов вывела их на улицу Серебряной Луны – широкий проспект, идущий вдоль царского парка. Напротив дворцовой ограды тянулись богато украшенные общественные здания, а дальше – роскошные виллы, гораздо больше тех, что Алек видел раньше.

Часовые в синей форме отдали честь Миррини, когда они с Алеком въехали через ворота на территорию царской резиденции.

– Вон там казармы, – показала женщина на ряд длинных низких строений, видневшихся за громадой дворца.

Натянув поводья, Миррини остановила своего коня у широкого плаца перед казармами; на нем несколько всадников практиковались в развертывании боевого строя. Надвинув пониже капюшон, Алек не удержался, чтобы не присвистнуть в восхищении.

У каждого всадника было копье, украшенное зеленым флажком. Легкий ветерок весело развевал полотнища, когда кавалеристы ровным строем проносились по полю. Достигнув противоположного конца, всадники резко развернулись, опустили копья и с устрашающими воплями ринулись в атаку. Снова развернувшись, они побросали копья на землю и, выхватив сабли, начали практиковаться в нанесении ударов направо и налево.

– Немного найдется более захватывающих зрелищ, верно? – спросила Миррини, следя глазами за наездниками. Ее собственный конь беспокойно заплясал на месте, явно желая присоединиться к скачке.

Пока они наблюдали за учениями, со стороны казарм появились три всадника – двое придворных и суровая женщина со светлыми глазами, одетая в зеленый мундир с золотой перевязью. Старший из придворных был облачен в изысканный черный бархат, отделанный серебром и мехом. Сверкающая камнями цепь, говорящая о высоком ранге, лежала на его широкой груди. Второй придворный, с маленькими светлыми усиками и бородкой, был много моложе – вероятно, ему не было еще и тридцати – и показался Алеку гораздо менее важной персоной, несмотря на богатое красное с золотом бархатное одеяние.

– Генерал Фория, – сказала Миррини, отдавая честь женщине. – Приветствую вас, благородные Бариен и Теукрос.

– Надеюсь, твой отряд готов к смотру сегодня вечером? – строго спросила женщина, тоже отдавая честь. Алек заметил, что на руке ее не хватает двух пальцев.

– Как только прикажешь, генерал! Светлые глаза Фории скользнули по Алеку, как будто она только что заметила его присутствие.

– А это кто?

– Гость мага Нисандера, генерал. Я должна показать ему дорогу к Кольцу.

Алек искоса бросил взгляд на Миррини, но поостерегся вступать в разговор. Фория заметно смягчилась, услышав имя Нисандера.

– Ты не похож на волшебника, – откровенно сказала она Алеку.

– Нет, генерал, я не волшебник, – быстро ответил юноша, используя подсказку Миррини. – Я прибыл в город учиться.

– А, молодой студент! – Старший придворный одобрительно улыбнулся. – Надеюсь, ты пробудешь здесь достаточно долго, чтобы увидеть празднества. Наш город славится ими.

Алек не имел представления, о чем тот говорит, но вежливо кивнул и постарался придать себе почтительный вид. На его счастье, Фория торопилась. Коротко кивнув Миррини и Алеку, она увлекла своих спутников ко дворцу.

Алек облегченно перевел дух.

– Это тот самый Бариен, о котором говорила Клиа?

– Благородный Бариен, – подчеркнула Миррини. – Благородный Бариен‑и‑Жал Камерис Витуллиен Рильнский, если уж быть точной. Он наместник Скалы, самый могущественный правитель после царицы С ним был его племянник, благородный Теукрос‑и‑Эриан.

– А генерал?

– Помимо того, что Фория командует всей скаланской кавалерией, она – старшая дочь царицы, так что ты, мой мальчик, познакомился с будущей повелительницей Скалы. Ладно, пошли: я выпишу тебе пропуск.

Спешившись у одной из казарм, Алек последовал за Миррини в помещение стражи. Несколько солдат сидели за столом и играли в бакши, увидев своего командира, они вскочили и отдали честь. Миррини кивнула им и села к столу, чтобы выписать пропуск. Бросая на Алека любопытные взгляды, солдаты вернулись к игре.

