Глава I. О чем спорили и спорят по вопросам семейного воспитания у нас и за рубежом. Мои встречи с Бенджамином Споком

ЧАСТЬ I. ФИЛОСОФИЯ СЕМЕЙНОГО ВОСПИТАНИЯ -- ПЕДАГОГИКА ЛЮБВИ И СВОБОДЫ

Глава I. О чем спорили и спорят по вопросам семейного воспитания у нас и за рубежом. Мои встречи с Бенджамином Споком.

1. Кто защитит ребенка?

Минуло много лет с тех пор как Организация Объединенных Наций приняла "Декларацию прав ребенка" - документ, направленный на защиту детей от голода, эпидемических заболеваний, эксплуатации.

Как же значительны, необыкновенно важны действенные меры, направленные на защиту прав ребенка, какую весомость обретают слова, напоминающие человечеству о том, что мир детства может и должен быть прекрасным, как необходимо знать каждому природу этого мира и отдавать все свои помыслы, усилия воспитанию в детях добра, разума, красоты. А между тем у ребенка, как сказал в свое время замечательный польский педагог Януш Корчак, есть только одно реальное право -- право на смерть. Миллионы приговоренных к медленной гибели детей. Приговоренных чернобыльскими и другими катастрофами, неизлечимыми болезнями, загрязненной средой!

Миллионы детей, страдающих от национальных распрей, от неправедной борьбы, в которую все больше и больше втягивается человечество, -- как спасти их?

В это трудное время особенно важной становится роль воспитателя, ибо помочь детям может только тот, кто войдет в детские души, кто согреет их сердца, кто защитит от социальных и других невзгод. Какой же должна быть личность современного воспитателя?

Еще раз подчеркну: философский разговор о семейном воспитании я начал с личности воспитателя еще и потому, что в нашей стране принижалась роль личности -- и ребенка, и родителей. Вы не встретите ни одной книги, где быраскрывалась личность отца или матери, их духовный мир, культура и отношение к общечеловеческим ценностям.

Возможно, исключением является "Книга для родителей" Антона Макаренко. Но если вы раскроете академическое издание четвертого тома его сочинений, который всецело посвящен проблемам семейного воспитания, то вы сможете прочесть, что основная тема "Книги для родителей" -- "советская семья как коллектив". Заметьте, не личности ребенка и не личностям родителей посвящается это произведение, а коллективу. Я выступаю против точки зрения Макаренко, утверждавшего, что будто не личность, а коллектив является главным воспитателем личности ребенка. Позволю себе сразу оговориться: решительно отбрасывая доктрину коллективизма, я все же отношусь к Макаренко как к великому педагогу, создавшему, подобно Этьену Кабэ и Роберту Оуэну, еще одну педагогическую утопию: утопию "демократического авторитаризма".

Чтобы ответить на многие вопросы личностного воспитания, деятельности и позиции педагогов и родителей, я расскажу о трех значительных педагогах -- Бенджамине Споке, Константине Ушинском и Антоне Макаренко.

2. Стержень воспитания - любовь к детям и детству

Характеры воспитателей могут быть разными, а стержень один -- любовь к детям, доверие и уважение к человеческому достоинству, любовь к свободе и бережное отношение к демократизму межличностных отношений.

Сразу хочу отметить, что педагогический опыт каждого родителя в чем-то велик и не уступает по значимости тем обобщениям, которые содержатся в сочинениях крупных педагогов. Когда Спок настаивал:

"Родители, больше доверяйте себе, пользуйтесь той мудростью воспитания, которую нажили ваши дедушки и бабушки, вы сами, ваше окружение", -- он тем самым подчеркивал, что родители обладают достаточным знанием, чтобы хорошо воспитывать своих детей. А просчеты в воспитании детей получаются от нерешительности и растерянности родителей и оттого, что они попадают в стрессовые ситуации, оттого, что их преследуют беды социальной неустроенности, конформизм и пресловутая авторитарность. Ратуя за человечность воспитания, я не могу упускать из виду и проблему гражданственности, которая в настоящее время особенно проявляется в интересе родителей ктаким сложным явлениям, как политика и война, национальные распри и общественная активность семей, социальных общностей, регионов, рынок и экологические народные беды.

Когда бастующие горняки Кузбасса говорят, что они больше не рабы, они тем самым осуществляют гражданское воспитание в своих семьях и подают детям великий пример смелости и демократизма.

Когда металлурги Урала требуют срочного решения экологических проблем, они поступают по-граждански, ибо думают не только о себе и о своем поколе-нии, но и о будущих семьях, будущих поколениях.

Когда в школах дети и учителя бунтуют против авторитаризма, низкой оплаты и плохих условий труда, в семьях идет процесс гражданского воспитания, который должна поддержать общественность. У меня могут спросить; а как же согласуется такая установка на бунт, стачки и митинги с философией свободы и любви, с христианским воспитанием смиренномудрия и самоукорения?

Отвечаю: Свобода и Любовь есть Бог, ратующий за справедливость, доброе отношение к обездоленным, за красоту человеческих поступков, за бескорыстное служение людям. Сын Человеческий дал нам пример беззаветной любви к людям. Когда отцы семейств и матери своих детей перестают быть рабами, они приближаются к Богу, ибо не гордыня ими овладевает, а готовность идти на крест, готовность жертвовать собой во благо своих детей и будущих поколений.

Из истории педагогической мысли я выбрал трех педагогов, которые, на мой взгляд, смело шли на крест во имя великой педагогики Свободы и Любви. Ушинский и Спок шли, защищая Свободу и Любовь, Макаренко, как это ни странно, -- отрицая общечеловеческие ценности. И в этом единстве приятия и отрицания есть вечная борьба Добра и Зла, Любви и Нелюбви, Свободы и Рабства. Это единство всегда в наших душах, в душе каждого родителя, каким бы он совершенным ни был. Вот почему я отважился на критическую оценку столь замечательных педагогических личностей.

3. О высоте личности педагога

Высоту личности педагога определяет мера гражданственности, дар слышать диалог своей эпохи, как заметил М.М.Бахтин, или, точнее, слышать свою эпоху как великий диалог. Улавливать в ней не только резонансы голосов прошлого, но и слышать голос будущего. Раскрывать мысль как великое противоречие и мучиться неразрешенностью жизненных конфликтов. Бескорыстно служить великим идеям справедливого устройства мира и бесконечно верить им.

Такой мерой невольно измеряешь замечательного американского врача и педагога Бенджамина Спока, чьи книги в нашей стране за последнюю четверть двадцатого века были изданы миллионными тиражами. Поскольку я и мойсын принимали непосредственное участие в подготовке изданий Б. Спока, мне небезынтересно было выяснить причины столь громадной популярности американского педагога. Мои выводы могут оказаться неожиданными, но я смею утверждать, что Спок покорил наших родителей широтой своей свободолюбивой души, искренней любовью к людям и к детям, своей уникальной личностью, лишенной какого бы то ни было педантизма, занудства или высокомерного нравоучительства.

Как бы две важнейшие доминанты в Бенджамине Споке. Одна связана с политикой и философией -- здесь он яростный противник войны и защитник самой высокой социальной справедливости. Другая обусловлена профессиональной деятельностью, соединившей в себе искусство медицины и искусство воспитывать.

Основой этих двух доминант, в этом я сегодня абсолютно убежден, являются такие общечеловеческие ценности, как Любовь и Свобода. Признаюсь: источником моей постоянной энергии являются дети, больше того -- международные детские и педагогические движения, которые имели место в США и Англии, Германии и Швейцарии, Швеции и Норвегии, Польше и Венгрии, Дании и Италии, да и во многих других странах, постоянно принимавших участие в международных детских фестивалях в Артеке. В середине семидесятых годов я отправился на такой фестиваль, куда был приглашен Бенджамин Спок; я хотел увидеть его в общении с детьми, обстоятельнее познакомиться с его взглядами на воспитание, приблизиться к пониманию его педагогической философии.

