Скользкий юмор об онанизме

Я положил золотую ручку:

– Видите ли, профессор, вот что поразило меня больше всего: ведь действительно можно бросать, как девчонка.

Она слегка нахмурилась:

– Полагаю, да.

– Разве не в этом проблема? – продолжал я. – Люди смотрят на научные результаты и выводят из них какую‑то подозрительную чепуху.

Она кивнула, оживившись впервые за время нашего общения.

– Удивительно, как часто научные результаты неправильно интерпретируют или даже намеренно преувеличивают те, у кого есть определенный политический интерес.

– Как вы думаете, почему?

– Мало кто из журналистов действительно разбирается в том, о чем им рассказывают так называемые специалисты, поэтому они пишут статьи без какого бы то ни было критического анализа.

– Понимаю, – с энтузиазмом откликнулся я. – Из вашего исследования я легко могу раскрутить тему о мастурбации.

Она вновь нахмурилась и поерзала на стуле.

– Прошу прощения?

– Можно сказать, что, согласно исследованиям, мастурбация и есть тайна мужского превосходства.

– Что?

– По вашим сведениям, мальчики мастурбируют чаще девочек, из чего можно сделать вывод, что мастурбация приводит к положительному отношению к телу, лучшим пространственным способностям, большей физической активности, лучшему здоровью, умелому обращению с компьютером вследствие поиска порнографии в Интернете, увеличению силы захвата и, что самое главное, к способности дальше и сильнее бросать мяч, поскольку их руки окрепли от мастурбации.

Теперь она выглядела по‑настоящему встревоженной.

– Для чего вы здесь, мистер…

– Латта, – ответил я, подумав, что немного переоценил ее чувство юмора. – Найджел Латта. – Инстинкт подсказывал, что пришло время дать задний ход. – В результате вашего открытия стало ясно, что лучшие исследования убедительно доказывают: между мужчинами и женщинами гораздо больше сходств, чем различий. Это не значит, что мужчины и женщины одинаковы. Отличия существуют, и некоторые из них важны, но все‑таки у нас гораздо больше общих качеств и способностей.

Она вновь казалась сбитой с толку.

Я продолжал:

– В чем, по‑вашему, опасность переоценки гендерной разницы? Все эти Марсы и Венеры, наше отношение к мужчинам и женщинам, словно они с разных планет…

– Не понимаю, что вы имеете в виду, – сказала она.

Для умной женщины она не слишком хорошо разбиралась в собственной теории, и это меня удивило. Я решил вежливо напомнить ей кое‑какие детали.

– Думаю, преувеличенные стереотипы ведут к убеждению, будто бы женщины всегда проявляют большую заботу, чем мужчины. Представьте, как это может повлиять на отца своего первого ребенка, который вдруг узнаёт, что не может быть таким же заботливым, как его супруга. И для женщины в этом тоже нет ничего хорошего, поскольку, если она выходит за рамки стереотипа, ее обязательно стараются поставить на место. Если женщина‑лидер нарушит традиционные нормы заботливости, может пострадать ее рейтинг. Но в противном случае её будут рассматривать как холодного деспота.

– Хоть это и не моя область, – сказала она, – полагаю, если взять популярное убеждение, что мальчики лучше разбираются в математике, как быть девочке, у которой есть природная склонность к точным наукам? Возможно, родители не будут ждать от нее слишком многого? Или учителя не обратят внимание на ее врожденные способности, из‑за чего она не получит той поддержки, которую может получить мальчик? Да и мальчиков это тоже касается. Если, к примеру, им постоянно твердить, что они хуже читают или плохо понимают чувства других людей, как это может на них отразиться? Если родители считают, что их сын не способен быть таким же эмоциональным, как дочь, они могут занижать его способности к состраданию. Остается лишь предполагать, каковы окажутся последствия.

Я понимающе кивнул.

– Все верно, профессор Хайд.

Она вновь нахмурилась.

– Извините?

– Я сказал: все верно, профессор Хайд.

– Профессор кто?

– Хайд. Вы ведь профессор Дженет Хайд, верно?

Она покачала головой.

– Нет. Я доктор Лесли Грэм, микробиолог.

– А что вы делаете в кабинете профессора Хайд?

Она скривилась.

– Я в своем кабинете.

– На факультете психологии?

Она указала на здание, расположенное прямо через улицу.

– Вот факультет психологии.

– Черт, – сказал я, вынимая аккуратно сложенную карту университета. – Как же я так ошибся?

– Вам надо было спросить дорогу, – ответила доктор Грэм.

– В этом не было необходимости. У меня есть карта.

– Если бы вы спросили, где здание факультета психологии, то не заблудились бы.

– Я не заблудился, я знаю, где нахожусь.

– Это потому, что я вам сказала. Если вы вновь потеряетесь, спросите дорогу, ладно?

– Мне не надо никого спрашивать, потому что я не потерялся. К тому же у меня есть карта.

К счастью, в эту секунду в дверь постучали, и мы как по команде обернулись. Высокий плотный мужчина в темных очках, темном костюме и с гарнитурой в ухе нагло застыл в дверном проеме.

Он выглядел настолько высокомерным, что создавалось впечатление, будто эту позу он репетировал дома перед зеркалом.

– Мистер Латта? – спросил он невыразительным тоном.

– Да.

– Мистер Найджел Латта?

– Да, это я.

– Специальный агент Хэнсон, секретная служба США. Мистер Латта, меня послал министр обороны. Вас вызывает президент.

Я вздохнул и посмотрел на часы. Было десять минут первого. У меня не осталось времени на разговор с профессором Хайд, но какого черта – я ведь читал ее статью, поэтому наша встреча не казалась такой уж необходимой.

– Доктор Грэм, – сказал я, вставая. – Вы мне очень помогли, но, как видите, я нарасхват.

– Разумеется, – ответила она, все еще хмурясь.

Когда мы со специальным агентом Хэнсоном вышли в коридор, он повернулся и сказал:

– Кстати, мои дети обожают того парня из «Охотника на крокодилов» с канала «Планета животных».

Я вздохнул.

– Он австралиец. А я – киви.

– Кто?

– Киви. Маленькая ночная птица…

Date: 2015-07-11; view: 363; Нарушение авторских прав