Анна приносит стакан с пустырником.

АННА. Вот, пей, не бойся, он уже остыл. Может, мне ещё что-нибудь тебе принести?

ТАТЬЯНА. Нет… Что, девчонки, напугала я вас?

АННА. Ещё как! Хорошо скорая быстро приехала.

МАША. (Анне). Перестань, всё нормально.

ТАТЬЯНА. Спасибо вам, дорогие мои, что в психушку не сдали.

МАША. Ты просто устала, вот и всё.

ТАТЬЯНА. Ладно тебе, я слышала, что доктор сказал.

АННА. Что он сказал? Совсем ничего, то есть он сказал, что тебе надо расслабляться и много спать. Ты хорошо поспала?

ТАТЬЯНА. Отрубилась сразу. Он ещё иголку не вытащил, а я уже заснула.

МАША. Ну и хорошо, а мы вот капусту шинкуем. У Ани неплохо получается.

АННА. Вернусь во Францию, бизнес капустный налажу…

ТАТЬЯНА. … Ну, что замолкли?

МАША. Танюш, мне кажется, тебе нужно хорошему доктору показаться.

ТАТЬЯНА. А ты думаешь, зачем я в Москву приехала? Вскоре меня ожидают большие медицинские мероприятия.

МАША. Ты уже с кем-то договорилась?

ТАТЬЯНА. Нет, но у меня есть телефоны. Завтра с утра позвоню и поплетусь к первому, кто принять согласится. А там, будь, что будет.

МАША. За время, что вас не было, у меня много нужных связей появилось. Поэтому не беспокойся, я найду тебе хорошего доктора. Я сегодня же займусь этим. У тебя есть справки с диагнозом?

ТАТЬЯНА. Есть. Девочки… (Шёпотом) Я так боюсь, так боюсь…

АННА. (Тихим голосом). Не бойся. Чего ты боишься?

ТАТЬЯНА. Боюсь, что в психушку положат, а потом никто не заберет оттуда. Забрать то некому. Я же одна, у меня никого не осталось. Аркаша мой… Он погиб… Утонул во время урагана «Катрина». Если бы вы знали, какой это был веселый человек. А какой музыкант. Нет! Нет! Нет! Не хочу. Не хочу! Не хочу думать об этом!

МАША. И не думай. Давай лучше…

ТАТЬЯНА. Самое тяжкое сознавать, что я во всем виновата. Это я предложила в Орлеан поехать. Он не хотел. Мы с Аркашей музыкальный номер придумали и в Нью-Йорке, в Центральном парке, неплохо зарабатывали. А я его в Орлеан потащила.

АННА. Ты тут ни при чем. Это судьба.

ТАТЬЯНА. Какая там судьба. Он же не хотел!.. А я настояла. У нас поначалу так удачно всё складывалось. Мы даже дом в Орлеане построили, осталось лишь отделать. Решили навсегда там поселиться... Вот он и остался там навсегда. Когда я в Чикаго поехала, мне нужно было всего на неделю. Он меня обнимал и смотрел так… Вот здесь, у уха, у него пятнышко родимое. Я всегда целовала это пятнышко, а он смеялся. И я смеялась. Ах, если бы я могла знать. Если б знать. Я взяла бы его с собой, но дом… Он не решился рабочих одних оставить.

МАША. Танечка, милая моя… Нельзя унывать, надо жить. Надо как-то жить.

ТАТЬЯНА. Девочки, родные мои, я ужасная, ужасная преступница! Ведь я и родителей в Орлен перевезла.

АННА. Танюша, неужели…

ТАТЬЯНА. Папа с мамочкой тоже там остались. Как страшно, как страшно…

МАША. Ничего не бойся. И запомни, теперь я с тобой. Навсегда.

АННА. И я с вами.

ТАТЬЯНА. Спасибо. Вы моя последняя надежда. Я поэтому и в Россию приехала. Побоялась, что меня Орлеанские доброжелатели в больницу запихнут, а назад не захотят взять. Мои проблемы всем в тягость. Соратники цирковые даже рады будут, если я место освобожу. Девочки, милые, не бросайте меня! Умоляю вас!

МАША. Нет, нет, не сомневайся, я тебя не оставлю.

ТАТЬЯНА. А если доктор скажет, что не отпустит меня. Тогда, что?

МАША. Я уговорю доктора.

ТАТЬЯНА. А если он скажет, что я вены почикала… И меня надо навсегда в интернат сдать?

МАША. Ты выздоровеешь.Я буду к тебе приезжать и мы будем гулять. А сейчас, приляг, у нас с тобой завтра сложный день.

ТАТЬЯНА. А можно я с вами капусту буду солить?

АННА. Конечно.

МАША. Давай так, ты лежи, а мы к тебе переберемся.