В том, что содержанием личности во многом определяются и педагогические взгляды, я никогда не сомневался. Точнее, личностный аспект в педагогике крайне важен, поскольку накладывает определенный отпечаток на весь педагогический мир того или иного мыслителя в этой области. Перебирая в памяти всех больших педагогов, я невольно для себя делил их (в сугубо личностном плане) на два типа. Первый: Оуэн, Ушинский, Дистервег, Макаренко. Здесь я сталкивался с характером неистовым -- горящие, как у пророка, глаза, нервы, подобные тросам; могучая энергия рождает могучие формулы: если характер создается обстоятельствами, значит, надо изменить среду (Оуэн); если педагог дышит энергией -- детская самодеятельность неизбежно развивается (Дистервег); только счастливый человек может воспитать счастливого человека: разорвитесь на части, но станьте счастливыми, иначе вы не сможете воспитывать детей (Макаренко). В этом характере, казалось мне, преобладают мажорные интонации. И весь дух личности -- реформаторский, бескомпромиссный. Другой тип, по моим предположениям, не являлся полной противоположностью первому, но здесь нежность души педагога как-то смягчала тональность учительских исканий. Здесь больше ориентации на отношение к личности ребенка, здесь доброта в той изысканно-трепетной тонкости, которая и рождает интимность прикосновения, свойственную людям легко ранимым, мучительно сомневающимся. Здесь подлинно гражданская страстность рождается как великое откровение через собственную муку, боль, очищение.

4. Свобода и защищенность ребенка

Талантливость педагогической личности определяется способностью любить детей, умением предоставить им максимум свободы, обеспечить полную защищенность ребенка.

Только Песталоцци -- больной, измученный, но готовый в любую секунду принести себя в жертву во имя одного несчастного ребенка, -- мог сформулировать так свой основной метод влияния на детскую душу: "С утра до вечера я был среди них. Все хорошее для тела и духа шло к ним из моих рук... Моя рука лежала в их руке, мои глаза смотрели в их глаза. Мои слезы текли вместе с их слезами, и моя улыбка следовала за их улыбкой".

И как апофеоз этой линии духовного общения -- Януш Корчак, переступивший с детьми порог фашистского крематория...

Завоевавший право сказать: "Сердце отдаю детям", -- В.А.Сухомлинский напишет в одной из последних своих книг: "Имея доступ в сказочный дворец, имя которому -- Детство, я всегда считал необходимым стать в какой-то мере ребенком. Только при этом условии дети не будут смотреть на вас как на человека, случайно проникшего за ворота их сказочного мира, как сторожа, охраняющего этот мир, сторожа, которому безразлично, что делается внутри..."

Конечно же, такое деление педагогических линий на два типа весьма условно, неточно, уязвимо. Но реальность не сбросишь со счета, тем более что она заявляет о себе в педагогическом почерке, в педагогической палитре. Больше того, эти самые личностные нюансы находятся в особом сцеплении со всем мировоззрением личности, они индивидуальны и различны, смыкаются в демократизме и человечности, в той неуемной педагогической жадности, стремящейся охватить все факторы становления души человеческой, чтобы ребенку стало лучше, чтобы матерям и отцам жилось радостно. Поэтому и вершины у обоих типов одни и те же: создать системы, обеспечивающие всестороннее и гармоническое развитие, -- вот единственная цель педагогического дерзания. Здесь требуется некоторое разъяснение.

Когда мы так формулируем цель, невольно каждый родитель задает вопрос: "А не слишком ли высоко -- всесторонне и гармонически?"

Отвечу: совсем не высоко. Нормально. Иначе просто нельзя. Каким бы плохим воспитателем ни был родитель, он все равно не упускает из виду умственное, физическое, эстетическое и нравственное воспитание. Под гармоническим я понимаю гармонию ребенка с Природой и Культурой, с людьми и с самим собой. Миновать эти четыре вида гармонии невозможно: гармоническое развитие осуществляется и тогда, когда родитель старается красиво одеть ребенка, с тем, чтобы пойти в гости или просто на прогулку. И тогда, когда читает с ребенком книжку, и тогда, когда учит не обижать куклу, и тогда, когда настаивает на самообразовании подростка или юноши. Гармоническое и всестороннее -- это наша обыденность, а не утопия. Есть более высокий идеал -- отношение к Богу. Это идеал Любви и Свободы. К истинной Любви и к истинному освобождению от суетности, рыночной психологии, жадности, потребительства и паразитаризма можно прийти только через гармонию с культурой, через гармонию с самим собой. Когда в русском Ренессансе начала двадцатого века была выдвинута максима: "Отнесись к себе, как к Богу", -- речь пошла о самом главном воспитателе человеческой души - о Любви к собственной Личности. Вот этой Любви нам, в России, всегда не хватало. Просто эту Любовь к самим себе, к своим возможностям, к своим талантам и дарованиям всегда убивали. Убивали тем, что низводили всех до винтиков и "членов" некоего абстрактно-авторитарного коллектива. Убивали, когда несколько десятилетий подряд талдычили каждому: "Будь скромен, не суйся, не выступай, не проявляй инициативы, потому что все это наказуемо..." Убивали, когда самоуничижение прививали каждому, как делали прививку от кори и оспы. Убивали тогда, когда воспитывали гордыню: "Я горжусь тем, что живу в самой лучшей стране, где самое лучшее правительство, самая лучшая милиция, самая лучшая школа и самые лучшие трудности!" Распятая человеческая душа современного россиянина начинает оживать. Но еще далеко до сошествия с Креста. Только Любовь и Свобода могут стать целебными средствами для окончательного духовного выздоровления и детей, и родителей. Вот почему в качестве цели я выдвигаю диалектическое единство общечеловеческих ценностей Любви и Свободы!

5. Воспитание к свободе - магическая формула подлинной педагогики

Воспитание в свободе и любви, через свободу и любовь, для свободы и любви -- есть истинное гармоническое воспитание, всестороннее и гуманистическое. Это воспитание есть цель жизни семьи, государства и общества.

И эта общая цель снимает необходимость банального вопроса: "Какая из линий в педагогическом рисунке правильнее: мягкая или строгая?" Задавать такой вопрос так же неправомерно, как отдавать предпочтение Гегелю перед Бердяевым, Некрасову перед Тютчевым, Фолкнеру перед Хемингуэем. Просто мы имеем дело с разными уровнями человеческой талантливости. Хотя об этом можно долго спорить.

Все это я говорю не случайно, поскольку в педагогике, как и в искусстве, шараханье то в одну, то в другую сторону всегда приносило немало вреда: убивало поэтическую форму в ущерб содержанию, а в педагогике порой разъединяло нерасторжимое -- бережное отношение к личности ребенка и всю организацию жизни детей, гарантирующую их суверенность и защищенность.

Какова же педагогическая палитра Бенджамина Спока? Каким образом система "доктор Спок -- современное американское общество -- личность ребенка" сформировала те установки, которые пришлись по душе родителям во многих странах? Каков же Спок как человек?

Не скрою, по многим публикациям о нем, да и по его книгам у меня сложилось определенное представление -- скорее педагог корчаковского плана. Этакий добрый-предобрый, конечно же нежно-сентиментальный сказочный Айболит. А оказалось наоборот. И я рад тому, что рухнули мои построения о двух педагогических линиях. Укрепилась вера в то, что подлинный воспитатель -- это уникальная личность, в ней органично сплавлены гражданственность и человечность.

