Анна достает из сумки флешку, подает Маше.

ТАТЬЯНА. Слов нет. Наша робкая, маленькая девочка стала руководителем и возглавила театр.

МАША. А вы что думали, я буду сидеть и ждать пока наш театр растащат по частям? Можете быть довольны. Четыре года назад я восстановила «Три сестры». Вначале пыталась поставить в том же рисунке. Ну, или почти в том… Вернее сказать… А, впрочем, сами всё увидите, там много чего придумано... Новая жизнь, новые задачи. Одним словом, спектакль получился очень любопытный. Это не моё мнение. Так говорят.

АННА. А кто режиссер?

МАША. Как кто? Александр Черешенко.

АННА. И он с вами?!

МАША. Он главный режиссер театра. Разве я без него справилась бы?

ТАТЬЯНА. Не перестаю удивляться. Ты молодец.

МАША. Если бы вы знали, как мне было трудно. Как мечтала я, что вы вернетесь и поможете. Но жизнь складывается не так, как нам желается. Мне ничего не оставалось, как стать сильной. Я билась за наш подвал, как тигрица, защищающая свое логово. Меня даже пытались убить…

АННА. Убить?! Боже, мой, надеюсь не до смерти!

ТАТЬЯНА. Надейся, дорогая, надейся.

АННА. Нет, я серьезно, я переживаю…

МАША. Не надо. Всё прошло, как сон пустой. Выкрутилась, только не сразу. Вы же знаете, здание то было 19-го века. Его охранять решили и поэтому продали. Нас из подвала выгнали, пообещав, что вскоре нам что-нибудь подыщут.

ТАТЬЯНА. Подыскали?

МАША. Нас долго за нос водили. Спасибо случаю. Я познакомилась с хорошим человеком. Он для театра дом культуры выхлопотал. Думаю, что и с ремонтом он поможет.

АННА. Чего ж он тянет? Сколько тут нужно? Копейки.

МАША. Анечка, я имею ввиду ремонт в театре. Я ж весь дом культуры перестроила. У нас теперь такая красота: две сцены, гримёрки светлые, костюмерные большие, свой бутафорский цех и даже музей будет. Почти всё уже готово, осталась самая малость…

АННА. Грандиозно. Жаль только, что квартирку попросторнее ты себе не выхлопотала.

МАША. Я живу в другой квартире. Мы купили. Мой дом в квартале отсюда. Здесь у нас девочки к экзаменам готовятся, иногда вечеринки с друзьями устраивают. Им нужно, как они говорят, отдельное от нас пространство. А муж поощрял это. Вот и результат. У Анечки мальчик, и они уже живут, как мужчина с женщиной.

ТАТЬЯНА. Первая любовь.

МАША. Чтобы как-то остановить эту так называемую первую любовь, сегодня считающуюся обычным гормональным всплеском, с чем я полностью согласна, я отправила девчонок в Крым.

АННА. Сто лет не была в Крыму. Как же я люблю Севастополь. Обожаю морских офицеров. Строгая форма, звезды, галуны, белые перчатки. А кортики, ах, эти кортики на золотых цепочках! Он идет, а кортик чик-чик, чик-чик. Это так символично! Однажды, в Севастополе…

ТАТЬЯНА. Анна.

АННА. Поняла… Нет, я так и не поняла. Маш, ты позволишь Анечке выйти за её мальчика?

МАША. Да никогда! Вы бы видели его… Правда, я тоже не видела. Кстати, это и не обязательно. Мне вполне достаточно собранной информации. Он приехал бог знает из какой провинции, откуда то из тундры. Или спустился с гор, уж не знаю. Хотя, даже это я бы пережила. Саша тоже не москвич. Но…

АННА. (Сама себе.) Саша? Интересно…

МАША. Говорят, жених этот глуповат и, возможно, младше неё. К тому же он маленький, щупленький, страшненький и… Нет, я Анечке штыбзика не желаю. Она то у меня - башня останкинская, в папу пошла. И потом, какая она жена? Ой, не знаю, не знаю…

ТАТЬЯНА. Ты играешь с огнем. Вспомни Ромео и Джульетту.

МАША. Вот и муж так сказал. А я ему ответила, что в данном вопросе Шекспир мне не указ!

ТАТЬЯНА. Какой смысл запрещать? Поезд уже ушёл. Они всё равно живут.

МАША. Она ребенок. Что она видела? Учебники, кружки, катки, куклы и всё. У неё Бемби, оленёнок любимый, до сих пор в кровати. Она с ним в обнимку спит. Ей только-только семнадцать стукнуло.

АННА. Я бы с Шекспиром не спорила, тем более, что девочке не тринадцать, как Джульетте.

МАША. Ты потому говоришь, что это не твоя дочь, со своей бы ты не так…

АННА. У меня дочери нет.

МАША. Хорошо. Скажи мне, хотела бы ты, чтобы твой сын женился в семнадцать лет?

АННА. …Если бы у меня был сын, я позволила бы ему всё, что он задумал, лишь бы он был.

МАША. То есть?

АННА. Детей у меня нет. Ладно, что уж там, раскроюсь перед вами до конца. Мужа у меня тоже нет. Он умер четыре года назад.

ТАТЬЯНА. Сочувствую. Очень.

АННА. Нет, я в порядке. Он был пожилой человек. Да и наш брак начинался, как фиктивный. Потом мы притерлись, начали жить, но мы всегда были партнеры. Партнеры по сексу, партнеры по бизнесу. Любимой я для него никогда не была, как и он для меня.

МАША. Извини меня.

АННА. Брось, всё нормально. Ничего не поделаешь. Так сложились обстоятельства…

ТАТЬЯНА. Да, уж, обстоятельства.

АННА. Маша, я считаю, что тебе нельзя вмешиваться в любовные отношения дочери.

МАША. Ну, уж это нет! Можно и нужно вмешиваться, особенно, когда эти отношения выходят за рамки допустимого. Что касается обстоятельств, то тут я тоже возражу. Один мудрый человек считал, что не обстоятельства создают нас, а мы обстоятельства, поэтому я и пытаюсь бороться с Анькиной любовью… Подождите. А что если нам попробовать изменить ваши нынешние обстоятельства. Вы же у себя дома. Теперь в России многое возможно.

АННА. Ах, Россия - страна чудес! Я много от неё ожидаю, однако не знаю…

МАША. Девочки, давайте изменим ваши обстоятельства! Я чувствую, что если мы вновь объединимся, нам не будет преград! Нам нет преград, ни в море, ни на суше. Нам не страшны…Ля-ля…

АННА. Машка, ты неисправима. Оптимистка ты моя…

ТАТЬЯНА. Девчонки, милые мои сестрицы… Мне с вами ничего не страшно!