Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
Приступы сумеречных состояний у Льва Толстого
О том, что приступы сумеречного состояния действительно были у ЛьваТолстого в довольно тяжелой степени, настолько, что он мог в течение сутокавтоматически совершать самые наисложнейшие поступки, переживать сложныекомплексы жизни, совершенно не сознавая этого, говорит нам целый ряд данных. Уже в отрочестве ему были знакомы эти переживания. Так, он в"Отрочестве" пишет: "Я читал где то, что дети от 12 до 14 лет, т. е. находящиеся впереходном возрасте, бывают особенно склонны к поджигательству и даже кубийству. Вспоминая свое отрочество и особенно то состояние духа, в которомя находился в этот несчастный для меня день, я ясно понимаю возможностьсамого ужасного преступления, без цели, без желания вредить, но так, излюбопытства, из без сознательной потребности деятельности *. Бывают минуты,когда будущее представляется человеку в столь мрачном свете, что он боитсяостанавливать на нем свой умственный взор, прекращает в себе совершеннодеятельность ума и старается убедить себя, что будущего не будет ипрошедшего не было. В такие минуты, когда мысль не обслуживает впередкаждого определения воли, а единственными пружинами остаются плотскиеинстинкты, я понимаю, что ребенок по неопытности, особенно склонный к такомусостоянию, без малейшего колебания и страха, с улыбкой любопытства, раскладывает и раздувает огонь под собственным домом, в котором спят егобратья, мать, отец, которых он нежно любит. Под влиянием этого же временногоотсутствия мысли -- рассеянности почти -- крестьянский парень летсемнадцати, осматривая лезвие только что отточенного топора, подле лавки, накоторой лицом вниз спит его старик отец, вдруг размахивается топором и ступым любопытством смотрит, как сочится под лавку кровь из разрубленной шеи;под влиянием этого же отсутствия мысли и инстинктивного любопытства, человекнаходит какое то наслаждение остановиться на самом краю обрыва и думать: ачто если туда броситься? Или приставить ко лбу заряженный пистолет и думать:а что, ежели нажать гашетку? Или смотреть на какое-нибудь очень важное лицо,к которому все общество чувствует подобострастное уважение, и думать: а что,ежели подойти к нему, взять его за нос и сказать: "а ну-ка, любезный,пойдем?" ___________________ *) Разрядка здесь и дальше наша (Г. С.). "Под влиянием такого же внутреннего волнения и отсутствия размышления,когда St. Jerome сошел вниз, я показал ему язык и сказал, что не пойдуотсюда (Отрочество, т. 1., стр. 150--151). Из этого самого признания Толстого мы можем сделать следующие выводы: Толстому еще в отроческие годы были свойственны переживания сумеречногосостояния. Эти состояния характеризуются как переживания бессознательногосостояния словами: "временные отсутствия мысли" и "инстинктивноголюбопытства", "бессознательная потребность деятельности", "прекращая в себесовершенно деятельность ума". "В такие минуты, когда мысль не обслуживаетвперед каждого определения воли, а единственными пружинами жизни остаютсяПлотские инстинкты", Эти переживания суть те сумеречные состояния, во время которыхсовершаются автоматические импульсивные действия. Вот почему Толстой могговорить: "Вспоминая свое отрочество, и особенно то состояние духа, вкотором я находился в этот несчастный для меня день, я ясно понималвозможность самого ужасного преступления, без цели, без желания вредить, избессознательной потребности деятельности... " Из этой же "бессознательнойпотребности деятельности" Толстому "Понятно", почему можно "без малейшегоколебания" и страха, с улыбкой любопытства, раскладывать и раздувать огоньпод собственным домом, в котором спят его братья, мать, отец, которых оннежно любит... " Также ему, Толстому, "понятно" почему "крестьянский пареньлет семнадцати, осматривая лезвие только что отточенного топора, подлелавки, на которой лицом вниз спит его старик-отец, вдруг размахиваетсятопором и с тупым любопытством смотрит, как сочится под лавку кровь изразрубленной шеи"... Все эти переживания и влечения "понятны" только эпилептикам. Длянормальных детей и