Много лет назад по всему миру прокатилась волна дискуссий вокруг педагогических взглядов Спока. Появились статьи и в нашей печати. На страницах "Литературной газеты", в частности, было опубликовано такое характерное письмо геолога А.Силуянова из Кургана:

"Уважаемая редакция! В нашей стране хорошо знают американского педагога и педиатра доктора Спока по его замечательной книге "Ребенок и уход за ним", переведенной на русский язык. Сформулированные им прогрессивные, гуманистические идеи и педагогические принципы близки и понятны нам, они перекликаются с идеями и воспитательной практикой наших выдающихся педагогов К.Д.Ушинского, В.А.Сухомлинского, С.Т. Шацкого и других. Но вот за рубежом, о чем уже говорилось и в нашей печати, появились сообщения, что д-р Спок изменил своим принципам, отказался от системы воспитания, построенной на доброте и доверии к ребенку, и уповает теперь прежде всего на жесткость и дисциплину. Что же произошло с д-ром Споком? Мне не совсем понятно, почему нужно противопоставлять дисциплину доверию -- разве одно исключает другое? И почему указание на то, что помимо доброты полезна бывает и жесткость, означает измену прежним взглядам?"

И в сентябре 1974 года я выступил на страницах "Литературной газеты" со статьей "Доктор Спок против доктора Спока?" Вопросительный знак в заглавии статьи был поставлен не случайно, ибо я, как мне представляется, доказал, что никакого отступничества у доктора Спока не было. Три года спустя, встретившись со Споком, я показал ему эту статью. Споку понравился заголовок, а когда переводчица познакомила его с содержанием статьи, Спок, в общем-то, согласился с тем, что я написал, и подчеркнул, что никакого изменения своим принципам у него не произошло. Не скрою, я тогда как бы уходил от категорических, безапелляционных заявлений, так как кое-что мне самому оставалось непонятным, проблема была необыкновенно сложной, дискуссионной.

И эта моя в некотором смысле "размышленческая" позиция дала основание некоторым читателям прийти к заключению, будто я все же упрекнул Спока в отступничестве. Впрочем, мне и сейчас многие из тех, кто встречался со Споком, говорят, что все же некоторое отступление у него произошло. Я такой позиции не разделяю, поскольку вопрос, опять-таки подчеркиваю, сложен. И здесь надо говорить о целой системе противоречий, которые явились в результате педагогической и общественно-политической деятельности этого замечательного человека.

6. Педагог - философ, мудрец, гражданин

Воспитание всегда движется педагогическими идеями, которые чаще всего кажутся спорными, порой парадоксальными и даже неприемлемыми. Чтобы разобраться в этих идеях, надо каждому быть в какой-то мере философом, мудрецом и гражданином. Доверяйте своей мудрости, гражданственности, человечности!..

Итак, доктор Спок, с именем которого связана гуманистическая педагогика, выступил со статьей, в которой ратовал будто бы за твердость в воспитании детей.

Доктор Спок, антивоенный лидер, борец за мир, утверждает, что без жестких, последовательно проводимых требований не может быть действенного воспитания.

Доктор Спок, замечательный педагог современности, увидел вдруг в мягкости, доброте, родительской ласке главные противоречия воспитания детей в современной Америке.

Эта его новая позиция и вызвала в зарубежной печати бурю страстей.

Радио... Газеты... Телевидение... Десятки запросов... Все желают знать, зачем и почему понадобилось доктору Споку изменить своим убеждениям: проповедовать твердость и дисциплину вместо доброты, "переметнуться к консерваторам", отступиться...

Чем вызваны эти заявления? Почему, казалось бы, частные вопросы педагогики стали общественно значимыми? Перед тем как ответить на все эти вопросы и на главный из них: остался ли доктор Спок верен своим взглядам или изменил им, -- я позволю себе небольшое отступление: необходимо объяснить, почему решение, что ставить на первое место -- строгость или доброту, -- оказывается кардинальным в воспитании детей.

История знает немало случаев, когда одна книга или статья о воспитании приводила в движение общественную мысль, совершала своего рода очистительный переворот в сознании людей. Чем объяснить такой резонанс? Чем объяснить, что выдвижение на общественный суд педагогической идеи приводило к тому, что пульс общественной жизни мгновенно учащался и в полемику вступали крупные ученые, педагоги, писатели -- Руссо и Толстой, Пирогов и Добролюбов, Макаренко и Сухомлинский?.. Они вторгались в самые глубины социальной жизни, через отдельные звенья микропедагогических явлений обнажали социальные противоречия и находили ту единственную правду-истину, которая долгие годы потом поддерживала нравственное развитие общества.

Разрешая, казалось бы, семейные, отнюдь не глобальные проблемы воспитания -- "пеленать или не пеленать?", "сечь или не сечь?", "наказывать или поощрять?", "строго выполнять режим или с некоторым послаблением?" -- признанные авторитеты общества, например, Руссо и Оуэн, Добролюбов и Толстой, указывали на причины существующего зла, пытались объяснить способы обновления мира. То есть брались не проходные или узкоспециальные темы, а такие, которые, по меткому выражению Ушинского, становились общественными вопросами для всех, и семейными вопросами для каждого.

Для педагогики Любви и Свободы проблема примата доброты над строгостью является одной из важнейших: правильное ее решение объясняет тонкие нравственные переливы, логику утверждения человечности в воспитании детей. Здесь малейшие недомолвки и неточности сказываются на всей системе педагогических подходов.

Подлинная педагогика, даже если она имеет дело с отвлеченными процессами, всегда учитывает особенности мира детства, мира личности ребенка. Да! Именно от того, как мы прикасаемся к детям, как заставляем учить уроки и укладываем спать, как смеемся в их присутствии и рассказываем о себе, как угрожаем или поощряем, -- от всего этого зависит становление детской души и даже в известном смысле судьба целого поколения.

7. Авторитарность -- всегда зло

Научиться различать авторитарность и авторитет даже в мелочах, даже в микроскопических движениях души -- одно из главных достоинств воспитателя, исповедующего педагогику Любви и Свободы.

Много лет работая в школе и занимаясь педагогической теорией, я тысячи раз убеждался в том, что научное решение этой проблемы позволяет четко отделить авторитет от авторитарности, свободу от вседозволенности, истинную любовь от слепой привязанности, необходимость бескомпромиссного подчинения нравственным законам от педагогического произвола и насилия...

Чем больше вчитываешься в книги доктора Спока, тем отчетливее сознаешь, что здесь речь идет не столько о замкнуто-этических категориях, сколько о главных проблемах воспитания, которые неизбежно сталкиваются с идеологией общества.

В одном из своих интервью доктор Спок сказал: "Знаете, поднялась такая буча после того как я выступил с этой злополучной статьей... Все спрашивают об одном и том же, все желают знать, зачем и почему я так написал. А уж письма! Вот, пожалуйста, "Стыдитесь, вы погубили молодое поколение". Или вот это: "В том, что мой сын стал преступником, виноваты вы..." Как все это глупо, как смехотворно! Они же ничего не поняли. Ничего! В своей статье... я лишь повторил все то, что твердил на протяжении трех десятков лет: "Не пасуйте перед своими детьми. Когда нужно, не бойтесь проявлять твердость по отношению к ним". Но быть твердым не значит быть злобным: это значит воспитывать ребенка в атмосфере радости и дружбы..."

Итак, частный, казалось бы, педагогический вопрос, что ставить на первое место -- строгость или доброту, разделил людей на два противоположных лагеря. Первые -- сторонники гуманизма -- утверждают, что только в атмосфере доброты может быть осуществлено подлинное воспитание. К ним всегда принадлежал и Спок. Он писал в книге "Ребенок и уход за ним", что детям больше всего на свете нужна любовь преданных родителей, что дети, ставшие преступниками, страдали не от недостатка наказаний, а от недостатка любви, что каждый ребенок -- личность.

