Глава 10. Бремя правды

Саризин сменился достином, зима все сильнее стискивала в своих объятиях город. С гор сползали тучи, и сущие снегопады, а с моря им на смену приходили холодные дожди, превращая снег в грязное месиво под ногами, скользкое и предательское. Дым из тысяч труб мешался с туманом, который постоянно висел серой пеленой над самыми крышами.

Приготовления к войне продолжались, сопровождаемые слухами и тревогами. На скаланских купцов начали нападать в Майсене, их склады грабили или сжигали. Команды пленимарских вербовщиков, как говорили, добирались уже до таких западных портов, как Исил. До Римини дошли сведения, что на верфях Пленимара строится больше сотни новых кораблей.

Крупных столкновений до весны не ожидалось, но войска, сосредоточенные в Римини, всем бросались в глаза: они ремонтировали укрепления и проводили учения за городскими стенами. Серегил и Алек часто ездили смотреть на маневры царской гвардии, но их друзья обычно были слишком заняты, чтобы позволить себе что‑то большее, чем поспешное приветствие.

В Макаре под бдительным оком капитана Раля заканчивалось снаряжение корабля. Как и предвидел Серегил, убедившись в том, что ему можно доверять, Раль стал заботиться об интересах своего тайного партнера, как о своих собственных.

До спуска корабля на воду оставалось еще не меньше двух месяцев, но по приказанию, Раля Скайвейк и Нитлс уже прочесывали порты по всему побережью, набирая команду. Единственное, что Раль хранил в тайне, было имя корабля. Когда Алек спросил его об этом, тот только подмигнул и ответил, что называть имя судна, пока оно еще не спущено на воду, плохая примета.

Хотя происходящее вокруг не оставляло его равнодушным, Алек в эти зимние месяцы был доволен жизнью. Он постепенно привык к роли благородного отпрыска знатного рода и утратил стеснительность в присутствии знати. Но счастливее всего он бывал, оттачивая свое тайное искусство:

выполняя вместе с Серегилом поручения, поступающие для Кота из Римини, или занимаясь работой наблюдателя.

Он также научился ценить удобства, предоставляемые домом на улице Колеса. В своей прежней жизни, скитаясь с отцом по северным лесам, он знал: зима – это время тягот, утомительных обходов капканов, неуютных ночлегов в охотничьих избушках, безлюдной тишины заснеженного леса.

Здесь же зимний холод и сырость отступали перед огнем постоянно топящихся каминов, полы устилали толстые ковры, о еде и вине можно было не заботиться. Даже горячая ванна, прелести которой он наконец оценил, была к его услугам в любой час – в специально отведенной для этого комнате на первом этаже. Потом, по прошествии времени, самыми его приятными воспоминаниями об этих днях стали воспоминания о часах, проведенных с Серегилом ненастными вечерами у жаркого огня, когда холодный дождь стучится в ставни.

Жизнь вместе с Серегилом казалась ему волшебной; жизнерадостность и лукавый юмор старшего друга скрашивали бесконечную череду уроков. Чем больше Алек узнавал, тем больше он находил в себе сходства с человеком, который годами страдал от жажды, не осознавая этого, и обнаружил, как хочет пить, только припав к источнику В свою очередь, Алек пытался учить Серегила стрелять из лука и упрямо отказывался признать полную безнадежность этой затеи.

Однажды в ненастный день Серегил нашел Алека в библиотеке; юноша, хмурясь, оглядывал книги на полках.

– Ты ищешь что‑нибудь конкретное?

– Что‑нибудь по истории, – ответил Алек, вынимая толстый том. – Вчера вечером в салоне благородного Каллиена кто‑то сказал, что будущая война не уступит Великой Войне. Вот я и заинтересовался, на что та была похожа. Ты мне кое‑что рассказывал, но я подумал, что почитать про те времена будет интересно. У тебя найдется что‑нибудь?

– Здесь нет, а вот в библиотеке Орески об этом есть множество трудов, – ответил Серегил, радуясь в душе этому проявлению интереса: Алек обычно предпочитал более подвижные занятия. – Можем поехать туда, если хочешь, заодно повидаемся с Нисандером. Давно от него ничего не слышно.