вообще для нормальных людей поджоги и убийства отцасвоего из "любопытства" нельзя считать нормальными. Толстой переживалнесомненно эти состояния и невидимому склонен был к таким импульсивнымдействиям в сумеречном состоянии. Таких сумеречных состояний им описан целыйряд в его произведениях. Так, например, во время смерти брата его в 1861 году он пережил такоесостояние и сравнивает с таким же переживанием сумеречного состояния, вовремя первых родов его жены. Точно такое же состояние он переживает в 1862 году накануне того дня,когда он сделался женихом. О том, что Толстой находился в сумеречном состоянии накануне того дня,когда он. сделался женихом, говорит вам тот отрывок из "Анны Карениной", гдеописывается, как Левин (т. е. сам Толстой) в ожидании ответа от родителейКити, провел ночь Перед этим днем. "Всю эту, ночь и утро (читаем мы на стр. 256 этого романа) Левин жилсовершенно бессознательно и чувствовал себя совершенно изъятым из условийматериальной жизни*. Он не ел целый день, не спал две ночи, провел несколькочасов раздетый на морозе -- и чувствовал себя не только свежим и здоровым,как никогда, но он чувствовал, себя совершенно независимым от тела: ондвигался без усилия мысли и чувствовал, что все может сделать. Он былуверен, что полетел бы вверх иди сдвинул бы угол дома, если б этопонадобилось " (разрядка наша). ___________________ * Характерное выражение для Толстого в случаях, когда он описываетсостояние бессознательности или ненормальности, он всегда обозначает каксостояние "изъятия из условий материальной жизни", т. е. его отрыв отреальной жизни в том или ином патологическом состоянии (экстаза, сумеречногосостояния, бредового состояния). Также переживания ауры он обозначал, какчто-то "духовное", "высшее" и придавал этим состояниям высшее значение (обэтом будет речь ниже). Здесь мы имеем типичнейшую картину сумеречного состояния, когда человекможет не спать ночами, не есть целыми днями, ходить раздетым на морозе,двигаться без усилия целыми днями без усталости, как автомат, и совершенноне помнить себя. Мало того, он может ходить по опаснейшим местам (покарнизам 3-этажных домов, как это делают лунатики). Еще более: ончувствовал, что он может лететь вверх, сдвигать целые горы... Тут невольно напрашивается на сравнение то место у Достоевского, где онописывает состояние психической ауры перед припадком, когда эпилептикчувствует, что он "летит в рай" и что он все может сделать, что в нормальномсостоянии (т. е., по терминологии Толстого, "в условиях материальной жизни")просто нелепость. Далее в этом же отрывке Толстой описывает как Левин пережил;патологический экстаз в сумеречном состоянии: "Весь мир показался совершенно другим. То, что всегда казалось емуотвратительным или безразличным, делается для него приятным, "милым", дажесовершенством. Попав в тот же вечер на заседание с Сергеем Ивановичем, гдечлены между собой поссорились по поводу каких то отчислений, каких то сумм ио проведении каких то труб, он же сам говорит о себе: "Левин слушал их иясно видел, что ни этих отчисленных сумм, ни труб, ничего этого не было ичто они вовсе не сердились, а что они были все такие добрые, славные люди итак все это хорошо, мило шло между ними. Никому они не мешали и всем былоприятно" (это в то время, когда все ссорились). Этот экстаз счастливого состояния, когда все субъективно оцениваетсясовершенно в противоположную сторону, несмотря на очевидную нелепость, неесть простая повышенная эйфория "нормально" влюбленного. Сопровождаемая втаких случаях гипермнезия психических способностей была, очевидно, и здесь уТолстого. Описывая переживания Левина во время вышеупомянутого заседания, ЛевТолстой говорит дальше: "Замечательно было для Левина то, что они все (т. е. члены заседанияему совершенно незнакомые люди (за исключением некоторых для него нынче быливидны насквозь и по маленьким, прежде незаметным признакам он узнавал душукаждого и ясно видел, что они все были добрые (разрядка наша). Для творческого психомеханизма Толстого здесь вскрывается рольгипермнезии (эпилептического типа) в его художественном творчестве. ЛюбовьТолстого