Земля обетованная: проблемы 6 page

То, что единственный выживший в битве, Авиафар, бежит к Давиду со священными сосудами (1 Цар., 22: 20), доказывает, что священники были на стороне Давида, а не Саула. Также верно, что не только Самуил, но также священники и пророки признали в Давиде законного правителя Израиля и продолжателя традиций Моисея.

Очевидно, что, когда пророк Гад появился в качестве посланника перед убежавшим в Моав Давидом, умоляя его немедленно вернуться в Иудею, чтобы открыто выступить вместе со своими сторонниками, Давид уже ожидал подобного течения событий (1 Цар., 22: 5).

Саул был солдатом, стремившимся установить «порядок в доме», добиться мира с противниками, что совсем не совпадало со стремлениями его сына Ионафана – самого преданного друга Давида, а также дочери Мелхолы, которая любила Давида и вышла за него замуж. Вот какова была сила духа и веры, которую несла в то время религия.

Два отрывка из сообщений о первой войне Саула против филистимлян ясно показывают существовавшее до Давида представление о монархии. Саул не стал ждать ожидаемого прибытия пророка Самуила, но сам принес жертву перед битвой, освятив оружие, потому что иначе армия наемников рассредоточилась бы (1 Цар., 13: 8 – 11). Тем самым Саул продемонстрировал приоритет интересов государства над нормами религии. Вместе с тем его возвел на трон пророк Самуил. После победы в битве Саул сооружает алтарь (1 Цар., 14: 35), на котором приносят в жертву животных. Слова «то был первый жертвенник, поставленный им Господу» указывают, что он впервые отдал должное религии. Мы уже говорили, что Саул не связал себя с ковчегом Завета, который перед сражением принесли из Силома.

Разгромив амаликитян, он отпустил их правителя Агага и отказался принести в жертву захваченный скот, как требовал Самуил, что привело к окончательному разладу с пророком, которого – и это специально подчеркивается – Саул больше не увидел.

Резко отрицательное отношение Саула к предсказателям, хотя он и поверил Аэндорской колдунье, объясняется стремлением избежать опасностей, исходящих из сил потустороннего мира (1 Цар., 28: 9). Похоже, правда, что сам он охотно прислушивался к мнениям оракулов. Тот факт, что Саул покончил с собой, бросившись на собственный меч, чтобы не попасть живым в руки врагов, показывает, что даже после смерти он оставался героем, но не борцом за веру.

На основании противостояния между священниками, пророками и Саулом мы видим, что Давид воплощал для них новый образ мыслей, и, возможно, для большей части молодого поколения «сделал его (Давида) благоприятным в их глазах» – он придал религиозный стимул стремлениям людей следовать идее государственности.

Музыкальные способности, оптимизм и редкое сочетание суровости и нежности, эмоциональная, но хорошо продуманная манера поведения в разных жизненных ситуациях – все эти качества придавали его личности те особенные, человеческие, качества, которым и завидовал более жестокий и эгоистичный Саул. Они объясняют и то особенное обаяние личности, которое ощущали все, кому доводилось общаться с Давидом.

Однако основные правила его поведения определялись религиозными особенностями еврейского государства. Обращение к «странным богам» было для него труднее, чем все перенесенные страдания. Именно Давид, вернувший с особыми церемониальными почестями ковчег Завета, образовал центр религиозной жизни и смог повлиять на священничество.

Все вышесказанное относится скорее к духовной, а не к политической сфере. Его идеи государственности, возможно, требовали дальнейшего развития, о чем свидетельствуют косвенные данные. Покинув двор Саула, он отправился в южную Иудею и собрал вокруг себя немало сподвижников: «услышали братья его и весь дом отца его и пришли к нему туда», «и собрались к нему все притесненные, и все должники, и все огорченные душою» (1 Цар., 22: 1 – 2). Оттуда отправился Давид в Массифу Моавитскую и повел переговоры с царем моавитским, затем вернулся обратно в Иудею и решил идти к царю филистимлян.