Мокрый снег налипал на плащи всадников по дороге из квартала знати к Дому Орески, но как только они оказались в зачарованных садах, сменился теплым ласковым дождиком. Подставив лицо струям, Серегил подумал: не надоедает ли живущим здесь волшебникам это вечное лето?

Оказавшись на площадке второго этажа по дороге в башню Нисандера, Алек толкнул Серегила локтем и показал вниз.

Серегил проследил за его взглядом и увидел Теро и Илинестру, пересекающих атриум, держась за руки. В этот момент Теро откинул голову и весело расхохотался.

– Теро смеется! – в изумлении прошептал Серегил. Алек смотрел вслед паре, пока она не скрылась в одном из коридоров.

– Как ты думаешь, он в нее влюблен?

– Наверное, бедный глупец. А может быть, она его приворожила.

Серегил хотел пошутить над Теро, но Алек так отчаянно покраснел, что Серегил пожалел о своих словах Юноша никогда не говорил о своем собственном бурном свидании с колдуньей и никогда не проявлял ревности, узнавая о ее многочисленных приключениях, но явно оставался чувствительным ко всем упоминаниям о случившемся тогда На стук в дверь вышла Магиана К ее седой косе пристали листья ивы, а подбородок был испачкан землей.

– Привет вам! – воскликнула она, впуская их в башню. – Я только что выкопала в саду превосходный фиалковый корень и принесла Нисандеру, а его здесь и нет Ветис говорит, что он снова отправился к Лейтеусу‑и– Маринису.

– Астрологу? – вопросительно поднял бровь Серегил.

– Да. Нисандер проводит с ним много времени последние недели По– видимому, предстоит соединение планет, которым оба они интересуются. У меня варится зелье, так что я не могу задерживаться, а вы входите и подождите его.

– Нет, у нас есть еще дела Может быть, мы увидимся с Нисандером позднее

– Понятно. – Магиана помедлила, всматриваясь в лицо Серегила так, что тот забеспокоился. – Вы ведь не встречались с ним в последнее время, верно?

– Уже больше недели, – ответил Алек. – Мы были основательно заняты. – В выражении глаз старой волшебницы промелькнуло что‑то, очень похожее на беспокойство, хотя она и старалась скрыть это. – Что‑нибудь случилось?

Магиана вздохнула:

– Не знаю. Только он внезапно стал совершенно изнуренным… Я уже много лет не видела его таким усталым. Он не желает об этом говорить, конечно, вот я и подумала, не знаете ли чего‑нибудь вы

– Нет, – ответил Серегил – Как и сказал Алек, мы почти не видели его после празднества Сакора, кроме как мельком и по делу Может быть, его утомляют эти его наблюдения вместе с Лейтеусом Ты же знаешь, Нисандер не щадит себя, когда чем‑то занят

– Наверное. – ответила Магиана, хотя в голосе ее попрежнему звучало сомнение – Пожалуйста, заглядывайте к нему, когда только сможете – Она снова поколебалась – Вы ведь не сердитесь за что‑то друг на друга?

Серегилу внезапно явилось воспоминание о той ночи, когда они вместе расшифровывали палимпсест Нисандер тогда внезапно посмотрел на него, как на чужого человека, и предупредил «Если ты проговоришься хоть о чем– нибудь из того, что я сейчас тебе скажу, мне придется убить вас всех»

Он прогнал воспоминание прежде, чем оно смогло отразиться у него на лице

– Нет, конечно За что мне на него сердиться?

Выйдя из башни Нисандера, Алек следом за Серегилом спустился по лабиринту лестниц и коридоров на первый этаж

– Библиотека Дома Орески на самом деле разбросана по всему зданию, – объяснял Серегил на ходу – Залы, подвалы, кладовки, забытые шкафы Талония уже столетие является библиотекарем, но я сомневаюсь, что даже она знает, где что находится Некоторые книги общедоступны, другие хранятся под замком

– Почему? Они такие драгоценные? – спросил Алек, вспоминая о тех великолепно украшенных свитках, которые давал ему читать Нисандер

– Все книги драгоценны. Но некоторые еще и опасны.

