Запись двадцать шестая

СЮРПРИЗЫ «РИО ГРАН»

Монтевидео. 10 мая 1970 года.

Так!.. Мрачные предсказания Хуана Мануэля Фанхио, кажется, начинают сбываться. На первых 3 тысячах километров южноамериканской трассы мы потеряли еще 19 машин, в том числе лидера — Рене Траутмана. Из стартовавших в Рио 71 экипажа здесь, на контрольном пункте столицы Уругвая, сумели отметиться только 52. Если дальше так пойдет, то...

Я не видел, как произошла авария с машиной Траутмана. Лидер стартовал первым, а я лишь в четвертом десятке, то есть более чем через полчаса. Но когда я подъехал к месту катастрофы, Траутман еще... плакал. Он был цел и невредим — после того, что с ним произошло, это было просто счастьем, — но нервное напряжение гонки было так велико, что он вот уже полчаса не мог унять слезы. Мне было искренне жаль этого мужественного человека, много раз спокойно смотревшего в глаза смерти и не устоявшего сейчас перед мелкой обидой от вульгарной «подножки», которую ему уготовила трасса. (Верно сказал Джимми Гриве по этому поводу: «В футболе такое называют грязной игрой».)

Что же произошло?.. Подробности я узнал уже здесь, в Монтевидео, от свидетеля происшествия Ханну Миккола. Пытаясь оторваться от идущего по пятам финна (Ханну Миккола на «форд-эскорте» стартовал вторым), Рене Траутман, входя в крутой вираж, не сумел удержать свой «ситроен» в пределах дорожного полотна. Подобное случается, и французский гонщик, несомненно, выправил бы положение, будь это на какой-нибудь другой, менее коварной дороге. Но здесь сразу за поворотом находился узкий деревянный мостик, на который Траутман, естественно, не смог уже попасть. Машина пролетела мимо и разбилась. Ремонт ее, по самым скромным подсчетам, требовал не менее семи часов (вот в этомто как раз я усомнился!), а до закрытия контрольного пункта в Монтевидео оставалось всего пять часов. Во всяком случае, Траутман даже не пытался восстановить свой «ситроен».

Рассказывая мне это, Ханну Миккола казался искренне огорченным. Хотя теперь он стал лидером соревнований, было видно, как неприятно ему получать преимущество такой ценой. Я с волнением смотрел на этого, обычно очень сдержанного и даже суховатого финна. Неужели и у него, человека с психологией профессионального буржуазного гонщика, несмотря на весь ажиотаж, раздуваемый вокруг ралли, и высокую конъюнктуру на букмейкерском рынке страстей в Лондоне, простое и естественное чувство спортивной солидарности способно отодвинуть на задний план радость победы и важные «фирменные интересы»?

Как бы прочитав в моих глазах этот немой вопрос, Ханну Миккола усмехнулся и сказал:

— «Форду», конечно, большой подарок. Правда, он омрачен тем, что сошел Роджер Кларк, признанный фаворит в нашей команде, надежда фирмы.— Микколла посмотрел мне прямо в глаза.— А я лично... жалею Рене... Хотя дело не только в симпатиях. Просто... если бы первым шел я, подобное могло случиться и со мной. Такова участь лидера.

Мне, не скрою, был очень интересен этот разговор, в котором прозвучали какие-то новые, чуждые для меня и в то же время волнующие мотивы. Тут была смесь человечности, сочувствия противнику, трогательной опаски перед своим новым положением и... нескрываемое равнодушие к судьбе товарища по команде. «Я лично...» Черт знает, какая философия!

Но Миккола, очевидно спохватившись, перевел разговор на другую тему:

— Вы читали статью Хуана Фанхио? Он считает, что у нас ничего не получится.