ко всем мелочам психики, его любовь к деталям совершенно незаметнымнам, объясняется тем, что в состоянии гипермнезии по этим незаметным мелочамон "узнавал душу каждого и все ему были видны насквозь". К этому вопросу мы еще вернемся. Здесь же сейчас напомним читателю, чтонечто аналогичное переживал Достоевский в своих гипермнезиях. Это состояние патологического экстаза является причиной того, что когобы он ни видел и что бы он ни видел -- все "хорошо", " все "добрые", все"милые", все гармонично на свете, весь мир -- это рай земной. Отправляясь в тот же вечер после заседания к Свияжскому, к егознакомому пить чай, он, просидев у него до 3-х часов ночи в дамскомобществе, у Свияжского в первый раз, по-видимому, он не замечает того(говорит Толстой), что он надоел им ужасно и что им давно пора было спать.Свияжский проводил его до передней, зевая и удивляясь тому странномусостоянию, в котором был его приятель. Всех, кого он ни встречал в эту ночьи в следующее утро, все казались ему необычайно добрыми. Лакей в гостиницеЕгор: "Удивительно добрый человек". Встречаемые им извозчики утром (вследующее за двумя бессонными ночами, не евши и не пивши за все это время)они все были "счастливыми лицами", ибо "извозчики, очевидно, все знали".Взятый им извозчик "был прелестен", лакей был "очень добрый и хорошийчеловек". Все, что он видел, все "неземные существа". Даже сайки, которые онвидел в окне булочной, "неземные существа". Об этом мы читаем (там же, стр.256).... " И что он видел тогда, того после уже он никогда не видел ". Тут невольно напрашивается мысль что он галлюцинировал, ибо невольнозадает себе вопрос читатель: что же он такое видел тогда, что " после уже онникогда не видал ". И сам Толстой подчеркивает здесь необычайность того, чтоон "видел". "В особенности дети (читаем мы дальше там же), шедшие в школу, голубисизые, слетевшие с крыши на тротуар, и сайки, посыпанные мукой, которыевыставила невидимая рука, тронули его (курсив выше и здесь везде наш). Этисайки, голуби и два мальчика были неземные существа. Все это случилось водно время: мальчик подбежал к голубю и, улыбаясь, взглянул на Левина;голубь затрещал крыльями и отпорхнул, блестя на солнце между дрожащими ввоздухе пылинками снега, а из окошка пахнуло духом печеного хлеба ивыставились сайки. Все это вместе было так необычайно хорошо, что Левинзасмеялся и заплакал от радости. Если сайки делаются "неземными существами" и если это есть то, "что онвидел тогда" и то, что "после уже он никогда не видал" и если это все такего тронуло, что он заплакал от необычайности и радости и если об этомтрактуется, как о чем-то сверх естественном v такого реалиста, как Толстой,тут вряд ли можно сомневаться в том, что здесь мы имеем дело с переживаниемзрительной галлюцинации, иначе этому не придавалось бы такое необычноезначение. Весь контекст этого отрывка со всеми предыдущими частями безтакого толкования не укладывается в здравый смысл. Восторженное и"счастливое состояние обычно влюбленного человека, какую бы эйфорию он нипереживал, если он эту эйфорию переживает в пределах известной нормы, неможет дойти до такого состояния, чтобы даже сайки были "неземнымисуществами" и чтобы придавалось то значение, которое приписывалось этомупереживанию Толстым (в словах: "что он видел тогда, того после уже никогдане видал"). Тут нам делается понятной запись Толстого в его дневнике за несколькодней до 16 сентября (день, когда он сделал предложение С. А. Берс). 12сентября 1862 года в дневнике он пишет: "Я влюблен, как не думал, чтобы можно было любить. Я сумасшедший, язастрелюсь, если это так продолжится " (разр. наша). Далее, 13 сентября 1862г., он в дневнике отмечает: "Завтра пойду, как встану и все скажу или застрелюсь " (разр. наша). (Из автобиографии С. А. Толстой. Альманах"Начала", вып. I, 1921 г. По-видимому, эта запись относится к переживаниюэтого периода, но только до наступления экстаза. Сопоставляя все это, вспомним то место из его "Записок сумасшедшего",где он говорит: "до 35 лет я жил и ничего за мной заметно не было. Но чтотолько в первом детстве, до 10 лет, было