ГЛАВА 6. Алек расплачивается за лук

Все трое спрыгнули с высоты в тридцать футов в воду – такую холодную, что у них перехватило дыхание.

Алек забултыхался, ловя ртом воздух, стараясь удержать свою котомку и не уйти с головой под воду. Сильная рука схватила его, и Микам подтащил юношу к скользким сваям, на которых стояла гостиница.

– Ни звука! – шепнул ему в самое ухо Серегил. Выбравшись сначала на более мелкое место, а потом на узкий илистый берег, беглецы притаились там; из гостиницы над их головами доносился шум обыска, больше похожего на погром.

– Не думаю, что к вам двоим в «Трех рыбках» в будущем отнесутся гостеприимно, – стуча зубами от холода, прошептал Микам.

Их терзал не только ужасный холод, но и ощущение близкой опасности. Несколько солдат решили обследовать берег под гостиницей, и Серегилу, Алеку и Микаму пришлось снова нырнуть в ледяную воду. Прошло больше часа С момента их бегства, прежде чем Микам решил, что выбраться на сушу безопасно.

Они представляли собой жалкое зрелище, когда, пошатываясь, вышли на улицу перед гостиницей. Жидкая грязь, засыхая, придала их одежде и волосам самые фантастические формы. Беглецы двинулись к рыночной площади со всей скоростью, на которую были способны их онемевшие ноги.

Микам привел их к храму Астеллуса рядом со зданием рыбачьей гильдии. Храм представлял собой простое строение без окон, единственным украшением которого служили высокие двустворчатые двери, покрытые замысловатой резьбой, изображающей корабли и водную живность. Карниз над дверью имел форму стилизованных волн – символа Астеллуса‑Странника. По обычаю, двери храма никогда не запирались, и беглецы беспрепятственно проникли в него.

Алек никогда не бывал внутри храма, хотя часто проходил мимо. Оштукатуренные стены основного зала оказались расписаны фантастическими подводными сценами и изображениями наиболее знаменитых чудес, совершенных божеством.

Перед центральным алтарем дремал молодой послушник. Прокравшись мимо него, троица через еще одну дверь проникла в помещение склада в задней части храма.

Здесь хранились приношения верующих, запасы еды для жрецов, какие‑то предметы мебели. Алек сел на опрокинутый ящик и стал смотреть, как Микам что‑то ищет на полу.

– Может быть, дальше налево? – предположил Серегил.

– Нашел. – Микам поднял крышку люка. Заглянув через его плечо, Алек увидел лестницу, уходящую в темноту. Из шахты потянуло холодным сырым воздухом.

– Будем надеяться, что мэр не сообщил своим постояльцам об этом ходе, – пробормотал Серегил. Микам пожал плечами:

– Хорошая потасовка зажигает пламя благословенного Сакора у тебя в крови. Думаю, нам всем не помешало бы согреться!

Серегил, подняв бровь, лукаво взглянул на Алека:

– Он прилагает столько же стараний, чтобы попасть в переплет, сколько я

– чтобы этого избежать.

Насмешливо хмыкнув, Микам начал спускаться по лестнице. Алек последовал за ним, а Серегил задержался и прислонил несколько небольших ящиков к крышке люка так, чтобы они упали на нее, когда она закроется.

Когда они оказались у подножия лестницы, Микам порылся в кошеле на поясе и вытащил небольшой светящийся предмет. Его слабое сияние, просачиваясь сквозь пальцы Микама, озарило начало подземного хода.

– Магия? – спросил Алек, наклоняясь поближе.

– Это светящийся камень – Серегил поежился. – Я проиграл свой в кости два месяца назад и с тех пор пробавляюсь огнивом.

– Жаль только, что тепла он не дает, – сказал Микам, растирая руки и делая первый шаг в туннель.

– Где это мы?

– Это подземный ход, по которому можно выбраться из города, – объяснил Микам. – Один выход из него находится на берегу озера, другой – на опушке леса. В храме Далны тоже есть такой туннель. Когда‑то горожане решили построить их для тайного бегства, если город окажется осажден Сомневаюсь, правда, чтобы такое удалось – скорее беглецы оказались бы прямо в гуще неприятеля. Ну, это придумали купцы, а не генералы. Как бы то ни было, нам с Серегилом эти подземные ходы очень даже хорошо служили последние несколько лет.

– А теперь куда? В пещеру? – Серегила колотил озноб, как ни пытался он закутаться в свой негнущийся от засохшей грязи плащ.

– Это ближе всего.

Подземный ход вел по прямой линии прочь от реки. Он был узкий – два человека не могли бы идти рядом – и такой низкий, что местами Микаму приходилось наклоняться. Сырые стены, кое‑где укрепленные досками, дышали холодом. Подпорки поросли мхом и какими‑то бледными грибочками. Через некоторое время беглецы дошли до развилки.

Микам свернул направо, обнажил свой тяжелый меч и прошептал.

– Смотри в оба, парень, нас могут встречать у выхода. Алек потянулся было за собственным клинком, но Серегил отвел его руку:

– Не стоит. Сражаться вдвоем здесь нет места, а если ты споткнешься, то проткнешь Микама насквозь. Если мы кого‑нибудь встретим, скройся в темноте и не путайся под ногами.