Нельзя сказать, что сторонники второй концепции начисто отметали ласку и доброту. Они просто отдавали предпочтение строгости и жестким требованиям. Никто из них, разумеется, не призывал "сокрушать дитяти ребра сызмалу", но они ратовали за беспрекословное подчинение детей воле взрослого.

Именно против таких авторитарных методов выступил более полувека назад Бенджамин Спок. Тогда он на первое место ставил родительское тепло, свободу ребенка, его творческую деятельность. Был ли он тогда пермиссивистом -- проповедником вседозволенности? Нет. Была ли его теоретическая концепция связана, скажем, с теорией свободного воспитания? Нет. Вносил ли он со временем какие-либо коррективы в развитие своих идей? Разумеется. Эти коррективы отражают и некоторую эволюцию взглядов доктора Спока, и противоречия американского общества.

8. Осторожность и гибкость!

Все больше и больше сегодняшний родитель втягивается в социальные битвы за лучшую долю, за лучшие условия жизни. В этих процессах надо думать о детях, прежде всего о детях! Надо быть до предела осторожным и гибким!

Уже в 50-х годах Спок предостерегает матерей от крайностей в воспитании детей. "Проявляйте чуткость, -- говорит он, -- учитывайте желание и волю своего ребенка. Но осторожно, не позволяйте ребенку превращать вас в рабыню. Помните, что главенствующую роль должны играть родители, родительский авторитет. Я имею в виду настоящий авторитет, а не авторитарность, разумеется. Речь идет не о наказании ребенка, а об умении научить его тому, что хорошо и справедливо. Нужно добиться того, чтобы в наказании, как в методе воспитания, просто не было необходимости..."

Наблюдая, как многие родители совершают ошибки -- культивируют вседозволенность, потакают капризам, способствуют зарождению у детей безволия и безответственности, -- Спок специально перерабатывает свою книгу для второго издания и особо подчеркивает роль родительского авторитета, дисциплины...

В середине 60-х США начали войну во Вьетнаме, и доктор Спок сразу примкнул к антивоенному движению, так объяснив свой поступок: "Нет смысла растить детей, чтобы потом позволить им заживо сгореть". Он становитсяантивоенным лидером, одним из организаторов антивоенных маршей. Официальные круги привлекают его к уголовной ответственности по обвинению в заговоре с целью побудить молодежь не служить в армии. А прогрессивные силы единодушно присваивают ему звание гуманиста... Педагогические идеи Спока сомкнулись, как и следовало ожидать, с большой политикой. Сторонники гуманизма безоговорочно одобряют его идеи. А приверженцы ужесточения ему пишут: "Я сжег твою книгу!", "Я разорвала ее на мелкие клочки...". Они вопят хором: "Это Спок повинен в том, что наша молодежь такая недисциплинированная и безответственная..."

Да, Спок вынужден под их напором оправдываться: "Разве в странах, где моей книги никто и в глаза не видел, молодежь бунтует меньше?" Но, как и много лет назад, он придерживается основного своего принципа: "Существо дисциплины, ее девять десятых -- это любовь, которую ребенок испытывает к родителям".

Можно было бы сказать, что Спок не несет прямой ответственности за разноречивую интерпретацию своих статей. Но ведь каждый в ответе не только за то, что он сказал, но и в известной мере за то, как его поняли.

Можно было бы не обратить внимания на эти противоречия, учитывая и высокую порядочность доктора Спока, и весь его гуманистический опыт, и его заявления о том, что по коренным вопросам он взглядов не меняет.

Можно было бы подождать, пока сгустившийся полемический туман сам по себе рассеется. Но это вряд ли возможно, так как за тонкостью вопроса и кажущимися незначительными поправками стоят глобальные проблемы формирования личности человека и сложные противоречия в любой социальной общности. Эти противоречия, в частности, в такой стране, как Россия, стали в первом десятилетии этого века кричащими. Повальным становится поведение родителей, которые в общении с детьми срываются на озлобленное: "Заткнись!" Участились физические наказания в семье, барометр неоправданной строгости постоянно показывает "бурю".

Конечно же, и дети должны учитывать беды взрослых. И они, как правило, понимают родителей, когда те спокойно и разумно объясняют им трудности их общего бытия. И вообще, должен сказать, что подлинная педагогика Любви и Свободы проверяется как раз именно на трудном. Мне на память приходит постоянно один жуткий факт, когда родитель в буквальном смысле сошел с ума: идя по сталинскому сибирскому этапу, не выдержал крика больного и голодного своего годовалого ребенка и хватил им о дерево, а потом вытянулся на снегу и орал, что есть мочи: "Прикончите меня!"

...Я всматривался в детские лица армянских и русских беженцев: сколько в их глазах было страданий, и сколько уважения к матерям и отцам, отдававшим всю свою любовь детям. Наверное, нам предстоит еще испытать немало лишений, и как важно, чтобы мы не утратили любви к детям, к свободе и к справедливости!

9. Умейте защищать своих детей!

Государство всегда будет ратовать за ужесточение воспитания, за наказания, за авторитарность. Умейте противостоять этим тенденциям.

Нечто подобное тому, что случилось со Споком, произошло в России примерно сто лет назад. Известный врач и педагог Н.И.Пирогов в статье "Вопросы жизни" сделал уступки общественности, допустив, правда с оговорками, возможность применения розог в гимназиях.

Н.А.Добролюбов, резко осуждая непоследовательность Пирогова, писал тогда: "...г. Пирогов оказался слабым перед средою, и он уступил, уступил не в мелочи, а в принципе, уступил в том, против чего решительно и ясно заявлял свое мнение прежде".

По этому вопросу собирался выступить Ф.М.Достоевский. Интересны его пометки, сделанные в записных книжках. Приведу некоторые из них: "Настоящий суд над г. Пироговым был бы таков: "Что вы, Пирогов, добровольно перешли в партию обскурантов или только сделали уступку противникам?" Но обскурантизм в Пирогове невозможен, след., уступка... Довольно плохая и нехорошая правда. Можно ли было без нее обойтись? Почти можно..." "Он (Пирогов.-- Ю.А.) ошибся, положим. Но действительность сшибает иногда и гениальных людей с ног... Пирогов нигде не соглашается с розгою как с принципом...", "Пирогов рассудил, что лучше сделать хоть что-нибудь, если не всё".

Да, действительно, Пирогов не возводил розгу в принцип воспитания, хотя и не мыслил хорошей дисциплины без строгости и наказаний. Как и Спок, Пирогов ратовал за атмосферу любви, за доброе отношение к детям, за гуманизм... В то же время он был и не против твердости, а в иных случаях и жесткости в обращении с детьми. Как и многие его коллеги. Как и государство, церковь, "общество".

10. Педагог в ответе за результаты своей работы

Воспитатель несет ответственность не только за свои поступки, но и за те негативные результаты, которые случились в воспитании детей как бы помимо воли воспитателя. Больше того, педагогические установки могут быть самыми гуманистическими, а результат авторитарен. Вот почему воспитателю нужна мудрость философа.

Противоречия Пирогова в какой-то мере напоминают противоречия, которые обнаружились во взглядах доктора Спока. Сам факт, что доктор Спок решительно отказался от высказанных им в своих последних статьях суждений, уже внес некоторую ясность в дискуссию и с еще большей силой подчеркнул сложные противоречия воспитательной практики современной Америки. Приведу ответы, которые дал Спок в своем интервью для журнала "Эуропео".

"Мне и в голову никогда не пришло бы утверждать,-- объяснял Спок бравшей у него интервью журналистке,-- что родители должны подавлять волю своих детей. Точно так же, как мне не пришло бы в голову сказать: если твой сын вздумал повесить кошку на дереве, отнесись к этому спокойно, пусть вешает..."

