Производит осаду прилавка

грудой свертков навьюченный люд:

каждый сам себе царь и верблюд…

О хорошей одежде в СССР можно было только мечтать. Всё импортное было предметом религиозного поклонения. Импортные товары продавали в магазинах элитной сети "Берёзка", где товары покупались за чеки "Инвалютторга", которые могли приобрести только люди, имевшие иностранную валюту (дипломаты и иностранцы). Хождение иностранной валюты, торговые и обменные операции с ней были уголовным преступлением, так как тоталитарное государство ограничивало таким образом доступ к иностранным товарам, которые могли быть достоянием немногих избранных (дипломатов, высших чиновников и партийных деятелей).

Советскими же товарами были завалены все полки, но никто не хотел их покупать, так как они были низкого качества. Обычные люди не могли не хотеть доступа к иностранным товарам, хотя бы к товарам, произведённым в "братских" социалистических странах. Ради этого люди шли на жертвы и преступления. Товарный фетишизм был господствующей религией в СССР. Желание обладать иностранными товарами породило целый огромный пласт "преступности" в СССР — "валютчиков" и "фарцовщиков".

Валютчики совершали незаконные операции по купле-продаже валюты, так как иностранные товары можно было купить только у иностранцев и только за валюту, "деревянный" рубль не был свободно конвертируемым. Фарцовщики продавали иностранные товары уже за рубли, но, как правило, за огромные суммы, что, по мнению "самого гуманного в мире" советского законодательства порождало состав преступления, так как советской Фемиде было трудно понять, как джинсы могли стоить целую месячную зарплату. Понять это несложно: в эту цену были вложены все риски фарцовщиков и валютчиков, которые шли на гипотетический риск тюремного заключения, зарабатывая на перепродаже предметов культа — качественных иностранных товаров.

Товарная религия в СССР, о которой я рассказал — не единственный пример религиозных культов подобного рода. Специалистам по религиоведению известны так называемые "культы последнего карго", широко распространённые среди дикарей-аборигенов, населяющих острова в Тихом океане. Происхождение этих культов, считающихся самыми молодыми религиями на Земле, парадоксально. Острова в Тихом океане постоянно испытывают недостаток в промышленных и пищевых товарах, производимых на континенте. В годы второй мировой войны на одном из островов произвёл аварийную посадку американский самолёт, вёзший припасы на военную базу. Дикарям досталось огромное богатство, легенды о котором передавались из поколения в поколение.

Простой американский лётчик стал для аборигенов богом, который в полном смысле дал им всё. Поэтому теперь на многих островах дикари кустарным способом строят взлётно-посадочные полосы, приносят жертвы, воскуряют благовония, круглосуточно жгут костры и ждут прибытия "последнего карго", как христиане ждут Апокалипсиса… Думаю, "культы последнего карго" дают ответ на вопрос — что бы стало с советским народом, если бы существование СССР и изоляция людей за "железным занавесом" продлились бы ещё 50-100 лет? Граждане СССР могли превратиться в диких, недалёких людей, которые бы всё свою жизнь тратили на бесплодное и безумное ожидание "манны небесной".

Конечно, многие воспримут подобные рассказы об СССР как страшилки, но это было реальностью, я жил в этой стране. Важно, чтобы все знали правду о том времени. Оно не такое далёкое, но как выясняется, хорошо забытое. Я ни в коем случае не призываю к осуждению СССР. Но не признать мою правоту — невозможно. Ведь если общепринято считать свободу совести и слова базовыми свободами человека, то свобода купить еду и одежду следует считать фундаментальной. Без которой человек — уже не человек, а дикарь, воздевающий руки к небу в ожидании прилета "последнего карго".

Культ Карго имеет много разновидностей. Жители Вануату, например, верят, что прилетит Джон Фрум, сделает всех богатыми и счастливыми, или хотя бы всемогущими. Считается, что это искаженное John from America, и что культ возник во время Второй Мировой, когда туземцы получали из нутра самолетов ящики с надписью CARGO, полные волшебных вещиц.

Ожидая Джона Фрума, меланезийцы соорудили деревянные макеты самолётов и аэродрома, проводят парады и ритуалы*. Жрецы надевают кокосовые наушники: Алло? Джон Фрум? Когда к нам?

Заметим, что сейчас культ Джона Фрума превратился в туристический аттракцион, потому что его атрибуты лишились волшебного ореола. Вообще культ карго возник еще в 19 веке. Описано много разновидностей, о которых можно прочесть в той же Википедии**. Там, кстати, сказано, что элементы карго имеются в российской культуре, как бездумное копирование западных социальных институтов в постсоветском обществе. На этом бы хотелось остановиться подробнее. Ибо Вики-автор, при всем уважении к его труду, не разглядел слона:

- Советским обществом правил великий карго-культ, определявший идеалы, идеи, идеологию.