Но никто, кроме нескольких крыс и медленно ползающих саламандр, им не встретился; вскоре туннель стал наклонным, а потом вывел их в узкую пещеру. Она представляла собой всего лишь трещину в скале, и идти стало совсем уж неудобно: люди обдирали руки и ушибали головы об острые края камней. Микам спрятал свой светящийся камень, когда они добрались до выхода из пещеры и стали продираться сквозь густые заросли ежевики.

Оглядевшись, Алек понял, что они оказались в лесу:

кругом густо росли дубы, березы и ели. Низко стоящая луна бросала голубые лучи сквозь сплетение ветвей, хотя и не могла рассеять тьмы под елями. До рассвета было еще несколько часов. Вокруг стояла полная тишина.

Серегил дрожал сильнее, чем остальные.

– Ты никогда не выносил холода, – сказал Микам, снимая плащ. Когда Серегил попытался было отказаться, воин остановил его суровым взглядом и сам накинул плащ на плечи товарища.

– Оставь свою гордость для жарких деньков, балбес. Мы с парнем родились в этих краях и привычны к холоду. Это тебя кровь не греет. Пошли.

Нахмурившись, но больше не протестуя, Серегил затянул завязки плаща под подбородком.

Бесшумно ступая по заснеженной земле, беглецы углубились в лес. Крутые подъемы сменялись не менее крутыми спусками, в густой тени почти ничего не было видно, но Микам шел уверенно, как по торной дороге.

Дойдя до середины склона высокого холма, они достигли еще одной пещеры. Она была больше предыдущей, и вход в нее находился на виду; из‑под высокого, но неглубоко уходящего внутрь холма свода в глубину скалы вел узкий проход. Серегил и Алек, оба достаточно щуплые, протиснулись в него боком без особых трудностей, а Микам кряхтел и ругался, протискиваясь в щель.

– Что‑то я не припомню, чтобы раньше тебе это давалось с таким трудом,

– заметил Серегил.

– Заткнись! – яростно пропыхтел Микам. Проход несколько раз резко поворачивал, и иногда казалось, что вот‑вот он станет настолько узок, что дальше пройти будет нельзя, но наконец расширился достаточно для того, чтобы все трое смогли стоять рядом. Микам вытащил свой светящийся камень, и Алек увидел, что они находятся в просторном зале.

Посередине пещеры был выложен из камней очаг, рядом лежали запасенные кем‑то дрова. Присев на корточки, Серегил вытащил маленький глиняный сосуд, спрятанный между поленьями, и вытряхнул из него на сухие ветки что‑то, похожее на тлеющий уголек.

– Вот тебе еще колдовство, – сказал он Алеку, ухмыляясь, и протянул ему сосуд. В нем оказались кусочки камня, похожие на раскаленные угли, но, как и светящийся камень, холодные на ощупь.

– Это огненный камень, – пояснил Серегил. – Будь с ним осторожен: он не обожжет тебе руку, но стоит ему коснуться чего– нибудь, что может гореть – одежды, дерева, пергамента, – как он это воспламенит. Мне приходилось наблюдать слишком много несчастных случаев из‑за огненного камня, поэтому я никогда не ношу его с собой.

Пламя лизало сухие поленья, разгоняя темноту и холод. Пещера сужалась кверху, и дым уходил в эту естественную трубу.

Алек разглядел, что в пещере, кроме запаса топлива, имеются одеяла и несколько горшков в углублениях скалы, где, по‑видимому, хранилось продовольствие. У стен лежали кучи еловых лап – грубые, но вполне удобные подобия постелей.

– Какой замечательный лагерь! – воскликнул Алек, с восхищением глядя по сторонам.

– Микам нашел эту пещеру несколько лет назад, – сказал Серегил, придвигаясь как можно ближе к огню. – О ней знают лишь немногие наши друзья Кто, интересно, был здесь последним?

Микам осмотрел каменную полку, на которой стояло несколько мисок, и поднял черное перо.

– Эриза. Она, должно быть, останавливалась здесь, прежде чем отправиться в город. Посмотрим, что она оставила из еды.

Он переставил горшки поближе к огню и присмотрелся к пометкам на запечатывающем их воске.

– Так… На этом нацарапан рисунок, изображающий пчелу – значит, мед. Тут колосок – сухари. Пчела и бокал – наверное, медовуха. А ты что нашел?

– Я не очень уверен… – Серегил повернул горшок, чтобы на него упал свет от костра. – Вяленая оленина. И еще табак – это для тебя.

– Да благословят боги ее доброту. – Микам порылся в складках туники и вытащил откуда‑то трубку. – Во всей это беготне я потерял свой кисет.

– в этих двух, похоже, травы – тысячелистник и зверобой. Ну, благодаря нашему доброму другу Микаму Кавишу, лекарства нам не понадобятся – только бы высохнуть и согреться!

Сняв с себя мокрую и грязную одежду, Серегил, Микам и Алек расстелили ее у огня и завернулись в одеяла.

На этот раз Алек слишком замерз, чтобы особенно беспокоиться о скромности; глядя на своих спутников, он поразился количеству шрамов на телах обоих, хотя у Микама их было больше. Самым страшным был розовый рубец, тянущийся от правой лопатки почти до бедра. Заметив интерес юноши, Микам повернулся к свету и с гордостью коснулся зажившей раны.