– Покажешь это у любых ворот Кольца, – сказала Миррини, прикладывая к бумаге свой перстень‑печатку, – и стража тебя пропустит. Один из входов находится как раз за казармами. Бери своего коня, и я тебя провожу – Выйдя из здания, она повела Алека к строго охраняемым воротам рядом с дворцом. – Заблудиться ты не сможешь, – заверила женщина. – Оставайся все время между двух стен, и ты, обойдя город, вернешься сюда. Легче всего попасть к Дому Орески тебе будет через Жатвенный рынок: по улице Ножен ты дойдешь до фонтана Астеллуса, а оттуда по улице Золотого Шлема уже до Орески.

Объяснения Миррини казались достаточно понятными, но, когда тяжелые ворота с лязгом закрылись за его спиной, Алек ощутил, что прежнее беспокойство возвращается к нему.

Осмотревшись, он обнаружил, что находится на красивом бульваре с клумбами и деревьями с мощеными проездами по сторонам. Стены дворца уступами уходили вверх и кончались колоннадой, поддерживающей крышу. Предприимчивые торговцы расположились у подножия укреплений, и множество нарядно одетых горожан сновало вокруг лотков и лавок. По мостовой катились экипажи; в них были видны мужчины в ярких камзолах и мантиях с капюшонами, женщины в роскошных мехах, на чьих затянутых в перчатки пальцах и в завитых волосах сверкали драгоценности. Многие имели при себе ручных животных, и Алек улыбнулся, подумав, нет ли среди этих кречетов и пятнистых котов пойманных ими с отцом: они их немало продали торговцам с юга.

Направив своего коня рысью по бульвару на север, он скоро достиг первых ворот. Стражник мельком глянул на его пропуск и жестом предложил ему выехать на Жатвенный рынок. Он был меньше, чем рынок у Морских ворот, и в это время года на нем было не так много торговцев. Ворота, ведущие за городскую стену, были открыты, сквозь них тянулся поток повозок; многочисленные гостиницы и таверны окружали рыночную площадь. Присмотревшись к уличным указателям, Алек убедился, что знает теперь, где начинается улица Ножен, и направился через площадь к следующим воротам, чтобы продолжить свою прогулку по Кольцу.

Следующая секция использовалась как загон для скота Алек ехал мимо небольших отар овец, стойл для коров и быков, сосредоточенно жующих сено из кормушек под бдительным присмотром ребятишек. У внутренней стены в землю были вкопаны вместительные цистерны. Хотя стадо, которое здесь содержалось, казалось не таким уж большим, было ясно, что в случае осады за городскими стенами можно держать достаточно животных, чтобы обеспечить защитников пищей надолго.

Проезжая галопом по северной части Кольца, Алек через некоторое время начал встречать признаки того, что здесь живут и люди: к стенам лепились грубые дощатые лачуги, окруженные мусорными кучами. Обитатели выглядели мрачными оборванцами, худые детишки и тощие собаки рылись в отбросах и провожали проезжающих голодными взглядами.

Когда Алек поравнялся с одной из этих хижин, чумазый ребенок в рваной одежде метнулся почти под копыта его коня. Алек резко натянул поводья, чтобы не раздавить малыша, и тут же оказался окружен толпой малолетних нищих, визгливыми голосами клянчивших подачку. В дверях лачуги появилась простоволосая женщина и стала недвусмысленными жестами приглашать его внутрь. Кроме рваной юбки и шали на плечах, на ней ничего не было, да и шаль она тут же сбросила, что‑то крикнув юноше.

Алек поспешно выудил несколько медяков и бросил их назад, чтобы дети убрались с дороги. Но чем дальше он ехал, тем больше на пути встречалось трущоб и тем гуще становились толпы нищих.

Следующие ворота были уже видны, когда Алек заметил троих мужчин, с интересом наблюдавших за ним. Когда он подъехал ближе, они поднялись со скамьи перед покосившейся палаткой и вышли на дорогу. Это были крупные мужчины, каждый из которых, наверное, оказался бы сильнее Алека, и у всех за поясами торчали длинные ножи. Алек раздумывал, повернуть ли ему назад или, пустив коня в галоп, попытаться прорваться, когда увидел, что навстречу едет отряд всадников в военной форме.

Зимнее солнце сверкало на их шлемах, одеты они были в синее, как и стражники у ворот, и вооружены тяжелыми мечами и пиками. Грабители с большой дороги поспешно скрылись между лачугами, и Алек благополучно добрался до ворот, проехал через них и оказался на Морском рынке.