Нет, Спок, конечно же, не обскурант и не конформист. В принципиальных вопросах он уступок не делает.

"Видите ли, предшествующее поколение считало,-- говорит он, -- что только благодаря трепету перед отцовским или материнским авторитетом дети могут стать достойными гражданами... Я показал, что это чушь... И объяснил это, ссылаясь на собственный опыт. В детстве я боялся отца и мать. Да и не только в детстве, но и в юности. Боясь их, я боялся всего: учителей, полицейских, собак. Я рос ханжой, моралистом и снобом; против всего этого мне пришлось потом бороться всю жизнь. Но сегодняшние дети! Сегодня в Америке ты уже не укажешь ребенку: "Сделай то-то и то-то", -- если ты хочешь, чтобы тебя послушались, ты должен доказать разумность своего требования. Вы, наверное, заметили, с какой свободой молодежь критиковала университетские власти, когда поняла, каким суровым и принудительным порядкам подчинена жизнь высших учебных заведений. Как они боролись за гражданские права, против войны во Вьетнаме! Знаете, я считаю, что война во Вьетнаме заставила молодежь крепко призадуматься. Она показала, какой раковой опухолью являются империализм, расизм, нищета, неравенство, загрязнение окружающей среды. И молодежь взбунтовалась и стала искать иные идеалы. Так вот: они, эти молодые американцы, и есть "дети" доктора Спока. Ребята, исполненные смелости и чувствующие себя вправе задавать себе и другим любые вопросы".

Драма доктора Спока состоит в том, что он пытается примирить непримиримое, стремится отстоять гуманистическую систему воспитания в обществе, которое в силу своих противоречий если и допустит какую-то толику "спокизации", то непременно потом отыграется на детях, что-то деформирует в них, чему-то не даст развиться... Трагедия таких педагогов, как Макаренко и Сухомлинский, в том, что они жили и творили в авторитарном государстве и славили этот авторитаризм, называя его справедливым, демократическим и гуманным.

Трагизм сегодняшней семейной педагогики в том, что родители воспитывают детей, не будучи уверенными, что их не искалечит новая война, не удушит голод, не настигнет экологическая смерть.

Какими же, на первый взгляд, суетными и мелкими могут показаться обсуждаемые нами вопросы: что ставить на первое место - ласку или строгость? И вместе с тем это отнюдь не мелкие вопросы, в особенности для сегодняшней семьи, когда и родитель, и ребенок нуждаются в социальной защите, когда семья во что бы то ни стало должна сплотиться у своего очага, мобилизовать все свои силы, чтобы выжить и не дать в обиду своих детей.

Так что же следует ставить на первое место -- ласку или строгость? Ответим словами В.А.Сухомлинского, который, полемизируя со своими противниками, писал: "Я не могу согласиться с тем, что ребенка надо любить с какой-то оглядкой, что в человечности, чуткости, ласковости, сердечности кроется какая-то опасность... Я уверен, что только гуманностью, лаской, добротой можно воспитать настоящего человека..."

11. Строгость не есть авторитарность

Строгость никакого отношения к авторитарности не имеет. Истинные любовь и свобода всегда отличаются целомудренной строгостью, некоторой бескомпромиссностью и бесконечной верой в творческие силы ребенка. Важно одно: в какой мере строгость и целомудрие, смирение и самоукорение способствуют развертыванию и расцвету любви и свободы в детских душах.

Я рассказывал Споку о дискуссии, которую вела "Литературная газета" на своих страницах. Дискуссия называлась "Кого и как мы растим?". Один из вопросов был таким: "Почему иной раз доброта оборачивается злом в воспитании детей?"

-- Так не бывает, -- резко замечает доктор Спок, будто на такой вопрос он отвечал неоднократно. И тут же встречный вопрос: -- Приведите мне пример.

-- Выходит, кашу маслом не испортишь,-- ухожу я от ответа, поскольку разделяю позицию доктора.

Спок смеется и добавляет:

-- В жизни очень мало нравственных аксиом, но одна из них такая: доброта никогда не приводит к злу.

-- Тогда почему же в США, да и не только в США, вокруг этой проблемы "строгость -- доброта" столько споров?

-- В Америке действительно есть много ученых авторитарного направления, которые считают, что если к ребенку относиться строго и даже с жестокостью, то он вырастет вежливым и, главное, послушным человеком. А если к детям относиться по-доброму, то они вырастут избалованными и распущенными.

Я пытаюсь заметить, что авторитаристы, наверное, не так уж прямолинейны, что в их представлении строгость не является синонимом грубого насилия, окрика, ругательств, что здесь дело в чем-то посложнее. Спок просит меня не перебивать его (он любит изложить свою мысль до конца, исчерпывающе, и это он делает с методической аккуратностью и последовательностью). Снова он подчеркивает, что никогда не был сторонником вседозволенности, что существуют разные манеры воспитания, индивидуальные почерки. И я так понял доктора Спока: можно предпочесть и строгое воспитание, основанное на непринужденности в обращении с ребенком. Если вы выбрали строгуюманеру воспитания, то надо быть в этой манере последовательным. Умеренная строгость в смысле требования хороших манер, послушания, аккуратности, выполнения режима и т.д. вреда ребенку не причинит, если действия родителей основаны на доброте и если созданы условия для того, чтобы дети росли счастливыми и общительными. Такую строгость Спок исповедует как одно из важнейших звеньев своего педагогического и врачебного кредо.

-- Что значит "счастливыми и общительными"? -- спрашиваю я.-- У нас прямо-таки помешались на общительности. Говорят, общение -- главное средство воспитания. Я же считаю, что по-настоящему счастливым ребенок может ощутить себя только тогда, когда сам сделает что-то важное и значительное.

-- Дети эмоционально должны чувствовать себя свободно. Они должны знать, что их инициатива не будет пресечена или высмеяна. Моя падчерица Вирджиния любит громкую музыку. Я не выношу какофонии, но я не стану запрещать Вирджинии слушать музыку на полную катушку. Мы устроили в ее комнате звукоизоляцию.

-- Дети должны расти в атмосфере любви и свободы. И тональность общения взрослых и детей может быть разной. Родители могут говорить с детьми громко, но это еще не будет означать, что они авторитарны. Дети особенно чутко различают, где к ним относятся плохо, а где хорошо.

-- Безусловно. Но есть еще и такая авторитарная строгость, когда родители грубы с ребенком, когда постоянно недовольны им, подозрительны, не делают скидки на возраст и индивидуальные различия. В таких условиях ребенок вырастает малодушным, бесцветным или жестоким человеком.

Спок как бы вычленяет два вида строгости. Строгость, основанную на доброте, и строгость, замешенную на раздражительности, нетерпимости, ожесточенности. Последняя и формирует жестокого человека, а иногда и озлобленного преступника.

Слежу за мыслью Спока, который напоминает: он же об этом подробно рассказал в своих книжках.

Молчу не потому, что я этих мыслей Спока не знал, а потому, что я убежден еще и в том, что все это не так просто, что за всеми этими, в общем-то правильными рассуждениями доктора стоит нечто большее, чего Спок не касался в своих книжках. Почувствовал ли он эти мои ожидания -- не знаю, но он понял отлично, что я жду от него какой-то особенной диалектики взаимоперехода и взаимосвязи различных манер воспитания, которую он и раскрыл в своей беседе. В общем, все выглядело так: строгость не исключает мягкости, а мягкость без строгости опасна.