– В тот раз я ближе всего подошел к воротам, что сторожит Билайри. – Микам раскурил трубку и выпустил несколько колец дыма. – Девять зим назад, верно, Серегил?

– Пожалуй, да. – Серегил подмигнул Алеку. – Наша компания прогуливалась вокруг Безрыбного моря и повстречалась с удивительно недружелюбными кочевниками.

– Недружелюбными! – фыркнул Микам. – Никогда не видел таких чудищ – представь себе только сплошь покрытых волосами великанов! Мы так и не узнали, откуда они взялись, – они слишком рьяно принялись убивать нас, чтобы еще отвечать на вопросы Однажды вечером мы случайно наткнулись на их лагерь и решили, что поздороваемся и попытаемся купить у них припасы. Но только мы приблизились к часовому, как вся банда этих людоедов – а каждый был размером с медведя, и куда до них мишкам по части свирепости – кинулась на нас непонятно откуда. Мы были на лошадях, а они – пешие, но они окружили нас прежде, чем мы поняли, что происходит. Вооружены они были чем‑то похожим на большие цепы: длинная рукоятка и несколько отрезков цепи длиной фута в два. К тому же плоские звенья цепи были заточены, и их кромки резали, как бритвы. Мы, ясное дело, понятия об этом не имели, пока не началась потасовка. Сирил потерял руку – ее срезало почти у плеча, а Беррита они ослепили, бедняга вскоре умер.. Один из этих подонков подсек передние ноги моей лошади, а потом взялся за меня. Тогда‑то я и получил это украшение. – Микам снова положил руку на выпуклый рубец. – Я запутался в стременах, но мне удалось выхватить меч вовремя – я парировал его удар, но все‑таки одна из цепей прошлась по мне и рассекла тело до кости прямо сквозь кожаную куртку. Если бы я не отбил атаку, этот дикарь наверняка разрубил бы меня пополам. Тут откуда‑то выскочил Серегил и прикончил моего противника, как раз когда тот замахнулся снова. Мне тогда повезло – с нами был дризид Валериус, иначе я там бы и остался.

– А вот это – следы моего самого неприятного приключения, – сказал Серегил, показывая на глубокие вмятины по обеим сторонам левого бедра. – Я решил глянуть на покинутое жилище одной колдуньи. Она уже многие годы как умерла, но ее подопечные все еще там оставались. Я был очень осторожен, высматривал все знаки, обезвреживал ловушку за ловушкой… Та колдунья была мастерицей по этой части, и я гордился собой, да только как ни старайся, от судьбы не уйдешь. Что‑то я прозевал – так и не понял, что именно, – и в следующий момент моя нога провалилась сквозь пол, и к тому же в нее вонзилась железная пика. Еще бы полдюйма в сторону – и я бы истек кровью. Дыра была узкая, и я не мог просунуть в нее руку, не мог освободиться – разве что отрезать себе ногу. Я плохо переношу боль… Дальнейшее я помню смутно – я то вопил, то терял сознание; в конце концов меня нашел и вытащил оттуда Микам. Не очень героическую роль я тогда играл, надо признаться.

Алек тем временем вынул свой лук из чехла, чтобы удостовериться в отсутствии повреждений. Не поднимая глаз, он застенчиво прошептал:

– И все равно вам обоим хватило храбрости на это…

– Что‑то у тебя стало плохо с памятью, – фыркнул Серегил, передавая ему кувшин с медовухой. – Разве это не ты полумертвый от голода бежал со мной из застенков Асенгаи, не говоря уже о сегодняшних приключениях? Не так уж мало для парня, еще не достигшего совершеннолетия.

Алек смущенно пожал плечами:

– Это не смелость. Мне просто ничего другого не оставалось.

Микам мрачно усмехнулся:

– Клянусь Сакором, значит, ты усвоил секрет храбрости. Тебе нужно только еще немножко потренироваться. – Протянув руку над углями, он взял у Алека кувшин с медовухой и спросил Серегила: – Что ты думаешь делать дальше?

Серегил задумчиво покачал головой.

– Я собирался присоединиться к какому‑нибудь каравану и отправиться по Золотому пути до Нанты, но теперь, похоже, это не годится. Из‑за чего, собственно, поднялся весь переполох? Я уверен, что нас никто не видел. – Я следил за тем, что творится у мэра, из дома напротив. Все было спокойно еще долго после того, как вы ушли. Потом гости разошлись, и в доме стали гасить свечи. Я уже и сам собрался уходить, когда будто все черти с цепи сорвались..Кто– то начал вопить, по всему дому зажглись огни, забегали солдаты. Я подобрался как можно ближе – при таком переполохе это было нетрудно – и заглянул в зал. Там этот здоровенный тип – Боранеус – загнал мэра в угол. Единственное, что мне удалось услышать, – это как он требовал, чтобы все, кто присутствовал на празднестве, были арестованы и немедленно собраны в доме мэра. Тут‑то я и помчался к вам. Эти дисциплинированные пленимарцы делают все быстро. Я уж боялся, что вовремя не успею.

Серегил похлопал себя по подбородку длинным пальцем.