Под предводительством Саула Израиль сражался против моавитян и филистимлян, и, хотя враги были разгромлены, война могла вспыхнуть в любой момент – тогда Давид и Саул превратились бы во врагов. Более того, Давид даже согласился преследовать филистимлян, и, когда те были готовы нанести решающий удар, направленный против Саула, именно Давиду пришлось выступить против Израиля.

Однако другой филистимлянский правитель не вполне доверял Давиду и потребовал, чтобы тот вернулся обратно в Секелаг. Так оно и произошло, и братоубийства удалось избежать, хотя вина Давида оттого не уменьшилась – его поведение не могло быть оправдано тем, что уход к филистимлянам оказался единственно возможным средством избежать столкновения с Саулом (1 Цар., 27: 1).

Несмотря на то что Давид продолжал совершать набеги, они, вопреки желанию правителя Ашиша, не были направлены против иудеев, а исключительно против кочевых племен пустыни. Именно вследствие этого с исторической сцены исчезли амаликитяне.

И снова мы видим, что Давид оказался ненадежным союзником и неправильно использовал дар привлекать людей на свою сторону. Все его поступки по отношению к правителям соседних с Израилем народов объясняются только тем, что его отношение к разным племенам, жившим на одной общей земле, в корне отличалось от взглядов Саула.

Часто признают, что Ионафан, унаследовавший трон Саула, ни в чем не поддерживал Давида, поскольку с самого начала стремился лишь присвоить себе царский титул. Однако именно Ионафан помог Давиду скрыться, руководствуясь прежде всего политическими соображениями, что косвенно доказывается отношением священников и пророков, некоторых друзей и недругов.

Не приходится сомневаться, что, находясь при дворе Саула, Давид противостоял монархии или пытался разъединиться с племенем иудеев, для того чтобы образовать самостоятельное царство, чтобы придать иное направление монархии. Являясь доверенным лицом правителя, его зятем, возможно, он открыто высказывал свои взгляды и даже требовал введения некоторых перемен, восстанавливая против себя Саула.

Это подтверждается дружественным отношением к моавитянам и филистимлянам во времена ссылки и позднее, когда он стал правителем и завоевал их, миром, который он пытался заключить с аммонитянами, и сохранением относительной независимости завоеванного Едома. Проявляя жесткость во внутренней политике, он стремился жить мирно с соседями, воспринимая их как возможных союзников.

До конца своих дней Давид был готов даже идти на компромиссы. Вспомним, как деликатно он обращался с пожилыми жителями завоеванного Иерусалима, разрешив им проживать в городе на правах свободных граждан.

Похожая политика толерантности и умеренности на протяжении семи лет определяла его взаимоотношения с северными племенами, которые вначале сохраняли верность и сыну, и преемнику Саула. А ведь Давид мог легко добиться военного превосходства, если бы присоединился к филистимлянам.

Весьма вероятно, что он сохранял спокойствие, в то время как филистимляне сражались против северных племен, поскольку иначе он вступил бы в конфликт с потерпевшими поражение филистимлянами, которых он не смог поддержать. Или, наоборот, противопоставил бы себя северным племенам: если бы они потерпели поражение, то никогда бы не простили ему равнодушия к их судьбе. Здесь снова идет речь скорее о постепенном завоевании севера, чем о собственной концепции государственности. Сама по себе она дала мощный импульс идее лояльности вообще, доказала необходимость сохранения мира с соседями, и прежде всего с филистимлянами. Все сказанное отчетливо отражено в необычной фразе, которая использовалась, чтобы описать рост духовного влияния Давида в Северном царстве: «Давид все более и более усиливался, а дом Саулов более и более ослабевал» (2 Цар., 3: 1).

Из-за проводимой Давидом политики хананеи были мирно поглощены Израилем, процесс слияния двух народов полностью завершился ко времени правления Соломона. Саул оказался бескомпромиссным воином, руководствовавшимся благородными национальными идеями, но всегда настаивал на своем, не останавливаясь перед применением грубой силы. Давид был гораздо прозорливее, мог предвидеть будущее, он не только был готов выслушать чужое мнение, но привлекал людей и широтой своих взглядов.