со мною, что-то похожее натеперешнее состояние, но и то только припадками, а не так, как теперь,постоянно". Вспомним также, что 34 лет он женился и переживал все то, чтоописывалось выше, накануне его женитьбы, т. е. как раз то время, на котороеуказывает Толстой в Записках сумасшедшего": что до 35 лет, (по-видимому,подразумевая себя в 34 летнем возрасте накануне женитьбы) -- "Я жил и ничегоза мной заметно не было". Он считает, по-видимому, это болезненноесостояние, пережитое в эту пору 34 -- 35 лет, как начало обострения тойболезни, которую он связывает с детскими припадками. Отсюда мы можетзаключить, что началом своей болезни он считает эти пережитые им наканунесумеречные состояния с галлюцинациями, или же в это время у него снованачались судорожные припадки, которые он связывает с детскими припадками.Это также вяжется с тем, что он в том же году (1862), получив по военнойслужбе отставку, поехал на кумыс в Самарскую губернию лечиться. В письме А. А. Толстой от 7 августа 1862 г. он писал: "... К весне я ослабел, доктор велел мне ехать на кумыс. Я вышел вотставку и, только желал удержать силы на продолжение дела. Подробное изображение приступа сумеречного состояния мы имеем также приописании родов Кити в "Анне Карениной". Приведем его здесь: "С той минуты, как он проснулся и понял, в чем депо, Левин приготовилсяна то, чтобы, не размышляя, не предусматривая ничего, заперев все мысли ичувства, твердо, не расстраивая жену, а, напротив, успокаивая и поддерживаяее храбрость, перенести то, что предстоит ему. Не позволяя себе даже думатьо том, что будет, чем это кончится, судя по расспросам о том, сколько этообыкновенно продолжается, Левин в воображении своем приготовился терпеть иудерживать свое сердце в руках часов пять и ему это казалось возможно. Нокогда он вернулся от доктора и увидал опять ее страдания, он чаще и чащестал повторять: "Господи, прости, помоги", вздыхать и поднимать головукверху и почувствовал страх, что не выдержит этого, расплачется или убежит,так мучительно ему было. А прошел только час. "Но после этого часа прошел еще час, два, три, все пять часов, которыеон ставил себе самым дальним сроком терпения и положение было все то же. Ион все терпел, потому что больше делать было нечего, как терпеть, каждуюминуту думая, что он дошел до последних пределов терпения и что сердце еговот-вот сейчас разорвется от страдания. Но проходили еще минуты, часы ичувства его страдания и ужаса росли и напрягались еще более. " Все те обыкновенные условия жизни, без которых нельзя себе ничегопредставить, не существовали более для Левина. Он потерял сознание времени. Те минуты, -- те минуты, когда она призывала его к себе и он держал ее запотную то сжимающую с необыкновенной силой, то отталкивающую его руку. --казались ему минутами. Он был удив лен, когда Лизавета Петровна попросилаего зажечь свечу за ширмами и он узнал, что было уже пять часов вечера. Еслибы ему сказали, что теперь только десять часов утра, он также мало был быудивлен. Где он был в это время, он также мало знал, как и то, когда чтобыло. Он видел ее воспаленное, то недоумевающее и страдающее, то улыбающеесяи успокаивающее его лицо. Он видел и княгиню, красную, напряженную, сраспустившимися буклями седых волос и в слезах, которые она усиленноглотала, кусая губы; видел и Долли, и доктора, курившего толстые папиросы, иЛизавету Петровну с твердым, решительным и успокаивающим лицом, и старогокнязя, гуляющего по зале с нахмуренным лицом. Но как они проходили ивыходили, где они были, он не знал. Княгиня была то с доктором в спальне, тов кабинете, где очутился накрытый стол; то не она была, а была Долли. ПотомЛевин помнил, что его посылали куда то. Раз его послали перенести стол идиван. Он с усердием сделал это, думая, что это для нее нужно и потом толькоу знал, что это он для себя готовил ночлег. Потом его посылали к доктору вкабинет спрашивать что то. Доктор ответил и потом заговорил о беспорядках вДуме. Потом посылали его в спальню к княгине принести образ в серебрянойзолоченой ризе и он со старой горничной княгини лазил на шкафчик доставать иразбил