Сознательное формирование мифов.

Как отмечалось выше, этот тип воздействия имеет ряд подти­пов: коррекция (трансформация) мифа, присоединение к чужому мифу, отрицание чьего-либо мифа, сознательное творение мифа.

О трансформации личного мифа мы уже говорили, когда раз­бирали феномен Кашпировского и анализировали порожденные им и о нем тексты. Сам факт, что никому не известный психотерапевт из Винницы вдруг оказался на экране центрального телевидения, настолько потряс массовое воображение, что Кашпировский дейст­вительно был причислен к пантеону богов, а его воздействие пре­увеличено до неимоверности (феномен Иисуса Христа).

Мы уже отмечали, что сам Анатолий Михайлович постоянно «намекал» во время трансовых сеансов на свое избранничество, обозначал свою роль как функцию страдающего мессии и как-то ненавязчиво считал до 33, задавая невинный вопрос: «Кто-нибудь из вас задумывался, почему я всегда считаю до 33-х?».

Творению образа новоявленного Мессии способствовала и ог­ромная масса публикаций о Кашпировском. Так, А. Морговский отмечает: «среди окружающих он не выделяется какими-то особен­ными приметами: среднего роста, худощавое крепкое тело, обыкно­венная одежда — в толпе вряд ли привлечет внимание». А далее идет романтизация образа Кашпировского: «Произведения прозы, поэзии — не только для эстетического наслаждения, в них Кашпировский ищет ответы на вопросы, волнующие его и как че­ловека, и как врача. Его любимое из Блока:

„Когда придет последний час природы,

Состав частей разрушится земных,

Все сущее опять покроют воды,

И Божий лик изобразится в них“.

И таких примеров можно привести множество. Кстати, Кашпи­ровский умело работал над своим мифом: в нужный момент появ­лялась информация и скандального, и хвалебного типа, обществен­ное сознание непрерывно подогревалось...»

Другой пример сознательного (но, может быть, не очень про­фессионального) творения мифа — десятилетняя практика доктора М. Н. Малкина из Нижнего Новгорода — врача-нарколога, соз­давшего общество «Спасательный круг» (типа «Анонимных Алко­голиков» в Америке). Он сам создавал свой миф при помощи мно­гочисленных статей, бесед, выступлений по радио и ТВ: «Ал­коголь — враг семьи», «Помните о последствиях», «Алкоголь женщина» и др. Это достаточно традиционный и медленный путь внедрения, потому что содержание статей и заметок традиционно-просветительское—апеллирует к сознанию алкоголиков, которые знают не хуже доктора, что пить вредно. Однако последовательная деятельность и наличие целого корпуса текстов сделали свое дело: доктор добился достаточно большого внедрения, к нему устреми­лись алкоголики со всех концов страны.

Присоединением к чужому мифу особенно славятся любимые ученики А. Р. Довженко (своеобразные сыновья лейтенанта Шмид­та). Особых пояснений этому факту не требуется. К этой же группе можно отнести специалистов, постоянно обучающихся на семина­рах по НЛП, гештальту и т. д. у зарубежных коллег. «Энн считает», «Питер работает классно». Вот они — философемы чужого языка. А где же ты сам? Против такого сакрального отношения к иноязычным теориям выступает, кстати, А. Е. Алексейчик, считая пре­имуществами отечественной психотерапии по сравнению с запад­ной глубину, душевность, духовность: «К сожалению, пользоваться этими преимуществами (душевностью, духовностью, уникально­стью, спонтанностью...) мы не умеем. А при нередких спонтанных проявлениях воспринимаем это как „один из возможных вариантов понимания“, „болезненные проявления славянской души“, „поток бреда“... Бежим от реальной душевности, духовности наших паци­ентов, наших коллег, собственной духовности в „анатомию“, „пси­хотехнику“...

Мне видится, что даже самое скромное, самое простое „деланье“: спонтанное движение души или достаточно заметной ее „части“ у психотерапевта, приведенное хотя бы в некоторое соот­ветствие с потребностью, неуравновешенностью души или ее части пациента, может оказывать гораздо большее целебное, уравнове­шивающее действие, чем массивные, совершенные, отработанные методики западных коллег....Огромные потенциальные перспекти­вы у нашей истинной „соборности“ при европейско-азиатском раз­нообразии и уникальности личностей психотерапевтов. Образно говоря, огромные наши преимущества — в нашей почве и климате. Почве, о которой А. П. Чехов говорил: „Воткните в нее оглоблю и вырастет тарантас“. Хочется подчеркнуть. Именно тарантас. Не ка­рета, не мерседес, не форд. Тарантас — более „живой“, менее искус­ственный, более совместимый с нашей дорогой, нашей фигурой, манерой держаться».