Да, прогнозы Фанхио волнуют, видимо, всех. А я, признаться, возвращаюсь к ним мыслью еще и под влиянием беседы с Миккола. Разумеется, невозможно даже представить, чтобы у нас в команде кто-нибудь мог не огорчиться по случаю беды с нашим товарищем. Подобное просто непостижимо. Но всетаки какое-то влияние общего ажиотажа сказывается и на нас. Признаюсь, тревожат меня некоторые симптомы... Разумеется, когда идет гонка, то один экипаж стремится обогнать другой, показать лучшее время. Это естественно. Но у нас ведь задача более сложная и более ответственная: показать высокий командный результат. Что с того, если какой-нибудь «Москвич» окажется в числе лидеров? Помню, когда на ралли Лондон — Сидней один из экипажей попробовал «зарываться» подобным образом, наш командор Александр Васильевич Ипатенко пресек такие попытки жесткой рукой. А в нынешнем марафоне, прямо скажу, чувствуется отсутствие ипатенковской острастки. То и дело замечаешь, что кто-нибудь поддается господствующим здесь настроениям. Примчится на финиш скоростного участка и бежит узнавать, какое у него место. К чему это? Мы ведь не на первенстве СССР. И важна для нас сумма мест, а вернее — равно высокие результаты, достигнутые всеми экипажами команды. В пылу же личного соперничества можно утерять и чувство локтя, и контроль над собой. Понимаем это, солидарны друг с другом, а все же нет-нет да и взыграет гонщическая кровь...

Впрочем, сегодня как раз для таких тревог есть меньше всего оснований. Дела наши пока что идут прекрасно, и первые южноамериканские трудности, причинившие многим столь ощутимый урон, нам, советским гонщикам, оказались вполне по плечу. Все пять «Москвичей» успешно финишировали в Монтевидео, причем значительно улучшив свое турнирное положение.

Особенно важно то, что мы теперь стали лидерами в своем классе. Решилось это на том самом скоростном участке «Рио Гран», который оказался для некоторых роковым. Наша команда прошла его отлично, заняв на финише места в ведущей группе. Иван Астафьев, например, был вторым (и занимает теперь уже 16-е место в общем зачете), Каститис Гирдаускас — четвертым, Юрий Лесовский — пятым.

Я, кстати, присмотрелся (еще в Лиссабоне и в Рио-де-Жанейро) к экипажу «остин-макси», который, по итогам европейского этапа, оказался в турнирной таблице нашего класса выше, чем «Москвичи». И был крайне разочарован. Нет, пожалуй уж, скорее, очарован. Ну, в общем, не знаю, как сказать, поскольку оказалось, что нас опережали... женщины. Да еще какие! Розмари Смит — манекенщица крупнейших фирм и журналов, рекламирующих автомобили. Лицо ее часто мелькает на обложках и рекламных плакатах, и когда оно при встрече мне показалось знакомым, я себе так это и объяснил. Но выяснилось, что мы с ней встречались еще на ралли Лондон — Сидней. «Только тогда я была несколько иначе оформлена»,— рассмеявшись, добавила она.

И я вспомнил, что в Сиднее действительно залюбовался на приеме в автоклубе эффектной брюнеткой, получавшей второй приз в женском разряде. Она и вправду была тогда «оформлена» в другом стиле.

Сейчас Розмари Смит — блондинка ярко выраженного англосаксонского типа. Когда она, высокая, стройная, выходит из своего автомобиля (со стартовым номером 74) в модном светло-сером костюме, аккуратно причесанная, по-спортивному подобранная, кажется, что это приехала какая-то английская леди, чтобы сделать очередные закупки в магазине или сыграть партию в лаун-теннис. Между тем Розмари — профессиональная гонщица. Она участвовала уже во многих автомобильных соревнованиях, неизменно используя их, правда, и в других целях — как манекенщица. Так что, покуда мы наслаждались экзотическими видами, гуляя по Лиссабону или, например, Рио-де-Жанейро, она и обе ее товарки по экипажу — англичанка Элис Уотсон и француженка Жинетт Деролан — были по горло заняты трудовой деятельностью. Фотосъемки на натуре и в павильонах — с самыми различными автомобильными «сюжетами» и фантастически быстрой сменой костюмов — продолжались ежедневно по нескольку часов.

И вообще, удивительно занятное это «племя» — профессиональные автомобильные гонщицы. Оно очень малочисленно, правда, но зато фанатически привержено автомобильному спорту, делит абсолютно все его радости и трудности. Никогда не перестану удивляться тому, как эти хрупкие женщины выдерживают столь колоссальное физическое напряжение и умудряются еще при этом — после пылевых ванн, грязевых душей, выматывающей тряски и других невзгод нашей дорожной жизни — не только сохранять женственность и привлекательность, но и быть попросту умытыми, причесанными, а иногда и косметически «оформленными».

Однако я несколько увлекся (что в данном конкретном случае — уж поверьте! — вполне объяснимо), а между тем о пройденном за последние двое суток пути есть что рассказать. Как-никак за 40 ходовых часов — 3320 километров со средней скоростью свыше 80 километров в час! Иными словами, стрелки наших спидометров в течение всего пути находились у отметки 110—120 и выше. А на отличной дороге от Рио-де-Жанейро до Сан-Пауло и все 150—160.