Во времена Саула союз Давида с филистимлянами не означал предательства, а был продиктован заботой о будущем. Никогда большие войны не затевались только из-за жажды наживы, но исключительно для того, чтобы защититься от нападавшей израильской нации. Единственная начатая Давидом захватническая война была направлена против Иерусалима, который в то время был в центре израильской территории. Но к населению Давид относился с особой терпимостью, даже после того, Как разместил здесь свою резиденцию.

Политические концепции Давида вытекали из его религиозно-национальных взглядов. Во-первых, именно единая вера стала тем стержнем, который позволил народу выстоять и не восстановить против себя другие нации. Напротив, мирное сосуществование иудейского государства и чужеземцев-соседей способствовало укреплению страны и способствовало развитию монотеистической веры.

Во-вторых, тот факт, что после столетий самостоятельного развития оказалось возможным объединить людей в единую религиозно-национальную общность, предполагает предварительное создание союза племен с общей историей, общими воспоминаниями и общими интересами. Те, кто сомневается в существовании подобного более раннего сообщества и видит в рассечении Израиля просто нецивилизованное размежевание людей, вынуждены будут задуматься, почему отдельные образования не были поглощены соседними племенами и государствами.

Но если у каждого из племен было собственное духовное наследие, позволившее сохранять себя как отдельный организм, то что же стало базой для объединения с другими племенами? Прежде всего на основе общего языка они смогли с течением времени стать единой общностью.

Мы не можем согласиться с выводами Э. Мейера, считавшего, что лишь несколько племен были связаны своим совместным пребыванием в египетском плену и последующим исходом, в то время как другие, в основном обитавшие на западе Иордана, давным-давно поселились в Ханаане. Ведь только при наличии общей религии возможно было создание общего государства.

Именно поэтому прав М. Норт, считавший, что существование двенадцати колен сделало возможным образование в Ханаане межплеменного союза, объединенного культом единого Бога, распространяемым в основном племенами Ефрема, Манассии и Вениамина, к которым позже присоединились и другие.

Такие союзы из нескольких племен называли амфиктионами. Существование подобного религиозного союза практически позволяет объяснить происхождение объединенного государства, которое должно было основываться, как заметил Норт, на общей для всех племен религии.

Правда, следует учесть, что нам почти ничего не известно ни о последующей судьбе древних амфиктионов, ни о существовании подобного союза среди известных нам израильских племен. Неизвестно также, выступало ли какое-либо племя своеобразным главой, распространяя свои убеждения среди других племен. И все же если причины этого будут установлены, остается нерешенной главная проблема, над которой бьются уже много тысячелетий: что давало основной импульс созданию амфиктионов.

Историческая наука знает огромное количество примеров, когда в течение столетий племена жили рядом, не пытаясь найти пути к единению. С другой стороны, те, которые все-таки позже объединились, возможно, в течение длительного времени подсознательно чувствовали нечто общее. Именно это, вероятно, и помогло выстоять против хананейских народов, находившихся далеко не на низшей ступени развития. Сегодня существуют списки таких амфиктионов, однако более или менее известным и мало-мальски изученным является Анлейско-дельфийский. Однако он возник в VI веке до н. э., но историки знают и о более ранних межплеменных объединениях и совершенно твердо считают, что основа таких союзов носит отчетливый религиозно-культовый характер.

Загадку может прояснить исследование происхождения и развития наций в целом. Для того чтобы группа племен смогла объединиться в нацию, необходимо наличие двух факторов – центростремительного и центробежного, причем с преобладанием первого. Центробежный фактор связан с объективной реальностью – отличиями одной группы людей от другой, среди них, кроме прочих, географические, языковые и политические различия. Второй фактор – общие воспоминания, похожие представления о мире и традиции, которые определяют единство устремлений и волю всех членов данной группы племен.