Огромная площадь произвела на него такое же ошеломляющее впечатление, как и в первый раз. Остановившись на минутку, чтобы оглядеться, Алек увидел вдали широкую улицу Ножен и направил коня в ту сторону по проходу между лавками. Несколько освоившись в городе, Алек решил задержаться у харчевни, чтобы поесть. Спешившись, он купил ломоть мяса и кружку сидра, уселся на оказавшийся рядом ящик и принялся разглядывать снующую толпу.

«Не так уж и плохо в конце концов», – подумал он. Где он был всего шесть месяцев назад? Бродил по тем же горам, которые знал всю жизнь. А теперь он сидит в центре столицы одного из самых могущественных царств в мире, у него добротная теплая одежда, в кошельке звенит серебро. Он начинает, решил Алек, наслаждаться жизнью. Он как раз заканчивал трапезу, когда раздался громкий неровный звон колокола, перекрыв уличный шум. Толпа хлынула в ту сторону, откуда несся звук, и Алек присоединился к зевакам, распихивая их локтями.

По мостовой ехала телега, окруженная дюжиной солдат в синем. К задку телеги была прибита высокая пика; на ее острие болталась отрубленная голова. Челюсть ее дергалась при каждом толчке, остекленевшие глаза смотрели вверх, как будто и после смерти не хотели видеть выражения ненависти и отвращения на лицах тех, мимо кого проходила мрачная процессия. К пике стражники прибили дощечку с надписью, но буквы не были видны под потеками свернувшейся крови.

Алек поспешно выплюнул мясо, которое жевал, и опустил глаза. Похоже, куда бы он сегодня ни шел, всюду ему встречаются части мертвых тел. Неожиданно сзади его обхватила чья‑то рука.

– Тебе нехорошо, молодой господин?

Лица Алека коснулось зловонное дыхание. Оглянувшись, он обнаружил, что в его рукав вцепился тощий молодой головорез. Худое лицо напоминало лезвие топора, что подчеркивалось тонким горбатым носом и выступающими зубами. Прядь светлых волос все время падала ему на глаза, и парень отбросил ее одной рукой, по– прежнему крепко держа Алека другой. Его одежда когда‑то была нарядной, но по ее теперешнему виду и запаху Алек заключил, что это обитатель трущоб в северной части Кольца.

– Со мной все в порядке, спасибо, – ответил Алек, которому не нравилось, что незнакомец все никак не выпускает его руку.

– Некоторым такие зрелища не по нутру, – сообщил парень, осуждающе качая головой, хотя было непонятно, то ли ему не нравится зрелище насильственной смерти, то ли проявленная Алеком слабость. – Как я тебя увидел, так сказал себе: этот сейчас свалится с копыт. Может, тебе сесть вон там, пока слабость не пройдет? Хорошо кончил старый Вардарус, верно?

– Да со мной все в порядке, – настаивал Алек. – А кто такой Вардарус?

– Ты на его лицо сейчас смотришь, а если заглянешь в телегу, то увидишь и все остальное. Казнили сегодня утром за заговор против самого наместника, как говорят. – Парень умолк и смачно сплюнул. – Проклятый леранский предатель!

«Против наместника!» – подумал Алек, вспоминая веселого человека, с которым Миррини познакомила его на плацу. Вот теперь будет что рассказать Серегилу! Благородный Бариен, должно быть, шел как раз с казни своего неудачливого убийцы. Алек мысленно сделал заметку: спросить Серегила, что значит «леранский».

– Так ты в порядке, молодой господин? – еще раз спросил его обшарпанный спаситель.

– Да, все хорошо. – Алек коротко кивнул и оглянулся, высматривая своего коня. Когда он повернулся снова, парня рядом с ним уже не было. Изумленно покачав головой, Алек снова двинулся в путь.

Та часть Кольца, что была обращена к морю, охранялась гораздо строже. Пропуск Алека стражники внимательно рассмотрели, прежде чем позволили ему проехать в ворота. Теперь между стенами тянулись огромные загоны, где содержались лошади различных воинских отрядов Сотни животных были видны за оградой по обе стороны дороги Тут же располагались мастерские кузнецов, шорников, оружейников. Ремесленники добавляли шуму к ржанию коней. На каждом загоне виднелся знак воинской части; форма охраняющих их солдат тоже была разной. Алек сразу заметил шлем и саблю – эмблему царской конной гвардии, а чуть дальше – изображение пламени: его носили воины в синем, охраняющие город. Другие эмблемы и мундиры были ему незнакомы. Солдаты в небесно‑голубых с белым туниках и эмблемой, изображающей летящего сокола, занимались табуном, состоящим из одних только белых лошадей. Другая группа носила темно‑лиловую одежду, на которой была вышита свернувшаяся змея.