Но еще более впечатляющими, чем гонки, были некоторые остановки. Да, да, вынужденная остановка экипажа Леонтия Потапчика в Сан-Пауло может быть, по-моему, занесена в анналы истории ралли, как не имеющая прецедента. Действительно, раллистам уже не раз приходилось «воевать» с различными разъяренными животными — пантерой, кенгуру, верблюдом (был такой случай в ралли «Сафари») и даже со змеей, мстительно бросившейся вслед «наступившему» ей на хвост автомобилю. Но с вооруженными людьми?.. Такого я что-то про наше мирное племя раллистов еще не слыхивал.

А вот в Сан-Пауло это произошло. Леонтий Потапчик уже почти пересек весь город и выруливал на шоссе, ведущее к Вентании, когда его вдруг обогнали две местные машины и стали поперек дороги, перегородив путь. Из машин выскочили пятеро человек, бросились к «Москвичу», окружили его и начали, перебивая друг друга, что-то кричать, требовать, угрожать. Особенно неистовствовал один, с бородой, одетый явно не для приема в посольстве — на нем была какая-то наспех накинутая рваная куртка и что-то вроде кальсон вместо брюк. Но... в руках у него был автомат, который он держал так, будто идет в атаку на сильно укрепленную позицию противника. (Еще у одного из шести атакующих был обрез, а остальные были вооружены если менее современно, то не менее опасно.) Приблизившись к машине, они, судя по их жестам, требовали, чтобы экипаж вышел и стал к стенке для... расстрела.

Можно себе представить самочувствие Потапчика, Лесовского и Баженова, которые до сих пор боялись, главным образом, только штрафных очков! Тщетно попытавшись что-то объяснить человеку с автоматом, Потапчик защелкнул дверцы автомобиля на предохранитель — он решил, видимо, принять смерть на боевом посту, за рулем.

На шум сбежались прохожие, они пытались утихомирить агрессоров, взять наших гонщиков под защиту. Не тут-то было. Бородач выпустил длинную очередь из автомата — правда, в воздух,— а обладатель обреза навел его прямо на толпу.

Защитники, естественно, разбежались, кто-то позвал полицию. Но и полисмены предпочитали держаться от места происшествия на почтительном расстоянии, поскольку бородач весьма выразительно помахивал автоматом, держа палец на спусковом крючке. И неистово что-то кричал.

Наконец из толпы (а отнюдь не из ставшей уже довольно внушительной группы полицейских) отделился смельчак, вызвавшийся быть посредником в переговорах. Он рискнул подойти к человеку с автоматом и вступил с ним в довольно длительное собеседование.

А время идет! У раллистов оно, как известно, рассчитано по минутам. Подъехала к месту происшествия машина Щавелева и Лифшица. Ребята выскочили из машины, хотели подбежать к товарищам на помощь, но полицейские удержали их. Тем более что переговоры вступили в решающую фазу — посредник взял у Потапчика его русский паспорт и поднес к глазам бородача, как икону или охранную грамоту. При этом он, как бы заклиная, произносил, скандируя: «Руссиа, руссиа, хе пассапорте!» Это несколько охладило пыл бородача, и он, сквозь зубы, объяснил, в чем дело.

Оказывается, какая-то раллистская машина — как позже выяснилось, английская — чуть не сбила на дороге мальчика, его сына, сильно перепугавшегося и поднявшего крик. Разъяренный отец, собрав быстренько группу добровольцев, организовал преследование обидчиков, но англичане юркнули куда-то в сторону, а машина Потапчика оказалась первой в поле зрения преследователей, жаждавших расплаты и мщения.

Убедившись в ошибке, человек с автоматом был явно разочарован. Он был настроен на более решительные действия, чем принесение извинений и всякие там расшаркивания. Поэтому он просто чертыхнулся и с досадой показал Потапчику автоматом, что можно ехать... Злые языки утверждают, будто первые километры после Сан-Пауло автомобиль со стартовым номером 28 мчался со скоростью, недозволенной даже по южноамериканским понятиям...