– Книги заклинаний, имеешь ты в виду?

Серегил усмехнулся

– Эти, конечно, тоже, но я думал о тех, что содержат определенные идеи Они могут быть опаснее любой магии Пройдя по атриуму, Серегил распахнул тяжелую дверь музея Они не были здесь после единственного посещения во время болезни Серегила Проходя мимо витрины, где хранились руки дирмагноса, Тикари Меграеша, Алек помедлил, не в силах удержаться от любопытного взгляда, несмотря на все свое отвращение Вспомнив шутку, которую сыграл с ним Серегил в прошлый раз, юноша постарался теперь не спускать с друга глаз Иссохшие пальцы были неподвижны, но на дубовых досках, к которым они были прикованы, острые ногти оставили свежие царапины

– Они кажутся сейчас тихими – начал Алек, но тут же одна из кистей судорожно сжалась – Потроха Билайри, до чего же я ненавижу все это, – Юноша поежился и поспешно отодвинулся от витрины – Почему они снова задвигались? Разве не считается, что руки, да и другие части тела, должны умирать?

– Да – Серегил взглянул на бесплотные руки и озадаченно нахмурился – Да, должны Алек следом за Серегилом вышел через еще одну тяжелую дверь в конце зала, спустился по двум маршам лестницы и оказался в коридорах, тянущихся под зданием во все стороны

– Нам сюда, – сказал Серегил, останавливаясь перед незаметной дверью в одном из них. – Подожди здесь, я пойду найду смотрителя, чтобы он нас впустил Алек прислонился к двери и огляделся Стены и пол были сделаны из каменных плит, точно пригнанных одна к другой На крюках по стенам висели изукрашенные лампы, дающие достаточно света, чтобы коридор был виден из конца в конец Алек как раз гадал, кто заправляет маслом все эти светильники, когда вернулся Серегил, ведя сгорбленного старичка.

Смотритель отпер дверь огромным железным ключом и вручил Алеку кожаный мешочек. В нем оказалось полдюжины крупных светящихся камней.

– Огонь зажигать нельзя, – предупредил старик, прежде чем с кряхтеньем вернуться к своим делам. – Когда закончите, просто оставьте камни у двери.

Алек и Серегил оказались в просторном зале, тесно заставленном полками с книгами и свитками.

Алек вынул из мешочка один из светящихся камней, огляделся и застонал:

– Чтобы найти здесь то, что нужно, потребуются часы!

– Тут все очень упорядочено и снабжено указателями, – заверил его Серегил, показывая на маленькие карточки, тут и там прикрепленные к полкам На каждой карточке выцветшими чернилами было написано несколько слов, излагавших содержание раздела «История Великой Войны» занимала несколько полок в глубине зала. Судя по непотревоженной пыли на большинстве томов, последнее время мало кто интересовался этим предметом.

Серегил неодобрительно пощелкал языком.

– Людям следовало бы извлекать больше пользы из исторических трудов. Прошлое всегда определяет будущее:

любой ауренфэйе хорошо знает это.

Алек растерянно смотрел на тесно уставленные полки.

– Да помилует меня Создатель, я же не смогу прочесть все это!

– Конечно, нет, – ответил Серегил, взбираясь на лесенку и исследуя содержимое верхней полки – Половина из них даже не на твоем языке, а большинство остальных невыносимо скучны Но все же найдется одна‑две книги, которые можно читать, если я только вспомню, где их искать. Поройся‑ка пока там внизу; выбирай те, что меньше двух дюймов толщиной.

Если в расположении книг и была какая‑то система, Алек не сумел ее уловить. Книги на скаланском стояли рядом с трудами на ауренфэйском и полудюжине совершенно неизвестных юноше языков.

Серегил же явно чувствовал себя здесь как дома. Алек смотрел, как тот деловито переходит от полки к полке со своей лесенкой, бормоча что‑то себе под нос, и радостно улыбается, когда ему попадаются старые знакомые.