Первый фактор, дифференцирующий, является постоянным: он обеспечивает целостность и прочную основу для взаимосвязей во времени и пространстве между членами группы и группами. Другой фактор, образующий, способствует созданию подлинной культуры группы, он варьируется в зависимости от конкретных задач, от влияния философов, художников, пророков.

Ход исторического развития позволяет нам прийти к выводу, что наш термин «нация» не связан с природой группы, подчиняющейся только физическим или физиологическим законам. Такие яркие в историческом плане нации, как английская, французская или итальянская, сформировались из различных, предшествующих по времени племен, групп.

'Сегодня мы стали свидетелями того, как американская нация приобретает все более и более отчетливую форму.

Процесс поглощения одной нации другой происходит, когда один из двух факторов (формирующий или дифференцирующий) исчезает, а другой оказывается недостаточно сильным, чтобы принять на себя временно его функции. Готы исчезли потому, что отсутствовал один обязательный отличительный признак – они потеряли свою страну, другие признаки не смогли компенсировать его. Римляне исчезли оттого, что вместе с потерей доминионов исчез основной фактор, определяющий историческую цель их существования.

Этот краткий обзор показывает, что единство «по крови» само по себе не может быть единственным основанием для образования нации.

Нация и государственность, по существу, определяют те духовные ценности, мораль, на основании которых устанавливаются правила поведения личности в социуме, которыми она не может пренебрегать. Но также и условия, при которых человек вносит свой вклад в общество с помощью собственных решений, в соответствии со своим внутренним складом, так что в конце концов он начинает регулировать их.

То есть никакая нация не может считать себя исключительной, чувствовать себя выше других в области разума, чувств и волеизъявлений. Любая из них может вступить в тот этап, когда дифференцирующий и формообразующий факторы при выше-означенных условиях приведут к тому же результату, что и в любой другой сформировавшейся нации, пусть даже с различными достижениями в отдельных областях. Но ни одна не может считать совершенной и оформленной: она и образуется и развивается одновременно.

Отличительная особенность еврейской истории, отчетливо проявлявшаяся ко времени образования государства, в равной степени к моменту его падения, заключается в том, что здесь совпали дифференцирующий и формообразующий признаки. Как и в других случаях, все эти факторы, способствующие политическому росту, должны были существовать до того, как национальная воля и мышление приобрели отчетливые черты.

Применительно к еврейской нации формообразующим фактором стало наличие монотеистической религии, предшествующее самому главному дифференцирующему – территориальному. Справедливо обращали внимание на то, что существовали еврейские племена, не принадлежавшие израильской нации, следовательно, язык, как таковой, по крайней мере в то время, не был решающим объединяющим элементом.

В ранний период образования еврейского государства его мощь и ориентация на монотеизм, должно быть, оказались настолько значительными, что помогли устоять народу, который еще не стал целостностью в такой степени, чтобы противодействовать поглощению уже определившимися нациями.

Племена осознавали необходимость исторического объединения и понимали, что оно должно произойти на религиозной основе. Именно вера не позволила расколоть это сложившееся единство; и греки, и римляне спустя столетия удивлялись силе их духа и просто не могли понять этой одержимости. Возможно, первоначально евреев объединяли лишь воспоминания об общем историческом прошлом, которые носили явно религиозный оттенок и оказывали особое воздействие (о предке Моисее, например).

С этой точки зрения историческая роль Саула и Давида, как показано выше, вырисовывается вполне отчетливо. Саул появился в тот момент, когда на первый план выступила необходимость национальной безопасности, как о том свидетельствует опыт, накопленный другими нациями.

Иначе говоря, территории проживания определились настолько, что это помогло племенам встать на путь формирования государственности. Для выполнения этой задачи как нельзя лучше подходил Саул, обладавший талантами воина и определенным авторитетом. Благодаря проявленным им качествам территориальный фактор начал приобретать определенную значимость наряду с существующим религиозным. Особую роль сыграла деятельность Давида. Местоположение страны заставило его принять важное и даже смелое по тем временам решение – основать государство, где будет достаточно места и для других наций. В этом случае восстанавливалось решающее значение религиозного фактора, совпадающего с интересами отдельных племен, районов и доминионов.