А вообще-то дорога от Рио-де-Жанейро до Сан-Пауло была сравнительно легкой. Затем начался первый в Южной Америке скоростной участок между Вентанией и Батеясом протяженностью 200 километров. Дистанцию по пыльному и неровному тракту почти все экипажи преодолели благополучно, и, хотя никому не удалось избежать здесь опоздания (даже Потапчику, который получил особый «запал» в Сан-Пауло!), общая расстановка сил, сложившаяся после Лиссабона, практически не изменилась.

Изменения начались на упомянутой уже мною трассе «Рио Гран», живо вызвавшей в памяти недавние югославские переживания. Дорога между Итупарангой и Канелой оказалась еще похуже того югославского участка, и отнюдь не только потому, что она почти в 5 раз длиннее (384 километра). Слепые повороты, разбитая проезжая часть, узкие деревянные мостики — и все это в тумане, ночью! — попадались здесь гораздо чаще, чем в Югославии, были прямо-таки в изобилии. Но как все познается в сравнении! Помню, насколько мы были тогда обескуражены подобными трудностями, как чертыхались в адрес организаторов соревнований. А здесь... не было не только слов для выражения своих чувств, но и попросту времени на это (хотя само состязание длилось, естественно, гораздо дольше). Скорость—110 километров в час, высота уже что-то около двух тысяч метров, трасса проходит по побережью высоко над уровнем моря, и если успеваешь тут ввернуть словцо, то только чтобы обратить внимание товарища на очередную опасность.

А главное — опыт есть опыт! — этот скоростной участок мы прошли уже с лучшими показателями.

В общем, в этих горных гонках мы были во всех отношениях на высоте. Более того, несмотря на горячие бои с лидерами и на то, что мы двигались из Рио-де-Жанейро прямо на юг, нам отнюдь не было жарко — трасса пролегает по самым холодным и скудным районам Бразилии, температурные условия которых даже отдаленно не напоминают полутропический климат этой страны.

Не потеплело и тогда, когда, проехав еще тысячи полторы километров на юг, мы пересекли границу Уругвая. (Только потом я сообразил, что мы ведь удалялись от экватора и, следовательно, все так и должно было быть—чем южнее, тем холоднее.) А вскоре после границы нас ожидал восьмой скоростной участок—384 километра от Такуарембо до Салто.

Уругвайский Прим» представляет собой извилистую каменистую дорогу со множеством небольших спусков, подъемов и коротких, но резких поворотов. Тоже не сахар, по правде говоря. Здесь из соревнований выбыло еще несколько машин. Но мы, видимо, как-то уже втянулись в гонку, появилось что-то вроде второго дыхания, и поэтому восьмой скоростной участок не оставил особых воспоминаний.

И вот мы здесь, в Монтевидео, куда прибыли как аз в обеденное время и где вкушаем сейчас положенные нам после 40 часов непрерывной гонки 40 часов отдыха. Можно вздохнуть и оглядеться.

Да, похоже, что до Мексики дойдет немного машин. Хоть и не хочется принижать собственный спех, но, по правде говоря, пока еще ничего умопомрачительно трудного на южноамериканском участке трассы не было. А отсеялось сразу более 25 процентов участников! Что же будет на других участках, де как официально сказано в документе «дороги окружают зияющие пропасти», а «дорожное полотно напоминает стиральную доску»!..

Во всяком случае, относительно скоростного участка между Итупарангой и Канелой все предсказания олностью подтвердились. Он был даже охарактеризован, я бы сказал, слишком сдержанно, — действительность оказалась еще более впечатляющей, чем документ. Я думаю, что Роджер Кларк и Рене Траутман разделяют это мнение.

Монтевидео понравился мне не меньше, чем Рио.

Единственное, чего я не могу взять в толк, почему Уругвай во всех рекламных плакатах называют «американской Швейцарией». Мы пересекли почти всю страну, но ни разу не видели более или менее высоких гор; это скорее холмы, высота которых не больше 500—600 метров. Даже гора Серро, которая, по преданию, дала имя этому городу («Монте видео!» по-испански означает «Вижу гору!» — так якобы воскликнул юнга на корабле Магеллана, когда тот пересек Атлантический океан и приблизился к берегам Америки), никак не выделяется своими размерами. В Швейцарии ее за гору не считали бы.

Но это, в общем, уже туристские разговорчики. А нам завтра опять стартовать. Мы переправимся на пароме через залив Ла-Плата в Буэнос-Айрес, где уже вечером, в 21.00, состоится второй рестарт для оставшейся полусотни экипажей.

Date: 2016-07-18; view: 278; Нарушение авторских прав