Алек успел отобрать полдюжины достаточно тонких томов, когда его внимание привлек изукрашенный переплет объемистой книги Он подумал, что в ней могут оказаться иллюстрации, и потянул ее с полки На свое несчастье, тем самым он нарушил равновесие соседних томов, и содержимое всей полки посыпалось на пол к его ногам.

– Ух, как здорово! – раздался насмешливый голос Серегила откуда‑то из глубины зала.

Алек с безнадежным вздохом отложил отобранные книги и принялся восстанавливать порядок. Ведь он не так уж и интересовался историей войн; простой вопрос, заданный Серегилу, повлек за собой больше сложностей, чем дело того стоило. Однако, ставя на место стопку книг, Алек заметил, что из‑за других, не упавших, что‑то торчит. Он с любопытством вытащил это что‑то: тонкую книжечку в простом переплете, перехваченном петлей с замочком. Привлеченный ее размером, Алек попытался открыть книгу, но замок не поддался.

– Как дела? – поинтересовался Серегил, подходя к Алеку с книгой под мышкой.

– Я нашел вот это позади остальных. Должно быть, оно туда завалилось – Присмотревшись внимательнее, Алек, однако, обнаружил, что держит что– то вроде футляра, а не книгу. На нем не было никакой надписи, которая говорила бы о том, что внутри. – Я не могу его открыть.

Алек еще раз потеребил замок, потом протянул находку Серегилу.

Тот осмотрел замок и вернул футляр Алеку.

– Дело не в замке: запор проржавел насквозь, ржавчина и держит. Должно быть, никто не открывал футляр много лет. Да может быть, там и нет ничего особенно интересного. – Он улыбнулся своей заговорщицкой улыбкой, которую Алек так хорошо знал.

– Как, в таком месте? – изумленно прошептал юноша. Серегил прислонился к полкам и беззаботно пожал плечами.

– И ведь в теперешнем состоянии от твоей находки никому никакой пользы.

Бросив вокруг быстрый виноватый взгляд, чтобы убедиться: смотрителя поблизости нет, – Алек вытащил из‑за голенища сапога свой кинжал с черной ручкой и поддел им петлю. Острое как бритва лезвие легко разрезало кожу. Спрятав кинжал, Алек осторожно открыл футляр и вынул из него пачку листов пергамента. Они были сильно запятнаны и обуглились снизу; некоторые страницы сгорели почти наполовину. Листы были густо исписаны мелким почерком с обеих сторон.

– Аура Элустри! – Взволнованно улыбаясь, Серегил взял первый из них. – Это написано по‑ауренфэйски. Похоже на какой‑то дневник… – Он прочел несколько строк. – И тут определенно идет речь о войне.

– Пергамент ветхий, и я почти ничего не разбираю, – сказал Алек. – К тому же мой ауренфэйский не на такой уж высоте…

– Кому угодно будет трудно это прочесть. – Серегил, прищурившись, еще какое‑то время изучал густо исписанный лист, потом закрыл рукопись и сунул ее под мышку вместе с выбранной им книгой. Просмотрев отобранные Алеком книги, он отверг все, кроме двух, и начал торопить юношу: Серегилу явно не терпелось взяться за обнаруженный дневник.

Вернувшись на улицу Колеса, они поднялись в спальню Серегила, запасшись вином и фруктами. Когда огонь в камине разгорелся и лампы были зажжены, чтобы разогнать ранние зимние сумерки, Алек и Серегил устроились на ковре перед камином и начали изучать обнаруженные листы.

Серегил пристально присмотрелся к одной из страниц.

– Знаешь, что это такое? – воскликнул он с радостной улыбкой. – Тут части дневника, который вел во время Великой Войны солдат‑ауренфэйе. Алек, это же свидетельство очевидца событий шестисотлетней давности! Только подумать, что скажет о такой находке Нисандер! Держу пари, никто даже не знал, что дневник там лежит, иначе он оказался бы в другом хранилище.