Присоединение через отрицание — тоже достаточно распро­страненный прием. Так, специалист по введению «ключа саморегу­ляции» Л. М. Максименюк из Винницы очень любит рассказывать о своей конкурентной борьбе с ранним Кашпировским и «нечисто­плотности» последнего, что заметно повышает его, Максименюка, впрочем, как и Кашпировского, популярность.

Сознательное творение мифа, его грамотная трансформация и широкое внедрение возможно только при использовании всего ар­сенала лингвистических и экстралингвистических достижений нау­ки и осознанном применении метода вербальной мифологизации.

Метод ВМЛ, который первоначально разрабатывался как ме­тод терапии терапевтов, позволяет создавать личностные якорные тексты, внедрять их в массовое сознание и, по мере необходимости, грамотно трансформировать. Об этом и пойдет речь далее.

Глава 12. Программирование судьбы (ВМЛ — создание мифа в терапевтической группе)

Тебя ведет по жизни внутренний дух познанья, тот играющий призрак, который и есть ты сам. Не отворачивайся от возможного будущего, пока не убедишься, что тебе больше нечему у него научиться. Ты всегда вправе изменить образ мыслей и выбрать другое будущее или другое прошлое.

Р. Бах

Вот мой секрет, он очень прост: зорко о, лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь

А. де Сент-Экзюпери

Говоря о сознательном и профессиональном сотворении мифов, я имею в виду, прежде всего, лингвистическую сторону этого во­проса, хотя результаты такого рода работы непременно отразятся на уровне социально-психологической адаптации личности к обще­ству и, возможно, каким-то образом повлияют на здоровье (иссле­дованиями терапевтического эффекта личных мифов занимается в настоящее время доктор д. В. Кылосов).

Вообще-то профессиональной разработкой мифов занимается имиджелогия — наука, специализирующаяся на формировании пре­имущественно рекламных образов: «Понятие „имиджа“ (синоними­чное „персонификации“, но более обобщенное, включающее не только естественные свойства личности, но и специально нарабо­танные, созданные) связано как с внешним обликом, так и с внут­ренним содержанием человека, его психологическим типом, черты которого отвечают запросам времени и общества».

Создать себе имидж может далеко не каждый, поскольку имид­желогия — это область специальной профессиональной коммуни­кации, и достаточно дорогая область. А вот разобраться со своей собственной судьбой, понять свой собственный образ...

Приведу небольшой отрывок из итальянской сказки «Злая судь­ба»:

«Только судьба подошла к Сфортуне, девушка крепко схватила ее за руки и потащила к ручью. Ну и вопила же старуха, когда Сфортуна терла ее намыленной губкой.

— Не хочу мыться! Не хочу мыться! — кричала она, вырыва­ясь.

Но Сфортуна не обращала внимания на ее крики. Она чистень­ко вымыла свою судьбу, причесала ее, надела новое красивое пла­тье, обула в новые скрипучие башмаки и вылила на нее весь пузы­рек с розовым маслом.

Ах, какая милая добрая старушка стояла теперь перед ней! А пахло от нее, как от десяти кустов роз. Известное дело, все женщи­ны, даже самые старые, любят новые наряды. Судьба налюбоваться на себя не могла. Она то и дело оправляла оборочки на юбке, по­скрипывала новыми ботинками, примеряла шаль.

— Умница ты моя,— сказала она Сфортуне.— Так уж повелось: если у человека злая судьба, он только и знает, что жалуется да клянет ее. Вот она и становится еще злее. Никому и в голову не придет, что надо самому постараться сделать свою судьбу краше. Ты, моя голубка, так и поступила. Теперь все у тебя пойдет хорошо. Спасибо тебе за подарки, прими и от меня подарочек».

ВМЛ — это и есть лингвистическая попытка «причесать и умыть Судьбу». Но прежде немного теории.

Предчувствие мифа

Почему именно «миф», а не какое-нибудь другое понятие («имидж», например)?

Во-первых, потому, что это традиция российской философии.

Так, А. Ф. Лосев в книге «Диалектика мифа» пишет: «Нужно быть до последней степени близоруким в науке, даже просто сле­пым, чтобы не заметить, что миф есть (для мифического сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интен­сивная и в величайшей мере напряженная реальность. Это не вы­думка, но наиболее яркая и самая подлинная действительность. Это — совершенно необходимая категория мысли и жизни, далекая от всякой случайности и произвола». «Миф не есть бы­тие идеальное, но жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная, действитель­ность». «Всякий миф, если не указывает на автора, то он сам есть всегда некий субъект. Миф всегда есть живая и действующая личность. Он и объективен, и этот объект есть живая личность». «Я говорю, что если вы хотите мыслить чисто диалектически, то вы должны прийти к мифологии вообще, к абсолютной мифоло­гии в частности».