Дорога оказалась запружена солдатами, лошадьми, повозками с сеном, тачками с навозом. О том, чтобы ходить тут пешком, очевидно, нечего было и думать. Зеваки торчали у загородок и глазели по сторонам.

Некоторые из них, и женщины, и мужчины, делали в сторону Алека жесты столь же недвусмысленные, как и женщина в трущобах. Смущенный повадками местных жителей, Алек галопом проскакал до следующих ворот и с облегчением выехал снова на широкий бульвар позади царского дворца. Подгоняя коня, он проехал на Жатвенный рынок, а с него на улицу Ножен.

На ней тоже было не протолкнуться. Люди сновали по своим делам; дома, казалось, тоже толкаются, прижимаясь плечом к плечу, ловят уличный шум и отражают его обратно. Алек снова почувствовал себя неуютно от близости такого количества народа.

Вечерние тени начали удлиняться, когда Алек наконец добрался до фонтана Астеллуса и остановился возле колоннады. На другой стороне площади начинался парк, его пересекала единственная улица. На нее вела изящная резная каменная арка. В нее все время сворачивали богато одетые всадники и элегантные коляски. Заинтригованный, Алек решил подъехать поближе и все рассмотреть.

Парк тянулся по обеим сторонам улицы и, вместе с аркой, придавал ей таинственный, почти волшебный вид: как будто она существовала совершенно независимо от всего остального города. Виллы здесь не были окружены стенами, и Алек подивился красоте их фасадов и окружающих садов. Хотя было еще рано, у каждого входа горела одна или несколько разноцветных ламп. Повторялись всего четыре цвета: розовый, золотистый, белый и зеленый. Они придавали улице праздничный вид, но казались расположенными без всякого порядка.

– Прости меня. господин, – рискнул обратиться к человеку, вышедшему из‑под арки, Алек. – Что это за улица?

– Улица Огней, конечно! – ответил человек, оглядывая Алека.

– Это я вижу, но что все эти огни означают?

– Если тебе приходится спрашивать об этом, тогда тебе нечего тут делать, мой мальчик! – Подмигнув Алеку, человек, насвистывая, удалился.

Бросив последний взгляд на загадочную улицу, Алек направился к Дому Орески. Указания Миррини позволили легко найти дорогу, а камень‑проводник, который ему дал Нисандер, довел его до двери башни.

Алек только поднял руку, чтобы постучаться, как из двери вылетел Теро, держа в руках охапку свитков. Они столкнулись с такой силой, что оба на мгновение задохнулись. Футляры со свитками раскатились во все стороны; один из них перелетел через перила, и снизу из вестибюля донеслись испуганные голоса. Теро секунду гневно смотрел на Алека, потом начал собирать документы.

– Прошу прощения, – пробормотал Алек, наклоняясь за свитками, закатившимися в коридор. Теро с недовольным видом взял их у него и ушел, не побеспокоившись о том, чтобы оставить дверь открытой.

«Прекрасный прием!» – кисло подумал Алек и, прежде чем постучаться, отошел в сторону от двери.

На этот раз ему открыл Серегил, который явно был чем‑то очень доволен.

– Убрался, да? – хихикнул он, впуская Алека в прихожую.

– Из‑за чего весь шум? Он чуть не сбросил меня через перила.

Серегил посмотрел на Алека невинным взглядом:

– Я поднялся наверх, чтобы взять у Нисандера книгу, но его здесь не оказалось. В его отсутствие Теро позволил себе сообщить мне, что книги не даст. Я долго убеждал его, а потом предположил, что, возможно, причиной его раздражительности является обет безбрачия. Я как раз углубился в детальное описание – основанное на личном опыте – методов, которые могут облегчить его состояние, когда он поспешно покинул помещение. Возможно, он торопился применить мои советы на практике

– Сомневаюсь. И разве не опасно дразнить волшебника?

– Он слишком серьезно к себе относится, – фыркнул Серегил, садясь у одного из рабочих столов. – Ну, как ты прокатился? Видел что‑нибудь интересное? И кто украл твой кошелек?

– На Морском рынке мне повстречалась процессия… – начал Алек и тут же замер с открытым ртом, когда до него дошел последний вопрос Серегила. Ощупав пояс, он обнаружил лишь перерезанные ремешки там, где раньше висел кошель.