Страницы кое‑где оказались перемешаны, и потребовались значительные усилия, чтобы разложить их по порядку. Переводить с ауренфэйского на скаланский особенной трудности не представляло, не то что читать мелкий и местами смазанный почерк. Серегил наконец нашел самую раннюю запись в дневнике и, устроившись в гнезде из подушек, начал читать вслух.

Скоро выяснилось, что автор дневника – молодой лучник, входивший в отряд добровольцев, которым командовал один из вельмож. Записи он делал добросовестно, но содержали они в основном описания мелких стычек и сожаления о погибших товарищах. Солдат‑ауренфэйе своих противников– пленимарцев ненавидел и изображал гнусными и жестокими, хотя описания пыток, которым те подвергали пленников, были, к счастью, немногословными.

Первая часть записей заканчивалась подробным рассказом о том, как солдат впервые увидел царицу Герилейн. Он назвал ее «некрасивой девушкой в доспехах», но очень хвалил ее полководческие таланты. Хотя сам он, похоже, говорил только по‑ауренфэйски, солдат привел выдержки из речи царицы перед Третьей битвой у Кротовой Норы, которую кто‑то ему перевел. Скаланские солдаты были описаны с восхищением: «Они яростны и полны огня».

Растянувшись на ковре и следя за танцующими на потолке тенями, Алек позволил своему воображению рисовать картины сражений. Когда Серегил читал о Герилейн, первой царице‑воительнице, он представил себе на ее месте Клиа, хотя некрасивой ее никак нельзя было назвать.

Вторая часть дневника была написана в Майсене во время летней кампании, когда к отряду лучников присоединилось несколько ауренфэйских волшебников. Затем шла интригующая запись о «некромантах в рядах противника», но на этом страница обрывалась.

Бормоча что‑то себе под нос, Серегил стал перебирать немногие остающиеся листы.

– Ах, вот оно где. Часть записи этого дня сгорела, но дальше следует: «И наши волшебники вышли вперед, встали перед всадниками. Скаланский капитан, который столкнулся с этими пленимарцами двумя днями раньше, все еще не в состоянии говорить о них, не бледнея и не дрожа. Бритиэль‑и– Кор перевел нам его рассказ о мертвецах, встающих с земли, чтобы сражаться с живыми.

– Совсем как в легендах, – пробормотал Алек, забыв на мгновение, что это отчет о реальных событиях, а не баллада в исполнении барда.

– «Мы теперь уже слышим такие рассказы слишком часто, чтобы называть капитана безумным, – читал дальше Серегил. – Скаланский капитан утверждает, что у пленимарцев есть ужасный бог. Приходилось слышать, как раненые враги взывают к Ватарне; теперь выясняется, что так они называют бога, истинное имя которого не осмеливаются произнести. Скаланцы, тоже не произносят его; вместо этого они с великой ненавистью говорят о Пожирателе…» Голос Серегила прервался.

– Пожирателе Смерти, – закончил за него Алек, поднимаясь на ноги. – Там это написано, не так ли? Совсем как в пророчестве в храме Сакора. Нужно найти Нисандера. Пожиратель Смерти, должно быть, тот самый бог смерти, приносящий несчастья, Сериа…

Серегил кинулся к нему, разроняв листы, и зажал рукой рот юноши.

– Не смей! – прошипел он, побледнев как мел. Алек замер и с тревогой посмотрел на него. Серегил судорожно вздохнул и стиснул плечо юноши.

– Прости меня. Я не хотел тебя пугать.

– Что случилось?

– Помолчи минутку. Мне нужно подумать.

Серегилу показалось, что перед ним неожиданно разверзлась темная бездна.

Сериамайус.

«…Если ты проговоришься хоть о чем‑нибудь из того, что я собираюсь тебе сообщить, мне придется убить вас всех…»

«…Пой вместе с нами, пой гимн Прекрасному, гимн Пожирателю Смерти…»

На какую‑то секунду единственным, в чем сохранялся хоть какой‑то смысл, Серегилу показалось прикосновение к надежному плечу Алека, мягкое касание его волос.

Воспоминания толпились у него в мозгу, наступая друг другу на пятки, угрожая сложиться в ту самую ужасную картину, которой он не хотел видеть.