Целью устремлений Давида стал Иерусалим. Существует устоявшееся мнение, что он выбрал его в качестве своей резиденции, поскольку, находясь на границе, город не принадлежал ни иудеям, ни Израилю, следовательно, оказался свободным от любых политических притязаний внутри израильской нации, иначе говоря, стал символом величия нового царя.

Вместе с тем Иерусалим находился внутри владений вениамитян и рассматривался в то время как часть Северного царства. Однако в качестве главного города всегда выбирался такой, который отчетливо ассоциировался с традициями прошлого.

Выскажем еще одно соображение: первое, что сделал Давид после своего воцарения в Иерусалиме, стало возвращение ковчега Завета, что, несомненно, превратило столицу в главный религиозный центр страны. Когда Авессалому удалось завладеть Иерусалимом в борьбе против собственного отца, то вся территория к востоку от Иордана оказалась потерянной для самого Давида.

Отмеченная нами бесспорная значимость Иерусалима имела две причины. Первая связана с его географическим и, следовательно, стратегическим положением. Окруженный с трех сторон долинами, Иерусалим был практически неприступен. Позже Иерусалим смог выдержать многомесячную осаду превосходящих по численности войск Навуходоносора или римлян. И произошло все это в большей степени благодаря его выгодному местоположению, чем мощным крепостным стенам.

Иевусеи встретили Давида со словами: «Даже хромой и слепой могут защитить этот город и не допустят, чтобы он был захвачен». Но за много столетий до этого времени, как показали раскопки, здесь был прорыт подземный ход, для того чтобы из единственного близлежащего источника, который вытекал из-под скалы возле долины Кедрона, доставлять воду в центр города, а затем и в цитадель. Ворвавшись именно через этот ход, Иоав, племянник Давида, сумел штурмом взять город. Позже был прорыт канал в противоположном направлении, который сохранился до наших дней, вода из которого попадает в небольшой пруд.

Кроме того, и тогда Иерусалим находился на пересечении всех главных дорог, соединявших основные части страны. Путь от Средиземного моря шел далеко к восточному берегу Иордана, пересекаясь здесь единственной прямой горной дорогой, шедшей из Финикии в Египет. Ни один другой административный город не был расположен так удачно. Он идеально подходил для размещения резиденции царя. Соперничество между севером и югом, без сомнения, сыграло особую роль в решении Давида. Концепция еврейской государственности привела к признанию этого города всеми племенами.

Именно благодаря религиозному значению город оставался во все времена центром уже в силу традиции. Если бы оставалось хоть малейшее соперничество между севером и югом, оно тотчас бы вспыхнуло с огромной силой. Можно подавить политические разногласия, но не религиозные распри.

Следует объяснить, какими усилиями Давиду удалось подчинить Иерусалим: путем подавления Авессалома и Савея. Те, кто считает главной причиной соперничество между северными и южными племенами, стремившимися захватить город, не могут объяснить, почему местом восстания против отца Авессалом выбрал Иудею, где он, как прежде и Давид, был провозглашен царем Хеврона.

После победы Давида над Авессаломом не только иудеи приветствовали его, но и народы Израиля. Он тяжело переживал смерть сына, и даже оповестил старейшин через своих священников (2 Цар., 19), которые сохранили ему преданность, что он преднамеренно оставил за собой Иерусалим с ковчегом и что готов вести переговоры и даже назначить Амессая, военачальника Авессалома, на место Иоава. Правда, только в том случае, если его соплеменники поддержат мирные намерения.

Иудеи согласились и получили право первыми приветствовать царя на Иордане (в том месте, где, согласно легенде, Иисус начал свой победный путь по земле), и Давид позволил им сопровождать его обратно в Иерусалим. Все это, однако, огорчило народ Израиля, который был более привержен царю.