– Если бы кто‑то на самом деле видел нас, им не понадобилось бы арестовывать всех гостей. Нам повезло, должен сказать.

– Но что же, в конце концов, ты украл?

– Всего лишь это. – Серегил сунул руку в кошель на поясе и вручил Микаму деревянный диск. – Я хотел, чтобы Нисандер посмотрел на узор.

Микам повертел диск в руках и бросил его обратно Серегилу.

– По‑моему, похоже на фишку для какой‑то игры – не такая вещь, чтобы из‑за нее поднимать весь этот шум. Знаешь, я думаю, вы могли быть не единственными, кто вышел на ночную охоту. Вдруг кто‑то из стражников страдает зудом в пальцах?

– Мы как раз видели одного из них – он выходил из комнаты Боранеуса со шкатулкой в руках, – вспомнил Алек. – И кто‑то чуть не застукал нас, когда мы уже собрались смываться. Может быть, переполох был из‑за них?

– Пожалуй. – Серегил, нахмурив брови, смотрел в огонь. – Как бы то ни было, мы уж точно стали выглядеть подозрительно, когда тут же сбежали. По‑моему, нам лучше держаться подальше от Золотого пути. Добудем себе лошадей…

– Добудем? – с хитрой улыбкой переспросил Микам.

– …и поедем напрямик к броду у Боерсби, – продолжал Серегил, не обращая внимания на подначку. – Это достаточно далеко, чтобы сбить со следа любую погоню. Потом мы спустимся вниз по Фолсвейну до Нанты. Если повезет, будем там меньше чем через неделю. Если погода не испортится, оттуда на корабле доберемся до Римини.

– Да и мне лучше не показываться в Вольде, пока пленимарцы не уберутся оттуда подальше, – сказал Микам, вытягиваясь на подстилке из веток и зевая так, что челюсти затрещали. – Я провожу вас до Боерсби на случай каких‑нибудь неприятностей.

– Пленимарцы успели тебя рассмотреть?

– Не уверен, что мне удалось этого избежать. Они буквально наступали мне на пятки по пути к «Трем рыбкам». Лучше перестраховаться, чем рисковать головой, а?

Чувствуя себя в безопасности в пещере, трое беглецов долго спали на следующий день.

– Лучше дождаться темноты, прежде чем пускаться в путь, – проговорил Серегил, глядя на лучик света, проникающий через дымовое отверстие в потолке пещеры Вынув арфу из чехла, он старательно проверил, не повредило ли ей купание накануне, и принялся настраивать инструмент. – Нам предстоит убить несколько часов. Микам, как ты смотришь на то, чтобы дать моему подмастерью урок фехтования? Мальчишке пойдет на пользу, если он познакомится с твоими приемами в дополнение к моим.

Микам подмигнул Алеку:

– Он хочет сказать, что мои приемы не такие утонченные, как у него. Ну да я все‑таки до сих пор как‑то справлялся…

– Ладно, ладно, дружище, – пробормотал Серегил. – Я же не спорю – мне пришлось бы нелегко, случись нам оказаться лицом к лицу в бою.

– Это точно Только я бы не был так уверен в своей безопасности, окажись я не лицом, а спиной к тебе. Давай, Алек. Я покажу тебе кое– какие честные приемы.

Микам начал с основ – показал Алеку, как нужно держать оружие, чтобы им было удобно и нападать, и обороняться, какую принимать позу, чтобы не оказаться легкой мишенью для противника. Серегил кончил настраивать арфу и стал лениво наигрывать какую‑то мелодию, иногда прерывая игру, чтобы дать совет или обсудить тонкости того или иного приема.

Пока Алек медленно и старательно повторял показанные ему приемы, до него начало доходить, что его учителя – выдающиеся мастера фехтования. Рука его скоро начала болеть от попыток отразить притворные атаки Микама. Хотя у того был более тяжелый клинок, Микам размахивал им, как будто его меч не тяжелее перчатки.

– Прошу прощения, – сказал наконец Алек, вытирая пот со лба. – Очень трудно делать такие медленные движения.

Микам напряг и расслабил плечи.

– Действительно трудно. Но ты должен научиться контролировать свои движения и направлять клинок, а не просто размахивать им в надежде задеть противника. Ну‑ка давай, Серегил, покажем парню, как это делается.

– Я занят, – ответил Серегил, отрабатывая трудный пассаж.

Микам подошел к нему и прорычал:

– Отложи эту свою грошовую игрушку, сосунок, и покажи, на что ты способен с клинком в руках! Серегил со вздохом отложил арфу.

– Боже мой, это ведь похоже на вызов… Молниеносно вскочив на ноги, он выхватил рапиру и нанес удар, целясь в правую руку Микама. Тот парировал атаку и напал сам. Хищно улыбаясь и осыпая друг друга ужасными оскорблениями, мужчины крутились по пещере, перепрыгивая через костер и чуть не сбивая Алека с ног, пока тот предусмотрительно не отступил в узкий проход. Оттуда он с восхищением наблюдал за ними – бойцы с легкостью двигались по неровному полу, как танцоры или акробаты.