лампадку, и горничная княгини успокаивала его о жене и о лампадке, ион принес образ и поставил в голову Кити, старательно засунув его заподушки. "Не помня себя, он вбежал в спальню. Первое, что он увидел, это былолицо Лизаветы Петровны. Оно было еще нахмуреннее и строже. Лица Кити небыло. На том месте, где оно было прежде, было что то страшное и по видунапряжения и по звуку выходившему оттуда. Он припал головой к деревукровати, чувствуя, что сердце его разрывается. Ужасный крик не умолкал, онсделался еще ужаснее я, как бы дойдя до последнего предела ужаса, вдругзатих. Левин не верил своему слуху, но нельзя было сомневаться: крик затих ислышались тихая суетня, шелест и торопливые дыхания и ее прерывающийся,живой и нежный, счастливый голос тихо произнес: "Кончено". "Он поднял голову. Бессильно опустив руку на одеяло, необычайнопрекрасная и тихая, она безмолвно смотрела на него и хотела и не моглаулыбнуться. " И вдруг из этого таинственного и ужасного, нездешнего мира, в которомон жил эти двадцать два часа, Левин мгновенно почувствовал себя перенесеннымв прежний обычный мир, но сияющий теперь таким новым светом счастья, что онне перенес его. Натянутые струны все сорвались. Рыдания и слезы радости,которых он никак не предвидел, с такой силой поднялись в нем, колебля всеего тело, что долго мешали ему говорить. (Разрядка наша). " Но где, когда и зачем это все было, он не знал. Он не понимал тоже,почему княгиня брала его за руку и, жалостно глядя на него, просилауспокоиться, и Долли уговаривала его поесть и уводила из комнаты, и дажедоктор серьезно и с соболезнованием смотрел на него и предлагал капель. "Он знал и чувствовал только, что то, что совершалось, было подобнотому, что совершалось год тому назад в гостинице губернского города на одресмерти брата Николая. Но то было горе, -- это была радость. Но и то горе иэта радость одинаково бы ли вне всех обычных условий жизни, были в этойобычной жизни как будто отверстия, сквозь которые показывалось что товысшее. " И одинаково тяжело, мучительно наступало совершающееся и одинаковонепостижимо, при созерцании этого высшего, поднималась душа на такую высоту,до которой она и не поднималась прежде, и куда рассудок уже не поспевал занею. (Разрядка наша). Из этих отрывков мы, можем заключить следующее: 1. Толстой находился 22 часа в бессознательном состоянии ("Вдруг изтого таинственного и ужасного, нездешнего мира, в котором он жил эти 22часа, Левин мгновенно почувствовал себя перенесенным в прежний обычныймир"), во время которого он хотя совершал целесообразные действия, нопотерял сознание времени, места, цели (см. выше фразу: "где, когда и зачемэто все было, он не знал"). 2. Действия, которые он совершал в этом состоянии были автоматическими(например, устраивая по приказанию других для себя ночлег он не понималэтого; его посылали за чем-нибудь, он все исполнял в состоянии автоматизма.) 3. Он видел всех окружающих его близких лиц, не понимая, "как ониприходили и выходили", "где они были", "он не знал, и, вернее он не понималсвязь и смысл всего окружающего, потерял всякий контакт сознательности исмысл совершаемого. 4. Такое бессознательное состояние он пережил во время смерти брата вгостинице губернского города (следовательно во время переживания аффектагоря). 5. Что эти приступы бессознательности и сумеречного состояния у негоодинаково вызывались аффектом горя и аффектом радости ("он знал и чувствовалтолько что то, что совершалось, было подобно тому, что совершалось год томуназад на одре смерти брата. Но то было горе -- это была радость. Но и тогоре и эта радость одинаково были вне всех обычных условий жизни"). 6. Что в этом состоянии он переживал приступы психической ауры,переживания, свойственные эпилептикам (анализ этого явления см. ниже главу о"приступах психической ауры и эпилептоидных экстазов".) 