12. Педагогика Любви и Свободы сопрягается с философией ненасилия

При мягком обращении, как и при строгом, говорит Спок, можно воспитать послушного ребенка, если ваше воспитание основано на уважении к личности сына или дочери. Дело не в том, что родители предпочитают непринужденность в обращении и не настаивают на абсолютном послушании и аккуратности. Важнее другое: чтобы ребенок любил людей -- это поможет воспитать общительного и внимательного к другим людям человека... И снова оговорка, как бы возвращающая канву его мыслей на тот самый первый круг, на котором расположена строгость, основанная на доброте. Мягкость тогда даст положительный результат, если родители не побоятся проявить твердость в тех вопросах, которые они считают особо важными.

-- При мягком воспитании можно получить, значит, и скверный результат?

-- Разумеется, -- утверждает Спок, снова недовольный тем, что я вклинился в его слаженные построения. -- И это случается тогда, когда родители не ожидают от ребенка понимания их потребностей, когда бездумно подчиняются ребенку, когда ущемляют себя в своих человеческих и родительских правах. Когда у слишком мягких родителей вырастают назойливые, избалованные дети, то это вовсе не потому, что родители баловали детей, а потому, что онистеснялись или боялись настаивать на своих требованиях, или потому, что бессознательно поощряли детский деспотизм.

13.Необходимо воспитание у ребенка потребности в труде

Нельзя забывать о том, что вся система американского воспитания наполнена трудом. Нужно величайшее терпение, чтобы сделать труд потребностью ребенка. Это терпение, возможно, и есть наиважнейший метод формированияличности.

Я сказал Споку, что американские дети много работают. Зарабатывают деньги. Например, четырнадцатилетний Марк Маккафи, сын фермера, имеет на своем счету достаточно приличную сумму, чтобы купить, скажем, мотоцикл, а затем однокомнатную квартиру. Он сам заработал деньги. С трех лет участвовал в поливке огорода. Так, по крайней мере, он сам мне рассказал. Спок слушает и кивает головой: это так обычно для Америки... Я заметил, что у наших детей нет возможности зарабатывать деньги, хотя дети с удовольствием бы работали. Спок пожимает плечами: это, дескать, не самое главное. Он вдруг стал говорить о чрезмерной мягкости родителей, как о вредном явлении в американском семейном воспитании, как о самой острой проблеме, возникшей потому, что нынешнее поколение родителей не желает поступать по отношению к детям как к людям второго сорта, ругать и лишать их всего. Многие родители не признают строгости как педагогической ценности, а усвоенные ими новые социально-психологические установки, рассчитанные на воспитание добротой, не подкреплены ясным пониманием твердого педагогического руководства, которое непременно должно исключить какую бы то ни было распущенность и вседозволенность. Таким образом, родители оказались как бы на полпути.

Лучший метод воспитания, по Споку, -- "метод терпения", который вовсе не означает вседозволенность, а скорее родительское умение ждать. Если ребенок не откликается на поощрение, то наказание только ухудшит дело, поэтому надо подождать, избегая раздражения и отчаяния, позволить ребенку проявить свою независимость и самостоятельность и, выбрав удобный момент, возвратиться к своим требованиям.

14. Чувство любви формируется любовью

Научить ребенка любить людей может только тот, кто сам умеет любить. Истинная любовь -- это необыкновенно трудно, потому что любовь, как и свобода, обязывает, бескомпромиссно требует отдавать самое лучшее, что есть в человеке. Истинная любовь -- всегда разрешение противоречия между творческим "я" и моральной нормой.

Всеобщей основой воспитания Спок, как и Сухомлинский, считает потребность в другом человеке, потребность любить людей. Научить ребенка доброте -- в этом главная направленность воспитательных действий родителя. Если ребенок не сумеет полюбить людей, то невозможно будет даже научить его поверхностным манерам.

-- Но что значит научить любить людей? Каких людей? Как это возможно в обществе, построенном на несправедливости? Где тот предел истинной доброты, который смыкается с подлинной гражданственностью?

Я явно лезу на рожон со своими вопросами. Нет, я не вступаю со Споком в политический спор. Свою позицию Бенджамин Спок сформулировал достаточно ясно. Но для меня все время будто остается в тени, где-то в неясной глубине ответ на вопрос -- что является сутью человеческой доброты...

15. Истинный воспитатель, истинный отец и мужчина всегда гражданин, любящий ближних

Я вижу Спока как бы в двух измерениях. В одном -- Спок, у которого все правильно, мудро, величественно: богат, любим, добился в жизни самого главного -- говорить вслух, без оглядки всё, о чем думает, не скрывая своих убеждений. И дело не только в его олимпийских и политических победах, в том, что его признала общественность мира, он еще и по-человечески счастлив: вот моя молодая жена, вот мои талантливые сыновья, мои внуки, мои увлечения, мои прекрасные яхты. И для такого Спока нет особенных проблем в любви. Здесь любовь ограничивается методическим советом, здесь ее общечеловеческий смысл зауживается до элементарной общечеловеческой нормы действия, обязательных микроначал, которые свойственны роду людскому. Действительно, если больной просит воды, ему принесет каждый -- и в этом не будет любви, не будет нравственного содержания. Ибо здесь нет выбора, нет противоречия между личным творческим "я" и моральной нормой...

Но есть еще другой Спок. Отважившийся выступить против веками складывающейся иерархии наси-лия, унижения, деспотизма. Решившийся пойти за свои убеждения на тяжкие испытания. Это Спок страдающий, Спок, счастливо избежавший суровой кары в несправедливом обществе.

И для такого Спока доброта становится проблемой, непосредственно связанной с коренными вопросами жизни общества. Здесь начинаются искания. Снова замечу: где дело касалось забот детского врача, где Спок был специалистом, там он давал исчерпывающие ответы. А где сложная противоречивость вышла за пределы его компетенции, где необходим серьезный и глубокий философский, этико-психологический анализ, там Спок оказался несколько беспомощным. Мне хотелось бы, воспользовавшись некоторой аналогией, обозначить связь между гражданскими убеждениями педагога и его методикой общения с детьми...

* * *

Ушинский... Поразительное сходство у всех больших педагогов. Даже во взглядах на доброту - строгость и любовь. И связь между макроустановками и микроприемами аналогичная. Ушинский в своей семье был, как и Спок, добрым и строгим по отношению к детям. И его нежная любовь не исключала суровой требовательности. Вот как об этом пишет его дочь В.К.Ушинская (Пото) в своих воспоминаниях об отце: "И в обхождении с нами далеко не было любовности к нам от родителей или любования нами, ласки без конца... Но наоборот, чувствовалась при внимательном отношении к нам какая-то сдержанность. Ласка была редкостью, но редкость, кажется, особенно чувствовалась и потом долго не забывалась. Может быть, отец и чаще ласкал бы нас, но нас было много, и, может, боязнь обидеть при этом, обойдя кого-либо из нас, была отчасти причиной, а чувство справедливости ко всем нам было особенной его чертой... Другой стороной его отношения к нам, детям, было строгое преследование исполнения нами своих маленьких детских дел. Это сказалось как в уроках и занятиях с нами, так и в требовании от нас той детской помощи, которую мы, особенно старшие, могли оказать в семейной обстановке... Он и потом редко допускал нас высказывать безапелляционные мнения и критиковать с видом знатоков то, что было выше наших суждений".

16. Любовь, свобода и труд - главные добродетели

Итак, три добродетели: любовь к детям, основанная на свободе и справедливости, труд как форма саморазвития и свобода мысли, основанная на глубине познаваемой культуры.

И эти три добродетели неразрывно связаны со всем мировоззрением Ушинского, его политическим и философским кредо, с его могучей идеей народности и верой в человеческий прогресс. Я невольно сравниваю некоторые позиции Ушинского и Спока в таком важнейшем вопросе, как отношение к милитаризму. Русский педагог так же резко, как впоследствии знаменитый американец, выступал против войны и насилия.