Сначала ему казалось, что Серегил по большей части только защищается; он легко перемещался с места на место, его рапира вспыхивала в отблесках огня, когда он парировал удары, заставляя Микама менять позицию, чтобы дотянуться до него. Но Микам тоже никак не походил на неуклюжего медведя. В его движениях были сила и грация, беспощадный ритм; он упорно атаковал. Но скоро Алек уже не мог бы сказать, кто из них нападает, а кто защищается, кто наступает, а кто преследует.

Шутливое сражение окончилось своего рода ничьей:

Микам, отбив в сторону клинок Серегила, ухватил того за тунику и отсек от нее кусочек. Но в этот же момент неизвестно откуда появившийся в левой руке Серегила тонкий стилет проткнул куртку Микама как раз там, где сердце. Противники секунду стояли неподвижно, потом со смехом разошлись.

– Вот так – рука в руке мы прибудем к воротам, что охраняет Билайри, – заметил Микам, убирая меч в ножны. – Ты попортил мою куртку, как я вижу.

– А ты устроил сквозняк в моей новой тунике!

– Клянусь Сакором, так тебе и надо – за то, что ты воспользовался кинжалом при честном поединке, пронырливый сукин сын!

– Разве это не мошенничество? – спросил Алек, выбираясь из своего убежища.

– Конечно! – с хитрой улыбкой подмигнул ему Серегил.

– Потому‑то ты и клянешься руками Иллиора! – в притворном гневе буркнул Микам. – Мне всегда приходится следить за обеими твоими руками.

– Иллиор и Сакор… – покачал головой Алек. – Серегил говорит, что они такие же боги, как и те, которым поклоняюсь я, но что в северных краях их забыли.

– Правильно, – ответил Серегил. – Дална, Астеллус, Сакор и Иллиор – Священная Четверка. Тебе следует узнать о них побольше, когда мы прибудем в Скалу.

Микам закатил глаза.

– Ну, теперь мы не выберемся отсюда неделю. Он хуже жреца, когда дело доходит до этих вещей.

Серегил не обратил внимания на протест друга.

– Каждый из них управляет своей стороной человеческого существования, – объяснил он. – И каждый обладает двойственностью.

– Ты имеешь в виду – как Астеллус: он помогает человеку рождаться, но и сопровождает в царство мертвых?

– Именно.

– А остальные?

– Сакор – покровитель огня, благодаря ему встает солнце, – объяснил Микам. – Он друг солдата. Но он же воспламеняет ярость врага, а также посылает бури и засуху.

Алек повернулся к Серегилу:

– А Иллиор, которым ты всегда клянешься?

– Где та монета, которую я тебе дал? – Взяв монету в руки, Серегил повернул ее той стороной, на которой был изображен полумесяц. – Это – самый распространенный знак Иллиора. Он символизирует частичное раскрытие великой тайны. Светоносный посылает сны, он покровитель всякой магии, а также провидцев и волшебников – и воров. Но Иллиор же насылает безумие и кошмары.

Каждый из Четверки – смесь добра и зла, проклятие и благословение. Иногда даже о них говорят как о мужчине и женщине одновременно. Бессмертные показывают нам, что для любой вещи естественно иметь и хорошую сторону, и дурную: отдели одну от другой – и обе лишатся своего значения. В этом‑то и заключена сила Четверки.

– Другими словами, – с хитрой улыбкой заметил Микам, – если один становится жрецом, другой должен стать убийцей.

– Правильно. Так что когда я мошенничаю при поединке, это на самом деле проявление благочестия.

– А другие боги? – спросил Алек. – Аши, и Мор – владыка птиц, и Билайри?

– По большей части это духи, в которых верят на севере, и герои легенд,

– ответил Серегил, поднимаясь и принимаясь упаковывать свое имущество. – Билайри – просто привратник в мире душ: он присматривает, чтобы ни одна душа не прошла туда или обратно до времени, назначенного Создателем. Насколько мне известно, существовало всего одно божество, достаточно могущественное, чтобы бросить вызов Четверке, – темный бог зла.

– Сериамайус, хочешь ты сказать? – пробормотал Микам.

Серегил поспешно сделал знак, отвращающий чары.

– Тебе ведь известно, что произносить имя Пустого бога – плохая примета. Даже Нисандер не решается на это.

– Уж эти последователи Иллиора! – фыркнул Микам, подталкивая Алека локтем. – Они по самую макушку набиты суевериями. Стоит ли верить в россказни, которые распускали некроманты во времена Великой войны? Добрая сталь разделалась с ними, что бы они там ни болтали.

– Разделаться‑то разделалась, только не без изрядной помощи дризидов и волшебников, – ответил Серегил. – И понадобилось вмешательство ауренфэйе, чтобы положить войне конец.

– Но все‑таки, что это был за злой бог? – спросил Алек, чувствуя, как по спине бегут мурашки. – И откуда он взялся, если он не входит в Четверку?

Серегил проверил, хорошо ли увязана его сума.

– Говорят, пленимарцы научились почитать Пустого бога где‑то за морями. Его культ – гнусность, полная отвратительных обрядов. По слухам, это божество питается жизненной силой мира. Оно действительно дарует поразительное могущество своим адептам, но требует за это ужасную цену. Однако всегда находятся те, кто готов пойти на любой риск ради власти.

– И этот‑то Пустой бог и затеял Великую войну?