Палимпсест, в котором говорилось о «Прекрасном» и который привел Серегила к короне, окруженной мертвецами. Ужасная находка Микама в топях. Истлевший кожаный мешочек, сожженный Нисандером. И медальон, обманчиво простой деревянный диск. который едва не убил Серегила безумием и кошмарами

– снами о безжизненной пустыне и золотом существе, обнимающем его и требующем свой голубой глаз – глаз, который подмигивал из кровавой раны над сердцем Серегила. Пение… сначала в той безжизненной пустыне, потом в пещере, скрытой в глубинах гор, пение, звучавшее, пока его кровь капала и капала на лед. Угроза Нисандера – или это было предостережение?

– Серегил, мне больно.

Тихий напряженный голос Алека вернул Серегила к действительности: рука его стискивала плечо юноши. Серегил поспешно разжал пальцы и отступил на шаг.

Алек коснулся руки Серегила холодными пальцами.

– Что случилось? Ты выглядишь так, словно увидел призрак самого себя.

Ужасная боль пронзила сердце Серегила, стоило ему заглянуть в эти синие глаза.

«…Если ты проговоришься хоть о чем‑нибудь…»

Будь ты проклят, Нисандер!

– Я ничего не могу сказать тебе, тали, потому что мне пришлось бы лгать, – с отчаянием проговорил Серегил. – Я собираюсь кое‑что сейчас сделать, а ты, пожалуйста, следи и ничего не говори.

Взяв последнюю страницу рукописи, Серегил скомкал ее и кинул в огонь.

Алек покачивался на каблуках, молча и озадаченно глядя, как пергамент расцвел огненным цветком. Когда он сгорел, Серегил перемешал золу кочергой.

– Но как насчет Нисандера? – спросил Алек. – Что ты ему скажешь?

– Ничего, и ты тоже ничего ему не расскажешь.

– Но…

– Это не предательство по отношению к нему. – Серегил обнял юношу за плечи, на этот раз ласково, и повернул так, что лица их почти соприкоснулись. – Даю тебе слово. Я думаю, он уже знает то, что мы только что обнаружили, но он не должен заподозрить, что это и тебе известно. Так будет до тех пор, пока я не скажу тебе, что говорить об этом безопасно. Ты понял?

– Опять секреты, – с озабоченным и недовольным видом пробормотал Алек.

– Да, опять секреты. Я хочу, чтобы ты мне верил, Алек. Могу я рассчитывать на твое доверие?

Алек долго смотрел в огонь, потом снова взглянул в глаза Серегилу и ответил на неуверенном ауренфэйском:

– Рей форил тос токун ме бритир. ври шруит я. «Ударь меня ножом в глаз, я не поморщусь». Торжественная клятва, та самая, что не так давно дал ему Серегил. Серегил облегченно рассмеялся:

– Благодарю тебя. Если не возражаешь, я хотел бы отдохнуть. А пока почему бы тебе не заняться остальными книгами, которые мы нашли?

Алек, не говоря ни слова, двинулся к двери, но помедлил, прежде чем уйти, и оглянулся на сидящего у огня Серегила.

– Что значит «тали»? Это ауренфэйское слово?

– Тали? – На лице Серегила появилась прежняя кривая улыбка. – Да, это ауренфэйское слово, выражающее привязанность, довольно старомодное. Его можно перевести как «любимый». Где это ты его услышал?

– Я думал… – Алек озадаченно посмотрел на Серегила, потом покачал головой. – Не помню, наверное, в каком‑нибудь салоне. Спи сладко, Серегил.

– И ты тоже.

Когда Алек ушел, Серегил встал у окна и прислонился лбом к холодному стеклу; он долго смотрел на темный сад.

«Камень внутри льда. Секрет в секрете. Безмолвие внутри еще большего безмолвия».

За все то время, что он знал Нисандера, он никогда еще не ощущал такого расстояния между ними. И никогда не чувствовал себя таким одиноким.