– Этот подонок с Морского рынка! – простонал он. Серегил посмотрел на него со своей кривой улыбкой:

– Ну‑ка попробую угадать: бледный, большеносый, с плохими зубами? Подобрался к тебе поближе под каким‑то предлогом, и ты никак не мог от него избавиться? Вот он тебя и обчистил, я думаю.

Серегил бросил Алеку его кошелек – пустой.

– Его зовут Тим. – Улыбка Серегила стала шире. – Я так и думал, что он подберется к тебе на рынке. Не может парень удержаться, когда оказывается в толпе, да еще если рядом солдаты.

Алек растерянно посмотрел на Серегила:

– Это ты напустил его на меня! Он на тебя работает?

– Иногда, так что ты, возможно, еще его увидишь. Тогда, если хочешь, сможешь с ним посчитаться. Надеюсь, он стащил у тебя не так уж много.

– Не так уж. Но я все равно не понимаю, зачем ты это сделал. Клянусь локтями Билайри, Серегил, если бы я не спрятал пропуск за пазуху…

– Считай, что это твой первый урок жизни в большом городе. Что– нибудь в этом роде рано или поздно все равно с тобой случилось бы. Я решил, что лучше рано. Я ведь предупредил тебя, чтобы ты был осторожен.

– Мне казалось, что я и был. – обиженно воскликнул Алек, вспоминая тех типов, от которых ему удалось ускользнуть на Кольце.

Серегил хлопнул его по плечу.

– Ладно, не переживай. Тим профессионал, а ты как раз такой, каких он любит: только что из деревни, зеленый как травка, глазеешь на город разинув рот. Ну а теперь расскажи мне о своей прогулке.

– Разве Тим не рассказал тебе? – мрачно поинтересовался Алек, чувствуя, что его выставили дураком.

– Тим – это не ты. Я хочу услышать, что ты видел. Все еще не остыв, Алек кратко описал увиденное на Кольце, особенно подчеркнув, как он избег засады. Потом он перешел к процессии на Морском рынке.

– Благородный Вардарус… – Серегил нахмурился и начал вертеть в пальцах стеклянную палочку. – Я выполнял пару его поручений в прошлом. И я сказал бы, что он полностью предан царице.

– Твой карманник говорил, что он пытался убить благородного Бариена. Мы с Миррини как раз перед этим встретили его в царском парке. Да будет со мной милость Создателя, Серегил, он, должно быть, шел с казни, а разговаривал с нами о каких‑то празднествах!

– Праздник Сакора, во время зимнего солнцестояния, – рассеянно заметил Серегил. – Интересно, знает ли обо всем этом Нисандер? Никогда не подумал бы, что Вардарус – леранец.

– Да кто.такие леранцы?

Серегил удивленно взглянул на Алека:

– Потроха Билайри, уж не хочешь ли ты сказать, что я никогда не рассказывал тебе про Идрилейн Первую?

– Нет. Той ночью на «Стремительном» ты только сказал, что мне предстоит выучить много всего про царский род, но потом ты заболел.

– Ах, ну тогда тебя ждет удовольствие. Идрилейн Первая – одна из моих любимиц. Она жила четыре столетия назад и была первой и единственной царицей, выбравшей себе в супруги ауренфэйе.

– Ауренфэйе? – воскликнул Алек.

– Именно, хотя он был не первый ее супруг. Идрилейн была великая воительница, знаменитая своей сильной волей и вспыльчивостью. К двадцати годам она была уже генералом. Когда ей исполнилось двадцать два и ее короновали, она выбрала себе супруга и в должный срок родила наследницу – дочь, которая получила имя Лера. Вскоре после этого Зенгат объявил войну Ауренену. Ауренфэйе обратились к Скале за помощью, и Идрилейн повела войска на юг.

– А где находится Зенгат? – перебил Алек, в голове которого смешались все незнакомые имена и названия.

– К западу от Ауренена, там, где горы Аред Нимра выходят к Зелонскому морю. Зенгатцы дикий народ, сплошь воины, разбойники и пираты. Иногда им надоедает грызться между собой, и тогда они объединяются, чтобы напакостить соседям, особенно Ауренену. На этот раз они претендовали на земли вокруг горы Бардок, но, когда прорвались в западные провинции Ауренена, решили, что им пригодится и все остальное.

Во время похода против зенгатцев Идрилейн влюбилась в красавца капитана ауренфэйе по имени Коррут. После войны он вернулся с ней в Скалу, и Идрилейн чуть не вызвала гражданскую войну, когда отвергла своего первого супруга, чтобы выйти за Коррута замуж.