– К тому времени его культ уже давно существовал…

– Клянусь пламенем Сакора, Серегил, можно состариться, дожидаясь, пока ты сделаешь хоть маленький перерыв, стоит тебе начать разговоры разговаривать, – нетерпеливо перебил его Микам. – Нам предстоит проделать долгий путь, и нужно еще «добыть» лошадок.

Серегил ответил ему непристойным жестом, потом подошел к полке, где хранились припасы, и положил на нее несколько монет.

–Мы ничем не пополнили кладовую, но, думаю, сойдут и деньги. – Он заменил перо – знак Эризы – на завязанную узлами веревку.

Микам выудил из своего кошеля еловую шишку и тоже положил на полку.

– Нужно будет и тебе обзавестись собственным знаком, раз теперь ты знаешь это место, – сказал он Алеку. – Хорошие манеры требуют сообщать другим, что ты здесь побывал.

Алек взял комочек воска для тетивы и положил его рядом с веревкой и шишкой.

Микам одобрительно похлопал его по плечу. – Думаю, нет необходимости предупреждать тебя, чтобы ты держал язык за зубами насчет наших секретов.

Алек смущенно кивнул и повернулся, чтобы взять свои вещи, надеясь, что остальные не заметили, как он покраснел. Кто бы эти люди на самом деле ни были, приятно пользоваться их доверием.

Как только стемнело, Серегил, Микам и Алек двинулись к опушке и дальше

– вдоль границы возделанных земель, окружающих город. Следы на заснеженных полях могли их выдать, поэтому путники по возможности пробирались проселочными дорогами, с опасением глядя на каждую ферму, мимо которой проходили.

Серегил остановился на пригорке, с которого были видны городские огни; они постепенно гасли – время было позднее; прямо перед беглецами раскинулись строения зажиточной фермы.

– То, что нам нужно, – сказал он. – В доме темно, а конюшня выглядит впечатляюще.

– Ты сделал хороший выбор. – Микам жизнерадостно потер руки. – Это хозяйство Даблвейна, и кони у него самые лучшие в округе. Ты занимайся лошадками, а мы с Алеком позаботимся о сбруе.

– Ладно, – согласился Серегил. – Алек, теперь ты получишь урок конокрадства.

Они свернули с дороги на утоптанную землю перед загоном, почти не оставив следов. Но как раз когда до ворот конюшни оставалось несколько шагов, из темноты вынырнули две ощетинившиеся овчарки.

Серегил спокойно повернулся к собакам, что‑то тихо произнес и сделал левой рукой тот самый жест, который несколько дней назад укротил Свирепого – собаку слепого старика. Оба пса замерли на месте, потом подбежали к Серегилу и стали лизать его руки, виляя хвостами. Тот почесал им уши, что‑то ласково приговаривая.

Микам покачал головой.

– Чего бы я только ни отдал за умение проделывать этот трюк. У Серегила талант, почти как у дризида. Должно быть, это от его…

– Пошли, у нас мало времени! – нетерпеливо перебил его Серегил, и Алеку показалось, что он одновременно сделал Микаму предостерегающий знак, хотя юноша и не разглядел его как следует.

Ставни на окнах под крышей конюшни были закрыты, и Серегил решил, что можно рискнуть работать при свете. Микам неохотно разломил свой светящийся камень пополам и отдал половинку Серегилу. При свете остающейся половинки они с Алеком скоро нашли кладовку, где хранилась упряжь, и начали выносить из нее седла и уздечки.

Одновременно из теплой пахучей темноты стойла появился Серегил в сопровождении прыгающих вокруг собак, ведя трех лошадей с лоснящимися шкурами.

Под снова начавшимся снегопадом Серегил, Микам и Алек отвели своих скакунов подальше от фермы. Когда Серегил решил, что там уже не услышат стука копыт, они вскочили в седла и галопом помчались напрямик через поля, надеясь, что свежевыпавший снег скроет их следы.

К рассвету они были уже далеко – пересекли открытую холмистую местность, отделявшую Вольд от Фолсвейнского леса, и добрались до Стока, но не стали въезжать в город, свернув на дорогу, идущую через лес.

Снег толстым слоем лежал на дороге и на ветвях деревьев. Небо было затянуто густой пеленой серых туч.

Алек ехал позади Серегила и Микама, о чем‑то увлеченно разговаривавших. Глядя на их повернутые друг к другу лица, он размышлял о том, какой далекой кажется ему теперь его прошлая жизнь. Он и сам изменился – перестал быть тем простодушным охотником, каким был до встречи с Серегилом.

Он так погрузился в свои мысли, что не сразу осознал связь между резкой болью в левой ноге и стрелой, торчащей из бока его лошади как раз рядом со стременем. Конь взвизгнул, взвился на дыбы, сбросил Алека и помчался вперед по дороге.

Снег смягчил падение юноши. Ошарашенный, он ощупал ногу. Рана была ерундовой – просто царапина, – но неожиданность нападения на какой‑то момент лишила его способности соображать. Только когда он приподнялся, чтобы убедиться в том, что с луком ничего не случилось, до него дошел смысл происходящего: как будто время остановилось, а потом возобновило свой бег, и он услышал сердитое пение стрел в воздухе

– Алек, ложись! – донесся до него откуда‑то неподалеку голос Серегила.