Во-вторых, понятие «мифа» является едва ли не центральным в мировой психологии и психотерапии как индивидуальной, так и групповой.

«Миф... является тем шагом, при помощи которого отдельный индивид выходит из массовой психологии».

По свидетельству Джозефа Кэмпбелла, после окончания рабо­ты «Символы трансформации», К. Г. Юнг сообщил: «Едва я закон­чил рукопись, как меня осенило, что значит жить с мифом и что такое жить без него. Миф, как говорил кто-то из отцов Церкви, это „то, во что верят все, всегда и везде“; следовательно, человек, кото­рый думает, что он может прожить без мифа или за пределами его, выпадает из нормы. Он подобен вырванному с корнем растению, лишенный подлинной связи и с прошлым и с родовой жизнью, ко­торая в нем продолжает себя, и с современным человеческим сооб­ществом. Это игра его разума, которая всегда оставляет в стороне его жизненные силы». — «Это и был тот радикальный сдвиг от субъективного и персоналистского, в сущности своей биографиче­ского, подхода к прочитыванию символизма psyche к более широ­кой — культурно-исторической, мифологической — ориентации, ко­торая затем станет характерной чертой юнговской психологии». Он спросил себя: «Каков тот миф, которым ты живешь?» — и обнару­жил, что ответ ему неизвестен. «Итак, самым естественным образом я поставил перед собой цель докопаться до „моего“ собственного мифа, и рассматривал это в качестве сверхзадачи, ибо,— как сказал я сам,— как могу я, занимаясь лечением своих пациентов, учиты­вать личностный фактор, мое собственное уравнение личности, ко­торое так необходимо для понимания других людей, если я не осоз­наю его? Я просто вынужден был выяснить, какой бессознательный или подсознательный миф формировал меня, из какого подземного клубка я произрастаю».

Э. Берн показывает на конкретных примерах «сходство между мифами, сказками и реальными людьми. Оно лучше всего схваты­вается с трансакционной точки зрения, основанной на собственном мифе (изобретенном специалистами по анализам игр и сценариев) как средстве более объективного видения человеческой жизни».

В-третьих, понятие «миф» подчеркнуто-лингвистическое (речь, слово, толки, слух, весть, сказание, предание, в отличие от понятия «имидж» (образ), и в той или иной мере связано с понятием творчества.

Эту мысль наиболее четко выразил А. Ф. Лосев в книге «Диа­лектика мифа»: «...Миф не есть историческое событие как таковое, но оно всегда есть слово. Слово — вот синтез личности как идеаль­ного принципа и ее погруженности в недра исторического станов­ления. Слово есть заново сконструированная и понятая личность. Понять же себя заново личность может, только войдя в соприкос­новение с инобытием и оттолкнувшись, отличившись от него, т. е. прежде всего, ставши исторической. Слово есть исторически став­шая личность, достигшая степени отличия себя как самосознающей от всякого инобытия личность. Слово есть выраженное самосозна­ние личности, уразумевшая свою интеллигентную природу лич­ность, — природа, пришедшая к активно развертывающемуся само­сознанию. Личность, история и слово — диалектическая триада в недрах самой мифологии. Это — диалектическое строение самой мифологии, структура самого мифа. Вот почему всякая реальная мифология содержит в себе 1) учение о первозданном светлом бы­тии, или просто о первозданной сущности, 2) теогонический и во­обще исторический процесс и, наконец, 3) дошедшую до степени самосознания себя в инобытии первозданную сущность....миф есть в словах данная чудесная личностная история».

Итак, выделиться из толпы (осознать себя личностью), мобили­зовать свои творческие резервы, выразить этот процесс через сло­во — стать уникальным, обрести миф.

Первая попытка мифа

Как писал К. Г. Юнг, невозможно помочь другому, не разо­бравшись со своим личным мифом. Поэтому идея создания текста мифа и возможности его трансформации в другие тексты зароди­лась именно в психотерапевтической среде. Как часто человек не может ответить на такой, казалось бы, простой вопрос: «Что вас отличает от всех других людей?» В лучшем случае, можно услы­шать ответ «красивые ноги», или «высокий рост». Но где же сама личность?

Первая попытка создать миф была предпринята в 1993 году на Смоленском семинаре по психотерапии. Объектом послужил док­тор из Новокузнецка С. И. Старостенко, а сам текст представлял собой газетный материал с «трансовыми наводками», широко рас­пространенными в системе НЛП:

Date: 2016-11-17; view: 289; Нарушение авторских прав