Вскоре последовало восстание, начавшееся в горах, под руководством Савея Вениамитянина, родственника Саула, и вскоре ему удалось собрать множество сторонников на севере. Теперь отношение племен к Давиду оказалось прямо противоположным. Но было бы упрощением этим поворотом событий объяснить успех Савея и исключительно пренебрежением северными племенами со стороны царя.

В его обращении к израильтянам находим такие строчки: «Нет нам части в Давиде, и нет нам доли в сыне Иессеевом; все по шатрам своим. Израильтяне!» (2 Цар., 20: 1).

Израиль противостоит не столько иудеям, сколько непосредственно Давиду. Определенно Савей хотел подчинить своему влиянию племя иудеев, и это ему почти удалось. Как только Давид почувствовал угрозу со стороны союзников Савея, он направил против восставших армию иудеев во главе с Амессаем.

Но промедление Амессая позволило Савею получить перевес во времени, он обосновался в крепости, расположенной далеко на севере.

Теперь уже Давиду пришлось обратиться за помощью к Иоаву и его брату Авессе. Было собрано войско: и личная охрана Давидова, «и хелефеи и фелефеи, и все храбрые» (2 Цар., 20: 7) стали преследовать Савея. В Гаваоне, расположенном в нескольких милях от Иерусалима, с ними встретился Амессай.

Иоав хорошо понимал, что происходит: Амессай не предпринимал ничего против Савея, и, возможно, тайно вступил в переговоры с ним. Возмущенный Иоав закалывает предателя и направляется к крепости Авель-Беф-Мааха, и горожане под угрозой штурма сами убивают Савея и сбрасывают Иоаву отсеченную голову Вениамитянина.

Восстание Авессалома означало выступление против Давида племен иудеев и затем присоединившихся к ним других племен Израиля. Когда после выступления Савея началось восстание среди северных племен, иудеи захотели присоединиться к ним. В обоих случаях только друзья и собственные войска спасли Давида.

Принимая во внимание племенные чувства, нельзя не понять, что перед нами типичное соперничество севера и юга. Даже если мы признаем, что амбиции Авессалома стали основной движущей силой ранних восстаний, необходимо было выступить перед племенами с некоторыми обещаниями, которые показались им заманчивыми.

Политические идеалы Давида связывались с объединением израильских племен на принципе религиозной общности, признания прав других наций внутри государства, в то время как Авессалом и Савей представляли партию, чей политический идеал основывался на сугубо военном национализме.

Давид осознавал, что достижение его идеалов зависит от прочности системы; вскоре после подавления восстания Савея он начал последовательно укреплять государственную власть в Иерусалиме. Для этого он создал высший командный орган армии, назначил управляющего финансами, который, возможно, наблюдал также за общественными работами, и государственного секретаря, реорганизовал священство, а также провел перепись населения.

Но продолжительность переписи была столь длительной, что достигнутый результат казался незавершенным и противоречивым.

Еще со времен Моисея было известно, что численность населения зависела от эпидемий чумы и казней, тогда получается, что результат переписи может быть относительно достоверным только для сравнительно короткого периода – времени правления одного конкретного царя. Кроме того, в народе существовала боязнь переписи, у многих древних народов, возможно, она оставила даже свои следы в преданиях.

Некоторые сведения в Книге Царств более точны (2 Цар., 24: 5 – 9). В других случаях более точным оказывается Паралипоменон (1 Пар., 21: 4 – 5). В обоих описаниях не подвергается сомнению значение переписи для военных целей. Именно поэтому проведение переписи поручалось верховному главнокомандующему армией. Возражения вызывает лишь способ ее проведения. Иоав и его чиновники сопротивлялись ей до тех пор, пока Давид не обратился к ним с пылкой речью.

Но в каноническом тексте Библии количество тех, кто был годен для несения военной службы, равнялось общему числу людей. Цифры, которые приведены в Паралипоменоне, кажутся и нам более достоверными, одновременно будем придерживаться и округленной цифры из Книги Царств, где упоминаются 800 000 израильтян, пригодных к службе, и 500 000 иудеев как резервная сила. Таким образом, можно говорить о миллионном населении страны (2 Цар., 24: 9).