Вцепившись в лук и колчан, Алек пополз на животе к ближайшей купе деревьев. Спрятавшись за толстым стволом он осторожно выглянул, с опозданием сообразив, что оказался по другую сторону дороги от Микама. Впереди, меньше чем в двухстах футах, выстроились четыре лучника, посылающих в его сторону дождь стрел. Еще несколько человек продирались между деревьями.

Лучники продолжали стрелять, и стрелы с гудением вонзались в деревья, за которыми прятался Алек, осыпая его срезанными ветками. Серегила нигде не было видно, и только третий след тянулся от дороги к деревьям – туда, где Алек заметил Микама. Оказавшись более или менее предоставлен самому себе, Алек сразу сообразил, что нужно делать.

Его сердце болезненно сжалось, когда он положил стрелу на тетиву и впервые в жизни прицелился в человека. Высокий лучник, стоящий на дороге, был прекрасной мишенью, но, как Алек ни старался, он не мог заставить свои руки не дрожать. В этот момент какая‑то лошадь отчаянно заржала, Алек от неожиданности спустил тетиву, и стрела ушла вверх. Мерин, на котором ехал Микам, рухнул на колени прямо перед Алеком со стрелой в горле, и тут же вторая стрела вонзилась ему в грудь; животное застонало и забилось в предсмертных судорогах.

– Эти подонки знают, что делают, – без лошадей нам от них не уйти! – крикнул Алеку Микам. – Надеюсь, у тебя еще остались стрелы? Я тут ничего не могу сделать.

Достав еще одну стрелу, Алек оттянул тетиву до уха и попробовал еще раз.

– О Дална! – простонал он, когда его рука снова дрогнула. – Даруй мне прежнее умение!

«Проклятие, он не сможет!» – в панике подумал Микам, глядя, как ходит из стороны в сторону лук в руках Алека. Но прежде чем он смог придумать, как бы ему перебраться через дорогу и помочь пареньку, на него из‑за деревьев напал головорез с мечом в руке. Поручив в душе Алека покровительству его богов, Микам повернулся, чтобы отразить атаку.

Микам имел привычку смотреть в глаза своему противнику во время боя; на этом покрытом шрамами смуглом лице не было страха. Их мечи, сталкиваясь, звенели в размеренном смертоносном ритме; каждый из сражающихся учитывал, какой ненадежной опорой является покрытая снегом земля, и старался спровоцировать другого на неверное движение. Неожиданно Микам заметил, как воин бросил быстрый взгляд налево. Он сразу отпрыгнул в сторону и обернулся ко второму, появившемуся сзади противнику, прежде чем тот успел замахнуться. Первый воин счел, что Микам потерял при этом равновесие, и сделал выпад; меч Микама тут же вонзился ему под ребра.

Микам рывком вытащил меч из тела убитого и, заметив краем глаза третьего нападающего, еле успел отразить удар. Выхватив левой рукой длинный кинжал, он отступил, выставив вперед оба клинка. Двое его оставшихся противников были моложе первого, не так уверены в себе, но дело свое они знали. Хищно улыбаясь, они держались далеко друг от Друга, затрудняя Микаму защиту от обоих одновременно. Один из них делал выпад и отражал ответный удар, а второй в это время пытался напасть с незащищенной стороны. Микам был слишком опытным бойцом, чтобы эта тактика сработала. Используя меч и кинжал, он не только парировал выпады, но и умудрялся атаковать сам.

Ранив одного из нападающих в руку, он учтиво сообщил:

– Будет только справедливо, если я скажу вам: мой кошелек слишком тощ, чтобы тратить столько усилий ради него. – Его противники быстро переглянулись, но ничего не ответили и решительно продолжали бой. – Что ж, как угодно.

Воин справа нанес сильный удар и ранил Микама в бок, заставив его пожалеть об оставленной в Вольде кольчуге. Отскочив, однако, нападающий поскользнулся на утоптанном снегу; Микам убил его прежде, чем тот сумел восстановить равновесие, и как раз повернулся к последнему противнику, когда резкий удар сзади заставил его упасть на колени. Микам опустил глаза и увидел окровавленный наконечник стрелы, торчащий из кожаного нагрудника как раз под правой рукой: вооруженные мечами бандиты не могли справиться с ним, но сумели заставить выйти на дорогу – под стрелы лучников.

«Так мне и надо за ротозейство», – сердито подумал Микам, ожидая смертельного удара. Но замахнувшийся мечом головорез вдруг опрокинулся назад; из его груди торчала оперенная красными перьями стрела.

Микам тут же спрятался за ствол и стал высматривать, что происходит на другой стороне дороги. Алек, опустившись на колени за трупом лошади, осыпал лучников дождем стрел. Двое из них были уже мертвы, а третий упал на глазах у Микама.

– Клянусь пламенем, – ошеломленно прошептал Микам. – Клянусь пламенем!..

Серегил скрылся в лесу, как только понял, что они попали в засаду. Сделав большой круг, он заметил троих бандитов, направлявшихся к Алеку, и притаился за упавшим деревом. Когда те миновали его, Серегил выскочил, напал на ближайшего к себе и убил его, рубанув сзади по шее. Второй как раз в этот момент обернулся и получил удар в горло.