Соответственным было и отношение к Ушинскому со стороны властей, официоза. Его книги, как и книги Спока, признаются вредными; многие находят, что они дурно влияют на молодежь, развращают. Об этом писал Ушинский в одном из частных писем к товарищу министра просвещения И.Д. Делянову: "...название вредных книг кладет самую оскорбительную печать на всю мою педагогическую деятельность. За что же это? Неужели за то, что я всегда шел прямой дорогой?"

Нет, разумеется, Ушинского преследовали не за то, что он исповедовал "методическую доброту" (больше ласки и меньше строгости), а за его дух, за его настроенность, которая выразилась в верности декабристским идеям, клятве,сформулированной им в юношеские годы рылеевскими словами: "Известно мне: погибель ждет того, кто первый восстает на утеснителей народа"; за его сотрудничество с "Современником", за его солидарность с освободительным движением шестидесятников, за его пламенную любовь к народу.

Три "методические добродетели", так сказать, на микроуровне сомкнулись со своим основанием на макроустановках: любовь к народу, труд, избавляю щий каждого от эксплуатации, справедливое просвещенное устройство общества. Нет, не так уж все просто с этой самой добротой. Не случайно проблем доброты в философии и педагогике на протяжении веков волнует человеческие умы.

Понятие доброты, как и понятия любви и свободы неизбежно превращается в схоластическое, если оно отрывается от сегодняшних забот трудового человека, той несправедливости, которая царит в мире.

И когда я увидел, что Спок это хорошо понимает, он еще более вырос в моих глазах.

17. Родитель - Учитель и Пророк

Как бы родители ни замыкались в рамках своей семьи, все равно судьбы детей связаны с огромным социальным миром, с космосом человеческого бытия, с Божественными началами мироздания. Именно поэтому родитель -- это и Учитель, и Пророк: в душах добрых и любящих отца и матери -- есть что-то от святости, от Господа Бога.

Две глобальные мировые идеи смыкаются во всей деятельности Спока, во всем его облике, в каждом движении, в каждом утверждении. Это идея судьбы ребенка, его счастья, его самочувствия. И вторая -- это идея человечества, идея спасения жизни. Потому Спок и представляет две свои главные должности на земле: "Я буду исходить из своего опыта детского врача, а также противника войны во Вьетнаме". Именно такими словами начал он свое выступление на пленарном заседании международного фестиваля в Артеке. И Спок развивает эти главные свои, глобальные идеи таким образом:

-- Школы могут быть могучим средством в воспитании уважения и любви ко всем народам и расам. Школы должны воспитывать отвращение к войне и всем формам насилия. Этим аспектом обычно пренебрегают в Соединенных Штатах частично потому, что у нас не было сражений (или бомбежек) на нашей территории уже больше двухсот лет, в противном случае ужас войны был бы свеж в памяти народа. Другая причина заключается в том, что в США приняты другие виды насилия со времен еще первых поселенцев: насилие против коренного населения Америки -- индейцев, а также негров. А в более поздние годы -- насыщенные насилием телевизионные программы и кинофильмы, которые изготовляются по заказу промышленных кругов, заинтересованных в сбыте своих товаров. Исследования четко показывают, что насилие на экране стимулирует в некоторых зрителях стремление совершить реальное насилие, а также понижает всеобщий моральный уровень. Американские реакционные круги поощряли появление определенных тенденций -- например, грубого индивидуализма, жестокой конкуренции в ущерб гуманным ценностям. Это в значительной степени привело к высокому уровню преступности и той легкости, с которой руководители нашей страны втягивают ее в войны и в другие, не менее трагические виды вмешательства...

Мне кажется, что Спок и стал большим педагогом именно потому, что его частная педагогическая и медицинская деятельность шла вровень с масштабами мировых проблем. Ведь педагогика неотделима от политики. А вопрос, для чего и как мы растим детей, неизбежно выводит и на проблемы государственного устройства, и на проблемы взаимоотношений между народами. Сегодня мы окружены войной. Гибнут дети. Сотни тысяч семей остаются без крова. Но даже в этих суровых условиях не может прекратиться воспитательный процесс в семье. Ежедневно родители вынуждены решать проблемы развития детей, их физического и духовного роста. Каждый родитель поставлен переднеобходимостью организовывать их жизнь, учение, игру, творчество. Здесь крайне важно формирование детской целостности. Целостности как гармонии, которая выступает, больше чем где-либо, как единство различного, где различное обнаруживает себя в детской образности, в детском характере, в детской яркости, в детской самобытности, в детской неиссякаемой энергии.

18. Учиться у Природы

Экология детства и экология воспитания призывают нас, родителей и педагогов, учиться у великой матери -- Природы. Всматривайтесь, как растут розы и васильки, как живут пчелы и муравьи, ели и березы, яблони и вишни, и вам откроется немало секретов подлинного искусства воспитательной практики.

Книги Спока стали педагогическими бестселлерами, потому что Спок, даже когда говорит об отношении ребенка к еде, сну, одежде, даже когда говорит об особенностях питания, о жирах, крахмале, сахаре, -- не утрачивает специфики понимания детскости. Это не просто доступность изложения, это и та целостность видения, которая через конкретность образа передает необходимый характер отношения к растущему человеку, где всегда присутствуют доброта, смех, игра, поощрение.

У литературы, как и у педагогики, предмет один -- человек, его мир, его противоречия, его радости и тревоги. Кроме того, педагогика нынешняя, как наша, так и зарубежная, допускает порой одну и ту же ошибку: не использует в качестве метода анализа детской жизни художественное обобщение, в котором целостно, нерасчлененно передается типичность тех или иных состояний детства. Грустно, что слово "эмпирическое" в значении педагогической конкретности стало чуть ли не ругательным, а влияние личности воспитателя на душу ребенка считается чем-то второстепенным -- на том основании, что наука будто бы исследует не личностные влияния, а действия "форм, методов, средств" и т.п. Это пренебрежение к подлинно человековедческим проблемам воспитательного процесса лишает педагогику полноты жизни, яркости и образности передачи подлинных процессов, которые совершаются в общении взрослых и детей. И объясняется это двумя причинами. Первая -- невежество, нежелание и неумение разобраться в природе детства. И вторая -- увлеченность схемами, неизбежно превращающаяся в наукообразие и схоластику.

В педагогике органично соединено и масштабное, и то малое, что составляет суть жизни человека. И близкое -- то, что непосредственно формирует. И далекое -- то, что является гарантией тех или иных условий жизни: политических, экономических, трудовых, эстетических. И эта масштабность непременно проходит через тончайшие капилляры "малого", через зауженность близкого, через психологические механизмы развития личности... Произнося столь высокоумные слова, невольно думаешь и о том, что ребенок -- природное существо. Он растет независимо от влияний и психологических механизмов. Точнее, он скорее как бы преодолевает эти влияния, опережая воздействие воспитателей. Его микромир сам по себе масштабен и является своеобразным педагогическим космосом. Когда мы неожиданно замечаем, как вырастают яблоки или зреет виноград, или краснеют помидоры, или вдруг отмечаем, что зазеленела трава, мы фиксируем резкие рубежи роста, резкие изменения в природе. В детях эти перемены столь же резки и значительны, только мы, взрослые, их часто не замечаем,-- точнее, замечаем их нередко с большим опозданием. Чаще всего ребенок сам заявляет о своих переменах, заявляет подчас грубо и настойчиво, как бы настаивая на том, что он, ребенок, уже не тот сегодня, каким был вчера. Дети чрезвычайно близки к природе и оттого, возможно, кажутся иной раз мудрыми и всевидящими; потому, наверное, и говорят в народе: устами младенцев глаголет истина. Кстати, мы не замечаем детскую мудрость, не придаем ей должного значения, потому что в нормальных проявлениях духовного роста ребенка усматриваем своенравие или максимализм. А между тем подростковый максимализм не есть вообще характерная черта детей старшего возраста, а скорее рубеж, начало процесса взросления. Подросток, оказавшись на этом рубеже, ведет себя по-разному, склонен к поступкам, последствия которых часто непредсказуемы, и педагогу необходимо угадывать появление опасных симптомов. Конечно, психологические состояния подростка в разных социальных условиях проявляются специфично и могут приводить либо к полнейшему краху личности, либо к нравственно-эмоционально-эстетическому подъему всех сил растущего человека. Как бы то ни было, а психологическая закономерность эта подмечена и психологами, и педагогами, и литераторами. Кстати сказать, обращаясь к литературным героям, педагог оказывается более вооруженным и психологически, и эмоционально.