Необычайно высокая цифра – почти 500 000 человек, пригодных к службе, – объясняется тем фактом, что в перепись прежде всего включали военнообязанных. Но почему тогда туда не включили племя Вениамина? В Паралипоменоне говорится, что «слово правителя было оскорбительно для Иоава». Был он на самом деле против подобной переписи, или этот отрывок относится к более позднему времени? Предположим, что Иоав не включал в подсчет племена Саула и Савея, сомневаясь в их надежности.

Однако здесь мы обнаруживаем конфликт, который существовал между Давидом и его офицером по вопросу о переписи. Возможно, что после восстания Авессалома и Савея офицеры хотели оставить в армии только тех солдат, в чьей верности они были совершенно уверены. Следовательно, Иоав возражал против того, чтобы велась массовая вербовка неизраильтян. Хелефеи и фелефеи, входившие в личную гвардию правителя, как и подразделения левитов, наделялись особыми полномочиями и имели своих командиров. Но правитель требовал политического единства всех народов, проживавших в Палестине, и, следовательно, настаивал на необходимости занятости всех на военной службе.

Первоначально раздробленная на отдельные племена нация объединилась на территории, достаточной для проживания и других народов. Монотеистическая религия предоставляла племенам возможность сохраняться даже в форме отдельных групп, для того чтобы при политическом объединении получилось то образование, которое позволяло соотнести общенациональные интересы с устремлениями всех групп.

Задача объединения, вскоре провозглашенная пророком, не была осознана в полной мере. Давид очертил лишь их контуры и создал духовные, политические и военные предпосылки, которые помогли его преемнику завершить эту миссию.

Глава 4

ОСМЫСЛЕНИЕ ПРОШЛОГО

С какой бы стороны мы ни обратились к истории евреев, мы не сможем обнаружить те основные силы, которые определили течение внутренних и внешних событий, поэтому повторим: именно монотеизм способствовал образованию нации и ее сохранению в период, когда страна была преимущественно племенной.

Принято считать, что становление монотеистической религии связано исключительно с деятельностью пророков после падения древнего государства, а предшествовала этому стадия язычества. Рассматривая развитие от язычества к иудаизму, большинство исследователей не учитывают постоянного развития и самой системы иудаизма. Между тем только сплочением людей на основе веры в единого Бога можно объяснить сохранение самобытной культуры израильских племен и того, что они не только не были поглощены более развитой ханаанской цивилизацией, но смогли приспособить ее к своим потребностям, образовав единое моноэтническое государство, основанное на национальной идее с общей религиозной системой.

Рассмотрев в предшествующих главах внешние и внутренние условия, предшествовавшие времени Соломона, обратимся к характеристике монотеизма. Только поняв его своеобразие, мы сможем разобраться в уникальной судьбе народа.

Имеющиеся в нашем распоряжении источники показывают, что современный иудаизм коренным образом отличается и от веры античных времен, и от религиозных представлений евреев в эпоху Средневековья. Развитие веры прошло долгий путь разочарований, проб и ошибок, прежде чем появились такие современные понятия, как, например, чистота и целомудрие. Непосредственно сам способ монотеистического мышления практически не менялся, и М. Бубер назвал этот процесс «постепенным разворачиванием свернутого листа».

Самое удивительное в ранней истории Израиля – необходимость доказательства того, что его вера фундаментально и радикально отличалась от современных ей языческих верований соседних народов, хотя между ними не существовало ни соперничества, ни стремления к взаимному подавлению.

Язычество и монотеизм различались не количеством почитаемых богов и не формами культа, а тем, что отражали две качественно различные стадии мышления. Язычество (как в историческом, так и в психологическом аспекте) представляло собой более древний и простой тип мышления, а монотеизм – тип более поздний и совершенный. Именно поэтому прошел довольно большой период, прежде чем в иудаизме исчезли следы язычества.