К несчастью, третий головорез, высоченный мускулистый верзила с тяжелым мечом, имел достаточно времени, чтобы приготовиться к защите. Он подставил Серегилу свой клинок, когда тот атаковал его, и попытался обезоружить нападающего. Серегилу удалось не выпустить из руки эфес, но рука у него онемела от удара. Он даже подумал, не стоит ли ему скрыться в лесу, но снег был слишком глубок для таких пробежек. Отскочив, он бросил на противника оценивающий взгляд.

Тот ответил ему тем же и сделал презрительный жест в сторону тонкого клинка Серегила; плюнув в снег, верзила изо всех сил взмахнул мечом. Надеясь на удачу, Серегил вытащил кинжал, наклонился, так что клинок просвистел над его головой, и кинулся в ноги противнику, целясь в колено. Неожиданное нападение застало того врасплох, и Серегил успел вонзить кинжал ему в бедро. Взревев от боли, бандит опрокинулся на спину, сбив с ног и Серегила. и тут же навалился на него.

Оказавшись лицом в снегу под тяжелой тушей, Серегил начал задыхаться. Как он ни боролся, освободиться ему не удавалось. Потом верзила приподнялся, и холодные мозолистые пальцы сомкнулись на шее Серегила, встряхнув его, как крысу. Напрягая всю свою волю, Серегил сумел согнуть ногу так, чтобы дотянуться до стилета в голенище сапога. Перед его глазами плясали огненные круги, но пальцы сомкнулись на рукоятке, и он из последних сил вонзил клинок в грудь противника.

Верзила изумленно вскрикнул и рухнул на землю, придавив Серегила. Судорожно глотая воздух, тот отпихнул тело и, шатаясь, поднялся на ноги.

– Сегодня Иллиор милостив ко мне, – выдохнул он и наклонился удостовериться, что бандит мертв.

Серегилу показалось, что над ним прожужжала сердитая пчела, и он распластался по земле, вытаскивая стилет, застрявший в груди убитого врага Но из‑за деревьев показался Алек со стрелой на тетиве лука. Левая нога юноши была окровавлена, и он был бледен. Следом за ним шел Микам, прижимая к боку запятнанную кровью тряпку.

– Оглянись, – кивнул он Серегилу на что‑то позади него.

Обернувшись, Серегил увидел еще одного бандита: тот лежал в снегу, и от Серегила его отделяло всего четыре фута; из горла мертвеца торчала оперенная красным стрела.

– Ну, – ловя воздух ртом, прошептал Серегил и поднялся на ноги, отряхивая снег, – думаю, ты рассчитался со мной за покупку лука.

– Клянусь Сакором. этот малец умеет стрелять! – широко улыбнулся Микам.

– Я его должник: там у дороги он меня спас, а потом уложил еще двоих, как будто стрелял в мишень! Я видел только одного оставшегося в живых бандита – он удрал в чащу. когда Алек подошел помочь мне.

– Проклятие! – пробормотал Серегил, поднимая с земли свою рапиру и принимаясь обыскивать лежащих вокруг мертвецов. – Алек, собери свои стрелы.

Юноша приблизился к одному из убитых и осторожно потянул за древко; голова мертвеца повернулась, широко раскрытые глаза, казалось, уставились на убийцу. Алек, дрожа, попятился, потом тщательно стер со стрелы кровь, прежде чем опустить ее в колчан.

Серегил, Микам и Алек вернулись на дорогу и стащили всех убитых бандитов в одну кучу. Алек выдернул стрелу из тела того, кого убил первым, но прежде, чем он успел обтереть ее о снег, вмешался Микам.

– Это твоя первая жертва, верно? – спросил он.

– Микам, такое не для него, – остановил его Серегил, догадавшийся, что задумал его друг.

– Все нужно делать как положено, – невозмутимо ответил Микам. – Помнишь, я и тебя заставил? Ты сам должен бы предложить это парню.

– Нет уж, это твое дело, – вздохнул Серегил, устало прислоняясь к стволу дерева. – Ладно, давай. Только поскорее.

– Иди сюда, Алек. Встань ко мне лицом. – Ставший необычно серьезным Микам поднял окровавленную стрелу. – Этот ритуал служит двум целям. По старому солдатскому поверью, если ты выпьешь крови первого убитого тобой, души тех, кого ты еще когда– нибудь убьешь, не будут тебя преследовать. Открой рот.

Алек бросил на Серегила вопросительный взгляд, но тот только пожал плечами и отвернулся. Подчиняясь команде Микама, Алек открыл рот. Воин коснулся острием стрелы его языка. Серегил заметил, как скривился Алек, и вспомнил соленый металлический вкус во рту, когда, годы назад, Микам проделал то же с ним. Его затошнило.

.Микам похлопал юношу по плечу:

– Я вижу, тебе это не доставило удовольствия, но ведь и убивать этих головорезов тоже было не так уж приятно. Ты только помни: ты защищал себя и своих друзей – а это благородное дело, единственное достойное оправдание убийства. Вот и вторая цель ритуала: пусть убивать тебе всегда будет так же противно, как противен был вкус крови. Ты понял?

Алек взглянул на дымящиеся алые пятна, расплывающиеся на снегу там, где лежали тела, и кивнул:

– Я понял.