– Но ты как‑то говорил, что царицы меняли возлюбленных, сколько хотели,

– вспомнил Алек.

– Но обычно они делали это только для того, чтобы обеспечить продолжение династии. А у Идрилейн уже была дочь. И к тому же Коррут оказался ауренфэйе.

– То есть не человеком?

– Это верно. Хотя древние связи времен Великой Войны все еще вспоминались с благодарностью, дело повернулось совсем иначе, когда возникла угроза, что чужая кровь смешается с царской.

Как всегда, Идрилейн в конце концов настояла на своем, и от этого нового брака родилась другая дочь, Коррутестера. Ее отец, добрый и благородный, постепенно привлек на свою сторону многих аристократов. Однако по‑прежнему существовала сильная партия, леранцы, которая не могла примириться с тем, что дочь Коррута может когда‑нибудь взойти на трон. С самого начала их подстрекал первый супруг Идрилейн, а может быть, и сама Лера, хотя это осталось недоказанным. Как бы то ни было, отношения между царицей и наследницей престола сделались напряженными, чтобы не сказать больше.

– И что случилось?

– На тридцать втором году царствования Идрилейн была отравлена. Вина леранцев не была доказана, но Лера взошла на трон, оставаясь под подозрением. Дело усугублялось еще и тем, что благородный Коррут бесследно исчез в день ее коронации. Надо отдать Лере справедливость: она не попыталась сразу же избавиться от своей сестры, Коррутестеры. Она просто втихомолку выслала ее на остров в Осиатском море. Народ Ауренена был оскорблен, и с тех пор отношения между двумя странами уже никогда не стали прежними.

Царица Лера была жестокой и жадной женщиной. Согласно летописям, за ее восемнадцатилетнее царствование было казнено больше людей, чем в любое другое царствование в истории Скалы.

Судьба посмеялась над ней. Ее сестра благополучно пережила три покушения на ее жизнь, а сама Лера умерла в родах, произведя на свет мертворожденного сына. Несмотря на то что снова возникла опасность гражданской войны, Коррутестера была возвращена из изгнания и коронована как единственная оставшаяся наследница.

Алек некоторое время обдумывал услышанное.

– Так это значит, что все царицы, которые были потом, частично ауренфэйе? Серегил кивнул:

– Коррутестера покровительствовала народу своего отца. Говорят, в пятьдесят лет она выглядела как девочка.

– Как это?

– Ну, – объяснил Серегил, – помимо того, что они живут в три или четыре раза дольше, чем люди, ауренфэйе медленнее взрослеют. Человек, которому под восемьдесят, уже близок к воротам Билайри, а ауренфэйе все еще юноша.

– Они должны становиться очень мудрыми, раз живут так долго.

Серегил ухмыльнулся:

– Мудрость не всегда приходит с возрастом. Но все таки представь себе, что ты можешь использовать опыт, накопленный не за одну жизнь, а за три.

– И как долго прожила Коррутестера?

– Она погибла в битве, когда ей было сто сорок семь лет. Царица Идрилейн Вторая была ее правнучкой. Алек задумчиво протянул:

– Тогда, если Тим сказал правду, леранцы все еще действуют?

– О да, хотя им мало что удалось, за исключением убийства или двух. Но они все еще иногда причиняют неприятности. Теперь, когда на носу война, они могут представить более серьезную угрозу, и не только для царицы, похоже. Когда вы встретили Бариена, он был один?

– Нет. Фория, старшая принцесса…

– Наследница престола, – поправил его Серегил, снова играя стеклянной палочкой. – Она сама, правда, предпочитает звание генерала. О них с Бариеном давно уже сплетничают… Но продолжай.

– С ним была генерал Фория и его племянник.

– Благородный Теукрос? – Серегил непочтительно фыркнул.

– Вот тебе истинный представитель скаланской аристократии. Племянник и единственный наследник самого могущественного вельможи в Римини, отпрыск одной из знатнейших семей, без единой капли чужой крови в его лилейно‑чистых жилах. Прекрасные манеры, расточительные вкусы, а мозги как у камбалы. Любитель азартных игр. Я столько раз у него выигрывал.

– Он наследник Бариена?

– О да. Наместник бездетен и всегда обожал сына своей сестры. Бариен не дурак, но любовь делает человека снисходительным, говорят. Просто скаланским аристократам нужно бы знать то, что известно любому фермеру по части улучшения породы.