7. Этот приступ сумеречного состояния окончился, по-видимому,судорожным припадком. Пример сумеречного состояния, во время которого данное лицо впадает вступорозное состояние, сопровождающееся полным автоматизмом, мы имеем такжепри описании Толстым переживаний Пьера Безухова (в "Войне и мире") во времярасстрела французами пленных. Здесь Толстой подробно описывает этосостояние, при чем с большим мастерством показывает, как постепенно изсознания выключаются: I функция центрального зрения, функции интеллекта дополного сужения поля сознания на один узкий комплекс Платона Каратаева. Всеостальное он не видит, не слышит и не понимает. Только личность юродивогоПлатона Каратаева существует, и то, как необыкновенная личность (см. ниже,где дан подробный анализ этого переживания). Сумеречные состояния переживались Толстым в самых различных формах ивариациях. Так, в "Крейцеровой сонате"мы имеем описание сумеречногосостояния, которое сопровождается бредом ревности, доходящим до экстаза,оканчивающимся импульсивным действием -- убийством. Описание это такмастерски и последовательно развивается, что так написать с точки зренияпсихопатологической правдивости может только человек, переживший сам этосостояние (см. об этом подробнее главу 3, II ч.). Сумеречные состояниястраха смерти с галлюцинациями устрашающего характера мы приводим ниже вглаве "О приступах патологического страха смерти". Легкие формы сумеречного состояния у Толстого, по-видимому, были чаще.Так, ниже мы приводим выдержи из рассказа "Люцерн" где описывается Толстым,как герой рассказа под влиянием аффекта впадает в легкое сумеречноесостояние, сопровождающееся, помимо желания "импульсивных действий",проповедническим комплексом "бичевания" людских пороков, потребностьюпротестовать, разоблачать все "злое" на земле (см. соответствующую главу).Комплекс богоискательства Толстого и комплекс "искания правды", а такжеэкстатические переживания его, когда все люди казались ему необычайно"добрыми и хорошими", переживались им в легких сумеречных состояниях (обэтих формах также будет речь ниже). В общем, если мы станем подводить итогивсех форм сумеречных состояний, которые переживал Л. Толстой, то мы получимследующую сводку: 1. Сумеречные состояния, сопровождающиеся ступором и полнымавтоматизмом, иногда с последующими переключениями в экстатическое состояние"счастья" во время ауры. 2. Сумеречные состояния, сопровождающиеся аффектом и оканчивающиесяимпульсивным действием. 3. Сумеречные состояния, сопровождающиеся экстазом "счастья" иавтоматизмами, причем все люди и живые существа кажутся "добрыми" и"хорошими" (в то время как объективно нет для этого оснований). 4. Сумеречные состояния, сопровождающиеся экстазом "счастья" икомплексом богоискательства, причем ему кажется, что он постигает"откровение божьей правды". 5. Сумеречное состояние, сопровождающееся аффектом гнева или экстазом,во время которого он впадает в тон пророка или нравоучителя, беспощаднобичующего "ложь жизни", порочность людей, противоречия и несправедливости"земной жизни" и, вообще, когда все кажется ему обманом и сплошнымпреступлением. 6. Сумеречное состояние, сопровождающееся аффектом патологическойревности с тенденцией к импульсивным действиям (убийства пли самоубийства). 7. Сумеречные состояния, сопровождающиеся тяжелыми приступамипатологического страха смерти, а также (иногда) галлюцинациями устрашающегохарактера (эта форма переключается иногда в состояние, указанное в пункте4). 8. Сумеречное состояние, сопровождающееся спутанностью и бредом Все эти формы отчасти уже иллюстрировались нами здесь, и отчасти о нихбудет речь ниже в следующих главах. Эти формы приступов продолжаются у него по несколько дней иликратковременно, по несколько часов. В тяжелых случаях эти приступыоканчивались судорожными припадками (или эквивалентами). Остается неизвестным только вопрос о характере эпизодичности этихприступов: носили ли они регулярную форму эпизодичности в смысле Kleist'a(Ерisodische Dammerungs Zustand или нет. Мы склонны думать, что строгойэпизодичности они не имели и зависели, главным образом, от внешних условийжизни. Если Толстой имел какое-нибудь волнение (ссора, неприятность и проч.), то он мог их иметь чаще. Если он жил в спокойных условиях, он мог их неиметь длительное время.
Date: 2016-07-22; view: 260; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА... |