Вспоминая детство: мы были убежденными каргоистами. Собирали бирки от джинсов, пробки от рома, японские фантики «с дикроботами». Лично я проявлял особую истовость, проникая в самый дзен карго. Паял приемник, одевал наушники, вслушивался в поющий эфир. Даже строил свой «деревянный аэродром» (!), а точнее космодром на столе – из батареек, игрушек, радиоламп. (А вы помните бесчисленные кружки авиамоделистов, эту пелевинщину?)

Что самое странное, в моих играх был и свой «Джон Фрум»: мифический Джонни Англия, который руководил полетами и обещал взять меня на борт черепахой. Иконами служили вырезки из «Америки». Жёлтый конверт из National Geographic вмещал карточки по инглишу. Стены покрывали коллажи из буржуйских журналов и цитаты из Queen. Масонские тетради полнились заклинаниями на латинице. Джонни Англия приобрел черты Фойла и ожидал меня в Грин Бей. Но попыток учить язык и реально выехать я не делал, а именно практиковал культ: с камланием, адорацией, жертвами и даже скарификацией.

Каргоизм отпустил меня, лишь когда я совершил Паломничество на Запад. Посетил там святыни – аэродром Шимоды, чайку Ливингстон, автобус Проказников, лагерь Бокс-Каньон, сад Хемингуэя и даже остров О’Кей. Купил там в комиссионке 25 килограммов National Geographic и вывез: тайно, морем.

Когда зародилась эта персональная карго-одержимость? Пожалуй, после переезда на Камчатку. Ведь это почти Вануату, один меридиан – вот и почувствовал волну эгрегора…

Теперь погрузимся на уровень социума. В нем наблюдалось парадоксальное сочетание закрытости от всего мира и глубинной ориентации на зарубеж.

Вещи в быту

Для советского обывателя заграничные вещи считались высшими ценностями. На них молились, помещали в священном углу. Ими обеспечивали свой престиж в племени. Даже их упаковка была сакрализована. Торговцы и выездные, имевшие «право доступа», пользовались огромным влиянием.

Многие советские вещи – это нелепые, устаревшие, топорные копии заграничных разработок. Воронок и полуторка, членовоз и канатный экскаватор, сталинская высотка и мужская шляпа, типовые дома и округлые холодильники, кеды и шапочки – их первоначальный дизайн и устройство придумали талантливые мастера из дальних стран. Собственные советские разработки обычно вообще не имели дизайна и «внешности» - только кожух.

Копии делались нарочито топорными. Почему? Что стоило советским левшам создавать полные, качественные подделки? Таков культ: карго-самолет из бревен вовсе не должен летать. Такова и особая роль. Если буржуйские вещи имели гражданское предназначение и служили людям, то советские делали служивым самого пользователя. Эти вещи были «военными»: всякий автомобиль мнился неудавшимся танком, а стиральная машина – недоделанным гранатометом. Требовалось изрядно «повоевать» чтобы добыть вещь в магазине, затем, плюясь и ругаясь, довести ее до рабочего состояния, а затем умудриться пользоваться ею долгие годы.

Советская Вещь имела сродство к деревянной тренировочной мишени, к учебному полигону, и воспитывала принципы «мы не ищем легкого хлеба», «тяжело в ученье, легко в бою», «будь готов к труду и обороне». Враждебность закладывалась в Вещь изначально (у нас шутили «этим только китайцев встречать»). Советская Вещь - воевала - с Врагом.

Идеи в культуре

Литература, кино и эстрада изобиловали как полным, так и частичным копированием сюжетов, образов, мелодий. Наука тоже охотно брала западные концепции, либо, в пику им, изобретала собственные, неудобоваримые схемы, теорию и терминологию (в 1990-х они всё-таки заместились зарубежными моделями).

Подвижные игры - футбол, хоккей, бокс, каратэ – придуманные иноземными талантами, овладевали советскими массами. В народе также увлекались йогой, буддизмом, индуизмом. Однако это востоколюбие имело самое отдаленное отношение к аутентичным культам Индии и Индонезии. С непониманием и легким презрением хиппи-буддист смотрел на «дремучего» агинца, ламаиста с рождения.

Советский сленг имитировал английские слова («сижу я на бетоне, лажовый смок курю, в решетчатый уиндов на серый скай смотрю»), но был похож на реальную речь англофонов еще меньше, чем пиджин-инглиш папуасов. Возник даже местный фашизм – на основе германской атрибутики и идеологии. Зарубежная музыка, а точнее продукция определенных брендов шоу-бизнеса, была предметом невероятного пафоса.

Конкретных примеров «деревянных аэродромов», где советские туземцы ожидали своего Джона Фрума, множество. Меня, помнится, поразило, что троица комиков из «Кавказской пленницы» вполне соответствует “The Three Stooges”. Это тема для целой книги, никому, впрочем, уже не интересной.

Диалектики ради заметим, что заимствования были и в дореволюционной России, но не в таком масштабе и не такие «деревянные». Запад также использовал кое-какие идеи, родившиеся в Союзе и у перебежчиков, но несоизмеримо меньше. Скорее Запад взял у Союза фундаментальные результаты немыслимо дорогих социальных экспериментов. Например, что коммунизм – чрезвычайно разрушительная идеология, которую нельзя допускать в собственное общество.