Прошло несколько дней, прежде чем Алек понял, что никаких разговоров о найденном дневнике больше не будет. Несмотря на данную клятву, это его беспокоило. То. что они что‑то скрыли от волшебника, казалось, создало маленькую холодную пропасть в отношениях, которые до того были безупречно теплыми и доверительными. Впервые за многие месяцы Алек снова задался вопросом: кому предан Серегил?

Как ни старался юноша прогнать эти мысли, они терзали его до тех пор, пока однажды, прогуливаясь с Серегилом вечером по городу, он не выдержал.

Алек опасался, что Серегил переменит тему или будет недоволен, но, казалось, тот ожидал вопроса.

– Преданность, а? Это нелегкая проблема для любого думающего человека. Если ты хочешь знать, по‑прежнему ли я предан Нисандеру, то ответ будет «да»

– до тех пор, пока я уверен в его честности по отношению ко мне. То же относится к любому из моих друзей.

– Но ты разве сомневаешься в его честности? – настаивал Алек.

– Не сомневаюсь, хотя в последнее время это не так легко мне дается. Ты слишком сообразителен, чтобы не заметить: между ним и мной остается много недосказанного. Я очень стараюсь быть терпеливым, и ты тоже должен проявить терпение. Но может быть, на самом деле проблема не в этом. Не теряешь ли ты доверие ко мне?

– Нет! – поспешно ответил Алек; произнеся это слово, он понял, что все так и есть на самом деле. – Я просто пытаюсь понять.

– Что ж, как я говорил, преданность – вещь непростая. Например, что ты скажешь: преданы ли‑ты, я и Нисандер царице Идрилейн и намерены ли действовать в интересах Скалы?

– Я всегда считал, что это именно так.

– Но что, если царица прикажет, ради блага государства, расправиться с Микамом? Кому я должен буду проявить верность: ей или ему?

– Микаму. – ответил Алек не колеблясь.

– Но что, если Микам предал Скалу, а мы ничего об этом не знаем? Что тогда?

– Это просто смешно! – фыркнул Алек. – Он никогда не сделает ничего подобного.

– Иногда люди способны удивить, Алек. Может быть, он сделал бы это из преданности кому‑то еще, например, своей семье. Тогда он останется верен жене и дочерям, но предаст царицу. Что перевешивает?

– Семья, – ответил Алек, хотя и понял, что запутался.

– Безусловно. Всякий должен ставить интересы семьи превыше всего. Но что, если его вполне таким образом оправданное предательство будет стоить жизни многим сотням других семей? И что, если среди погибших окажутся наши друзья – Миррини, Силла, Теро… Ну, может быть, не Теро…

– Не знаю. – Алек с неловкостью пожал плечами. – Я не смогу решить, не зная подробностей. Думаю, я должен был бы остаться верен ему, пока все не выяснится. Может случиться ведь и так, что у него не окажется выбора.

Серегил строго погрозил ему пальцем.

– Выбор есть всегда. Никогда не думай, будто у тебя нет выбора. Что бы ты ни сделал, это твое решение и твоя ответственность. Это тот самый случай, когда понятие «честь» перестает быть пустым словом.

– Ну что ж, я все равно считаю, что сначала должен узнать, почему он так поступил, – упрямо ответил Алек.

– Это хорошо. Но предположим, ты узнаешь, что, несмотря на всю его доброту к тебе, он все‑таки совершил предательство. Станешь ли ты тогда преследовать его и убьешь ли, как того требует закон?

– Как я смогу!

– Это было бы трудно Нельзя сбрасывать со счета доброту в прошлом Но предположи такое тебе точно известно, что его поймает кто‑то другой – царские стражники, например – и что его ждет медленная и мучительная смерть. Тогда не состоит ли твой долг как его друга и человека чести в том, чтобы даровать ему быстрый милосердный конец? Если смотреть на вещи с этой точки зрения, то, пожалуй, убийство Микама Кавиша было бы наивысшим проявлением дружбы.

Алек смотрел на Серегила, вытаращив глаза и открыв рот.

– Как, черт возьми, мы договорились до того, что я должен убить Микама Кавиша? Серегил пожал плечами:

– Ты спросил насчет преданности. Я ведь сразу сказал тебе, что это нелегкая задача.