Я давно обратил внимание, что воспитатель нередко правильно воспринимает литературного героя-мальчонку, проникается его заботами, тревогами, радостями. Но видя такого же ребенка в жизни, относится к нему по-иному. Кто из преподавателей литературы не сочувствовал, скажем, дубовскому беглецу, у которого и двойки, и конфликты в семье, и бродяжничество? И сколько в жизни таких ребят стояло в учительских, и как те же педагоги-словесники отчитывали детей, не верили их искренним доводам, ибо их вид не внушал доверия, пугал, отталкивал: пуговицы оборваны, брюки в грязи, ссадины на руках... весь он, этот мальчуган, полон злобы, нетерпения -- ах, как это все раздражает порой педагогическое "я". Я не помню класса и школы, где бы не было такого максималистски настроенного мальчишки. Точнее, там, где их не было, жизнь детского коллектива превращалась в тошнотворную скуку, а дисциплина вырождалась в отвратительное смиренное послушание, когда любая несправедливость принималась как должное, замалчивалась, утопала в безразличии.

Я недавно встретился со своим воспитанником Леней Сомовым. Как его несло в свое время на вершины максимализма, как он обвинял ребят, педагогов, родителей -- все не по правилам, все нечестно. И девчонки такие хитрые бестии, и товарищи такие ничтожества, и педагоги -- им палец в рот не клади: обманут.

В эти мгновения бушующего подросткового отрицания будто взрывается вся энергия человека, накал страстности появляется такой, что готов уничтожить и других, и себя. Как снять это состояние? Как помочь? Как прийти на помощь ребенку? Загонять энергию внутрь -- все равно что пытаться приостановить пулю из выстрелившего ружья! И эта же энергия, только что казавшаяся губительной и разрушительной, вдруг, если ее направить вовремя, становится созидательной силой, тем единственным скрепляющим материалом, без которого не может быть становления ни коллектива, ни личности.

19. Творить социально-нравственное воспитание

Истинное воспитание не может быть не-демократичным, не-социальным, не-гражданским. Воспитывая сильную нравственную личность, мы фактически создаем, и то нравственное поле, которое организует нравственную среду, творит нравственное социальное воспитание, формирующее Человека и Гражданина.

Социальность и гражданственность охватывают и дальние, и ближние социальные пределы, микромир (общение с близкими) и макромир -- общение с дальними, с людьми своей страны, с людьми других стран. Конечно же, современные дети присматриваются сегодня к тому, как живут их сверстники на Западе. Нам долго внушали, что капитализм -- это плохо. Теперь внушают, что капитализм -- это очень хорошо. Но и там, на Западе, есть свои беды, есть своя отчаянная борьба за справедливое устройство мира. И там, на Западе, как и у нас, есть подвижники и правдоискатели, исповедующие истинную Любовь к людям и истинную Свободу. Я не могу принять эксплуататоров и реакционеров ни у нас, ни на Западе, и этому учу детей.

Нет, я совсем не хотел обидеть Бенджамина Спока, когда стал говорить, что природа доброты определяется и характером распределения благ.

-- Я не знаю, как вы себе представляете капиталистов? -- несколько с раздражением сказал Спок. -- Я тоже принадлежу в какой-то мере к этому миру. Когда говорят о жестокости капиталистов, допускают некоторые искажения. В личной жизни капиталисты не жестоки. Они любят своих детей, семью. Глава династии Дюпонов был большим другом матери моей первой жены. И он постоянно искренне говорил о любви к своему шоферу. Но в то же время вел яростную борьбу с профсоюзами, которые боролись за улучшение положения рабочих "Дженерал моторс". Эти люди относились к рабочим как к пиявкам. И это представление о рабочих как о пиявках сложилось потому, что они очень далеки от них. Многие социологические исследования подтверждают, что у людей легко вырабатывается чувство страха по отношению к тем, кого они плохо знают.

Мне трудно определить, что Спок имел в виду, когда заметил, что это очень хорошо, что Артек пригласил к себе в гости и его, Спока, и многих других. Но его заключительная фраза: "Мы такие же, как они...", -- прозвучала для меня так: "Многие капиталисты не есть наши враги". И Спок пояснил: "Капиталистов ценят по той прибыли, которой они добиваются. И эта погоня за прибылью заслоняет им порой возможность видеть народ, улучшать его жизнь,медицинское обслуживание, образование".

Сила Спока в оригинальности его противоречий. Он всем ходом своих суждений утверждает коллективизм как главное звено в воспитании. И он выступает против коллективизма -- по исключительно политическим соображениям. Он за развитие личности -- всестороннее и гармоническое. И отлично понимает, что оно невозможно в обществе неравенства. Спок ратует за процветание сознательности и ориентируется на фрейдовское бессознательное. Он ратует за воспитание уважения к учителям и родителям, и он же призывает, когда это необходимо, сопротивляться установкам учителей родителей. Он борется за самодеятельность детей, за полную самостоятельность. И он апеллирует к твердому руководству, без которого не может быть воспитания.

20. Гуманизм противоречив и всегда требует развития, внесения корректив. Гуманизм без движения -- духовная смерть

Спок -- прагматик. Но его прагматизм, основанный на здравом смысле и на человеческой мудрости трудовой Америки, разумен. И поскольку вся антиавторитарная направленность педагогики Спока связана с отрицанием и существующей системы эксплуатации, и политической лжи, и экономической структуры американского общества, то общая гуманистическая позиция четко просматривается в любом, казалось бы, прагматическом объяснении метода или приема.

Спок -- ниспровергатель тех "ценностей", которые против человека. Поэтому его гуманизм действен. Гуманизм -- это его идеал, его вероисповедание. Конечно же, я не все узнал о Споке, но, зная общую направленность прогрессивной, гуманистической педагогики Запада, склонен был сделать вывод, что у нас есть и должны быть точки соприкосновения, особенно в трактовке частных приемов воспитания. Я заговорил со Споком о Сухомлинском, о его идеях. Спок заметно оживился.

Я не берусь сравнивать идеи Сухомлинского и Спока; это во многом разные педагоги. У них разные характеры, разное поле деятельности. Один -- директор школы, другой -- детский врач. Но у них много общего, поскольку и Сухомлинский, и Спок вобрали в себя те прогрессивные ценности, которые всегда были дороги человечеству в борьбе против различных форм дегуманизации воспитания. Общее у них в том, что оба создали добрые педагогики. И, конечно, тот факт, что в Соединенных Штатах Америки оказался такой прогрессивный мыслитель, как Спок, примечателен еще и тем, что политические взгляды Спока переплетаются с его педагогическими установками. Спок выразил общечеловеческое в воспитании, поэтому и покорил мир.

21. Все реакционные системы воспитания всегда претендовали на гуманизм, демократизм и гражданственность

Как это ни парадоксально, но даже выдающиеся педагоги нередко заблуждались в оценке тех и

Date: 2016-05-14; view: 869; Нарушение авторских прав